Пасссионарные личности и их время

Автор книги Сергей Васильевич Харченко

Пассионарные личности и их время

Научно-историческое повествование

Автор-составитель

Сергей Харченко

Москва. 2023

Благодарности

Лица, которым автор выражает искреннюю благодарность:

– автор чрезвычайно признателен администрации Президента РК и лично заместителю руководителя администрации Президента, пресс-секретарю Президента Республики Казахстан Руслану Султановичу Желдибаю;

– экс-депутату Мажилиса Парламента РК Владимиру Ивановичу Клименко, а также крупному меценату Ивану Ивановичу Клименко за финансовую поддержку издания книги;

– директору Костанайской областной универсальной научной библиотеки им. Л. Толстого Дарихе Турибаевне Дюсебаевой за неоценимую помощь в подготовке текста книги;

– экс-сенатору Парламента РК профессору Хусаину Хасеновичу Валиеву за ценные советы и замечания при подготовке книги;

– Марату Жазитовичу Кудайкулову и Гульвире Жазитовне Кудайкуловой за предоставленную возможность познакомиться с семейным архивом Кудайкуловых и финансовую помощь;

– талантливому организатору железорудной промышленности Казахстана, известному меценату Мухамеджану Мамаджановичу Турдахунову за неоценимую помощь при подготовке книги;

– Эдуарду Валентиновичу Двуреченскому за помощь и консультации, полученные в процессе подготовки книги;

– Срыму Доненбаеву за оказанную помощь.

От автора

Кто такие пассионарные личности?

Это обыкновенные дети, унаследовавшие необыкновенные способности (гены) своих родителей. В раннем детстве их трудно отличить от обычных детей. Но это лишь на первый взгляд. Папы и мамы, присмотритесь внимательно к своим чадам и вы обязательно заметите что-то необычное в их поведении, привычках, наклонностях, их восприятии окружающего мира, желании выделиться из других детей. Они этого заслуживают. Уделяйте больше внимания им. Высказывания мудрых педагогов, педиатров и психологов говорят нам о том, что все дети рождаются с какими-то способностями и даже талантами. Беда в том, что родители, бабушки и дедушки не всегда могут их вовремя заметить, оценить и мотивировать их развитие. А социальная среда, в которую они попадают уже в детстве, нередко к ним безжалостна и зла. Им недостает доброты и заботы. А в народе говорят: что посеешь, то и пожнешь. Тем не менее, пассионарность проявляется и развивается незаметно в процессе этногенеза. То есть вместе с племенами, родами и народами. Неслучайно каждая нация и народ имеют своих героев. Это и есть пассионарные личности. Они знают больше других, им знакомы многие умения, смыслы и опции. Они неравнодушны и потому заметны среди других. Они, наконец, способны постоять за себя и других людей. Поэтому их уважают и ценят. Присмотритесь, и вы обязательно их обнаружите. Это и есть пассионарные личности, которые вы откроете для себя, для своей семьи и для своей страны.

История человечества создала и воспитала множество пассионарных личностей. Рассказать о них и даже только назвать их фамилии – задача архисложная и практически невыполнимая. Каждое поколение будет открывать для себя своих пассионариев и на их примере учиться самому и учить новых пассионариев. Этногенез продолжается и будет до тех пор, пока будет жизнь на земле.

Но каждая историческая эпоха выдвигает своих героев. Они не сразу становятся таковыми. Большей частью они при жизни своей выступают в роли незаметных и неутомимых тружеников, которые постепенно становятся сначала политиками, общественными, а затем и государственными деятелями. Их отличает от других людей желание и стремление помочь своим народам и нациям определить свое место в международной жизни и всемирной истории. Имена их всем известны. Это Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ленин, Иосиф Сталин, Адольф Гитлер, Бенито Муссолини, Джавахарлал Неру и сотни других исторических личностей. Многие из них были авторами государственных, социально-политических программ, на основе которых жили и развивались поколения различных стран и народов. Некоторые их планы и перспективы развития приводили к весьма плачевным результатам, а некоторые из них – даже к трагедиям многих миллионов людей. Время и история уже давно дали этим мировым процессам свою оценку. Она известна, хотя и не всеми понята и одобрена. Автор не ставит перед собой задачу изменить или частично переписать историю развития человечества. Это непосильный труд даже для гениальных ученых и деятелей с мировыми именами. Моя цель весьма скромна: показать, напомнить современным читателям о тех исторических личностях, которые всей своей жизнью пытались показать влияние причинно-следственных связей и событий на развитие общественной жизни, становление прогресса или упадка отдельных наций и народов.

Мир снова стоит на грани своего передела. Чтобы понять закономерности его изменений, придется обратиться к таким наукам как история, культура и география. Автор своего замечательного исследования «Древняя Русь и Великая Степь» Лев Гумилев попытался на основе многочисленных примеров жизни народов и наций показать путь их развития.

История знает множество примеров и последователей тех или иных движений. И все они имеют свое начало и окончание. Исключением всемирно-исторического процесса является лишь то, что за каждым отрезком истории стояли и стоят конкретные пассионарные личности истории. Автор на примерах давней и современной истории бывшего СССР и бывшей его части – Казахстана – рассказывает об этих пассионарных личностях, внесших и вносящих свой огромный вклад в развитие национальных и межнациональных цивилизаций.

Признаюсь перед читателями в том, что основой моего творческого труда послужила книга выдающегося исследователя истории и географии, талантливого писателя Льва Николаевича Гумилева «Древняя Русь и Великая Степь». За два года я пять раза прочитал с карандашом в руках его глобальный по объему и содержанию труд. Он по-новому высвечивает историю этногенеза и роль пассионарных личностей в разные периоды жизни народов Евразии. Можно лишь предполагать, что пассионарные личности постепенно превращались в пассионарных деятелей, судьба которых тесно сливалась со своими народами и государствами. Так было и в Казахстане, время становления и развития которого выдвинуло в советское время Каныша Сатпаева, Динмухамеда Кунаева и Нурсултана Назарбаева. Роль и значение личности в истории уже давно доказана учеными, писателями и журналистами. Но роль народов и государств для развития пассионарных личностей еще предстоит доказывать не раз, поскольку сам народ выступает в роли исторического творца и государств, и своих новых пассионариев. Они и формируют, выражаясь современным языком, контент нового этапа исторического развития мирового сообщества.

Глобализация, изменение климата, сохранение окружающей среды обитания наций и народностей требуют от пассионариев новых решений накопившихся проблем и насущных задач: сохранение мира на земле, запуск непрерывных процессов по обеспечению населения пресной водой и продовольствием.

Почему написана эта книга?

На страницах своей книги «Древняя Русь и Великая степь» Л.Н. Гумилев, опираясь на факты и исторические источники, подготовил для нас, своих читателей, реконструкцию русской истории IX-XIV вв. Это его взгляд, его научно-историческое воображение имеет право на жизнь. И как отмечает в своем предисловии к книге академик Д.С. Лихачев, «даже не будучи во всем достоверен, имеет все права на существование» (cм. Лев Гумилев «Древняя Русь и Великая степь», АСТ Москва, 2008, с. 9)

Уверен, все, кто глубоко интересуется Всемирной историей и историей народов, уже давно книгу Льва Гумилева прочитали, а те, кто намерен ее изучать и далее, уже успели законспектировать. Очень важно при этом иметь в виду два компонента книги: исторические события и их участников, а в некоторой степени главных исполнителей. Вот эта вторая часть больше всего и заинтересовала меня как современного поборника истории, как дальней, так и современной. Более того, любого вдумчивого читателя более всего интересуют не столько исторические события и явления, сколько этническая история и этнология. И как далеко они продвинулись в изучении своего бытия; в том, почему люди, разные этносы, по-своему пахнут, имеют свое особенное «я», которое их отличает от других. Кроме книги Льва Гумилева, я познакомился с источниками историческими и новейшими, которые раскрывают пассионарных личностей во всей их красе и разнообразии. Насколько глубоко и убедительно они всей своей жизнью и деятельностью оправдывают свою пассионарность – это вопрос риторический, поскольку люди живут как живется, без особой оглядки на оценки и мнения своих сородичей, родных, близких и далеких соплеменников. Но при этом мы не забываем о том, что в любом обществе, любой стране всегда существует общественное мнение. Оно нивелирует, корректирует императив нашего поведения, формирует наши мироощущения. Это предохраняет людей от многих ошибок и заблуждений.

Я искренне благодарен авторам Т. Тогисбаеву и А. Сужиковой за их книгу «Исторические личности», которая выдержала два издания а также моим персонажам, землякам-казахстанцам за согласие и участие в проекте. Отдельные благодарности я выразил в конце книги.

И последний мой как автора книги аргумент. Пассионарные личности, вышедшие из народной гущи, могли бы, объединившись, предотвратить многие конфликты и войны, которые, разрастаясь, подталкивают человечество к самоуничтожению.

Происходящие в мире события и явления заставляют нас о многом задуматься и оценить: кто мы и для чего в историческом этногенезе находимся.

Исторические книги пишутся не с белого листа. Они результат прочтения, изучения и анализа многих исторических фактов и явлений, содержащихся в книгах других авторов. Этот метод известен всем, кто пытается создать и оставить после себя хоть какой-то след своего творчества.

Книга Л.Н. Гумилева подкупила меня стремлением изложить взаимоотношения Древней Руси и ее соседей-кочевников Великой степи, с древних времен до Нового времени. Мне захотелось больше узнать о таком социально-психологическом явлении как пассионарность. Чем отличаются пассионарные личности от обыкновенных людей? Можно ли заметить в них пассионарность на ранней стадии их жизни? И можно ли ее развивать или углублять? Не на все эти вопросы книга Гумилева дает исчерпывающие ответы. Но она в полной мере заставляет нас задуматься о том, кто мы, откуда появились и как развивались в своей и соседней этнической истории. Роды, имена, народы и государства известны ровно настолько, сколько существует разумное человечество. Но описать национальную жизнь их, традиции, обычаи и устремления историкам удавалось не всегда. И только когда на помощь им пришло открытое Л.Н. Гумилевым явление пассионарности, все приобрело целостную картину.

По мнению академика Д.С. Лихачева, Гумилев «строит свои рассуждения, опираясь не столько на анализ фрагментов памятников, уцелевших от тех времен, сколько на системные связи, при которых история событий играет роль индикатора интенсивности исторического процесса. Этот синтез ранее не применялся, так как не были известны величины, соизмеримые для военной истории, этногенеза и истории культуры. Л.Н. Гумилев в качестве моста между этими науками предложил «пассинарность, благодаря чему был осуществлен исторический синтез» (см. Лев Гумилев, «Древняя Русь и Великая Степь», М., АСТ, 2008,-839, с. 11).

Л.Н. Гумилев приблизил нас к пониманию пассионарности – как характеристике людей, которые имеют избыток биохимической энергии. Это и есть мой главный интерес и цель: напомнить читателям о тех исторических и современных личностях, которым судьба уготовила стать пассионарными. Чтобы интерес к теме истории и роли пассионариев не иссяк, есть резон подробно ознакомиться с терминами, понятиями и определениями, используемыми в книге. Они даны в начале книги.

Пассионарность не передавалась по наследству, но она была очень часто продолжением пассионарности родителей. Заключавшиеся династические браки были предпосылкой унаследованных новыми поколениями пассионарных качеств родителей. Жизнь и деятельность многих исторических личностей подтверждает этот тезис.

О время, время, время…

Ты лети, не зная преград

И идет за тобою племя,

Создавая свой новый ряд.

Как в море льются быстро воды,

Так вечность длятся дни и годы.

Г. Державин

Пассионарность
как показатель особого
социально-политического
состояния личности

Как справедливо замечает Лев Гумилев, «счастьем для Руси было то, что выделенное, а лучше сказать, предложенное народам христианство не породило все-таки химеры сосуществованию двух и более активных этносов на одном экологическом поле. Это было бы причиной столкновений Хазарского и Киевского каганатов. Принципиальные различия между ними заключались в том, «что в Хазарию приехали чужие люди, а на Русь пересадили чужие идеи». (см. Л. Гумилев, указ. соч., с. 363)

Этот вариант этнокультурного контакта Д.С.  Лихачев назвал «трансплантацией» – пересадкой мыслей, знаний, представлений, соображений и т.п., но не людей! Отдельные ученые-греки, приезжавшие в Киевскую Софию и занимавшие там кафедру, терялись в массе русских, тоже давно крещеных и столь же умных. Обучение давалось русским легко, а родовые связи облегчали любой вид деятельности. Епископы и священники были такими же местными жителями, как и язычники – волхвы, колдуны, знахарки, воины, купцы, князья. Этническое становление православных и язычников шло синхронно, вследствие чего синкретизм – явление социосферы – не повлиял на природный процесс этногенеза. Общий спад пассионарности сначала снизил напряженность религиозных конфликтов, а затем привел к взаимной терпимости, тем более что язычество и христианство на Руси проросли друг в друга. Создался своеобразный вариант идеологии, называемый двоеверием, но удержавшийся в течение веков благодаря потере антагонистических противоречий. Ну, стали навиев называть бесами, а ничего в быте и мировоззрении славян не изменилось.

Хотя, пожалуй, нет; внедрение греческой веры и культуры привело к некоторому усложнению системы, т.е. сыграло роль негэнтропийного импульса. Там, где язычество устояло, – у полабских славян – победили немцы в конце XII в. А там, где создались сложные системы, – на Руси, в Польше, Чехии – немецкий натиск был остановлен. Таким образом, «навьи чары» сыграли для славянского этногенеза хоть и небольшую, но положительную роль. Поэтому церковники махнули на них рукой, уничтожив лишь те культы, которые практиковали кровавые жертвоприношения, т.е. разновидности сатанизма.

Что же касается бытовых нужд населения, то обращение к колдунам было иногда разрешено, например, для излечения от частых болезней. Однако тогдашний врач именовался не колдуном, а знахарем, т.е. знающим, специалистом.

Строже церковь относилась к ворожбе и гаданиям, ибо существование бесов считалось столь очевидным, что общение с ними рассматривалось не как суеверие, а как двоеверие. «Аще кто к волхвам ходить ворожения деля или узлы емлеть повторения – опетимия прежде 40 дни, а поклон 300 на день, а потом 2 лета о хлебе и воде, понеже оставил Вышнего помощь, идет к бесам, веруя в чары, бесам угожая». Мотив наказания ясен, но вспомним, что во Франции и Германии за те же поступки виноватого ждал костер.

Так и пережили бытовые верования и навыки, наследие забытых культур, всех своих противников: богословие, схоластику, позитивизм и научный атеизм. Ныне различие с древностью, пожалуй, лишь в том, что колдунов стали называть экстрасенсами.

Сосуществование двух мировоззрений, казалось бы, непримиримых, в обычной жизни не влекло трагичных последствий благодаря терпимости, характерной для старых, т.е. утративших избыточную пассионарность, этносов. Наличие разнообразных взглядов и вкусов не мешало двоеверам пахать землю, строить терема, ковать мечи и кольчуги. Русь XII в. была страной богатой, культурной и относительно многолюдной, а политические задачи, возникавшие перед князьями, были столь просты, что те легко решали их с помощью своих толковых советников – бояр и епископов, обучавшихся в Константинополе не только богословию, но и дипломатии. А там обучать умели.

Но если все обстояло так благополучно, то почему через 100 лет Русская земля исчезла с политической карты мира? Близость и даже идентичность господствующей идеологии этносов не ведет к их слиянию, хотя и сближает их культурный облик. Православие не сделало греков русскими, как и наоборот, но расположило их друг к другу. Кровавые войны на Черном море прекратились в XI в., а попытка Владимира Мономаха в 1116 г. вернуть старые земли уличей в устьях Дуная кончилась полной неудачей, причем трудно сказать, были ли там военные столкновения, или воевода Иван Войтишич оттянул свои войска без боя, установив, что греки гораздо сильнее его.

Когда же Киевский каганат перестал объединять Русскую землю, суверенные княжества стали вступать в европейские коалиции. В 40-х годах Киев вступил в союз с Венгрией против Византии, а Галицкое и Ростово-Суздальское княжества – с греками против Киева и Венгрии. В 60-х годах Киев вступил в союз с Византией, а Ярослав Осмомысл Галицкий совместно с Венгрией поддержал знаменитого авантюриста Андроника Комнина. Но все это была дипломатическая игра, а не разрыв культурных связей, потому что на Афоне русских монахов становилось все больше, а в Константинополе возник русский квартал. Русские и греки жили дружно, но порознь.

Принято считать эпоху Комнинов золотым веком Византии. Внешне оно действительно так. Войны выигрывались, культура была в расцвете, Константинополь, по словам крестоносного хрониста, сосредоточил в себе 3/4 богатств всего мира, а остальная четверть была рассеяна по всем странам. Но с позиций этнологии все было куда хуже. Три великих Комнина побеждали и пировали за счет накопленных богатств. Они не мобилизовывали своих соотечественников на оборону границ, а нанимали в пехоту варягов и франков, в конницу – печенегов и куманов, а во флот – генуэзцев и пизанцев. Императора Мануила окружали французские рыцари и дамы. Даже императрица была француженка – Мария Антиохийская.

Поэтому связи Руси с Византией к концу XII в. приобрели несколько иной характер. Ссориться было не из-за чего, а дружить ни к чему. Контакт стал не эмоциональным, а умозрительным. Но это спокойное время длилось недолго.

Сельджукский султанат развалился от внутренних войн сначала на западе, а потом в Иране, тюрки же, поселившиеся среди арабов и персов, не слились с ними в единый этнос. Поэтому мусульманский мир XII в. следует рассматривать как химерную целостность. Население там было объединено грубой силой, а не системными связями комплиментарности. Власть перешла в руки гулямов, преимущественно тюркского происхождения, но оторвавшихся от тюркского степного мира. Само собой разумеется, что сила мусульманского прозелитизма упала до нуля. Обращение в ислам перестало казаться кочевникам желанным, а поэтому мусульманам пришлось отступать перед кыпчаками и огузами. Кара-китаи (кидани) овладели среднеазиатским междуречьем, грузины одержали целый ряд побед над сельджукскими эмирами. Фаза надлома, т.е. снижения пассионарного напряжения системы, к началу XIII в. привела мусульманский мир к преждевременной старости, или фазе обскурации, выход из коей был непредсказуем.

Но вот что любопытно: в то время, когда кочевые тюрки и православные греки, грузины и русичи отталкивали мусульманскую культуру, ее жадно впитывали крестоносцы, хотя, казалось бы, именно они должны были быть злейшими врагами мусульман. С точки зрения этнологии этот факт легко объясним. Византийская культура успела кристаллизоваться и не нуждалась в изменениях. Это особенность инерционной фазы этногенеза. Кочевники, потомки и наследники хуннов, уже растратили творческие силы, даруемые людям избыточной энергией. Этносы состарились, т.е. дошли до гомеостаза, а это состояние консервативное и враждебное любым изменениям. Сломать его может только новый пассионарный толчок, что и произошло в XIII в., когда появились монголы. А французы, итальянцы и испанцы были в акматической фазе, т.е. в постоянном пассионарном перегреве, делавшем их поведенческую структуру пластичной и толкавшем их на получение не только военной добычи, но и знаний, навыков и философских концепций. Запад проиграл войну в Палестине, но обогатил свою духовную культуру, расширил свои горизонты, вышел из войны с прибылью.

А кочевники, побеждавшие и мусульман, и крестоносцев, не смогли в XIII в. воспринять высокую культуру, потому что в ней не нуждались. Они обходились натуральным мировоззрением, которое в это время перестало быть религиозным, но и атеистическим его назвать нельзя.

Приближалось время серьезных испытаний. Первопричиной начала всех столкновений выступают недовольства не только внутри государств, но и между государствами и народами.

Древние китайцы относились к хуннам с нескрываемой враждебностью. На это указывает в своих книгах Гумилев. (cм. Гумилев. Л.Н. «Хунны» и «Хунны в Китае»). Это приводило к стычкам и восстаниям.

Пассионарный толчок VI в.обострил эту неприязнь, превратив ее во вражду. Обновленные китайцы династий Бэй-Ци и Суй истребляли последних потомков степняков, а те подняли на щит династию Тан и сохранили старое племенное название – табгачи, хотя говорить стали по-китайски.

Империя Тан аналогична царству Александра Македонского, но не по фазе этногенеза, а по идее. Как Александр хотел объединить эллинскую и персидскую культуры и создать из них единый этнос, так Тай-цзун Ли Шиминь попытался совместить «Поднебесную», т.е. Китай, Великую степь и Согдиану, уповая на обаяние гуманной власти и просвещенного буддизма. Казалось бы, этот грандиозный эксперимент должен был удасться, так как уйгуры, тюрки и согдийцы, которых теснили арабы, готовы были искренне поддержать империю. Но китайская лояльность была лицемерной, вследствие чего династия Тан пала в 907 г., а этнос табгач был истреблен менее чем за одно столетие (X в.).

Но традиции пережили людей. Эстафету «третьей силы», равно чуждой и Китаю, и Степи, подхватили на востоке кидани, а на западе, точнее, в Ордосе – тангуты. Те и другие многократно громили Китай и жестоко сражались на севере: кидани – с цзубу (татарами), тангуты – с уйгурами, «так, что кровь текла, как журчащий поток».

Однако, когда пассионарный толчок XII в. вознес монголов над Азией, покоренные тангуты, кидани и чжурчжэни уцелели и стали подданными монгольских ханов, а уйгуры и тибетцы получили привилегии и разбогатели. Когда же победили китайцы династии Мин, тангутов не стало, а западные монголы – ойраты – еле отбились в XV-XVI вв.

«Но нельзя считать китайцев злодеями! Они считали свою историческую миссию цивилизаторской, принимая в свой суперэтнос тех, кто был согласен превратиться в китайца. Но в случае упорного сопротивления комплиментарность становилась отрицательной. Тюркам и монголам приходилось выбирать между потерей жизни и утратой души». (см. Лев Гумилев. «Древняя Русь и Великая Степь». с. 404). Огромное влияние на Великую Степь имела в те времена персидская культура.

Несколько по-иному сложились отношения тюрок с арабами на Ближнем Востоке. Мусульмане требовали смены веры: это в те времена означало, что Кок-Тенгри (Голубое Небо) надо было называть Аллахом (Единственным). Тюрки охотно принимали такую замену, после чего занимали важные должности, если они были рабами-гулямами, или получали пастбища для овец, если они оставались свободными скотоводами. В последнем случае возникал симбиоз со взаимной терпимостью и даже уважением.

