Десять казней театральных

"Красная степь". 1924 год

            К началу весеннего сезона труппа нашего театра решила дать отдых измученной публике Кустаная. Чья-то добрая душа услыхала пламенные мольбы редких посетителей «бенефисов», которые от невыносимой скуки терпели часовые автракты, кромешную темноту сцены к последнему действию и изумительное по своей монументальности «древесности» лицедейство первого любовника, копировавшего во всех сценах второступенца первых классов, услыхала и разогнала несравненных «дядей Мик» и иных прочих.

            Свободно вздохнули кустанайцы.

            - Слава тебе, политпросвет мудрейший, избавил ты от мук и халтуры невылазной всех, кто имел еще эту глупость заглядывать в театр, - говорили одни.

            - Что угодно, балаган, кино, пивная, лото, бильярд, но только не театр. Пухом будет ему земля смазаны колеса вагонов – говорили другие.

            Итак, театр закрыт. «Наши известные» рассыпались. Кто поехал в уезд мучить там неискушенных театралов, кто избрал более пригодную профессию танцора в пивной, а кто просто «груши околачивал».

            Последние и сыграли с кустанайцами 13 июля самую что ни на есть скверную штуку, устроили им десять казней театральных.

            Ставилсся с благотворительной целью «грандиозный» концерт. Публика повалила в театр валом.

            С первого же отделения начались казни театральные.

            Казнь первая. Пьеса в одном действии: «За честь женщины» (пошлятина!) Глубина халтуры, нескрашенная балаганщина этой казни заставила наиболее слабых к терпению удрать из театра до второй казни.

            Казнь вторая. Антракт полтора часа, когда публика набивается в «фойе» наподобие селедок и задыхается в табачном дыму. Этой казни тоже многие не вынесли и постыдно бежали. Казнь третья. Балет: «Охота за бабочками», напоминающими на 99 процентов тротуарные тумбы. А ритм, а музыка «балета» (извините за выражения!) а грация! О, это поистине была казнь для публики.

            Сбежали еще больше.

            Казнь четвертая. Песенка Вертинского «Я сегодня смеюсь над собой». Казнь начали два наших «известных». Один известней тем, что кроме скверной игры первых любовников, ничем не известен, а другой – своими «мировыми» музыкальными пьесами, имя которым «московская селянка», а поступку «композитора», (как это громко звучит! Почти что «Человек это звучит гордо») самохвальство.

            Так вот эти «известные» начали казнь клоунадой, а потом устроили самый беспорядочный аукцион на песенку. Само исполнение песенки – то же казнь страшная. Да самой песенке – алтын цена.

            Бежать по причине отсутствия антракта удалось немногим счастливцам.

            Казнь пятая. «Норвежский» танец, исполняемый «известным» балетным танцором (Из «Батума»). Повторилась казнь четвертая – беспорядочный аукцион. За полтину танец купили и не танцевали.

            Бежать было нельзя.

            И так прошло девять казней. Измученные театралы еле дышали.

            На десятую казнь было приготовлено особое «блюдо». В середине «романса», который под гитару распевал благим матом какой-то пенсионер  Тамашева околка, (есть такой в Самарской губернии), погасло электричество и настала «тьма египитская». Публика сидит и ждет. Темно. Еще ждет. Темною На сцене никого. Сидеть или уходить? Со сцены молчат. И длилась эта казнь с четверть часа.

            Публика не выдержала последнего испытания и с шумом ринулась в запасной выход театра, поминая черта, чье-то ребро и десятое поколение.

            Действительно, штуку закатили, «грандиозную» по отсутствию распорядительности, репертуару концерта и его исполнению. Конечно, «благотворительность»! Но ведь и с благотворительной целью нельзя так глумиться над гражданами. Всем есть предел и мера.

            - В театр, говорят кустанайцы, пойдем только после предложения «театр или жизнь»?

            Можно быть плохим артистом – это дело самого артиста, но быть скверным распорядителем (даже и для распорядителя данного «грандиозного» концерта) не следовало бы – надо уметь уважать публику. Впредь слова на афише «распорядитель Рынский» должны служить для нас, грешных, предостережением.

                                                                                     Уламо