Невидимые нити симпатий между людьми, а тем более между суперэтносами, проявлялись всегда. Но это не дает права никому делать выводы о «неполноценности» степных народов и восхваления Европы. К тому же возникает закономерный вопрос: если все степные нации и народы были столь отсталыми, то как могло появиться племя монголов, напугавшее весь мир своими походами на лошадях?!

По поводу древнейшего периода истории и этногенеза монголов есть несколько мифологических версий. Монгольских историков интересовала только генеалогия, а политические события, социальные ситуации, культурные сдвиги были вне сферы их внимания. Поэтому необходимые историку XX в. даты, являющиеся скелетом исторической науки, неустановимы. Но с середины XI в. начинается второй полуисторический, т.е. легендарный, период монгольского этногенеза, ознаменованный появлением легенды, в правдивости которой сами монголы сомневались. Прародительница монгольского этноса Алан-Гоа родила двух сыновей от мужа и трех от светлорусого юноши, приходившего к ней в полночь через дымовое отверстие юрты и уходившего с рассветом, словно желтый пес. Зачатие якобы происходило от света, исходившего от юноши и проникавшего в чрево вдовы. Обыкновенное чудо.

От этого странного, даже для современников, союза родился Бодончар, судя по описанию – типичный пассионарий, сначала считавшийся... дурачком. Ему приписано и изобретение охоты с прирученным соколом, и подчинение какого-то соседнего племени, т.е. установление неравенства, и введение некоего родового культа, описанного крайне расплывчато. К Бодончару возводили свою генеалогию многие монгольские родовые подразделения, в том числе Борджигины, что значит «синеокие». Считалось, что голубизна глаз и рыжеватость волос были следствием происхождения от «желтого пса».

Лев Гумилев интерпретировал легенду по-своему. По его мнению, произошло этническое смешение двух субстратов, общей основы многообразных явлений, происходящих в тогдашнем монгольском обществе.

В то время на берегах Онона жили племена, не обращавшие на себя ничьего внимания, т.е. находившиеся в фазе этнического гомеостаза. Хозяйство их было натуральным, формы общежития – традиционными, воззрения – унаследованными от предков и постепенно забываемыми. Даже общение между исходными этническими субстратами шло вяло. Ради желанного покоя они предпочитали не встречаться, а тем более ничего не знать друг о друге. Но при внуках Бодончара, родившегося не раньше 970 г., начался процесс формообразования этноса. Появилось деление на новые родовые группы, возникшие из чресл Алан-Гоа, – нирун – и древние – дарлекин. Внезапно стали известны имена вождей, еще не ханов. Буквальное название их – «сидящие во главе», т.е. «председатели». Одним из таковых был Хайду, правнук Бодончара, отец основателей самых видных родов (ноянкин, тайджиут, аралуд, куят-гергес, хабурход, сунид, хонгхотан и оронар). Монгольских родов становилось больше, росла и их численность.

За это время внутри монгольских родов произошла оригинальная социальная дифференциация. К именам тех или иных монголов присоединяются своеобразные эпитеты: багадур (батур) – богатырь; сэчэн (сэцэн) – мудрый; мэргэн – меткий; бильге – умный; бохо (боко) – сильный; тегин (тюркск.) – царевич; буюрук (тюркск.) – приказывающий; тайши (кит.) – член царского рода; сёнгун (кит.) – наследник престола; а жены их величаются: хатун и беги.

Нетрудно заметить, что основная часть этих эпитетов, являющихся титулами, связана не с аристократическим происхождением, ибо все монголы происходили от Алан-Гоа и Бур-тэ-Чино (лани и волка), и не с богатством, то появлявшимся, то исчезавшим, а с личными деловыми качествами. Из аморфного гомеостатичного состояния иргэн (племя или подплемя) перешел в новое, активное состояние – превратился в систему, где все способности членов мобилизованы. Человек как таковой стал элементом, составляющим иргэн, что налагало на него определенные обязанности, но и давало ему защиту и место под солнцем. За обиду члена иргэна должен был вступиться весь иргэн; за его преступление тоже отвечали все сородичи. Понятие коллективной ответственности стало для монголов поведенческим императивом. На этой основе кристаллизуются права, определяемые степенями и градациями родственных отношений, и обязанности, исчисляемые в связи со способностями члена племени. Это типичный случай становления первой фазы этногенеза, столь похожий на появление феодализма в государстве Каролингов, что даже была сделана попытка назвать организацию монгольского общества кочевым феодализмом.

Обычно для захвата чужих земель нужна крепкая военная организация, чтобы преодолеть сопротивление аборигенов. Но монголам помогла сама природа. Великая засуха Х в. кончилась, и граница ковыльных степей поползла от берегов Шилки на юг, к Онону и Керулену. На месте былых пустынь, оживлявшихся кустами эфедры, снова, как в эпоху Тюркютского каганата, стали пастись стада сайгаков и дзеренов, забегали крупные зайцы-русаки, вырыли себе норы сурки и суслики. Жить здесь стало легко и сытно, а первыми, кто освоил степные пространства вплоть до пустыни Гоби, были предки монголов.

Но ведь ничего подобного не было во времена Бодончара, т.е. первого поколения потомков Алан-Гоа и «желтого пса». Братья обобрали Бодончара и выгнали его. Чтобы подчинить себе пришлое племя, Бодончар только уговаривал своих братьев, так же, как и мать, на время прекратить ссоры. Никакого общественного императива не заметно – только близорукий эгоизм и личные капризы, без понимания общих задач. И это в конце Х века!

К этому необходимо добавить, что прирост населения в XI в. резко увеличился. В начале XII в. монголам уже мало долины Онона. Они распространяются на запад – к Хилку и нижней Селенге, где наталкиваются на храбрых и воинственных меркитов, мало затронутых пассионарным толчком, но хранящих традиции предков – самодийцев.

Монголам становится тесно в своей стране, и они делают то, что в таких случаях обычно предпринимается, – выбирают верховного владыку – хагана (хана). Им стал Хабул – представитель восьмого поколения потомков Алан-Гоа и «желтого пса». Он царствовал в 30-40-х годах XII в. Именно тогда закончился инкубационный период монгольского этногенеза и началась монгольская история, которую написали Чингисхан и его время.

Пассионарные
личности Древней Руси

Ярослав I Владимирович «Мудрый» (1019-1054)

Один из наиболее знаменитых русских князей. Стремился к независимости от Киева. Заботился об укреплении страны, при нем построили «Золотые ворота», Софийский собор, заложили Киево-Печерский монастырь. Начал активно развивать русский язык, открывать первые школы.

Будучи князем новгородским, Ярослав хотел порвать всякую зависимость от Киева и стать совершенно независимым государем обширной Новгородской области. Он отказался (1014) платить отцу ежегодную дань в 2000 гривен, как делали все посадники новгородские, его желание совпадало и со стремлением новгородцев, которые всегда тяготились зависимостью от Южной Руси и налагаемой на них данью. Ярослав был недоволен еще тем, что отец оказывал предпочтение младшему брату, Борису. Разгневавшись на Ярослава, Владимир готовился лично идти против него и велел уже исправлять дороги и строить мосты, но вскоре заболел и умер. Великокняжеским столом завладел старший в роду Святополк, который, опасаясь любимого киевлянами Бориса и желая сделаться единодержавным правителем всей Руси, умертвил трех братьев (Бориса, Глеба и Святослава); такая же опасность грозила и Ярославу.

Между тем Ярослав поссорился с новогородцами: причиной ссоры было явное предпочтение, которое Ярослав и его жена, шведская принцесса Ингигерда (дочь шведского короля Олава Скёткокунга), оказывали наемной варяжской дружине. Варяги, пользуясь своим влиянием, возбуждали против себя население жестокостью и насилиями; дело доходило до кровавого возмездия со стороны новгородцев, а Ярослав в таких случаях обыкновенно принимал сторону наемников и однажды казнил много граждан, заманив их к себе хитростью. Считая борьбу со Святополком неминуемой, Ярослав искал примирения с новгородцами; последние легко согласились с ним идти против брата. Отказать Ярославу в помощи и вынудить своего князя к бегству значило бы возобновить зависимые отношения с Киевом и принять оттуда посадника. Кроме того, Ярослав мог вернуться из-за моря с варягами и отомстить Новгороду.

Собрав тысяч сорок новгородцев и несколько тысяч варяжских наемников, которых нанял раньше для войны с отцом, Ярослав двинулся против Святополка, призвавшего к себе на помощь печенегов, в злой сече одолел его под г. Любечем, вступил в Киев и занял великокняжеский стол (1016), после чего щедро наградил новгородцев и отпустил их домой. Бежавший Святополк возвратился с полками своего тестя, польского короля Болеслава Храброго, который рад был вызвать смуту на Руси и ослабить ее; вместе с поляками пришли еще дружины немцев, венгров и печенегов. Сам польский король шел во главе войск. Ярослав был разбит на берегах Буга и бежал в Новгород; Болеслав отдал Киев Святополку (1017), но сам вскоре ушел из Киева, узнав о новых приготовлениях Ярослава и потеряв много поляков, убитых киевлянами из-за насилия. Ярослав, получив опять помощь от новгородцев, с новым большим войском разбил наголову Святополка и его союзников-печенегов на реке Альте (1019), на том месте, где был убит Борис. Святополк бежал в Польшу и по дороге умер. Ярослав в том же году стал великим князем киевским. Только теперь, по смерти Святополка, Ярослав прочно утвердился в Киеве и, по выражению летописца, «утер пота со своею дружиною».

В 1021 году племянник Ярослава, князь Брячислав Изяславич Полоцкий, объявил притязания на часть новгородских областей; получив отказ, он напал на Новгород, взял и разграбил его. Услышав о приближении Ярослава, Брячислав ушел из Новгорода со множеством пленников и заложников. Ярослав нагнал его в Псковской области на реке Судоме, разбил его и освободил пленных новгородцев. После этой победы Ярослав заключил с Брячиславом мир, уступив ему Витебскую волость.

Едва окончив эту войну, Ярослав должен был начать более трудную борьбу со своим младшим братом Мстиславом Тмутараканским, прославившимся победами над касогами. Этот воинственный князь требовал от Ярослава раздела русских земель поровну и подошел с войском к Киеву (1024). Ярослав в то время был в Новгороде и на севере, в Суздальской земле, где был голод и сильный мятеж, вызванный волхвами. В Новгороде Ярослав собрал против Мстислава большое войско и призвал наемных варягов под начальством знатного витязя Якуна Слепого. Войско Ярослава встретилось с ратью Мстислава у местечка Листвена (близ Чернигова) и в жесткой сече было разбито.

Ярослав снова удалился в свой верный Новгород. Мстислав послал ему сказать, что признает его старшинство и не добивается Киева. Ярослав не доверял брату и воротился, лишь собрав на Севере сильную рать; тогда он заключил с братом мир у Городца (вероятно, близ Киева), по которому земля Русская разделена на две части по Днепру: области по восточную сторону Днепра отошли к Мстиславу, а по западную – к Ярославу (1025).

В 1035 г. Мстислав умер, и Ярослав стал единовластно править русской землей («был самовластцем», по выражению летописца). В том же году Ярослав посадил в «поруб» (темницу) брата своего, князя Судислава Псковского, оклеветанного, по словам летописей, перед старшим братом. Причина гнева Ярослава на брата неизвестна; вероятно, последний изъявлял притязания на раздел выморочных волостей, переходивших целиком к Ярославу. В руках Ярослава были соединены теперь все русские области, за исключением Полоцкого княжества. Кроме указанных войн, связанных с княжескими междоусобицами, Ярославу пришлось еще совершить много походов против внешних врагов; почти все его княжение наполнено войнами. В 1017 году Ярослав успешно отразил нападение печенегов на Киев и затем боролся с ними как с союзниками Святополка Окаянного. В 1036 г. летописи отмечают осаду Киева печенегами в отсутствие Ярослава, отлучившегося в Новгород. Получив об этом известие, Ярослав поспешил на помощь и наголову разбил печенегов под самыми стенами Киева. После этого поражения нападения печенегов на Русь прекращаются. Известны походы Ярослава на Север против финнов. В 1030 г. Ярослав ходил на чудь и утвердил свою власть на берегах Чудского озера; он построил здесь город и назвал его Юрьевом в честь своего ангела (христианское имя Ярослав – Георгий или Юрий). В 1042 г. Ярослав отправил сына Владимира в поход на Ямь; поход был удачен, но дружина Владимира вернулась почти без коней вследствие падежа. Есть известие о походе русских при Ярославе к Уральскому хребту под предводительством какого-то Улеба (1032). На западных границах Ярослав вел войны с Литвой и ятвягами, по видимому – для прекращения их набегов, и с Польшей. В 1022 г. Ярослав ходил осаждать Брест, успешно или нет – неизвестно; в 1030 г. он взял Бельз (на северо-востоке Галиции); в следующем году с братом Мстиславом взял червенские города и привел много польских пленников, которых расселил по р. Роси в городках для защиты земель от степных кочевников. Несколько раз Ярослав ходил в Польшу на помощь королю Казимиру для усмирения восставшей Мазовии; последний поход был в 1047 г.

Княжение Ярослава ознаменовалось последним враждебным столкновением Руси с греками. Один из русских купцов был убит в ссоре с греческими. Не получив удовлетворения за обиду, Ярослав послал к Византии большой флот (1043) под начальством старшего сына – Владимира Новгородского и воеводы Вышаты. Буря рассеяла русские корабли; Владимир истребил посланный для его преследования греческий флот, но Вышата был окружен и взят в плен при г. Варне. В 1046 г. был заключен мир; пленные с обеих сторон возвращены, и дружественные отношения скреплены браком любимого сына Ярослава Всеволода с греческой царевной.

Как видно из летописей, Ярослав не оставил по себе такой завидной памяти, как его отец. По отзыву летописи, «он был хромоног, но ум у него был добрый и на рати был храбр»; при этом прибавлено еще, что он сам книги читал – замечание, свидетельствующее об его удивительной для того времени учености. Княжение Ярослава важно как эпоха высшего процветания Киевской Руси, после которого она быстро стала клониться к упадку. Значение Ярослава в русской истории основывается главным образом не на удачных войнах и внешних династических связях с Западом, а на его трудах по внутреннему устройству земли Русской.

Он много содействовал распространению христианства на Руси, развитию необходимого для этой цели просвещения и подготовке священнослужителей из русских. Ярослав основал в Киеве, на месте своей победы над печенегами, храм Св. Софии, великолепно украсив его фресками и мозаикой; построил там же монастырь Св. Георгия и монастырь Св. Ирины (в честь ангела своей супруги). Киевский храм Св. Софии построен в подражание цареградскому. Ярослав не щадил средств на церковное благолепие, приглашая для этого греческих мастеров. Вообще он украсил Киев многими постройками, обвел его новыми каменными стенами, устроив в них знаменитые Золотые ворота (в подражание таким же цареградским), а над ними – церковь в честь Благовещения.

Ярослав прилагал немало усилий и для внутреннего благоустройства православной церкви и успешного развития христианской веры. Когда в конце его княжения надо было поставить нового митрополита, Ярослав велел собору русских епископов поставить митрополитом священника Берестова Илариона, родом из русских, желая устранить зависимость русской духовной иерархии от Византии. Чтобы привить в народе начала христианской веры, Ярослав велел переводить книги рукописные с греческого на славянский и много сам их покупал. Все эти рукописи Ярослав положил в библиотеку построенного им Софийского собора для общего пользования. Для распространения грамоты Ярослав велел духовенству обучать детей, а в Новгороде, по позднейшим летописным данным, устроил училище на 300 мальчиков. При Ярославе приехали в Русь из Византии церковные певцы, научившие русских осьмогласному (демественному) пению.

Наиболее известным остался Ярослав потомству как законодатель: ему приписывается древнейший русский памятник права – «Устав», или «Суд Ярославль», или «Русская правда». Большинство ученых (Калачев, Бестужев-Рюмин, Сергеевич, Ключевский) по весьма веским соображениям полагают, что «Правда» есть сборник действовавших тогда законов и обычаев, составленный частными лицами. Как видно из самого памятника, «Правда» составилась не при одном Ярославле, но и после него, в течение XII в. Кроме «Правды», при Ярославле появился церковный устав или Кормчая книга – перевод византийского Номоканона. Своей законодательной деятельностью, заботами о распространении христианства, о церковном благолепии и просвещении Ярослав так возвысился в глазах древнерусских людей, что получил прозвание Мудрого.

Немалую роль в деятельности Ярослава играли и заботы о внутреннем благоустройстве земли, ее спокойствии и безопасности: он был князем-«нарядником» земли. Подобно отцу, он заселял степные пространства, строил города (Юрьев – Дерпт, Ярославль), продолжал политику предшественников по охране границ и торговых путей от кочевников по защите интересов русской торговли и Византии. Ярослав огородил острожками южную границу Руси со степью и в 1032 г. начал ставить здесь города, поселяя в них пленных поляков.

Время Ярослава было эпохою деятельных сношений с государствами Запада. Ярослав был в родственных связях с норманнами: сам он был женат на шведской принцессе Ингигерде (в православии Ирина), а норвежский принц Гаральд Смелый получил руку его дочери Елизаветы. Некоторые сыновья Ярослава также были женаты на иностранных принцессах (Всеволод, Святослав). Принцы и знатные норманны находили приют и защиту у Ярослава (Олав Святой, Магнус Добрый, Гаральд Смелый); варяжские торговцы пользовались его особым покровительством. Сестра Ярослава Мария была замужем за Казимиром Польским, вторая дочь его Анна – за Генрихом I Французским, третья, Анастасия – за Андреем I Венгерским. Есть известия иностранных летописцев о родственных связях с английскими королями и о пребывании при дворе Ярослава двух английских принцев, искавших убежища. Столица Ярослава Киев западным иностранцам казалась соперником Константинополя; ее оживленность, вызванная довольно интенсивной для того времени торговой деятельностью, изумляла писателей-иностранцев XI в. (см. Рюриковичи: Ярослав Мудрый. Москва, Армада, 1995, с. 5-9).

Ярослав умер в Вышгороде (под Киевом), 76 лет от роду (1054), разделив землю Русскую между сыновьями. Он оставил завещание, в котором предостерегал сыновей от междоусобицы и убеждал жить в тесной любви.

Однако его предостережения как первого из видных пассионарных деятелей Руси не были приняты во внимание.

Владимир Всеволодович «Мономах»
(1113-1125)

Великий князь киевский сын Всеволода Ярославича – самый пассионарный из русских князей дотатарского периода истории Руси. О себе он оставил громкую славу и добрую память (см. Сахаров А.Н. Владимир Мономах. Роман. Армада, Москва, 1995, с. 5-260; Ант. Дадинский,
Последний путь Владимира Мономаха. Армада, Москва, 1995, с. 363-745).

Владимир родился в 1053 г. Когда Святослав черниговский отнял Киев у Изяслава I, Всеволод сел в Чернигов, а сын его Владимир – в Смоленск (1067-1068 гг.). Владимир служил и Святославу, и опять занявшему Киев Изяславу, как старейшим князьям: по поручению первого он помогал (1075) полякам против немецкого императора Генриха IV, на которого ходил чрез Богемию за г. Глогау, в нынешней Силезии; по приказанию второго он дважды ходил на полоцких князей (1077). Когда отец его Всеволод сел в Киев, Мономах занял стол в Чернигове. В следующем 1079 г. Олег Святославич вместе с братом Романом и половцами хотели попытаться выгнать Мономаха из Чернигова, но это им не удалось: Владимир остался в Чернигове, владея в то же время и Смоленском. Ему приходилось бороться с князьями полоцкими, с полудикими вятичами, с половцами и торками, с князьями-изгоями Ростиславичами; последних он по приказу отца выгнал из Владимиро-Волынской области и посадил во Владимире Изяславова сына Ярополка (1084), а когда Изяслав в чем-то провинился против Всеволода, – Давида Игоревича. Вскоре, однако, Владимир примирил Ярополка с отцом своим и чрез это опять доставил ему Владимир (1086). Другой Изяславич, Святополк, в 1088 г. добровольно оставил Новгород, и Владимир посадил там сына своего Мстислава.

В 1093 г. скончался Всеволод. Владимир не хотел воспользоваться своим положением и занять Киев: он пригласил на великокняжеский стол княжившего тогда в Турове двоюродного брата своего Святополка Изяславича, который был старше его летами и притом сын старшего Ярославича. Почти все время княжения Святополка Владимир был верным его союзником, несмотря на то, что киевляне сильно были привязаны к Владимиру и не любили Святополка. Когда, в год своего вокняжения, Святополк предпринял поход против половцев, Владимир присоединился к нему со своей дружиной. На реке Стугне составился совет, на котором Владимир стоял за мир, между тем как киевляне требовали битвы и настояли на своем. Русские войска перешли Стугну. 20 мая произошла битва. Половцы сначала кинулись на Святополка и смяли его, потом ударили на Владимира и его брата Ростислава. Русские не выдержали натиска и побежали. При переправе через Стугну Ростислав утонул; пытаясь спасти его, едва не утонул и сам Владимир. Половцы пошли к Киеву; при с. Желани, 23 июля, они опять жестоко побили русских, рассеялись по селениям и начали забирать жителей в полон. В следующем 1094 г. орда половцев двинулась с Олегом Святославичем на Владимира, который не довел дела до кровопролития и удалился из Чернигова в Переяславль. С этого времени Владимир становится непримиримым врагом половцев, нередко даже в ущерб своей репутации, как князя благодушного и справедливого. В 1094 г. к Владимиру пришли для заключения мира два половецких князя – Итларь и Китан. В залог верности Владимир отдал последнему сына своего Святослава. В это время к Владимиру пришел из Киева от Святополка Славята и стал советовать князю убить Итларя; Владимир сначала колебался, но потом склонился на предложение. Нужно было сначала выкрасть у Китана Святослава; за это взялся Славята. Он проник ночью в стан Китана и не только благополучно освободил Святослава, но и убил Китана и его людей. Вслед за тем Итларя позвали на завтрак к Владимиру, и когда он явился, его и всех половцев перестреляли. Со стороны половцев нужно было ожидать мести. Святополк и Владимир звали Олега Святославича к себе, чтобы идти на половцев. Олег, которому половцы могли пригодиться в его столкновениях с князьями, отказался. «Пусть Бог нас рассудит», – сказали князья, пошли на Олега, выгнали его из Чернигова, осадили в Стародубе и держали в осаде до тех пор, пока он не обещал прибыть в Киев на совет об обороне Русской земли (1096).

Между тем, в Киевскую область ворвались половцы: хан Боняк со своей ордой жег окрестности Киева, а Тугоркан осадил Переяславль. Владимир и Святополк побили половцев Тугоркана; сам Тугоркан пал в битве. Но Боняк ворвался в Печерский монастырь и произвел там страшное опустошение. Олег не являлся в Киев; он пошел в Смоленск, а отсюда к Мурому. Здесь в битве с ним пал сын Мономаха Изяслав. Другой сын Мономаха, Мстислав новгородский, помогавший брату и взявший верх над Олегом, советовал последнему обратиться к князьям, обнадеживая его, что они не лишат его Русской земли. Олег так и сделал. Памятником этих сношений осталось письмо Мономаха к Олегу, ярко рисующее симпатичную личность Владимира. В 1907 г. на съезде в Любече собрались князья: Святополк, Мономах, Святославичи: Олег, Давид и Ярослав, князь волынский Давид Игоревич, червоннорусские князья Володарь и Василько Ростиславичи. Предметом совещания были меры, какие нужно принять для охраны Русской земли от половцев. Душой этого совета был Мономах. Решено было оставить междоусобную вражду, каждому владеть своими волостями и всем преследовать нарушителей постановлений съезда. Но не успели князья разъехаться по своим волостям, как совершилось злодеяние, неслыханное дотоле на Руси: Давид волынский оклеветал перед великим князем Василька, будто бы вместе с Владимиром умышлявшего на жизнь Святополка, и Василько был ослеплен. Владимир пришел в ужас, когда дошла до него весть об этом. Он призвал к себе на совещание Олега и Давида черниговских, советовал поправить дело, искоренив зло в начале; иначе начнет, говорил он, убивать брат брата, и земля Русская погибнет: ее возьмут половцы. Святополк оправдывался, ссылаясь на Давида, как на виновника злодеяния; но князья понимали, что великий князь виноват столько же, как и Давид, и пошли на Святополка. Последний в страхе хотел бежать, но киевляне не пустили его, советуя вступить с Владимиром в переговоры, зная, что он «многомилостив». Владимир склонился к миру, когда Святополк обещал наказать Давида. Последний призвал на помощь Боняка. Таким образом, желание Мономаха сплотить князей против половцев не исполнилось. В 1100 г. Давид Игоревич отдался на княжеский суд. Съезд князей в Уветичях (Витичеве) объявил Давиду, что за его злодеяние князья не хотят дать ему владимирского стола, но оставляют его на свободе – пусть сидит в Бужске и Остроге. Святополк придает ему Дубен и Чарторижск, Владимир дает 200 гривен, да столько же – Олег и Давид Святославичи. После Витического съезда Владимир уехал в Ростовскую область, а Святополк и Святославичи потребовали, чтобы Володарь взял Василька из Теребовля к себе, говоря, что для них обоих достаточно будет Перемышля (см. В книге: Владимир Мономах, с. 7).

Столь несправедливое дело Владимир не хотел поддерживать, но не противоречил князьям, потому что не желал междоусобий. В 1103 г. половцы нарушили мир, и Владимир поднял на них князей. Владимир и Святополк со своими дружинами съехались в Долобске и пригласили в поход и Святославичей. Давид принял предложение, а Олег, по своим отношениям к половцам, отговорился нездоровьем; пришел со своей дружиной полоцкий князь Давид Всеславич, пришли и еще некоторые князья. На урочище, называемом Сутень, князья встретили половцев и разбили их наголову (4 апреля). Здесь легло до 20 половецких князей, а один, Бельдюз, взят в плен и убит по приказу Мономаха. В 1107 году половцы пошли на Русь, но Владимир вместе с другими князьями разбил их наголову под Лубнами. В 1111 г. князья – Владимир с детьми, Святополк, Ярослав, Давид – совершили блестящий поход к Дону и два раза, при притоке Дегея и при р. Сальнице, жестоко разбили половцев. В 1113 г. Святополк скончался, и киевляне на вече выбрали своим князем Владимира и звали его к себе. Мономах медлил с приходом. Киевляне вторично просили Владимира поспешить, выставляя на вид, что в противном случае народ ограбит вдову Святополка, бояр и монастыри. Тогда Владимир сел на киевском столе, как избранник Киевской земли, помимо старшего из князей, Олега черниговского. Время великокняжения Владимира было самым цветущим в истории Киевской Руси. Половцы встречали дружный отпор; удельные князья смирились. А непокорным приходилось чувствовать на себе сильную руку великого князя. Так, вскоре по вокняжении Владимира в Киеве половцы пришли в Переяславскую область, но бежали, как только услышали, что на них выступил великий князь с сыновьями, племянниками и Олегом Святославичем; а в 1116 г. Глеб Всеславич минский за неповиновение великому князю осажден был Владимиром в Минске и вынужден умолять о мире. Когда вскоре после того Глеб напал на Смоленск, Владимир вывел его из Минска и в качестве пленника привел в Киев, где он и умер в заключении. В 1116 г., по делам зятя своего, греческого царевича Леона Диогеновича, и внука, Василька Леоновича, Владимир посылал воеводу своего Яна Вышатича на дунайские города императора Алексея Комнена; но в 1122 г. Владимир примирился с преемником Алексея Иоанном, и даже выдал за него внучку свою, дочь Мстислава. Сыновья Владимира успешно воевали с инородцами: Ярополк – с половцами, Мстислав новгородский – с чудью, Юрий суздальский – с болгарами. Владимиро-волынский князь Ярослав Святополкович дурно жил со своей супругой Мстиславной, внучкой Мономаха, и этим вооружил против себя Владимира, от которого вынужден был бежать в Венгрию (1118). Владимир отдал удел его сыну своему Роману, а по смерти последнего – другому сыну, Андрею, которого в 1120 г. посылал на ляхов, помогавших Ярославу при покушении возвратить его удел.

Владимир известен в истории и как законодатель. В год вокняжения в Киеве он созвал в с. Берестово мужей своих; туда же прибыл муж и от Олега Святославича. Здесь, в общей думе, положено было ограничить произвольное взимание рез (процентов), которое при Святополке доходило до больших злоупотреблений. Установлено было, что ростовщик может брать проценты только три раза, и если возьмет три раза, то уже теряет самый капитал. От разных причин, как войны, набеги половцев и т.п., являлись неоплатные должники. При Владимире установлено было различие между тем неоплатным купцом, который потерпит нечаянно от огня, воды или неприятеля, и тем, который испортит чужой товар, пропьет его или «пробьет», то есть заведет драку, а потом должен будет заплатить виру, или «продажу». В первом случае хотя купец и не освобождался совершенно от платежа долга, но и не подвергался насилию: продавалось только его имущество, причем гость, то есть купец из другого города или иноземец, имел первенство пред другими заимодавцами, потом следовал князь. А затем уже прочие заимодавцы получали остальное. Точно так же от разных причин на Руси умножились бедняки, поступавшие в наемники к богатым. Это – так называемые «закупы». Закон Владимира ограждал закупов от произвола хозяев, но угрожал им полным рабством, если они убегут, не исполнив условий. Определено было три случая обращения в холопство: добровольная продажа, женитьба на женщине рабского происхождения и поступление без всякого договора в должностные лица у частного человека (тиунство без ряду). За долги нельзя было обращать в холопство; всякий, кто не имел возможности заплатить, мог отработать свой долг и отойти. При Ярославе холопа убивали, если он наносил побои свободному человеку – теперь господин платил за него пеню. За холопа и рабу виры не полагалось, но убийство их без вины наказывалось платежом князю «продажи».

Время Мономаха было временем первого расцвета художественной и литературной деятельности. В Киеве и других городах строились церкви и украшались живописью; сам Мономах построил несколько церквей, и между прочим, на Альте, где был убит Борис. Ко времени Владимира относится составление нашей первоначальной летописи, начало печерского Патерика, составление, по византийским образцам, житий людей, прославившихся святостью жизни, как Антоний и Феодосий печерские, св. Ольга, равноапостольный Владимир, Борис и Глеб и пр. Игумен Даниил составил описание путешествия своего в Иерусалим; наконец, сам Владимир написал «Поучение своим детям», замечательный литературный памятник того времени. Владимир назван Мономахом по деду со стороны матери, которую наши летописи называют «греческою царевною», «грекинею» и «мономахинею», а некоторые известия нелетописного характера прямо именуют Анной, дочерью императора Константина Мономаха. Есть и другое объяснение названия Владимира Мономахом: будто бы он ходил на генуэзцев, занявших Тавриду, и, при взятии Кафы, убил в поединке генуэзского князя, за что и прозван Мономахом, то есть единоборцем. Немудрено, что такая крупная, замечательная личность вызвала народную фантазию на составление подобных сказаний. Народ не мог обойти ее и в своих поэтических произведениях: Владимир былин не есть исключительно Владимир равноапостольный, а отчасти и Владимир Мономах. Так между былинами Владимирова цикла есть былина о боярине Ставре, которого Владимир Красное Солнышко посадил в погреб. В Новгородской летописи под 1118 годом находим известие, по которому Владимир Мономах призвал из Новогорода за грабежи и посадил в погреб сотского Ставра с несколькими боярами, его соумышленниками. Составилась легенда, будто византийский император прислал Владимиру знаки царского достоинства, венец и бармы, с митрополитом Неофитом, который венчал его на царство; впоследствии московские государи венчались венцом, который назвали шапкой Мономаха. Владимир скончался 19 мая 1125 года «у милой ему церкви» на реке Альте и погребен в Киевско-Софийском соборе. Владимир был женат три раза; первой его женой была английская королева Гида Гаральдовна. (см. Сахаров. Владимир Мономах, с. 9).

Лев Гумилев отмечает две заслуги Владимира Мономаха, который был не только талантливым полководцем, но и прозорливым политиком. Он понял, что лучше и легче жить в согласии со своим народом, нежели вечно запугивать его силой дружинников и богатством иностранцев. Поэтому политика Киевской державы сменилась на обратную. Война с половцами, тяжелая и бесперспективная для обеих сторон, угасла, так как западный половецкий союз (по С. А. Плетневой) вошел в состав Русской земли, сохранив автономию, а задонские половцы в 1116 г. одержали победу над союзниками Руси – торками и печенегами, взяв реванш за поражение в 1111 г. В дальнейшем они выступают союзниками суздальских князей.

Этим закончилась утомительная война, и наступил новый период русско-половецких отношений, характеризующийся участием половцев в междоусобных войнах русских князей. По сути дела в XII-XIII вв. половецкая земля (Дешт – и – Кыпчак) и Киевская Русь составляли одно полицентрическое государство. Это было выгодно обоим этносам, так как опасность грозила им как с юга, где активизировались туркмены-сельджуки, так и с запада, откуда и был нанесен неожиданный удар, причем, что удивительно, русскими руками.

Любой феодальный режим имеет противников. Порядок, установленный Мономахом, не был исключением. «Обиженными» оказались «уные» сподвижники Святополка II. Они лишились ведущей роли в управлении, программы – борьбы с половцами – и денежной поддержки князя, черпавшего средства у еврейской общины, подобно тому, как это делали германские императоры франконской династии. Симпатии народа были не на их стороне, поэтому они стали искать поддержки на западе: в Польше и Венгрии, настраивая в этом смысле своего естественного вождя – Ярослава Святополчича, правившего богатой Волынью.

Трудно сказать, что подсказывали этому князю советники, бывшие друзья его отца, а что исходило от него самого, но в общем это уже не так и важно. События говорят сами за себя.

Ярослав Святополчич в 1111 г. храбро воевал с половцами, а в 1112-1113 гг. – с ятвягами, был женат на внучке Мономаха и, казалось бы, утвердил свою лояльность к золотому столу киевскому, что не мешало ему дружить с врагами немецкого короля Генриха V, относительно лояльного к киевскому престолу, – венгерским Кальманом (Коломаном), тоже женатым на дочери Мономаха, и польским Болеславом III, союзником Венгрии. Германская империя стремилась покорить славян и венгров. В 1110 г. разразилась война, в которой Чехия покорилась Германии, а венгры и поляки отразили немецкий натиск на восток. И вдруг… около 1117 г. венгерский король Кальман демонстративно отослал на Русь свою молодую беременную жену Евфимию Владимировну, а Ярослав Святополчич – свою – внучку Мономаха. Это был не семейный скандал, а вызов.

Мономах действовал быстро. Владимир-Волынский был осажден совокупными силами русских князей, и через 60 дней осады Ярослав принял прощение своего дяди. Но самое интересное было не это, а поведение народа. Пока длилась осада, волынские бояре доблестно защищали своего князя, но когда все обошлось и противник ушел, «бояре отступились от него», и народ последовал их примеру. Что произошло?

Можно предположить, что для волынского общественного мнения причина усобицы была неясна, но, когда был заключен мир и что-то стало понятно, повторилась киевская коллизия 1113 г. Волынянам как и киевлянам, ориентация на католическую Европу была не нужна. Князю пришлось эмигрировать в Венгрию в 1118 г., т.е. сразу после удачного отражения противника. Волынские бояре пригласили на престол седьмого сына Мономаха, Андрея.

Этот эпизод – не простая междоусобица, каких было на Руси много, ибо он повлек за собой серьезную внешнюю войну с Польшей и Венгрией. В обоих королевствах выявились прорусские и пронемецкие партии, так же как Ярослав пытался возглавить «западническую» партию, созданную его отцом. Будучи изгнан, он не сложил оружия. В 1121 г. он подошел с войском к городу Червеню, но был отражен. Зато в 1123 г. он привел под Владимир огромное войско из угров, чехов и ляхов. В походе приняли участие галицкие князья Володарь и Василько и сам венгерский король Стефан II (1115-1131).

Волыняне приготовились стоять насмерть, но им помог случай. Ярослав объезжал город, грозил гражданам наказаниями, предлагал сдачу и наткнулся на засаду: два ляха, служившие князю Андрею, внезапно выскочили из кустов, ударили Ярослава копьем в живот и скрылись в городе. После смерти князя войско разошлось, несмотря на уговоры короля Стефана продолжить осаду. Видимо, отсутствие потенциальных союзников на Руси делало дальнейший поход бесперспективным. На этом закончилась очередная попытка превратить Русь в лен империи и епархию папы.

Конечно, не следует думать, что случайный удар копья достаточен, чтобы изменить историю контакта на суперэтническом уровне, но иногда, хотя и редко, случай создает зигзаги исторического становления, а их последствия часто ощущаются долго. Такие зигзаги происходят тогда, когда противоборствующие силы на момент уравниваются. Вот тогда вступает в игру судьбы Его величество случай.

В 1123 г. был именно такой момент. Германскую империю ослабила длительная гражданская война за инвеституру между папами и императорами, или, что то же, между франконцами и саксонцами. Вормский конкордат 1122 г. ознаменовал чрезвычайное утомление всего немецкого этноса, вследствие чего нажим на восток приостановился. А в Венгрии и Польше не было и тени единодушия: часть поляков и венгров стояла за католическую веру, а другая, оставаясь католиками, хотела освободиться от немцев. Вот в этой обстановке разброда пламя возобновившейся борьбы «христианского мира» с восточным православием было перенесено на запад от Карпат, что дало возможность Руси укрепиться идеологически и экономически, а также достигнуть политического объединения. Недаром же сына Мономаха Мстислава назвали Великим! (см. Лев Гумилев. указ. соч., с. 348)

Мстислав Владимирович «Великий»
(1125-1132)

Роль личности в истории – проблема уже решенная. Нет надобности мудрствовать по этому поводу, но использовать добытые результаты следует. Характер князя Мстислава Владимировича в иных условиях не имел бы никакого значения для судеб народов, но в сложившейся ситуации некоторые черты этого князя способствовали развитию цепочки событий в определенном направлении; а то, что эта цепочка быстро оборвалась, это уже дело случая.

Летописец характеризует Мстислава так: он был толст, румян, с большими глазами, храбр в бою, любил дружину и не жалел для нее ни подарков, ни угощений. То есть он полностью находился в кругу мыслей и чаяний своего окружения.

Да и могло ли быть иначе? Привезенный в Тьмутаракань ребенком, Мстислав был воспитан среди сверстников – жителей веселого торгового города с крайне смешанным населением. Товарищами его детских игр и юношеских забав были не малочисленные славяне, а местные жители, среди которых большинство составляли хазарские евреи, называвшие себя просто хазарами. Подлинные хазары жили за пределами Тьмутараканского княжества – в низовьях Волги, Терека и Дона. Последних стали называть бродниками и, несмотря на то, что они говорили уже на общепринятом славянском языке и исповедовали провославие, ни с русскими, ни с евреями не путали. Тьмутараканское княжество было островком среди окрестных степных народов. Нормальным состоянием между теми и другими была пограничная малая война.

Так, в полной безвестности, хотя и без скуки, в смешанном русско-еврейском обществе прожил до сорока лет простодушный, гостеприимный, храбрый и доверчивый князь Мстислав, пока судьба не послала ему повод прославиться. Главными противниками его еврейских друзей были касоги – черкесское племя предгорий Кавказского хребта. Видимо, против них строились импровизированные укрепления, способные укрыть стада и выдержать осаду. Но для активных действий хазарские евреи привлекали русского князя, бывшего их искренним другом и искавшего богатырской славы.

Мстислав в 1022 г. убил на поединке черкесского князя Редедю, но обошелся с побежденными милостливо: женил сына Редеди на своей дочери и привлек касогов (черкесов) в свою дружину, состоявшую дотоле из немногих русских выходцев и хазарских евреев. Таким образом, на берегу Азовского моря сложилось минимальное подобие разбитой Хазарской державы, за одним лишь, но очень важным исключением: правитель был набожным христианином.

Победив Редедю, Мстислав воздвиг в Тьмутаракани церковь Богородицы, накануне своей смерти он заложил храм в Чернигове, сын его был крещен. Короче говоря, соседство с иудео-хазарами не повлекло смешения русских с евреями. Оба этноса жили дружно, но раздельно. Однако в следующем, 1023 г. наступило роковое мгновение, решившее судьбу Тьмутараканского княжества.

Жестокая братоубийственная война на Руси, разразившаяся в 1015 г. после смерти Владимира между Святополком Окаянным и Ярославом Мудрым, ослабила Русь. После победы над Святополком Ярослав был вынужден заново покорять отпавшие окраины. Племянник Ярослава полоцкий князь Брячислав в 1021 г. взял и ограбил Новгород. Ярослав настиг его и отбил пленных, но война не утихала. Около Суздаля поднялись волхвы: «Был мятеж великий», усмиренный только в 1024 г. Отложились вятичи, вновь покоренные только Владимиром Мономахом, и северяне – обрусевшие потомки воинственных савиров. И тогда пришло время действовать Мстиславу.

В 1023 г. «пошел Мстислав на Ярослава, с хазарами и касогами». Согласно летописной манере изложения, инициатива всегда приписывается князю, а влияние советников и давление общественного мнения опускаются. Однако в свете описанной ситуации вернее считать, что на Русь пошли походом хазары и касоги, а чтобы привлечь на свою сторону часть русских, привели с собой Мстислава Владимировича.

Ярослав был в это время в Новгороде, и Мстислав в 1024 г. занял Чернигов, город, стоявший на границе «русской» и «северской» земель, но киевляне отказались принять к себе князя с еврейской свитой. Ярослав вернулся из Новгорода с наемной варяжской дружиной. Осенней грозовой ночью у города Листвена скандинавы встретились со степняками и убивали друг друга при свете молний.

Мстислав поставил в передовую линию северян, а свою дружину оставил в резерве. Когда же сражавшиеся устали, конница Мстислава ударила по варягам и погнала их, рубя бегущих. Ярослав бежал в Новгород. Казалось бы, после такой победы Киев и вся Русская земля должны были достаться Мстиславу, но случилось обратное: Мстислав запросил мира. Почему?

Летописец вложил в уста Мстислава слова, якобы произнесенные утром после боя: «Кто этому не порадуется? Вот лежит северянин, вот варяг, а своя дружина цела». Этот возмутительный цинизм показал северянам, что их не освободили, а использовали. В X-XI вв. эта манера обращения с союзниками была хорошо известна. Так итильские цари бросали хорезмийских наемников на руссов и венгров, а руссов – на дейлемитов и греков, не жалея погибших. Уцелевшие северяне не могли не почувствовать себя оскорбленными, а без их активной помощи Мстислав не мог и думать о захвате Киева.

Но может быть это была просто бестактность наивного князя, а иудео-хазары в ней не виноваты? Возможно, но даже если так, то эта бестактность есть плод воспитания в чужой среде, а там перенимание чужих воззрений неизбежно. Да и не было бы надобности включать в летопись случайную оговорку. Очевидно, она в свое время прозвучала достаточно громко, как политическая программа.

Итак, победитель Мстислав просил мира у разбитого Ярослава, аргументируя это тем, что Ярослав – старший брат. Признание себя «младшим братом» означало подчинение на правах автономии. Так оно и было на самом деле.

Но куда девалась победоносная дружина Мстислава? Касоги (черкесы) покинули его, вернулись в Тьмутаракань и при помощи осетин (ясов) овладели городом. Ярослав в 1029 г. послал войско против ясов и вернул Тьмутаракань. Мстислав хранил верность великому князю вплоть до смерти, после чего Чернигов и Северская земля воссоединились с Русью. А что делали в это время иудео-хазары?

Нет, попытка создать на месте Руси вторую Хазарию провалилась не из-за случайного невезения. Личные отношения с храбрым и доверчивым князем не могли восполнить той непопулярности, даже неприязни, которую вызывали иудео-хазары в киевлянах, еще помнивших поход достопочтенного Песаха. Да и сам Мстислав, оказавшись в Чернигове, увлекся храмостроительством и охладел к еврейским товарищам своей юности.

Предполагаемая реконструкция событий была бы только домыслом, если бы не сохранился документ XI в. – «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона. Смысл этого краткого сочинения – в противопоставлении еврейскому «закону», данному для одного только народа, христианского учения о благодати, наводняющей все страны, в том числе Русь. И тут замечает автор: «Июдея молчит».

Произведение это, видимо, навеяно ситуацией. Когда еврейские войска с русским князем во главе стояли в Чернигове, киевляне вряд ли чувствовали себя спокойно. Отсутствие войны не всегда мир. Прямая антииудейская агитация могла вызвать ответную реакцию, направленную против талантливого христианского автора. Можно думать, что именно поэтому «Слово о законе и благодати» было обнародовано после смерти князя Мстислава (см. Лев Гумилев. «Древняя Русь и Великая степь», с. 297).

Тогда тема была уже не столь актуальна. Но миновала и опасность для автора, ибо еврейским сподвижникам Мстислава пришлось вернуться в родную Тьмутаракань. И все-таки слово Илариона, тогда просто киевского священника, сыграло свою роль. Оно дало киевлянам направление патриотической мысли, доминанту, формирующую общественное сознание. А это грозная сила. Не перед мечами наемных варягов отступили поборники иудаизма, а перед общественным мнением киевлян и окрестных славян, сделавших выбор в пользу византийского православия, ставшего культурной доминантой для последующих поколений русичей. Для иудейской струи в этой культуре не осталось места. Правда, еврейская колония в Киеве существовала до 1113 г. и даже имела каменную синагогу, но эта колония принадлежала не хазарским евреям-воинам, а западным, выходцам из Германии, – ростовщикам.

Было высказано предположение, что обострение русско-еврейских отношений было вызвано попыткой пропаганды иудаизма в Киевской Руси. Вряд ли это правильно, скорее наоборот: «Евреи с чрезвычайным отвращением относились к прозелитизму, и влияние иудаизма всюду отражалось помимо их прямой деятельности в этом отношении». Единственным путем распространения иудаизма был тот, который применялся в Хазарии, – смешанные браки.

Язычники, терпимые к иноверцам, шли на это охотно, но православные священники категорически воспрещали браки с иноверками. Но у евреев был другой, окольный путь, уже испробованный в Испании и Лангедоке: распространять скептицизм и индифферентизм, а тем самым ликвидировать этнокультурную доминанту. Это был принцип «вавилонского столпотворения». В Вавилоне, по легенде, возникло «смешение языков», причем все продолжали говорить по-армейски, но придавали словам разные значения. Отличия были в нюансах, но взаимопонимание исчезло, и этнос «рассыпался розно».

Но в Киевской Руси проповедники иудаизма встретили мощное сопротивление развитого и продуманного православного богословия. Их выпады против христианской догматики были давно известны грекам, нашедшим толковые и исчерпывающие опровержения их. Русские священники XI в. греческий язык и византийскую теологию знали, а миряне, отнюдь не глупые и не ленивые, ее понимали.

«В своем «Слове» Иларион отводит особое место еврейской неблагодарности. Он пишет, что Христос пришел не только к «погибшим овцам дома израилева», закон которых он не собирался нарушить, но и ко всем народам. Однако иудеи объявили его обманщиком, сыном блудницы, творящим чудеса силою Вельзевула… и замучили его на кресте, как если бы он был злодеем». (см. Лев Гумилев, с. 298)

Вспомним расправы хазарских царей над русскими союзниками, когда после тяжелых боев на южных берегах Каспия те возвращались на Волгу, надеясь найти там отдых и поддержку. Неблагодарность воспринималась славянами как нечто противоестественное и потому омерзительное. Их этнические стереотипы не совпадали ни с иудейскими, ни с норманнскими.

Развивая высказанную мысль, Иларион рассказывает от том, как иудеи в древности убивали своих пророков, чем дает понять, что гибель Иисуса Христа – не случайность, а обычная расправа над праведником, «понеже дела их темна бяху», так как иудеи «не взлюбиша света». И он не без удовольствия констатирует, что «избивающие пророка камнями» были разбиты «до основания» римлянами. При этом он четко отделяет древнейший период – эпоху Авраама, Исаака, Иакова – от эпохи Моисея и царей Иудеи. К первым он относится вполне положительно, а ко вторым – более чем скептически. Отсюда логично вытекает противопоставление «закона», данного только евреям, «благодати», которая осияла все народы Земли. Это вполне законченная и предельно четкая концепция. Очевидно, она была понятна киевлянам XI в., иначе «Слово» не стоило бы писать.

А ведь у иудаизма были шансы на победу. Православие еще не укрепилось на Русской земле. Даже там, где местные культы были сломлены, воцарилось двоеверие, которое не исчезло вплоть до XX в. Но, получив возможность выбора между верой и безверием, русичи от князей до смердов, выбрали греческую веру, так что иудейская пропаганда, видимо, играла роль катализатора в обращении славян и финно-угров в православие. Это отнюдь не снижает значение подвига митрополита Илариона, противопоставившего позитивное мировоззрение негативному, т.е. отсутствию всякой веры. Заслуга его не меньше, чем у прославляемых им каганов: Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Но для нас важно другое: статистический процесс этногенеза в инерционной фазе, когда выздоровевший от возрастной болезни этнос отбрасывает чуждую ему культуру, противится превращению себя в химеру и тем избегает образования на своей земле антисистемы. Такова была воля народа, к которому принадлежал Иларион. Его огненные строки сыграли для Древней Руси ту же роль, какую для средневековой Франции одна фраза лотарингской пастушки – «La Belle France!». А ведь из-за этого простого лозунга Англия проиграла Столетнюю войну.

«Однозначное общественное мнение значительнее симпатий или антипатий отдельных князей. Оно исключало не только проповедь иудаизма, но и смешанные браки, которые в языческой Хазарии играли определяющую роль. Поэтому попытки западноевропейских евреев утвердиться в Киеве были неудачны, а хазарским пришлось ограничиться Тьмутараканью, где они находились под властью русских князей. Но евреи и тут попытались найти выход. Выжидать они умели. И действительно, в события вмешались новые выходцы из Азии – куманы, которых на Руси назвали половцами. Их появление оказалось роковым для печенегов, трагичным для гузов и весьма существенным для русско-иудейской коллизии» (см. там же, с. 299.)

Александр Ярославич «Невский» (1252-1263)

Александр Невский родился через 110 лет после Чингисхана. Поэтому он имел возможность познакомиться с опытом талантливых полководцев древности Александра Македонского и Чингисхана. Но изучение истории войны Македонского и Чингисхана пришлось отложить Александру Ярославичу. Феодальные войны не давали покоя никому.

Европа пристально наблюдала за агонией Русской земли. В том, что Русь доживает последние дни, никто не сомневался. Великий азиат хан Батый вспорол ей чрево и вот уж добрался до сердца – древнего Киева.

Мужественная, отчаянная сеча киевлян на развалинах города, почти волшебная постройка ими в одну ночь другого города являли собой последние часы этой агонии.

Опьяневший от побед и крови Батый кинулся за бежавшими в Угры русскими князьями.

И хоть это уже был порог, Европе нечего было бояться. Слишком много сил потратил хан Батый в русских землях, слишком широко разбросал он кибитки свои. Приустал великий азиат, притупил ненасытный меч свой.

Европе надо было спешить хоть что-то урвать из остатков русских земель, проглотить хоть толику от пирога, не съеденного восточным деспотом. Спешили ливонские рыцари, ковали оружие и доспехи, собирая под свои стяги христиан-католиков, поднаторевших в разбоях.

Торопился шведский король Эрик. Снарядив огромный флот и погрузив на него более пяти тысяч отборных воинов во главе с ярлами Ульфом Фаси и зятем своим, Биргером, отправил он их в Неву, чтобы утвердиться в Ижорской земле и пойти далее, на Новгород. Нести туда не только меч, – истинное христианство, – для чего со славными воинами и отбыл епископ Томас.

Прекрасен союз меча и креста, все попирающий на пути своем, все прощающий себе самому! Всегда правый и праведный в гневе своем. Не оттого ль «рубить» и «крестить» иногда одно и то же значит?

Появление большого числа шнеков в устье Невы встревожило новгородские заставы. Ижорский старейшина Пелгусий, в крещении Филипп, не стал дожидаться, пока на берег высадится все войско. Повелев сторожам застав отходить к лесу и ни на миг не выпускать из виду врага, Филипп помчался в Новгород. Он скакал всю ночь, дважды сменив в пути коней.

Утром Пелгусий прискакал на Городище. Узнав о его прибытии, князь вышел из трапезной, не окончив завтрака. Пелгусий ждал на крыльце, и по его взмыленному коню, стоявшему у крыльца, по хмурому виду самого ижорца Александр догадался: беда!

– Свейское войско, князь, высадилось на Неве. Пришли на шнеках, под парусами.

– Куда плыть хотят?

– Не ведаю, князь. Сразу же поскакал к тебе. Но по всему, лагерем встают. Видел, как шатер княжеский волокли и раскидывали.

– Сколько шнек?

– Много, князь. Весь берег облеплен.

Увидев, как недовольно нахмурился князь, Пелгусий сказал:

– Не менее ста шнек будет.

– То-то. «Не менее», – проворчал князь. – Считать надо вдугорядь, Филипп, считать. – Повернулся к Ратмиру: – Прикажи отрокам сзывать боярский совет. Вели и нам коней подать. Ему тоже, – кивнул на Пелгусия. – Своего-то запалил?

– Да это уж третий от Невы.

– Верно делал, что гнал так. Сейчас время дороже золота.

Ратмир убежал исполнять приказание князя.

– Все это, Филипп, сейчас поведаешь боярскому совету.

Боярский совет, узнав о беде, был на удивление единодушен: войско снаряжать немедля и, вруча его под руку князя Александра Ярославича, молить пресвятую богородицу о даровании победы оружию новгородскому.

Получив власть, князь первым делом распорядился взять под стражу почти все дворы на Варяжской улице, где жили в основном купцы-иноземцы. Велено было никого из них не выпускать, но и обид им никаких не чинить. Держать дворы те под стражей вплоть до особого веления князя.

Купцы новгородские, потребовавшие объяснения этих крутых мер, получили от князя ответ: «Стража поставлена, дабы оберечь богатых гостей заморских от гнева людей мизинных, который вероятен при сих обстоятельствах».

Ни словом не обмолвился Александр Ярославич о главной причине. А она была.

Своим первым военным приказом князь пресекал всякую возможность соглядатайства. Ему очень важно было, чтоб о приготовлениях Новгорода враг ничего не узнал прежде времени.

А Новгород меж тем забурлил, зашевелился. Носились из конца в конец уличанские старосты, сотские, скликая ополчение. Не останавливаясь и ночью, дымили кузницы, звенели наковальни, бухали молоты. Спешно ковалось оружие для новгородской дружины. Перед общей бедой забыли вчерашние ссоры-раздоры:

– Браток, подай-ка эвон то железо.

– Братья, не видели ли Гаврилу Олексича?

Это уж в крови у славян – враг у ворот, крепче железа спаиваются между собой. Не угрызешь, не сломишь. Даже воры забывают о своем подлом ремесле, берутся за оружие и в злой сече дерутся не хуже других, закрывая порой грудью того, у кого вчера лишь калиту срезали.

Не суждено было Александру Ярославичу закончить завтрак и на другой день.

– Послы свейские у ворот, – сообщили в трапезную.

Во дворе ждал его улыбающийся Ратмир, скалил крепкие зубы.

– Чего ты? – насупился Александр. – Калиту нашел?

– Да нет, Ярославич. С послами смех. Взяли их за Гзенью и едва не перебили, узнав, что свеи они. Наконец, выведав, что к тебе они с грамотой, все же не удержались дружинники, помяли их изрядно. Вон приволокли.

– Дураки, – выругался князь. – Нашли с кем воевать – с послами.

– Ведомо, дремь, – поддакнул Ратмир, все еще улыбаясь.

– А ты-то, – сверкнул на него глазами князь. – Тоже хорош. Вместо того, чтоб наказать ретивых, сам скалишься.

Ратмир погасил улыбку, посерьезнел. Прошел за князем в сени. На крыльце уже ждали Федор Данилович и Степан Твердиславич, прискакавший только что из города.

– Сказали, что полон на Городище дозорные поволокли, вот я и… – оправдывался посадник в своем столь неурочном появлении.

– Не полон, а послов, – жестко поправил князь. – За полон надо драться, а послы сами в руки идут.

Велел князь позвать и Светозара, на тот случай, если вдруг писать доведется. Светозар пришел, сел на углу стола, положил лист пергамента, перо, пузырек с чернилами открыл. Александр сел на столец, за спиной встали Ратмир с Федором Даниловичем. Степан Твердиславич – у окна. В дверях два дружинника оружных.

– Введите послов, – приказал князь.

Послы – их было двое – и впрямь помяты, у старшего красовался большой синяк под глазом. Оружие у них было отобрано, но железные панцири на груди сияли.

Князь ожидал жалоб, но ошибся. Старший посол, увидев князя, подтянулся, приосанился и сказал полувопросительно:

– Я видеть князь Александр?

– Да. Это я, – ответил князь.

– Нильс, – представился посол, поклонился и, коротким движением выхватив откуда-то из рукава грамоту, протянул князю.

– Ярл Биргер имеет честь сообщить тебе!

Князь подозвал Светозара, подал грамоту.

– Читай.

– «Князь Александр, – начал читать Светозар. – Если хочешь противиться мне, то я уже здесь и уже попираю землю твою. Лучше же приди и поклонись и проси милости моей, и я дам ее, если захочу. Если же воспротивишься мне, то порабощу и разорю всю землю твою и станешь ты и дети твои моими рабами».

Светозар кончил чтение, в сенях воцарилась гробовая тишина. Бедный Ратмир кусал губы, готовый по малейшему знаку князя броситься и отомстить за обиду. Федор Данилович хмурил брови. Князь не шевелился, лишь пальцы его, сжимавшие подлокотник, побелели.

– А твой ярл спесив, – сухо сказал, наконец, Александр. – Сам рожна ищет.

– Какой будет твой ответ, князь? – спросил Нильс, гордо приподымая подбородок.

– Ответ? – князь помедлил. – Ответ мой ему… будет.

– Как скоро? Я жду.

– Ответ будет не тебе, а ярлу твоему.

Нильс удивленно вскинул брови, еще не понимая, к чему клонит князь. И тут его осенило:

– Я понял, князь, ты принял его приглашение. Ты едешь на поклон.

– Еду! – отрубил Александр, резко поднимаясь со стольца. – А ты со своим поспешителем побудешь здесь.

Князь кивнул Ратмиру на послов:

– В поруб их.

Почти не скрывая своего торжества, Ратмир подбежал к послу, схватил его за железное плечо:

– Идем… пес!

Но в следующий миг Нильс, громыхнув железом, трахнул ничего не подозревавшего Ратмира кулаком в скулу и крикнул:

– То не по праву, князь!

Ратмир отлетел к стене, но тут же вскочил, взбешенный.

– Ах, гад ползучий! – И бросился на посла. Злость удесятерила его силы, и в мгновение ока он завернул послу обе руки за спину. Второго посла уже держали отроки. Видя чрезмерное рвение своего слуги, князь Александр предупредил:

– Ратмир, ни един волос не должен пасть с головы его. Слышишь?

– Слышу, князь.

– В поруб их, – указал Александр на дверь.

– То не по праву, князь! – взвизгнул Нильс, безуспешно пытаясь вырваться из рук Ратмира.

– А твой ярл по праву разоряет земли наши? – повысил голос князь.

Послов увели, князь повернулся к Федору Даниловичу.

– Ну, понял, Данилыч?

– Верно сотворил, Ярославич. Истинный Христос, верно.

– Их же тащили через весь город, они всё видели. Нельзя их пока отпускать.

От окна подошел Степан Твердиславич.

– А може, их попытать, Ярославич, про войско их. А?

– Нет, – решительно сказал князь. – Они послы, не забывай, Твердиславич, а не пленные. Да и я отправил назад Пелгусия, он все высмотрит, до всего доведается. Пусть ждет моего ответа Биргер. Я отвечу.

В тот же день грамота была зачитана на Вечевой площади перед народом. Даже князь, уязвленный ею, не ожидал такой силы воздействия ее на мизинных людей. Площадь, только что внимавшая в полной тишине, взорвалась вдруг страшным ревом и свистом. Слышались проклятия по адресу Биргера, угрозы, самые оскорбительные ругательства.

– На копье Биргера!

– Смерть ярлу проклятому!

– Мы с тобой, князь! Веди-и-и!

И здесь, стоя над бушующей, как море, толпой, князь Александр Ярославич понял: он победит Биргера, он не может не победить с народом, рвущимся на правый бой. И еще понял князь, что никто так много не сделал для его грядущей победы, как сам ярл. Он, Биргер, поднял своей соромной грамотой эту неукротимую волну народного гнева.

Мы не можем гарантировать подлинность приведенного диалога и настроения участников предстоящей битвы, настроение же князя и его войска автором романа «Александр Невский» Сергеем Мосияшем передано верно. (См. Сергей Мосияш «Александр Невский». Роман-трилогия. Армада, Москва, 1995, с. 318-323).

Вереница бед

Для Древней Руси она началась в 1201 году. До этого почти столетие (1115-1201) славная Древняя Русь не испытывала нашествий иноплеменников. Князья, граждане и смерды так к этому привыкли, что даже вообразить не могли, чтобы их кто-то мог затронуть, а тем более обидеть. Поэтому они перестали интересоваться разнообразным миром, окаймлявшим Русскую землю, и сосредоточили внимание на внутренних склоках, постепенно перераставших в межгосударственные войны.

А тем временем романо-германский католический Запад переполнялся силой пассионарности, выливавшейся через край в Палестину, Андалузию и Прибалтику. Если первые два театра агрессии были далеко от Руси, то третий имел для нее самое непосредственное значение. Однако пока героические бодричи, свирепые лютичи, предприимчивые поморяне и стойкие финны-суоми сдерживали железный натиск на Восток, в Новгороде, Пскове, Полоцке и Смоленске люди чувствовали себя спокойно и уверенно, полагая, что события на Балтике их не касаются. Ах, как легкомысленны они были!

В 1184 г. бременский архиепископ Гартвик II послал на Двину каноника Мейнарда, чтобы учредить на русских землях архиепископство. Ливы отказались от крещения, и тогда папа Целестин III (1191-1198) провозгласил Крестовый поход, «дав отпущение грехов тем, кто пойдет на восстановление первой церкви в Ливонии».

Немцы на 23 кораблях ворвались в устье Двины, захватили Земгольскую гавань и построили крепость Ригу. Чтобы иметь постоянную опору, архиепископ Альберт в 1202 г. учредил военно-монашеский орден меченосцев. И завоевание Прибалтики немцами началось.

Сами по себе Рижское архиепископство и орден меченосцев для огромной Руси опасности не представляли. Но Рига стала плацдармом для всего североевропейского рыцарства и купеческой Ганзы, а это уже не могло не быть угрозой для Руси. Однако полоцкий князь был предоставлен самому себе. Хуже того, ссорясь с владельцами волостей Кукейнос и Ерсике, полоцкий князь Владимир оставил эти земли без помощи, после чего немцы без труда их захватили. Само Полоцкое княжество уцелело, но через два десятилетия подчинилось Смоленскому княжеству. Это развязало руки немцам.

Казалось бы, богатая и буйная Новгородская республика должна была не пожалеть сил для того, чтобы остановить немецкий натиск. Видимо, новгородские бояре это понимали, но действовали вяло, что дало возможность немцам привлечь на свою сторону ливов и сломить сопротивление эстов. Прочие же сильные князья – владимирский, смоленский, черниговский – вели себя так, будто вторжение немцев в Прибалтику их не касается.

Такие действия и бездействие князей привели к тому что Русская земля как единство перестала существовать. Это значит, что субэтносы XI в. в XIII в. превратились в отдельные этносы, утратившие политические связи и этническую целостность, сохранив только одну силу, еще сдерживавшую разложение, – православную церковь и ее культуру. Однако такое положение вещей характеризует скорее суперэтнос, инерции коего хватило еще на полтора столетия. Хорошо еще, что немцы наступали медленно, а эсты сопротивлялись доблестно, а то натиск на Восток мог бы увенчаться успехом.(см. Лев Гумилев, Древняя Русь и Великая Степь, с. 519).

Поэтому то историческое время летописцы характеризовали по-разному. Французский хронист XIII в. писал: «Король Руси, по имени Роман, выйдя за пределы своей границы, и желая пройти через Польшу в Саксонию по Воле Божьей был убит двумя братьями, князьями польскими, Лешком и Конрадом на реке Висле (см. Слово о полку Игореве, М., Л., 1950, с. 444-445).

Лешко и Конрад посвятили алтарь в Краковском соборе святым Гервасию и Протасию, в день памяти которых был убит Роман. Одно это показывает, какое значение придавалось вмешательству русского князя в немецкие дела.

В 1208 г. Филипп был убит в Бамберге пфальцграфом Оттоном Виттельсбахом. Убийца был казнен, но победа досталась Оттону IV, и события потекли по другому руслу; то же русло, которое питало Гогенштауфенов, постепенно иссохло, несмотря на активность Фридриха II и его наследников.

Проиграла и Юго-Западная Русь. Сыну Романа Даниилу по смерти отца было четыре года. Темп развития политической мощи Галицко-Волынского княжества был потерян.

А теперь перейдем к этнологическому анализу. Социальный аспект: и в Европе, и на Руси шли феодальные войны. Но фазы этногенеза были различны: Европа прожила к 1205 г. меньше трети нормального цикла. Там пассионарность была в акматической фазе. Все воевали за что-нибудь. Одни – за престол св. Петра, другие – за императорский венец, третьи – за свободу своей городской коммуны, четвертые – за право считать мир творением сатаны, пятые – за Гроб Господень, шестые – за лилии Франции и т. д. А славянские князья воевали друг против друга, и Роман Мстиславич – яркий тому пример. Он «устремлялся на поганых, как лев, сердит был, как рысь, губил, как крокодил, проходил землю их, как орел, а храбр был, как тур». Но эти «поганые» были соседние литовцы, ятвиги и половецкие женщины, которых Роман полонил в то время, когда их мужчины пошли на помощь болгарскому царю Иоаннице, стремившемуся заключить с греками пристойный мир (1201 г.). Набег Романа был совершен в 1202 г., очевидно, в угоду его верным союзникам и заклятым врагам половцев – торкам.

Всю остальную жизнь он проливал русскую кровь, от Новгорода до Галича, предавал друзей и родных и никогда не щадил слабых. Роман был больше похож на римского солдатского императора III в. или на тюркского эмира XV в., чем на графа Аквитании, Ломбардии или Саксонии. Но его тянуло к ним, и если бы ему удалось установить контакт с Гогенштауфенами, Волынь превратилась бы в европейское королевство, вроде Богемии или Польши. Но тогда переход в католичество был бы неизбежен, а потеря древнерусской культуры предрешена, как оно впоследствии и произошло в Галиции. (см. Лев Гумилев, Древняя Русь и Великая степь, с. 322)

В первой половине XIII в. на территории Восточной Европы развернулась ожесточенная борьба за политическое преобладание между Ростово-Суздальской землей со столицей во Владимире-на-Клязьме и Северской землей со столицей в Чернигове. Всеволод III Большое Гнездо распространял свою власть на Киев, а сферу влияния – до Новгорода. Однако за долгую войну (1206-1210 гг.) он не смог справиться со Всеволодом Черным Черниговским. И во время этой войны произошло следующее.

Рязань находилась между враждующими сторонами, и, следовательно, там были сторонники обоих княжеств. Поскольку этническим субстратом рязанцев были вятичи, часть коих обитала в Черниговском княжестве, то симпатии рязанцев были скорее на стороне Чернигова, а также его союзников – половцев. Еще в 1177 г. рязанский князь Глеб Ростиславич сделал набег на князя Всеволода III, сжег Москву, но был разбит на р. Колокше и взят в плен вместе со многими рязанцами, половцев суздальцы в плен не брали. По требованию народа Всеволод вынужден был ослепить некоторых рязанских князей, но, рискуя собой, отпустил младших рязанских князей, что повлекло дальнейшие беды. Казнь совершилась после повторного мятежа. Разве это похоже на феодальные стычки? Здесь застарелая вражда, уже не на субэтническом, а на этническом уровне, причем, как ни странно, князь гуманнее народа.

В 1187 г., после очередного восстания рязанцев, суздальцы «землю их пусту створиша и пожгоша всю». Рязань ослабела, и некоторое время рязанские князья поддерживали Всеволода III, но в 1207 г., в разгар войны с черниговскими Ольговичами, выяснилось, что рязанцы собрались его предать и только ждут удобного случая. Всеволод арестовал шестерых рязанских князей, а в Рязань послал княжить своего сына Ярослава с отрядом суздальцев. Рязанцы присягнули Ярославу, но потом стали хватать и ковать в цепи его людей, а некоторых заживо закопали в землю. В 1208 г. Всеволод подошел с войском к Рязани, вывел жителей из города, а город сжег. Это очень ослабило Рязанское княжество, что сказалось даже через 19 лет, когда к Рязани подошли татары. (см. там же, с. 323)

В то же время в Древней Руси многие народы пытались оказать сопротивление монгольскому нашествию. Среди них были и аланы.

Аланы, или ясы, – предки осетин и потомки воинственных сарматов – были народом многочисленным, но очень старым. В фазе этнического подъема роксаланы остановили римские легионы в Паннонии; в фазе надлома аланы были разбиты гуннами и частью отступили в Испанию, частью рассеялись по предгорьям Кавказа и переждали там тяжелое время; в инерционную фазу аланы приняли греческое христианство и за это пострадали от хазарских царей; в XII-XIII вв. у них, вполне естественно, наступила фаза обскурации, которую описал венгерский монах-путешественник Юлиан, посетивший Прикаспий в 1236 г. в поисках прародины венгров. В Алании «сколько селений, столько и вождей... Там постоянно идет война... села против села». «На пахоту идут все односельчане при оружии, также и на жатву, и на любую другую работу, кроме воскресений, когда убийства соседей не производятся. Вообще же человекоубийство у них не влечет ни кары, ни благословения... Кресту они оказывают такое почтение, что бедные люди, местные или пришлые... безопасно ходят и среди христиан, и среди язычников, если водрузят на копье со знаменем крест и будут его нести, подняв кверху».

Даже из этого краткого описания видно, что аланы утеряли пассионарность предков настолько, что не могли удержать бывшую у них культуру и государственность, сохранив почитание креста не как символа, а как амулета. Потому они не могли ни быть угрозой для соседей, ни организовать оборону при вражеском вторжении. Надо полагать, что среди них сохранялись геноносители, потому что какая-то часть алан, отошедшая на склоны Кавказского хребта, сохранилась доныне.

Аланы не имели никакой государственной организации и потому не были способны к сопротивлению. Монгольская армия прошла до Дона, естественно забирая у местного населения все необходимое для себя. В средние века так вели себя все наступающие армии. Половцы на выручку к аланам не пришли, так как, очевидно, рейд монголов застал их врасплох.

На Дону монголы обрели союзников. Это был этнос бродников, потомков православных хазар и предков низовых казаков. Бродники населяли пойму Дона и прибрежные террасы, оставив половцам водораздельные степи. Оба эти этноса враждовали между собою, и потому бродники поддержали монголов. Благодаря помощи бродников монголы ударили по половецким тылам и разгромили Юрия Кончаковича, а хана Котяна, тестя Мстислава Удалого, отогнали за Днестр.

Половцы стали умолять русских князей о помощи. Хотя у Руси не было повода для войны против монголов и, более того, те прислали посольство с мирными предложениями, князья, собравшись «на снем» (совет), решили выступить в защиту половцев и убили послов.

Остальное было описано неоднократно: русско-половецкое войско численностью около 80 тыс. ратников преследовало отступавших монголов до р.Калки, вынудило их принять бой, было наголову разбито, после чего монголы пошли на восток, но при переправе через Волгу потерпели поражение от болгар. Немногие смогли вырваться из окружения и вернуться домой. Разведка боем дорого стоила монголам.

Причины поражения русско-половецкого войска также выяснены. Оказывается, у русских не было общего командования, потому что три Мстислава – Галицкий (Удалой), Черниговский и Киевский – находились в такой ссоре, что не могли заставить себя действовать сообща. Затем отмечена нестойкость половцев, кстати, давно известная. Наконец, в предательстве обвинен атаман бродников Плоскиня, уговоривший Мстислава Киевского сдаться монголам, чтобы те его выпустили за выкуп. Допустим, князь выкупился бы, а его воины, у которых денег не было?! Что стало бы с ними? Их бы непременно убили, что в действительности и произошло.

Но для характеристики фазы этногенеза важны детали, на которые не было обращено должного внимания. Об убийстве послов историки, кроме Г.В. Вернадского, упоминают мимоходом, точно это мелочь, не заслуживающая внимания. А ведь это подлое преступление, гостеубийство, предательство доверившегося! И нет никаких оснований считать мирные предложения монголов дипломатическим трюком. Русские земли, покрытые густым лесом, были монголам не нужны, а русские, как оседлый народ, не могли угрожать коренному монгольскому улусу, т.е. были для монголов безопасны. Опасны были половцы – союзники меркитов и других противников Чингиса. Поэтому монголы искренне хотели мира с русскими, но после предательского убийства и непровоцированного нападения мир стал невозможен.

Однако монголы не ко всем русским стали проявлять враждебность и мстительность. Многие русские города во время похода Батыя не пострадали. «Злым городом» был объявлен только Козельск, князь которого Мстислав Святославич Черниговский был среди тех «великих» князей, которые решали судьбу послов. Монголы полагали, что подданные злого правителя несут ответственность за его преступления. У них самих было именно так. Они просто не могли себе представить князя вне «коллектива». Поэтому пострадал Козельск. (см. там же, с. 529)

«Рассматривая положение, сложившееся на Русской земле после смерти великого князя Всеволода III, приходится сделать два печальных вывода: 1) русского государства как целого в это время не существовало, и 2) противопоставление Русской земли Половецкому полю потеряло смысл. Наследники могучего Всеволода, Юрий II и его брат Ярослав, не пользовались никаким авторитетом ни в Новгородской республике, ни на юге, где потомки погибших на Калке князей продолжали бессмысленные войны, перекупая помощь половецких ханов. Последние охотно «торговали своими саблями», ибо пассионарное напряжение у них уже было не то. Они научились избавляться от всех соплеменников, нарушавших традиции воинствующей посредственности, той, что была идеалом половецкой этики. А это означало, что из общества изгонялись не только трусы, воры, предатели, дураки, но и гении, инициативные храбрецы, мечтатели, честолюбцы, т. с. все те, кто мог или хотел нарушить взаимоотношения половцев с Великой Степью». (см. там же, с. 532)

Итак, в XIII в. русичи считали половцев «своими», особенно крещеных. Не потому ли русские князья в 1223 г. выступили в защиту половцев и сложили свои головы на Калке. Злейших врагов не защищают ценой своей собственной жизни.

Таким образом, запустение и «погибель Русской земли» произошли не по вине злых соседей, а вследствие естественного процесса – старения этнической системы, или, что то же, снижения пассионарного напряжения. К аналогичному заключению пришел С. М. Соловьев, давший блестящую характеристику последнему паладину Киевской Руси – Мстиславу Удалому: «...князь, знаменитый подвигами славными, но бесполезными, показавший ясно несостоятельность старой, Южной Руси, неспособность ее к дальнейшему государственному развитию: Южная Русь стала доживать свой век в бесконечных ссорах Монома-ховичей с Ольговичами, Ростиславичей с Изяславичами».

Лев Гумилев назвал это состояние этнической системы Киевской Руси Надиром – точкой небесной сферы, диаметрально противоположной зениту (см. Лев Гумилев, указ.соч., с. 556-560)

Осенью 1236 г. монгольские войска взяли Великий Булгар, а весной 1237 г. напали на алан и кыпчаков. В дельте Волги погиб «храбрейший» из половецких вождей – Бачман, а войска хана Котяна отступили за Дон. Впрочем, фронтальное наступление монголов на запад захлебнулось.

Тогда монголы применили тактику обхода и окружения. Не ослабляя нажима на половцев в северокавказских степях, они двинули отряд на север и осенью 1237 г. подчинили буртасов, эрзю и мокшу, подойдя к границам Рязанского княжества. Начался поход на Русь. Во главе монгольского войска стоял внук Тэмуджина Чингисхана – Бату (Батый), а южной армией командовал его двоюродный брат – Монкэ (Мункэ).

Поход Батыя был описан неоднократно, с разных точек зрения и с различной степенью детализации. Поэтому повторение здесь излишне. Достаточно отметить, что Батый разгромил войско Рязанского княжества, взял в Великом княжестве Владимирском 14 городов и разбил войско князя Юрия II на р. Сить, затем после двухнедельной осады 5 марта 1238 г. взял Торжок. Батый повернул на юг и семь недель осаждал Козельск, помощи которому не подали ни смоленские князья, ни Михаил Черниговский, ни Ярослав Всеволодович, наследовавший во Владимире своему погибшему брату Юрию II, хотя у всех этих князей войска были; например, во время осады Козельска Ярослав Всеволодович совершил победоносный поход на Литву. Летом 1238 г. Батый перешел в степь и соединился с южной армией, после чего половцы стали отходить в Венгрию. В 1239 г. монголы взяли Чернигов, а в 1240 г. – Киев; попутно были разгромлены «черные клобуки» (каракалпаки). Кроме того, значительная часть монгольского войска была оттянута на Кавказ и в Крым. В 1241 г. монголы напали на Венгрию, истратив на путь через Волынь всего 4 месяца. Так закончился русский этап войны, но монгольский поход продолжался до 1242 г. (см. Лев Гумилев, Древняя Русь и Великая степь, с. 535)

Монгольский «западный поход» – феномен необычный, а потому интерпретация его была разнообразна. В XIX в. считалось, что героическое сопротивление Руси монгольским «полчищам» ослабило и обескровило их, чем спасло Западную Европу от разорения, за что эта «Европа» должна быть Руси благодарна. Однако благодарности не последовало, зато папа благословил крестовый поход против схизматиков (православных). Как ни странно, современниками это мероприятие не было расценено как предательство. Видимо, русские политики от папы ничего доброго и не ждали.

Советские историки, глубоко изучившие проблему, приводят интересные подробности. «Несмотря на непосредственную опасность нашествия, в Южной Руси не было заметно никаких попыток объединиться для отражения врага. Продолжались княжеские усобицы; летописец рядом с рассказом о разгроме монголами Переяславля и Чернигова спокойно рассказывает о походе Ярослава, во время которого тот «град взя Каменец, а княгыню Михайлову со множеством полона приводе к своя си». Продолжались усобицы в самом Киеве. Киевский князь Михаил Всеволодович бежал «пред Татары в Оугры», и освободившийся киевский стол поспешил захватить один из смоленских князей, Ростислав Мстиславич, но был вскоре изгнан... Даниилом Галицким, ничего не сделавшим для подготовки города к обороне; он даже не остался в Киеве, оставив за себя «тысяцкого Дмитра».... Никакой «помощи от других южно-русских княжеств Киев не получил». Принято винить за поражение феодалов-князей, однако богатые приволжские города, находившиеся в составе Владимирского княжества, – Ярославль, Ростов, Углич, Тверь и другие – вступили в переговоры с монголами и избежали разгрома.

«Согласно монгольским правилам войны, те города, которые подчинились добровольно, получали название «гобалык» – добрый город; монголы с таких городов взимали умеренную контрибуцию лошадьми для ремонта кавалерии и съестными припасами для ратников. Но и другие города, не успевшие вовремя сдаться, страдали недолго. Так как монголы нигде не оставляли гарнизонов, то «подчинение» носило чисто символический характер; после ухода монгольского войска жители возвращались домой, и все шло по-старому». (см. Лев Гумилев, Древняя Русь и Великая степь, с. 535)

Как отмечают историки, монгольский «западный» поход – феномен необычный и интерпретация его разнообразна. Но феномен, на мой взгляд, заключался в другом. Татаро-монгольское нашествие не только разорило немалую часть Древней Руси, но и привело в движение ее патриотические силы. А в нашей теме еще выявило огромный пласт пассионарных личностей, которые и возглавили народное сопротивление монголам.

По монгольскому закону, после того как была выпущена первая стрела, переговоры прекращались и город считался обреченным. Видимо, на Руси были толковые и осведомленные люди, успевшие растолковать согражданам «правила игры» и тем уберегшие их от гибели. Но тогда причиной разгрома Владимира, Чернигова, Киева и других крупных городов была не феодальная раздробленность, а тупость правителей и их советников-бояр, не умевших и не стремившихся организовать оборону. Когда же тупость становится элементом поведенческого стереотипа, то это симптом финальной фазы этногенеза – обскурации, после которой этнос переходит в гомеостаз, даже если он не раздроблен на части и не подчинен противником. А Русь монголами не была ни подчинена, ни покорена. (см. там же, с. 536)

Справедливо отметив, что монголы были жестоки на уровне своего времени и отводили Среднему Поднепровью роль тыла, в котором возможность военных выступлений должна была быть исключена, и что летописец говорит о городах, взятых татарами – «им же несть числа» (Ипатьевская летопись), (см. там же, с. 537) автор, знающий физическую географию своего края, указывает, что татары не могли останавливаться у каждого города, чтобы его разрушить. Многие крепости они обошли стороной, а «леса, овраги, реки, болота укрывали от татарской конницы и деревни и людей». Конечно, было уничтожено «много материальных и культурных ценностей... и погибло много народа, но жизнь продолжалась». И в доказательство он приводит ряд селищ, на которых есть следы пожарищ, датируемых 1240 г., но нет людских костяков, да и ценных вещей. По мнению В.О. Довженка, люди ушли из этих городов, забрав с собой ценный скарб, а по миновании опасности вернулись и восстановили свои жилища. Прятаться же им было где: Днепровская пойма изрезана великим множеством озер и болот, протоков и рукавов, да еще покрыта лесом и кустарником. Отнюдь не все русские города погибли во время Батыева набега, как «принято считать», принято потому, что «в этом сказалось предвзятое мнение историков». (см. Довженок В.О. Среднее Поднепровье после татаро-монгольского нашествия. Древняя Русь и славяне. М, 1978, с. 76-82)

Дальнейший поход татар был нацелен на Венгрию, где укрылась отступившая орда хана Котяна, и «Алеманию», т.е. Германскую империю. Для того, чтобы действовать в столь удаленных от их родины странах, им был нужен обеспеченный тыл и снабжение. Поэтому они всеми способами искали в Южной Руси не врагов, а друзей, и нашли их в Болоховской земле, что в Верхнем Побужье. Эти мелкие князья, как будто не Рюриковичи, а реликт древнего славянства, поддерживали галицких бояр в борьбе против Даниила Романовича, а с татарами договорились быстро. Татары освободили их от набора в свое войско при условии, что болоховцы будут снабжать их войско пшеницей и просом. Оказалось, что ссориться с татарами вовсе не обязательно.

Судьба этой старинной и богатой земли была печальна. Даниил Галицкий, заигрывавший в 1256 г. с папством, уничтожил галицких «бояр-изменников», разрушил города и опустошил древнюю славянскую землю. Этим он подорвал снабжение монгольских войск, а заодно и своего Галицкого княжества, ставшего легкой добычей Польши. Однако кого следует считать «изменником»: тех ли, кто искал компромисса с татарами, или тех, кто подчинял русские земли папе, немцам и их сателлитам? Мнения по этому поводу расходятся. (см. Лев Гумилев, указ. соч., с. 538).

Ураган, поднявший с востока «девятый вал», докатился до Адриатики. По пути он смел Польшу и Венгрию – лены Германской империи. Эти европейские страны потерпели куда более сокрушительное поражение, нежели русские князья. Те, обладая солидными военными силами, умело уклонились от решительных боев с монголами, очевидно соображая, что чем меньше сражений, тем меньше опустошений, а монголы все равно уйдут и все будет идти по-прежнему. Они были благоразумны и правы.

«Те же князья, которые хотели воевать с монголами, еще более благоразумно убежали на запад, где польско-немецкая армия Генриха Благочестивого встретила монголов при Лигнице 9 апреля 1241 г., а венгеро-хорватское войско Белы IV решило поразить другой корпус монголов при Шайо 11 апреля 1241 г. Оба войска были разбиты наголову, и население, особенно в Венгрии, сильно пострадало». (см. там же, с. 539)

Как указывает Лев Гумилев, Русь представляла собой суперэтнос из восьми «полугосударств», неуклонно изолирующихся друг от друга и дробящихся внутри себя. Новгородская республика, Полоцкое, Смоленское и Турово-Пинское княжества не были затронуты татарами. Сильно пострадала Рязань, но больше от суздальцев, чем от татар. Северная часть Великого княжества Владимирского уцелела благодаря своевременным переворотам и капитуляции с предоставлением наступающей татарской армии провианта и коней. Пострадавшие города, в том числе Владимир и Суздаль, были быстро отстроены, и жизнь в них восстановилась. Резня 1216 г. на Липице унесла больше русских жизней, чем разгром Бурундаем Юрия II при Сити. Эта битва 4 марта 1238 г. удостоена особого внимания лишь потому, что там был убит великий князь.

Да и были ли у монголов средства для того, чтобы разрушить большую страну? Древние авторы, склонные к преувеличениям, определяют численность монгольской армии в 300-400 тыс. бойцов. Это значительно больше, чем было мужчин в Монголии в XIII в. В.В. Каргалов считает правильной более скромную цифру: 120-140 тыс. , но и она представляется завышенной. Ведь для одного всадника требовалось не менее трех лошадей: ездовая, вьючная и боевая, которую не нагружали, дабы она не уставала к решающему моменту боя. Прокормить полмиллиона лошадей, сосредоточенных в одном месте, очень трудно. Лошади падали и шли в пищу воинам (см. там же, с. 546), почему монголы требовали у всех городов, вступивших с ними в переговоры, не только провианта, но и свежих лошадей.

Реальна цифра Н. Веселовского – 30 тыс. воинов и, значит, около 100 тыс. лошадей. Но даже это количество прокормить было трудно. Поэтому часть войска, под командованием Монкэ, вела войну в Половецкой степи, отбивая у половцев зимовники с запасами сена.

С той же проблемой связано поступление подкреплений из Монголии, где из каждой семьи был мобилизован один юноша. Переход в 5 тыс. верст с необходимыми дневками занимал от 240 до 300 дней, а использовать покоренных в качестве боевых товарищей – это лучший способ самоубийства.

Действительно, монголы мобилизовали венгров, мордву, куманов и даже «измаильтян» (мусульман), но составляли из них ударные части, обреченные на гибель в авангардном бою, и ставили сзади заградительные отряды из верных воинов. Собственные силы монголов преувеличены историками.

«Так же преувеличены разрушения, причиненные войной. Конечно, войны без убийств и пожаров не бывает, но масштабы бедствий различны. Так, весной 1238 г. Ярослав Всеволодович вернулся в пострадавшее свое княжество, «и бысть радость велика христианам, и их избавил Бог от великая татар», действительно ушедших в Черниговское княжество и осаждавших Козельск. Затем Ярослав посадил одного брата в Суздаль, якобы стертый с лица земли, другого в Стародуб, а мощи убитого брата положил в церковь Богородицы во Владимире-на-Клязьме (вопреки распространенной версии после нашествия этот памятник остался цел).

И ведь войско у него было немалое. Он тут же совершил удачный поход на Литву, а сына своего Александра с отборной дружиной направил в Новгород, которому угрожали крестоносцы: немцы, датчане и шведы». (см. там же, с. 547)

Переломные эпохи

Как утверждает в своей книге Лев Гумилев, переломные эпохи – не его выдумка. Они существовали и будут еще. Но увидеть их нельзя, а почувствовать можно. После развала некогда огромной страны мы это поняли и ощущаем до сих пор. Особенно по внешней политике государств. Причастны ли к этому процессу пассионарные личности? Безусловно. Скажу более того. Они эти процессы экстраполируют на современные отношения индивидов и целых государств. Что было не раз в истории. В Древней Руси их было немало, а вот «в Великой степи их было три, и обо всех уже говорилось. Первой эпохой, самой древней и потому расплывчатой, надо считать Х-XI вв. до н.э. Тогда появились скифы и возник Древний Китай. Вторая эпоха – III в. до н.э. Эту мощную вспышку этногенеза можно проследить до излета, т.е. до полной потери инерции, когда остаются только «остывшие кристаллы и пепел». Третья вспышка – монгольский взлет XII в. Инерция его еще не иссякла. Монголы живут и творят, свидетельство чему – их искусство». (см. там же, с. 545)

По сути дела, в изложенном тезисе нет ничего нового. Это просто диалектико-материалистическое толкование этнической истории. Факты скачкообразного развития наблюдаются многими науками и нигде не вызывают недоверия, так же, как и плавное становление в промежутках между скачками.

И ведь во всех странах и у всех этносов наблюдается та же картина. В VIII в. до н.э. так возникли этносы – создатели и носители античной культуры – Рим и Эллада и затем, почти одновременно (в исторических масштабах), погасли. В I-II вв. готы начали великое переселение народов, даки погибли в борьбе с Римом, а крошечные христианские общины выросли в «золотую Византию»; и тоже инерции хватило на 1200 лет, кроме тех случаев, где процесс был оборван внешними силами. (см. там же, с. 545)

Г.М. Прохоров доказал, что в Лаврентьевской летописи три страницы, посвященные походу Батыя, вырезаны и заменены другими – литературными штампами батальных сцен XI-XII вв.. Учтем это и останемся на почве проверенных фактов, а не случайных цитат.

Больше всех пострадало Черниговское княжество. В 1238 г. был взят Козельск – «злой город», а население его истреблено. Михаил Черниговский не пришел на выручку своему городу, отверг мирные предложения монголов, бросил свою землю и бежал в Венгрию, потом в Польшу, в Галич, а по взятии Киева вернулся в Польшу. Когда же пришла весть, что иноплеменники «сошли суть и(з) земле Русское», он вернулся в Киев (см. Лев Гумилев, указ. соч., с. 548). По возвращении монголов из похода в 1243 г. Михаил через Чернигов убежал в Венгрию. В 1245 г. он появился в Лионе, где просил у папы и собора помощи против татар, за что по возвращении на Русь был казнен. А брошенное им княжество подвергалось постоянному разорению и запустело.

В 1240 г. Батый взял Владимир-Волынский «копьем» и народ «изби не щадя», но церковь Богородицы и другие уцелели, а население, как оказалось, успело убежать в лес и потом вернулось. То же самое произошло в Галичине; там во время этой войны погибло 12 тыс. человек, почти столько же за один день полегло на р. Липице. Но на Липице погибли воины, а число изнасилованных женщин, ограбленных стариков и осиротевших детей не учтено. Исходя из этих данных, следует признать, что поход Батыя по масштабам произведенных разрушений сравним с междоусобной войной, обычной для того неспокойного времени. Но впечатление от него было грандиозным, ибо выяснилось, что Древняя Русь, Польша, поддержанная немецкими рыцарями, и Венгрия не устояли перед кучкой татар.

Если поведение русских князей оставляло желать лучшего, то, может быть, народ проявил стойкость в борьбе с иноплеменниками? Отнюдь нет!

Как излагает Лев Гумилев в своей книге (см. Древняя Русь и Великая Степь, с. 548), «мой покойный друг профессор Н.В. Тимофеев-Ресовский рассказал мне по детским воспоминаниям, что около Козельска есть село Поганкино, жители которого снабжали провиантом монголов, осаждавших «злой город». Память об этом была в XX в. настолько жива, что козляне не сватали поганкинских девиц и своих не отдавали замуж в Поганкино».

Монгольская армия нуждалась в пополнении, поэтому монголы предлагали захваченным в плен купить свободу ценой вступления в их армию. В хронике Матвея Парижского приведено письмо двух монахов, где сообщается, что в монгольской армии «много куманов и псевдохристиан (т.е. православных. – Л.Г.)». Первый набор среди русских был произведен в 1238-1241 гг..

Такое снижение патриотизма указывает на спад пассионарности древнерусского этноса даже ниже нулевой отметки – гомеостаза. Пришла пора отрицательных значений – обскурация, которая должна была привести народ к вырождению и гибели, как древних римлян, или к порабощению иноплеменниками, как полабских славян и пруссов. Но не случилось ни того, ни другого; наоборот, новая Россия добилась большей славы, чем Древняя Русь. Но между этими двумя витками этногенеза лежало темное столетие, которое надо было пережить. И это удалось... благодаря гению Александра Невского. (см. там же, с. 550)

Организатором и координатором антирусского похода был папский легат Вильгельм, получивший от папы Григория IX (графа Уголино ди Сеньи, 1227-1241) задание принудить Новгород перейти в католическую веру. Шансы для этого были немалые. Среди новгородцев и псковичей были германофилы, сохранившие ненависть к «низовцам» и предпочитавшие выгодную торговлю с Ганзой кровопролитной войне. Большая часть чуди, води, ижоры сопротивлялась введению у них православия, а сумь и емь (финны) уже подчинились шведам.

Не следует думать, что в той или иной фазе этногенеза все люди одинаково активны или инертны. Фаза – понятие статическое, это фон, на котором не только возможны, но и неизбежны яркие искры пассионарности. Такой «искрой» был Александр Ярославич, назначенный новгородским князем и прибывший в Новгород «в мале дружине». Он собрал небольшое число добровольцев, пополнил его новгородскими пассионариями и проявил древнюю русскую доблесть 15 июня 1240 г.

Шведское войско на многих кораблях (шнеках) вошло в устье Невы и высадило десант, но ярл Биргер, уверенный в победе, не спешил с наступлением, из-за чего потерял темп. Князь Александр успел сплавить пешую рать по Волхову к Ладоге, а конную – по берегу до устья Ижоры, где был расположен шведский лагерь. Шведы удара не ждали. Поэтому внезапное нападение русских войск не встретило должного сопротивления. Шведам не помог даже численный перевес, потому что отборные русские дружины не упустили инициативу боя, продолжавшегося с утра до наступления темноты. Под покровом ночи русские отошли, а шведы похоронили убитых, частью в земле, частью погрузив трупы на ладьи. Эти ладьи сплыли по Неве и потом потонули в море.

Битва у Ижоры была выиграна не столько тактически или тем более стратегически, сколько морально: воинский дух шведов был подорван. Немногочисленная рать Александра, тоже понесшая потери «суздальцами и новгородцами», не могла бы сдержать планомерного наступления шведов, если бы оно осуществилось. Но русское мужество, хотя и «в мале дружине», снова преодолело скандинавскую силу, как было в 1023 г. при Листвене, а потом в 1709 г. при Полтаве.

А в это время немецкое наступление развивалось успешно. В 1240 г. ливонские рыцари взяли Изборск и Псков, ворота которого им отворил глава германофильской партии боярин Твердила Иванкович. Новгородцы же зимой 1240 г. «отблагодарили» князя Александра, выгнав его.

Вот это и есть фаза обскурации – упрощения системы – со всеми характерными симптомами – эгоизмом, неблагодарностью, жадностью, своеволием и политической близорукостью. На организменном уровне такое изменение приписывается склерозу, а на этническом это – первый признак маразма.

В 1241 г. ливонцы с отрядами наемных литовцев, эстов и всегда готовых к драке ливов заняли Копорье, Тесов на р. Оредежь и приблизились к Новгороду. Уже в 30 верстах от новгородских стен ливонские разъезды захватывали купцов, отнимали у населения скот и не давали крестьянам пахать.

Тут новгородские власти одумались и поехали к Ярославу за помощью. Александр вернулся в Новгород с «низовой» ратью и показал себя мастером маневренной войны. Немедленно он взял Копорье, где перевешал изменников из води и чуди. В начале 1242 г. он освободил Псков, а 6 апреля одержал знаменитую победу на Чудском озере. Затем в результате ряда удачных операций в 1245 г. Александр Невский победил литовцев и выгнал их отряды с Руси. Тогда же бежал из Финляндии епископ Томас (англичанин) от восставшей еми, поддержанной русскими. Крестовый поход на Балтике захлебнулся.

А теперь, изложив ход событий, приступим к анализу, чтобы вскрыть механизм процесса.

Новгородская земля, не затронутая татарским нашествием, показала полную неспособность к отражению внешнего врага, и даже были люди, готовые к государственной измене. А ведь за 30 лет до этого новгородцы на р. Липице проявили несомненный героизм. Что же произошло за эти годы? А ничего! Впрочем, нет, сменилось поколение, или, иначе говоря, сработал фактор исторического времени: внуки стали непохожи на дедов, а этническая система, сохранив (в пределах допуска) внутреннюю структуру, утратила большую долю энергии.

Новгород был спасен «низовыми» полками, пришедшими из Владимирского княжества – страны, якобы выжженной и вырезанной татарами. Уже сам факт такого похода заставляет думать, что рассказы о полном разрушении Руси в 1238 г. страдают преувеличением.

«И вот еще что странно. Русские княжества, не затронутые татарами, – Полоцкое, Смоленское, Турово-Пинское – никакой помощи Пскову и Новгороду не оказали, как и за год до этого Козельску. Чем объяснить такую инертность населения исконных областей Древней Руси?» (cм. там же, с. 551)

Иоанн Данилович Калита
(1328-1340)

Великий князь Владимирский, князь Московский, первый собиратель русской земли.

В борьбе с другими князьями Иоанн не пренебрегал никакими средствами и, раболепствуя перед ханом, при помощи татар счастливо одерживал верх над своими соперниками. Еще при жизни Георгия Даниловича Иоанн управлял Московским княжеством. После смерти Георгия хан Узбек отдал великое княжение тверскому князю Александру. Пользуясь случившимся в Твери в 1327 г. убийством татарского посла Чолхана (Щелкана), Иоанн поспешил в Орду, возвратился с пятидесятитысячным татарским войском и опустошил огнем и мечом всю тверскую землю (см. Дмитрий Балашов. Время власти. В кн. Рюриковичи, М., Армада, 1995, с. 5).

В следующем году Иоанн получил от хана ярлык на великое княжение. Он не перестал, однако, преследовать несчастного тверского князя. Князь Александр скрылся в Пскове. Не надеясь взять этот город силою, Иоанн прибегнул к помощи духовенства: угроза митрополита Феогноста отлучить от церкви весь Псков заставила князя Александра удалиться на некоторое время в Литву. Когда он вернулся во Псков, Иоанн, в 1339 г. отправился к татарам; по его внушению хан послал князю Александру приказ явиться в Орду. Здесь тверской князь был убит, а Иоанн вернулся в Москву с великим пожалованием и, торжествуя победу над Тверью, велел снять большой колокол тверского Спасского собора и перевезти в Москву.

Самовластно распоряжался Иоанн и в других княжествах. В Ростове, в 1330 г., его воеводы чинили всякие насилия над жителями и повесили старшего ростовского боярина Аверкия. В 1332 г. Иоанн начал войну с Новгородом, вследствие отказа последнего уплатить старинную дань (так. наз. «закамское серебро»), но вскоре заключил мир. В конце княжения он снова потребовал от новгородцев большую сумму денег и, когда они отказались уплатить ее, отозвал своих наместников; эта распря окончилась уже при его сыне.

В 1340 г. Иоанн по приказанию хана отправил войско на непослушного Орде смоленского князя Иоанна Александровича и опустошил вместе с татарами Смоленскую область.

В княжение Иоанна в его владения пришли спокойствие и благосостояние. «Бысть тишина христианам и престаша татарове воевать Русскую землю», – говорят летописцы, разумея под Русской землей в данном случае Владимирское и Московское княжества. Иоанн был бережливым хозяином, старавшимся об увеличении своего княжества и своего богатства; в своем завещании он заботливо пересчитывает все купленные им села и золотые сосуды. На эту черту его указывает прозвище Калита – мешок с деньгами, скопидом (Карамзин объясняет это прозвище иначе – тем, что Иоанн всегда носил при себе мешок с деньгами для раздачи бедным).

Иоанн заботился о внутреннем устройстве своих владений и, по одному известию, избавил Русскую землю от татей. К сильному князю стекались бояре из Твери, Чернигова, Киева и даже из Орды (мурза Чет.). Важным событием в княжение Иоанна было переселение митрополита Петра из Владимира в Москву на постоянное жительство. Иоанн сумел приобрести особое расположение митрополита и по его просьбе воздвигнул в Москве каменный Успенский собор. Новый митрополит Феогност, следуя примеру своего предшественника, также поселился в Москве. Кроме названного собора, Иоанн построил в Москве еще три каменных храма и возобновил кремлевские стены (еще деревянные). Несмотря на свое богатство и силу, Калита не сделал важных земельных приобретений. Приобретение им городов Галича, Углича и Белозерска, на которое указывает духовная Дмитрия Донского, остается под сомнением, так как Иоанн не говорит о них в своих духовных грамотах. По объяснению Соловьева, Калита купил эти города, но оставил за продавцами некоторые права владетельных князей.

Перед смертью Иоанн принял пострижение и схиму. Все свое движимое и недвижимое имущество он разделил между тремя сыновьями и женою: Москву он оставил в общее владение наследникам, сыну Симеону дал город Можайск, Коломну и 16 волостей, Иоанну – Звенигород, Кремичну, Рузу и еще 10 волостей, Андрею – Лопасну, Серпухов и еще 9 волостей, жене Елене с дочерьми – 14 волостей.

По землям славян от Адриатики и до Дуная, в Болгарии и Сербии, и до Карпатских гор, и за Карпатами, в Галиче и на Волыни, и по всей Русской земле до самого моря Полуночного, и оттоле до Волги и до Оки, и под горами Кавказскими, в землях ясов, и в Дагестане – древнем Серире, – и за горами Кавказа, в Грузии, в Великой и в Малой Армении, и в Малой Азии – в Киликии, Фригии, Сирии, – и на склонах Ливана, и даже под властью султанов в Месопотамии и Египте, и в дальней Абиссинии, и по всей Греции – в Эпире, Фессалии и Пелопоннесе, во Фракии и Македонии – всюду простерлась православная вера. А последователи отверженного патриарха Нестора пронесли ее сквозь земли Ирана, Согдиану и Семиречье в Кашгарию и Турфан, и до монгольских степей, к берегам Селенги, и к далекому Чину – даже и туда, в Китай, досягнуло слово Христа. Таково было свечение духовного огня Византии в двенадцатом, совсем еще недавнем столетии.

Но вот минули немногие десятки лет, и по всему Ближнему Востоку, от Нила и до Инда, словно меч гнева или губительный смерч, прокатилась гибель на православное христианство. Мусульмане захватили всю Ближнюю Азию. Погибли в страшной резне конца тринадцатого века христиане Сирии и Армении, Дамаска, Эдессы и Антиохии, Тира, Сидона, Газы и Акры. Пали древние церкви, основанные еще первыми пустынножителями и пророками. В Африке едва устояла одна Абиссиния, а в Малой Азии мусульманские султаны турок-сельджуков и османов подступили к самым стенам древнего града Константина. Уже раздавлена и растоптана копытами чуждых завоевателей Армения, пленена Грузия и земля ясов-алан попала в плен иноверным. Уже и в Иране в 1295 году Ильхан Газан принял ислам, и вскоре, в 1319 году, вырезаны несториане персидские. И в те же годы пала, с воцареньем Узбека в Орде, христианская вера у кочевников-монголов. Исчезли, растаяли к исходу тринадцатого столетия общины христиан в Китае, умалилось христианство в Турфане и Индии. А в самой Византии и в сопредельных землях створилось гибельное разномыслие. Бесконечные церковные споры сотрясают гибнущую Византию, а сами кесари великого города склонили слух к приятию унии с Римом. Лишь горсть монахов на горе Афонской еще блюдет истинное православие, в суровой аскезе добиваясь лицезрения света фаворского.

А великую некогда землю Руси поделили Литва и Орда, и уже под стены Пскова и Новгорода, уже на земли Галича и Волыни, уже к Смоленску и Твери дотягивают властные руки литовских князей, о коих полтора века назад и слыху не бывало на Руси Великой! И долго ли простоит еще княженье владимирское, подвластное мусульманскому хану? И не угаснет ли последний отблеск византийской веры и там, в Залесской Руси, единственно оставшемся осколке размахнувшей некогда на тысячи поприщ Киевской державы? А с ним, со светом этим, с отблеском былого огня, не угаснет ли, не обратит ли во снедь иноверцам и сама земля русичей, не исчезнет ли язык словенск в волнах иных народов? Ибо что иное, кроме веры, обрядов, отчих заветов родимой старины, способно совокупить и удержать народ в быстробегущем потоке времен? И, строго оглядевши с высоты, невозможно было бы не изречь, что да, исчезнет, и растворится, и смеркнет совсем свет православия и с ним вместе имя Руси Великой!

Еще тянет дымом пожара сожженной Твери, самого сильного града земли владимирской, а тверской князь Александр отсиживается сперва во Пскове (Плескове по-древнему), а оттоле бежит в Литву, под руку великого князя литовского Гедимина.

Малый прок Залесья: Москва с прилегающими немногими градами осталась неразоренной и необезлюженной после многолетней распри московских князей с тверскими. Малый прок, малый, ежели поглядеть с высоты, остаток земли, малый и слабый, ибо не дерзают днесь ни на какую великую борьбу с соседями князья владимирские. И сам Иван Данилович Калита, брат покойного Юрия Московского, разделивший великое княжение владимирское с суздальским князем, не дерзает уже на ратные споры, послушно исполняя наказы хана, и, Бог весть, удержит ли еще власть, вернее, тень власти в родимой земле!

А литовские полки, охапив уже всю землю Руси до Киева, рвутся дальше и дальше, дерзают спорить с ханом; и, огрызаясь, пустоша землю набегами, отступают, уходят татарские рати, отдавая Литве город за городом и волость за волостью. И, поглядев с высоты, кто бы не сказал в те поры, что недалек день, когда и последние волости русские исчезнут, подчиненные Литвою, и два великих соперника, Литва и Орда, столкнуться в последнем бою за обладание этой землею, обратить которую в католичество – в «веру латинскую» – уже и сейчас деятельно хлопочут легаты, епископы и кардиналы папского Рима?

Погубленная после убиенья Шевкалова в 1327 году Тверь, во главе со своим беглым князем, откачнет к Литве; Псков и Новгород тоже перейдут под руку великого князя литовского Гедимина, а ослабленная двадцатилетнею борьбою Москва и Твери залесская земля угаснет, истает, обратившись в прохожее и проезжее пограничье меж сильными соседями, которые во взаимных походах окончательно истребят все живое и несхожее с ними, что еще уцелело здесь от великой, легендарной, невозвратимой киевской старины (см. Иван Калита, с. 10-12).

Это искренне лирическое отступление, возможно, и не совсем к месту в книге об исторических процессах. Но оно как нельзя удачно подтверждает мысль о том, в какое сложное время формировалась пассионарность Ивана Калиты.

Всего 12 лет правил Русью Великий князь Владимирский и Московский Иван Калита. Но его врожденная пассионарность и интуитивное чувство времени позволили ему сдружиться с Ордой и при ее поддержке увеличить Московское княжество – основу будущего государства московского.

Дмитрий Иванович Донской
(1368-1389)

Великий князь Владимирский и Московский с 1359 года. Сын князя Ивана II Ивановича Красного, внук Ивана I Даниловича Калиты. В первые годы при малолетнем Дмитрии правительство возглавлял митрополит Алексей. Опираясь на возросшую мощь Московского княжества, поддержку служилых бояр и горожан, Дмитрий Иванович преодолел сопротивление соперников в борьбе за великое княжение – суздальско-нижегородского, рязанского и тверского князей. При нем в 1367 г. был построен первый каменный кремль в Москве, в 1368 и 1370 его войска отразили нападения на Москву литовского князя Ольгерда. Во время войны с Тверью (1368-1375) Дмитрий Донской в 1375 принудил тверского князя к признанию своего старшинства и союзу в борьбе с Золотой Ордой. В 1376 Московское княжество утвердило свое влияние в Болгарии Волжско-Камской, в 1378 его рать разбила под Скорнищевом рязанского князя. Великий князь первый из московских князей возглавил вооруженную борьбу народа против татар: в 1378 на р. Вожа было разгромлено татарское войско Бегича, а в 1380 Д.И.Д. во главе объединенных русских сил выступил навстречу полчищам татарского темника Мамая, двигавшимся на Русь. В Куликовской битве 1380, завершившейся разгромом завоевателей, Великий князь проявил выдающийся полководческий талант, за что был прозван Донским. После нападения татарского хана Тохтамыша на Москву в 1382 Дмитрий Иванович организовал работы по восстановлению города. В княжение Великого князя Москва утвердила свое руководящее положение в русских землях. Он впервые передал великое княжение старшему сыну Василию без санкции Золотой Орды как «свою отчину» (см. Большая советская энциклопедия. т.8 с. 359).

Закономерно считается, что в историю России Великий князь Владимирский и Московский вошел, участвуя в подготовке сражения и в самом сражении на Куликовом поле. Между тем, ему за 21 год правления судьба уготовила множество других испытаний.

17 сентября 1374 года летописцы посчитали нужным отметить, задержать на этом числе внимание читателей. В Москве в тот день скончался дядя великого князя Дмитрия Василий Васильевич Вельяминов.

Внимание, проявленное летописцами к кончине Вельяминова, отражало отношение к ней и в Кремле, и вообще в московской земле. Умер не только родственник великого князя, не только сановитый и богатый боярин, член московского правительства. Скончался тысяцкий, отец и дед которого также были тысяцкими. Почил властелин, имени которого трепетал, ослушаться которого боялся весь городской и посадский черный люд.

Ремесленное чернолюдство делилось на сотни, управляемые соцкими, последние, в свою очередь, подчинялись тысяцкому. Вот что пишет о месте и значении этой должности историк Древней Руси академик М.Н. Тихомиров: «…тысяцкий назначался князем, но это не мешало тысяцким при поддержке бояр и горожан становиться грозной силой, с которой приходилось считаться самим великим князьям. Ведая судебной расправой над городским населением, распределением повинностей и торговым судом, тысяцкие вступали в близкие отношения с верхами городского населения, а при благоприятных условиях могли опереться на широкие круги горожан. Поэтому смена тысяцкого затрагивала интересы многих горожан и была важным политическим делом, а не простой сменой одного княжеского чиновника другим. Этим объясняется тенденция тысяцких передавать свою должность по наследству…» (см. Дмитрий Донской, ЖЗЛ, Москва, «Молодая гвардия», 1983, с. 171)

У Василия Васильевича, напомним, было три сына – Иван, Микула и Полиевкт. Видимо, умирая, Вельяминов отец пребывал в невозмутимой уверенности, что должность тысяцкого венценосный племянник передаст его старшему сыну Ивану.

Но этого не произошло. Летописцы-современники умалчивают о причинах, побудивших великого князя Дмитрия упразднить родовую должность Вельяминовых. Вполне возможно, что какие-то первоначальные толкования у них на сей счет имелись, но были опущены при составлении позднейших летописных сводов. Кое о чем мы можем догадаться, если присмотримся еще раз к уже размотанным узластым нитям «вельяминовского клубка». Достаточно вспомнить загадочное убийство тысяцкого Алексея Босоволкова-Хвоста и последовавшую за ним ссылку Василия Вельяминова в Рязань. Нелишне держать в памяти и «басню» о том, как дядя-тысяцкий во время свадьбы своего племянника подменил подаренный ему золотой пояс. Почему бы не допустить, что эта «басня» впервые была обнародована не много десятилетий спустя, а что знал о ней и сам Дмитрий Иванович, участвовавший сейчас в похоронах своего властолюбивого дяди? Знал, но молчал, подавляя в себе обиду.

Но для наших целей достаточно ограничиться тем, что сказано об особом весе должности тысяцкого у М.Н. Тихомирова. Безусловно, сироте Дмитрию, отроку, а затем и юноше, «приходилось считаться» с той «грозной силой», которую представлял собою на Москве покойный Василий Васильевич. Если даже, покровительствуя своему племяннику в княжом совете, Вельяминов был с ним предельно мягок, уважителен, наконец, чистосердечен и бескорыстен, Дмитрий рано или поздно должен был почувствовать, что дядя все-таки держит в руках слишком великую и самостоятельную власть, при которой он, Дмитрий, – лицо в некотором роде внешнее. Дядя то и дело поступает от его имени, прикрывается его именем, а может быть, и злоупотребляет его именем. И в то же время дядино имя слышно на каждом шагу. Рано или поздно такое положение должно было задеть самолюбие взрослеющего великого князя, и если не он сам первым увидел, то кто-нибудь из его окружения – тот же Владимир, или митрополит Алексей, или кто-то из бояр-сверстников – мог однажды ему намекнуть на некоторую чрезмерность власти, которую успел за эти годы стяжать раздавшийся по всем статьям вширь тысяцкий.

Опять-таки область домыслов и предположений, но вполне вероятно, что с какого-то дня и часа Дмитрий перестал обижаться про себя и начал вслух, в глаза высказывать всесильному родичу накопившиеся обиды, а того такие высказывания не могли не задеть за живое и оценивались не иначе, как проявление мальчишеской неблагодарности за все, что он, тысяцкий, для своего дорогого, паче родимых детищ любимого племянника сделал и делает, забывая есть и спать, уподобляясь верному псу и т.д. и т.д. Дед Вельяминова служил прадеду Дмитрия и его деду, уж век скоро потомственной службе, и должна же быть какая-то за нее оплата? Хотя бы в том состоящая, что по смерти Василия место тысяцкого останется за его родом.

Так, похоже, думали не только в семье Вельяминовых. У покойника на Москве и за ее пределами осталось великое множество приятелей, нажитых за долгие годы его властвования, всяк по-своему обязанных ему. Это приятельство и обязанности, понятно переносились теперь на Ивана Васильевича. Он постоит за своя людишки, не даст их в обиду ни княжеским тиунам, ни митрополичьему суду. А они-то уж расстараются для своего господина.

Наверное, и старший вельяминовский сын был не менее покойного родителя уверен: завтра-послезавтра под белы руки поведут его к велик-князю и тот при всем честном собрании посвятит его в наследственное званье.

Было Дмитрию о чем задуматься.

Годы прикапливали ему житейского разумения, приучали разбираться в окружающих людях, в человеке вообще. Ему с детства посчастливилось знать и прививать себе пример тех мужей совести, что жили не хлебом единым, чьей неусыпной заботой была судьба отеческой земли, ее вдовиц и сирот, ибо этим последним не на всяк день и хлебца – то единого достает – ржаного насущного сухарика. Он видел людей, за которыми если и водилась какая корысть, то в самой малой малости, ни для кого не обидной. Всякая ведь тварь живая – от пташки до человека – ищет, чем напитать чрево свое, с кем утолить голод любовный, алчет покоя и тепла, радости плотской и веселости духовной. Это и не корысть вовсе, а благой закон естества, на всех и каждого изливаемый, имя же ему равность. Видел Дмитрий: властелину людскому нужно только следить, чтобы, исполняя закон, никто не превышал свою житейскую меру. Потому что тут – в превышении – и проступала на свет божий темная корысть.

Но видел он и еще один закон, тоже, казалось ему, не менее благой, и имя ему было разность. Все на свете разнилось и различествовало: звезда от звезды, птица от птицы, семя от семени, плод от плода, язык от языка, народ от народа, старый от малого, мужеск пол от женска, мирянин от инока, князь от боярина, купец от смерда. И не зря ведь, не напрасно разнилось, но для взаимной нужности, для вящей красы мира.

Эти-то равность и разность были как два полных до верху водоноса на коромысле – удобно и нетяжело нести хоть в гору, хоть под гору. Но если убывала равность, начинало возмущаться естество людское. И если нарушалась разность, оно же протестовало. Все неживое и живое стремилось быть непохожим, неодинаковым и в то же самое время уповало на справедливость, жаждало уподоблений, чаяло общей меры вещей.

Василий Вельяминов хотел уравняться с Дмитрием не только в силе власти, но и в родовой ее преемственности, и это не могло не беспокоить великого князя. Они не должны, не имеют права быть ровней, ибо тогда разрушится единство земной власти. Преступая разность, покойный тысяцкий преступал и равность: на целую голову поднялся он над другими боярами княжого совета.

Дед Дмитрия, Иван Данилович, оставил по себе благодарную память в московском боярстве – он его сплотил вокруг себя, наделил добром и службой в меру каждого, завещал потомкам своим беречь и поощрять боярских детей, памятовать: крепки бояре – крепки и ратники, крепко и крестьянство. Но и за боярами послеживай, княже, чтоб не грабили своих холопов, чтоб друг перед другом не завышались сильно, плодя зависть и раздоры.

Вельяминовы ныне очень уж завысились – это не одного Дмитрия обижало и беспокоило. Отдать сейчас тысяцкое кормило Ивану – значит, еще поощрить вельяминовский запышливый разгон. Потачка такая чревата смутами в самом ближайшем великокняжеском окружении.

Видимо, Дмитрий учитывал и какие-то личные свойства своего двоюродного брата Ивана – свойства, которые, кстати, не замедлили проявиться, как лишь тот узнал, что ему в наследственном звании отказано.

Поступок великого князя был неожиданностью, почти вызывающей, и не для одного лишь Вельяминова-сына. Дмитрий не просто отказал ему, как таковому, он упразднял отныне на Москве… саму должность тысяцкого. Впечатление было, как если бы кто взял да и срыл за ночь, разобрав до основания, одну из воротных башен Кремля, а на пустом месте наспех соорудил тын из ольховых жердей.

Но впечатление впечатлением, а у Дмитрия все, оказывается, было продумано до тонкостей. Часть полномочий городского головы переходила к вновь учреждаемому наместнику Москвы – такому же чиновнику, какие сидят по всем иным великим и малым городам Белого княжения. Другую часть правомочий тысяцкого Дмитрий оставлял за собой лично.

Необычность нововведения смутила многих и в городе, и на посадах. Дело не только в привычке, которая круто ломалась. Вельяминовы – род большой: братья, сыновья покойного, куча боковой родни. Обида хоть и косвенно, а задела каждого. Задела она и всяческих доброхотов и приятелей семейства, связанных с покойником большей или меньшей корыстью. Резкость великокняжеского определения могла смутить и тех бояр, кто не кумился с Вельяминовыми. Устойчивость бытовых и гражданских преимуществ, переходящих из рода в род, ценилась в этой среде очень высоко. А вдруг молодой князь, почуяв свободу от длительной дядиной опеки, начнет ломать иные порядки, ломиться на иные дворы?

Иван Вельяминов не просто оскорбился – он оскорбился непереносимо. Чем больше его жалели, чем искренней ему сочувствовали, тем сильнее разгоралось в нем ретивое. О смирении не могло быть и речи. Он был по крови тысяцкий, он не желал быть просто одним из московских бояр. Он мог быть только первенствующим боярином Москвы, не уступающим по могуществу власти своему братану и сверстнику, которому повезло родиться в княжеской колыбели и которому стать великим князем московским и владимирским помогал не кто иной, как Василий Васильевич Вельяминов.

А если ему, Ивану, не бывать тысяцким, то еще поглядеть надо, останется ли Дмитрий великим князем!

Психологи уже давно доказали, что ревность и зависть – самые сильные рычаги действия на любого человека, а на облаченного властью тем более. Столкновение двух пассионарных личностей ведет, как принято сейчас говорить, к эскалации конфликта. А когда в эту ситуацию вмешиваются внешние силы, действия и противодействия сторон конфликта подталкивают к решительным мерам.

Как и следовало ожидать, наказание Твери разгневало и Мамая, и Ольгерда. Но тот и другой могли сейчас себе позволить лишь небольшие карательные набеги на окраины великого владимирского княжения. Ордынская рать повоевала села возле Нижнего Новгорода. Литовцы подступили к Смоленску, но тоже отличились лишь грабежом крестьянских дворов и малых городков. Якобы мстили за обиду, нанесенную тверичу: «Почто ходили ратью на князя Михаила Тверского?» Видимо, ополченцы к этому времени еще не вернулись в свои города и села, и сопротивления карателям оказано не было.

Иван Вельяминов безвылазно сидел в Орде – а куда ему выходило податься? Он громко именовал себя тысяцким Владимира клязьминского – великокняжеской столицы (этот чин был обещан ему Михаилом, когда в Твери сговаривались). Но велик чином, а в треухе овчинном. Михаилу теперь не до Владимира первопрестольного, рад небось, что и в Твери – то оставлен. И на Москве беглого боярина никто не вспомянет, даже родня отвернулась от него.

Все озлобляло изменника. И то, что братья его и дядья служат честно Дмитрию (выслуживаются!). И то, что великий в мечтах Михаил присмирел (тряпка!) И то, что Мамай столько понаставил сетей неугодным ему чингисхановичам, что и сам уже по забывчивости стал попадать то в одну, то в другую (тоже тряпка – от халата Узбекхана!). Но только за эту-то восточную тряпку и мог теперь цепляться Вельяминов.

Он ждал год, другой, третий. Развязка наступила лишь в 1378 году. В день победы войск Дмитрия Ивановича над ордынцами у реки Вожи (рассказ об этом сражении впереди) московские ратники поймали на поле боя какого-то бородача в облачении священника. Стали выяснять, почему он оказался в обозе мурзы Бегича. Обнаружили у попа мешок с сушеными корнями и травами, непохожими на корни травы, какими пользуют больных русские ведуны и знахари. Поп оказался слабодушен и скоро признал под пыткой, что послан Иваном Вельяминовым, а тот сидит в Орде, и там у них великие нестроения.

А вскоре объявился на Руси и сам Вельяминов. Схватили его в Серпухове и срочно доставили в Москву. В «Истории Российской» Татищев сообщает подробности поимки предателя, в летописях не сохранившиеся. Вельяминова удалось схватить благодаря какой-то хитрости, придуманной князем Владимиром Андреевичем, который прознал, что изменник распространяет о нем в Орде клеветнические слухи. Видимо, несостоявшийся тысяцкий не брезговал никакими средствами, науськивая Мамая на московского великого князя и на его двоюродного брата. Заодно клеветою можно было бы подточить завидно прочные отношения дружбы и согласия, отличавшие до сих пор двух внуков Ивана Калиты. Или надеялся Вельяминов, черня Владимира, выслужиться перед Дмитрием, вымолить у него прощение?

Когда-то по преданию, на месте Москвы стоял двор боярина Кучки. Кучковичи, его сыновья, запятнали свой род участием в злодейском убийстве князя Андрея Боголюбского. Напоминанием о тех событиях осталось на Москве урочище – Кучково поле. Оно находилось за великим посадом, на водоразделе Москвы-реки и Неглинной, обочь старой Владимирской дороги. Здесь, на Кучковом поле, великий князь московский и владимирский Дмитрий Иванович повелел казнить боярина Ивана Васильевича Вельяминова, своего двоюродного брата, изменника, подстрекателя и клеветника.

Объявление о предстоящей казни взволновало всю Москву. Многие не ожидали столь беспощадного приговора. Кажется, это была первая гражданская казнь на Москве за всю ее историю. По крайне мере, в летописях ни о чем подобном не поминалось ни разу. Но и измены, подобной вельяминовской, Москва еще не знавала на своем веку!

Н.М. Карамзин, живописуя событие на Кучковом поле, пишет, что московский народ «с горестью смотрел на казнь несчастного сего сына, прекрасного лицем, благородного видом». Мы не знаем ничего о том, каков был собою Иван Вельяминов. Похоже, что изображая его внешность, историк дал в себе волю писателю. Впрочем, тут, возможно, заключена и особая прозорливость, знание тайн людского естества: изменники почему-то нередко обладают именно прекрасной наружностью. Не потому ли им и удается подчас очень многое, что они соблазняют людей своим «благородным видом»?

Казнь Вельяминова явилась соблазном для многих. И как следствие этого она оказалась исключительным испытанием для Дмитрия. Но он не имел права думать только о сегодняшнем дне – о плаче и стенаниях на боярском дворе Вельяминовых. Он обязан был помнить день вчерашний: плач, вопли и гибель сотни русских людей – страшные последствия единичного предательства. Он обязан был думать и о дне завтрашнем – о соблазнительности «прекрасного» облика измены, не пресеченной со всей строгостью.

Видимо, об этом же и так же думал летописец, сохранивший для потомков не только день, но и час наказания.

«Месяца августа в 30 день во вторник до обеда в 4 часа дни казнен бысть мечем тысяцкий оный Иван Васильевич на Кучкове поле у града Москвы повелением великого князя Дмитрия Ивановича». (см. Ю. Лошиц. Дмитрий Донской. М., Молодая гвардия, ЖЗЛ, 1983, с. 187).

История Руси, а затем и России складывалась и слагается не только деяниями пассионарных личностей со знаком плюс, но и со знаком минус – предателей. И в современной России далеко за примерами ходить не надо. Они налицо, они свежи в памяти.

Время, в которое жили и живут пассионарные личности, не только рождает новых, но и диктует им свои условия бытия. И все мы живущие вынуждены их принимать, или хотя бы учитывать в своих дениях.

Иван IV «Грозный»

Как известно, правил два срока. Первый с 1548 по 1574 год и второй – с 1576 по 1584 год.

«Как и все люди, рано начавшие борьбу за существование, Иван Грозный быстро рос и преждевременно вырос.

В 17-20 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумывались и в зрелом возрасте. В 1546 году, когда ему было 16 лет, среди ребяческих игр он, по рассказу летописи, вдруг заговорил с боярами о женитьбе, да говорил так обдуманно, с такими предусмотрительными политическими соображениями, что бояре расплакались от умиления». (см. В.О. Ключевский, Русская история, Москва, Эксмо, 2005, с. 222)

Трёхлетним ребёнком остался он по кончине отца своего и был провозглашён великим князем (1533). Правительницею сделалась, по завещанию Василия, вдова его, великая княгиня Елена. Дяди государя, князья Юрий и Андрей, были заточены ею, как недовольные её управлением; второй прибег и к вооружённому восстанию. Дядя Елены, князь Михаил Глинский, не одобрявший её также, был заключён. Между боярами многие не любили правительницу, частью потому, что великий князь развёлся со своей первою женою и женился на иноземке, частью же за предпочтение, которое она оказывала князю И. Ф. Овчине-Телепнёву-Оболенскому. Понятно, что возник слух, сообщаемый Герберштейном, будто Елена была отравлена. Грозный, однако, не упоминает нигде об этом обстоятельстве. (см. Иван Грозный, кн. 2, Шмелев Н.П., «Сильвестр», Шильдкрет К.Г. «Розмысл царя Иоанна Грозного», М. Армада, 1995, с. 5)

Со смертью Елены (1538) открылось поприще боярским смутам. Власть захватил известный своею энергией князь В. В. Шуйский; через шесть дней по смерти Елены схвачены были князь Овчина-Оболенский и сестра его, мамка великого князя, Челяднина. Выпущенный из тюрьмы князь Бельский, по подозрению в желании подчинить себе великого князя, был снова посажен в тюрьму, а после смерти князя В. Шуйского брат его, князь Иван, низложил митрополита Даниила, расположенного к Бельскому. Тяжело было правление Шуйских для Русской земли. Сам великий князь позднее в письме к Курбскому недобро поминает своё детство; он рассказывает, что князь И. Шуйский клал при нём ноги на постель отца, не давал ему вовремя пищи, расхитил из казны сосуды, расхитил и казну денежную. Князь Курбский рассказывает, что правители небрегли воспитанием великого князя, что они приучили его к жестокости и не останавливали, когда он кидал с крыльца животных. Позднее, когда Ивану было 15 лет (уже во время влияния Глинских), он скакал по улицам, давил людей, а «пестуны» дивились его мужеству. Заняться воспитанием Ивана пестунам было некогда: Шуйские, как потом и Глинские, думали только о своей корысти. Это развило в Иване недоверие и даже презрение к людям, лишило его уменья сдерживать свои порывы.

В 1540 г. князь Иван Бельский был освобождён из тюрьмы и занял место Шуйского. При нём отдохнула земля: псковичам дана губная грамота, выпущен из заточения двоюродный брат великого князя, Владимир Андреевич; Шуйский был только послан с ратью к Владимиру. Власть Бельского была непродолжительна: в 1542 г. Шуйский, вызванный своими приверженцами из Владимира (говорят, что в заговоре участвовало 300 человек), заточил Бельского, который скоро был убит; митрополита свергли и едва не убили. Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот учёный иерарх имел влияние на великого князя и развил в нём любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии Иван.

Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Иван и Андрей Михайловичи и Фёдор Иванович Скопин. Прежние насилия продолжались: из государевых хором вытащили Воронцова, которого государь очень любил, били его по щекам и не умертвили только по просьбе Ивана, но сослали в Кострому; один из клевретов Шуйских дошёл до того, что, наступив на мантию митрополита, изодрал её. Новое появление Шуйских во власти ознаменовалось усилением власти наместников. Положение становилось невыносимым; составился заговор против Шуйских, во главе которого стали родственники великого князя, Глинские; заговор созревал долго; наконец, в декабре 1543 г., Иван собрал бояр, объявил им, что знает, как многие участвовали в хищениях и неправдах, но теперь казнит только одного князя Андрея Шуйского, которого приказал схватить псарям; те растерзали его. Но правления на себя Иван не принял, а положился на Глинских и дьяка Захарова, в котором Е. А. Белов основательно видит одного из главных деятелей этого времени.

Новые властители занялись преследованием людей им неприятных: в 1544 г. князь Кубенский, приверженец Шуйских, был подвергнут опале, но потом помилован; в 1545 г. урезан язык Бутурлину и положена опала на Воронцова, бывшего любимца царя, против которого было то обстоятельство, что он желал сохранить своё влияние: «Кого государь пожалует без Фёдорова ведома, и Фёдору досадно». В это время шестнадцатилетний великий князь забавлялся и не думал об управлении.

В декабре 1546 г., призвав к себе митрополита и бояр, Иван заявил желание жениться и венчаться на царство; взять за себя иностранку он не желал, ибо «у нас норовы будут разные, ино между нами тщета будет». Царское венчание не было новостью: дед великого князя венчал уже своего внука, несчастного Димитрия. Сам титул уже встречается в грамотах, правда – более во внешних сношениях; у великого князя Василия Иоанновича была печать с царским титулом; известны и его монеты с тем же титулом. С падением Царьграда мысль о том, что Москва – третий Рим, а государь русский – наследник царя греческого, всё более и более укоренялась между книжниками. Царское венчание совершено было 16 января 1547 г. Позже (в 1561 г.) Иван послал просить благословения от царьградского патриарха, от которого и получена была утвердительная грамота. Отсюда ясно, какой смысл царскому венчанию придавал сам царь. Ещё до этого торжества разосланы были по городам грамоты с приказанием привозить в Москву девиц для выбора царской невесты. Выбрана была Анастасия Романовна Захарьина-Юрьина. Род Захарьиных, происходивший от Фёдора Кошки, принадлежал к числу немногих старых боярских родов, удержавших высокое положение при наплыве «княжат», вступавших в службу московских государей. Как ни любил он царицу, но, не привыкнув сдерживать себя, он не мог сразу поддаться её умиротворяющему влиянию. Обыкновенно сильное влияние на царя приписывается пожару 12 апреля, когда горела вся Москва. Волнующийся народ требовал выдачи бабки царя – княгини Глинской, чарам которой приписывал пожар. Царь был в своём дворце на Воробьёвых горах. Сюда явился к нему священник Сильвестр. Курбский пишет, что он произнёс к царю грозную речь, заклиная его именем Божиим и подтверждая слова свои текстами Св. Писания. Сильвестр был священником Благовещенского собора, старший священник которого был царским духовником. Он, стало быть, давно был известен Ивану и, как переселенец из Новгорода, пользовался, вероятно, покровительством Макария, в 1542 г. возведённого в сан митрополита. Влиянию этих духовных лиц, в особенности Макария, следует приписать сдержку пылкой природы Грозного; но успех приёмов Сильвестра – действования «детскими страшилами» (слова самого Ивана) – не мог быть продолжителен.

Достигнув двадцатилетнего возраста, царь пожелал высказать, как намерен править впредь, и торжественно заявить, на ком лежит вина в бывших беспорядках. Для этого он собрал первый земский собор, на утверждение которого был предложен Судебник, представлявший новую редакцию Судебника великого князя Иоанна. К собравшимся представителям Иван произнёс с Лобного места красноречивую речь: «Нельзя исправить минувшего зла; могу только спасти вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовью христианскою. Отныне я судья ваш и защитник» (см. Иван Грозный, кн. 2, с. 8 ). Приём прошений Иван поручил Алексею Адашеву, которого выбрал из людей незнатных: он хотел отстраниться от людей знатных, которых владычество ещё свежо было в памяти и его, и всей земли. В 1551 г. на соборе духовных властей на вопросы царя даны были ответы относительно искоренения злоупотреблений, вкравшихся в церковь. Постановления этого собора известны под именем Стоглава, ибо предложено было сто вопросов. И. Н. Жданов обнародовал список этих вопросов, касающихся как церковного, так и гражданского благоустройства.

Вообще правительство в эту эпоху выказало большую деятельность: наместники-кормленщики заменялись земским самоуправлением, посредством земских старост и целовальников, что было вызвано жалобами населения (прежде всего в 1552 г. дана была уставная грамота вожанам, в 1555 г. последовал указ о введении самоуправления по всем областям). Введение губных старост для уголовных дел началось ещё в 30-х гг. XVI в.; в 1551 г. было большое разверстание поместий, упрочившее содержание служилых людей; в 1556 г. последовала новая развёрстка. Курбский, а за ним и многие историки (Карамзин, Полевой, Костомаров, Иловайский, арх. Леонид и др.) приписывают всё, что делалось в эту эпоху, «избранной раде» (т. е. ближайшим советникам царя); говорят, что эта рада была избрана Сильвестром и Адашевым. Едва ли, однако, много могли сделать какие-либо советники без полного убеждения царя в необходимости изменений в существующем строе. Преувеличенное, в злобе, показание Ивана, что советники не давали ему ступить свободно, свидетельствует только о том, как далеко простирал свои притязания Сильвестр, как сильно был раздражён против него и его сторонников царь; но не следует думать, чтобы слова эти были полною правдою.

Во внешних отношениях этот период жизни Ивана ознаменовался важным событием – взятием Казани. В 1548 г. умер в Казани царь Сафа-Гирей, из рода крымских ханов, враждебный России. Незадолго до смерти он отразил князя Бельского, подходившего к Казани. После него казанцы посадили его малолетнего сына Утемыш-Гирея, под опекою матери его Сююнбеки. В 1550 г. царь лично предпринял поход на Казань, но распутица не позволила идти далее устья Свияги; здесь заложена была крепость и оставлен русский гарнизон. Горные черемисы подчинились тогда России, вследствие чего Казань была стеснена и казанцы просили Ивана дать им царя. Послан был Шах-Али, но с условием уступки горной стороны. Когда Шах-Али сел в Казани, положение его было трудно: казанцы требовали возвращения горной стороны, московское правительство – вассального подчинения. Стеснённый с двух сторон, он ушёл из Казани. Казанцы обещали было принять русских воевод, но обманули и призвали к себе в цари ногайского князя Едигера. Тогда сам царь выступил в поход на Казань. Узнав о нападении крымцев на Тулу, он сначала пошёл туда, но крымцы бежали. Тогда царь повёл сам часть рати на Владимир, Муром и Нижний; на Суре сошлись с ним другие части русского войска. К Свияжску подошли 13 августа. Осада Казани продолжалась до 2 октября. Привезён был немец розмысл (инженер), сделан подкоп; в стене образовалась брешь, русские вошли в город. Когда не осталось никакой надежды, татары вышли из города; их царь был взят в плен. Его после крестили и назвали Симеоном (не следует смешивать его с Симеоном Бекбулатовичем, которого впоследствии Иван назвал великим князем; казанский царь зовётся Касанвич). Из Москвы позднее был послан в Казань архиепископ Гурий, с наказом не крестить насильно, ласково обходиться с туземцами и даже заступаться за некрещёных. С народом Казанского царства борьба не была окончена взятием Казани; восстания ещё были возможны, но с поселением русских помещиков край всё более и более становился русским.

За Казанской землёй последовало покорение земли Башкирской: башкиры начали платить ясак. Ногаи не были опасны: они делились на несколько орд, ссорившихся между собою; ссорами пользовалось русское правительство; распри ногаев открыли путь к завоеванию Астрахани: защищая князя Измаила от астраханского хана Ямгурчея, Иван послал войско к Астрахани. Вместо Ямгурчея посадили ханом Дербыша, который «неприяшеся» России, и в 1557 г, царство Астраханское было занято, как говорится в песне, «мимоходом». Успех России на Востоке привёл к тому, что владельцы кавказские вошли с нею в сношения, и хан сибирский Едигер обязался платить ей дань. В Крыму не могли равнодушно смотреть на усиление Москвы и всеми средствами старались мешать ему.

В 1555 г. Девлет-Гирей напал на русскую Украину; Иван пошёл навстречу ему к Туле; хан поворотил назад, хотя и разбил Шереметева у Судбища (150 вёрст от Тулы). В 1556 г. ходил по Днепру дьяк Ржевский под Очаков; в 1559 г. Адашев, брат Алексея, с поступившим в русскую службу вождём днепровских казаков князем Дмитрием Вишневецким, опустошил крымские улусы. Советники царские считали возможным завоевать Крым; некоторые из даровитейших современных историков (Н. И. Костомаров) держатся того же мнения, но ещё Соловьёв основательно доказал трудность этого предприятия: между Крымом и Россией степь, Турция ещё была сильна – до Лепантской битвы вся Европа уверена была в непобедимости турок. С другой стороны, недаром указывается на неудачу позднейших походов в Крым, до заселения Новороссии.

Царь не послушался своих советников и обратился на Запад: скоро началась Ливонская война. Война эта считается многими политической ошибкой Ивана; Костомаров прямо приписывает её стремлению к завоеваниям; а между тем она была историческою необходимостью, как доказано исследованием Г.В. Форстена, в его «Балтийском вопросе». Ещё в раннюю пору, дотатарскую, Русь стремилась к морю: за Неву бились новгородцы с шведами; в землях Прибалтийских имели владения князья полоцкие. Орден Ливонский оттеснил русских от моря. После свержения татарского ига явилось сознание необходимости сношений с Европою: выписывались иностранные мастера и т. д. Московское государство, присоединив Новгород, унаследовало и политические отношения Новгорода к странам прибалтийским. Ещё при вел. кн. Иоанне уничтожена была торговля с Ганзою, купцы которой держали в чёрном теле местное купечество. Торговля перешла в ливонские города: Ригу, Нарву. Ливонцы обставили торговлю стеснительными условиями, мешая другим народам (главное – голландцам) принимать в ней участие, запрещая торговать с русскими в кредит, запрещая ввозить в Россию серебро и т. д.

В 1547 г. царь поручил саксонцу Шлитте набрать в Германии художников и мастеров, полезных для России. Цезарь это позволил; но ливонцы предупредили об опасности для них от знакомства русских с иностранцами, и набранные люди были задержаны в Любеке; сам Шлитте был задержан в Ливонии; испрошено позволение не пропускать в Россию мастеров и художников, и один из набранных, Ганц, пробираясь в Россию, был казнён. Русской торговле, которой всеми средствами старались мешать соседи, открылся в 1553 г. новый исход: английская торговая компания, отыскивая путь через Север в Китай, снарядила экспедицию, которую король Эдуард VI снабдил грамотою к государям северным и восточным. Часть экспедиции погибла в пути, но Р. Ченслер прибыл в устье Северной Двины, был отправлен в Москву и милостиво принят государем. В 1555 г. он явился послом от Филиппа и Марии. Англичане получили привилегию торговать без пошлины, иметь свои дома в русских городах. В 1557 г. русский посланник Осип Непея выговорил такие же права в Англии для русских купцов. Пример англичан побудил и голландцев явиться в Двинское устье, где они и торговали до 1587 г.; так завязались у России сношения с другими народами, помимо ближайших соседей, которые желали остановить эти сношения и запереть Россию.

Прежде всего, пришлось столкнуться с королём шведским Густавом Вазою. Предлогом войны, начавшейся в 1554 г., были пограничные споры и недовольство Густава на то, что переговоры с ним ведутся не в Москве, а в Новгороде. Война ограничилась опустошением пограничных мест. Потеряв надежду на своих союзников, Польшу и Ливонию, Густав заключил мир, с тем чтобы впредь сношения велись в Новгороде и чтобы установлена была взаимная беспрепятственная торговля (1557). Важнее, чем война со Швецией, была война с Ливонским орденом. Сам по себе орден был в это время слаб, но именно эта слабость была страшна для московского правительства: ордену приходилось или обратиться в светское владение, подобно ордену немецкому, ставшему герцогством Прусским, или подпасть под власть соседних государств – Швеции, Дании, Польши. Оба исхода не могли быть приятны Москве. Поводами к войне были очевидная враждебность ордена и нарушение существующих договоров. Так, по договору ордена с Псковом (1463) и по договору с Плетенбергом (1503) Дерпт должен был платить некоторую дань, которая не платилась. Когда в 1557 г. прибыли ливонские послы для переговоров о продолжении перемирия, с ними заключён был договор, обязывающий Дерпт платить эту дань; за неё должна была поручиться вся Ливония. Ливонцы между тем упустили случай войти в союз с Швецией и вызвали вражду Польши. Ещё не заключив мира с Польшей, они послали посольство в Москву попытаться не платить дани. Царь отказал и велел укреплять границу; ливонцы испугались, новое посольство просило уменьшения дани; последовал новый отказ. Русское войско появилось на границе; в Ливонии послышались голоса о необходимости опереться на одного из соседей; заговорили о союзе с Польшей, но всё ограничилось предположениями.

В 1558 г. русские войска вошли в Ливонию и опустошили её. Собрался сейм, положено было умилостивить царя; посол прибыл в Москву; уже дан был приказ остановить военные действия, но из Нарвы стреляли по русским, и Нарва была взята. Явилась возможность самостоятельной торговли; Нарва приносила 70 000 руб. дохода в год. Соседи, в особенности Польша, взволновались переходом её в русские руки. По взятии Нарвы царь потребовал покорности всей Ливонии; не добившись этого миром, попробовал силу: много городов сдалось, в них селили русских и строили русские церкви; в битвах разбивали ливонцев. В страхе обратились они к императору, который отвечал, что ему невозможно повсюду защищать христианство даже от турок. Началось разложение Ливонии; Эстляндия обратилась к Дании, архиепископ – к Польше, магистр – к Швеции. Швеция, Дания и Польша приняли на себя посредничество; но царь требовал покорности от магистра.

Во время этих переговоров пал Дерпт. Ему обещаны были безопасность жителей и сохранение прав, но появилось в окрестности русское юрьевское дворянство, а в городе – православный епископ. Хотя, пользуясь уходом главных сил, ливонцы имели некоторые успехи, но в 1559 г. снова вступила в их земли русская рать, доходила до Риги, опустошила Курляндию. Посредничество короля датского и опасения со стороны Крыма побудили дать Ливонии шестимесячное перемирие. В этот промежуток времени ливонцы обращались и к Германии, и к другим государствам, но пользы от того было не много, хотя магистр и архиепископ отдались под защиту Польши, а епископы эзельский и курляндский – под защиту Дании. Брат датского короля Магнус выбран был коадъютором эзельского епископа и скоро приобрёл епископство ревельское, но Ревель поддался Швеции. Русские войска продолжали опустошать Ливонию. В конце 1561 г. магистр Кетлер заключил договор с польским королём, по которому Ливония подчинялась Польше, а он делался наследственным герцогом курляндским. Так Ливония окончательно разорвалась между Польшей, Швецией, Данией (Эзель остался за Магнусом), Россией и вассалами Польши, герцогами курляндскими.

Пока в Ливонии совершались эти события, в самой Москве вышло наружу то, что доселе таилось: царь разорвал со своими советниками, и начала всё более и более развиваться в нём подозрительность. Совершилось то, что ещё до сих пор, по старой привычке, называют переменою в характере Грозного. Приближая к себе Сильвестра и Адашева, Иван надеялся встретить в них людей лично ему преданных; на сам друг их Курбский прямо указывает на то, что они завладели правлением и окружили царя избранными ими людьми. Влияние Сильвестра на царя было сильно до 1553 г., и основа его была в уважении Ивана к нравственным качествам Сильвестра. Но пугать «детскими страшилами» можно было только на первых порах: Сильвестр надеялся управлять, а управлять такими людьми, как Иван, чрезвычайно трудно, Сильный удар влиянию Сильвестра нанесён был в 1553 г., когда Иван опасно занемог. Больной хотел, чтобы, на случай его смерти, была принесена присяга его сыну, тогда младенцу, Димитрию. Большинство окружающих его отказалось принести присягу и желало избрать Владимира Андреевича, сына Андрея Иоанновича. Окольничий Адашев, отец Алексея, прямо говорил: «Сын твой, государь наш, ещё в пелёнках, а власть нами Захарьиным». Владимир Андреевич и мать его старались привлечь на свою сторону деньгами; Сильвестр стоял за Владимира и тем возбудил и к себе недоверие. Сами Захарьины колебались, боясь за свою участь. Тяжёлое сомнение налегло на душу Ивана Васильевича, но он не спешил разрывать со своими советниками. Спокойное отношение царя к событиям во время его болезни многим казалось неестественным; некоторые, более предусмотрительные, решились прибегнуть к старому средству – отъезду. В июле 1554 г, в Троице был пойман князь Никита Семёнович Ростовский, отец которого был из сторонников Владимира Андреевича. По следствию оказалось, что у него заранее велись сношения с литовским посольством, что он действовал с согласий не только отца своего, но и многих родичей. Бояре приговорили князя Семена казнить, но царь, по ходатайству митрополита, послал его в тюрьму на Белоозеро. Несмотря на всё это, несмотря на несогласие царя с советниками по вопросу о войне Ливонской – причём советники указывали на необходимость покончить с Крымом, а всё случившееся дурное выставляли наказанием за то, что он их не послушался и начал войну Ливонскую, – разрыва ещё не было. Тем не менее влияние Сильвестра и друзей было тягостно для Ивана. В характере его была черта, тонко подмеченная И.Н. Ждановым: увлекаясь мыслью, он охотно отдавал подробности исполнения другим, но потом, заметив, что они забрали слишком много власти, вооружался против тех, кому верил. Доверие сменялось подозрительностью; к тому же недовольство советниками у него всегда соединялось с недовольством собой. От доверия к Сильвестру Иван перешёл к подозрительности, старался окружить себя людьми, которые не выходили из повиновения ему; научившись презирать этих людей, простёр своё презрение на всех, перестал верить в свой народ.

В 1560 г, умерла Анастасия. Во время её болезни случилось у царя какое-то столкновение с советниками, которых он и прежде подозревал в нерасположении к Захарьиным и которые с своей стороны считали Захарьиных главною причиною упадка их влияния. Над Адашевым и Сильвестром наряжен был суд: Сильвестр был послан в Соловки, а Адашев – сначала воеводою в Феллин, а после отвезён в Дерпт, где и умер. Сначала казней не было; но, заметив, что низложенная партия хлопочет о возвращении влияния, царь ожесточился. Начались казни. Казни Ивана были страшны, да и время было жестокое. Мы не можем, однако, быть вполне уверены ни в подробностях всех казней, ни даже в числе казнённых. Источниками в этом вопросе служат сказания князя Курбского, рассказы иностранцев и синодики. Новейший исследователь этой эпохи, г. Ясинский, сводя эти три источника вместе, приходит к ужасающим результатам. Вероятнее, однако, предположение Е. А. Белова, что ещё многого недостаёт для полной уверенности в истинности этих показаний. Курбский, очевидно, пристрастен; из иностранцев многие пишут по слухам; когда составлены синодики, мы не знаем, не знаем также и того, все ли записанные в них лица были казнены, а не умерли в опале; наконец, надписи над строками этих синодиков, заключающие в себе прозвания лиц или какие-либо другие сведения, требуют проверки. Следует ещё прибавить, что существуют указания на следственные дела, до нас не дошедшие, например, по случаю новгородского погрома, Впрочем, на первых порах Иван часто довольствовался заключением в монастырь или ссылкою. Со многих взяты были поручные записи, что они не отъедут. Предположение подобного намерения нельзя считать фантазией царя; оно бывало и в действительности. Так, отъехали Вешневецкий, двое Черкасских, Заболоцкий, Шашкович и с ними много детей боярских. Литовское правительство не только охотно принимало отъездчиков, но ещё само вызывало к отъезду, Так, велась переписка с князем И. Д. Бельским и дана была ему «опасная грамота», но об этом узнали; Бельский был помилован, только представил за себя ручателей. Такая же переписка началась с князем А. М. Курбским, который в 1564 г. отъехал в Литву. Пожалованный там богатыми поместьями, Курбский не отказывался участвовать в походах против своих соотечественников. Отъехавши, он отправил обличительное послание к Грозному: началась переписка, в которой ясно сказались воззрения обеих сторон. Курбский был не просто боярин, он не только защищал права высшего сословия на участие в советах государя; он был потомок удельных князей и, подобно другим «княжатам», не мог забыть победы Москвы. В письме к Грозному он вспоминает предка своего Фёдора Ростиславича, указывает на то, что князья его племени «не обыкли тела своего ясти и крови братий своих пити». Он сохраняет сношения с Ярославлем – у него там духовник, – почему Иван и упрекает его в желании стать ярославским владыкою.

Как Курбский считался предками с Иваном, так Бельский и Мстиславский считаются предками с Сигизмундом Августом. Князь В. И. Шуйский, вступая на престол, заявляет о старшинстве своей линии перед линией великих князей московских. Княжата в ту пору составляли особый высший разряд в Московском государстве. В виде вотчин владели они остатками своих бывших уделов. Царь в 1562 г. издаёт указ, которым ограничиваются права княжат на распоряжение своими вотчинами. Флетчер сообщает нам, что, подвергая опале княжат, Иван отнимал у них вотчины и давал поместья в других местах, разрывая, таким образом, связь между населением и бывшими удельными князьями. В актах встречаются примеры таких перемещений. В. О. Ключевский приводит любопытные примеры перемещения служилых людей, очевидно – бывших слуг удельного князя, из княженецкой вотчины в другие места. Княжата не могли помириться с титулом царя, главным образом потому, что за ними не сохранено было право руководить государя своими советами. Недовольные порядком вещей, по Курбскому, имеют право отъехать. На теорию потомка князей ярославских внук греческой царевны отвечает своей теорией. По его словам, царская власть установлена Богом; назначение царя – покровительствовать благим, карать злых. В обширном ответе Грозного замечательно, между прочим, указание на то, что духовные не должны мешаться в светские дела, составляющее опровержение слов Курбского о благих советах Сильвестра. Отъезд Курбского и его резкое послание ещё сильнее возбудили подозрительность царя. Он стал готовиться к нанесению решительного удара тем, кого считал своими врагами. Для этого нужно было убедиться, насколько можно было рассчитывать на бездействие народа.

С этой целью 3 декабря 1564 г. Иван, взяв с собой царицу Марью Темрюковну (с которой вступил в брак в 1561 г.), царевичей, многих бояр, дворян с семьями, вооружённую стражу, всю свою казну и дворцовую святыню, поехал по разным монастырям и, наконец, остановился в Александровской слободе (Владимирской губ.). Недоумение москвичей по поводу этого отъезда продолжалось до 3 января 1565 г. когда митрополит Афанасий получил грамоту от царя, в которой Иван, исчисляя вины бояр, начиная с его малолетства, обвиняя их в корыстолюбии, нерадении, измене, обвиняя духовенство в ходатайстве за изменников, объявлял, что, не желая терпеть измены, оставил своё государство и поехал поселиться, где Бог ему укажет. С тем вместе получена была грамота к православному христианству града Москвы, в которой государь писал, что на них он гнева не имеет. Странное сообщение поразило всех: духовенство, бояре и горожане в недоумении приступили к митрополиту с просьбами, чтобы он умолил царя, причём горожане указывали – просить царя, чтобы он государства не оставлял, а их на растерзание волкам не давал, «наипаче от рук сильных избавлял». И те, и другие равно выразили мысль, что изменников государь волен казнить как ему угодно. С этим полномочием поехала из Москвы депутация из разных чинов людей, во главе которой стоял Пимен, архиепископ новгородский. Царь склонился на просьбу и объявил, что снова принимает власть, с тем что будет казнить изменников; при этом он сказал, что из государства и двора выделяет себе часть, которую назвал опричиной. Вслед за тем последовало определение тех волостей, городов и московских улиц, которые взяты в опричину. Наконец, государь выбрал тысячу человек князей, дворян и детей боярских, которые все должны были иметь свои поместья в отведённых под опричину волостях; всё остальное государство названо было земщиной и отдано под управление земских бояр. В 1574 г. во главе земщины, с титулом великого князя всея Руси (а после – тверского), поставлен был крещёный, под именем Симеона, касимовский царь Саип-Булат Бекбулатович. Земские бояре заведовали всеми текущими делами, но о разных вестях или великих земских делах докладывали государю. Многие подозреваемые в измене были казнены или сосланы в Казань. Значение опричины верно и метко оценено С. М. Соловьёвым. По его представлению, Иван, заподозрив бояр, не мог прогнать их всех от себя и потому удалился от них сам, окружив себя новыми людьми, построив себе новый дворец, уйдя в Александровскую слободу.

Такое удаление государя от земли имело гибельные следствия, делающие понятною общую ненависть к опричникам. Новое обстоятельство ещё усилило подозрительность Ивана: литовский гонец привёз к московским боярам грамоты от короля и гетмана. Грамоты были перехвачены, от имени бояр посланы бранчливые ответы; за эту переписку поплатился жизнью конюший Челяднин с несколькими друзьями. В послании Грозного из слободы он осуждал обычай духовенства «печаловаться» за осуждённых; но самое серьёзное столкновение по этому вопросу возникло тогда, когда первосвятительскую кафедру занял соловецкий игумен Филипп, из рода Колычевых. Зная лично и уважая Филиппа, царь в 1567 г. предложил ему кафедру митрополита. Филипп, сначала отказывавшийся, согласился только под условием уничтожения опричины. Царь оскорбился. Собору удалось примирить их, и Филипп дал обещание в опричину и царский домовый обиход не вступаться. Но подозрение запало в душу Ивану, а Филипп начал ходатайствовать за опальных и обличать царя. Произошло несколько столкновений. Враги Филиппа, в числе которых был, между прочим, духовник царский, наконец восторжествовали: Филипп удалился в монастырь Николаевский, теперь греческий, на Никольской, но всё ещё служил. В крестном ходе заметил он опричника в тафье и обличал его; царь рассердился, тем более что, когда он оглянулся, тафья была снята. Тогда над Филиппом наряжен был суд, и в Соловки послана была комиссия для собирания о нём сведений: Во главе комиссии стоял Пафнутий, архиепископ суздальский. Лестью и обещаниями склонили игумена Паисия и старцев дать показания против Филиппа. 8 ноября 1568 г. Филиппа заставили служить. Во время службы oн был схвачен опричниками в церкви, на другой день торжественно лишён сана и скоро свезён в тверской Отрочь монастырь, где во время похода Ивана на Новгород (дек. 1569) Филипп был задушен. Вскоре после низведения Филиппа погиб двоюродный брат царя, Владимир Андреевич, в котором Иван видел, и, быть может, не без основания, опасного претендента.

Не без связи с делом Владимира стоит новгородский погром. В январе 1570 г. Иван приехал в Новгород. По дороге он останавливался в Клину и в Твери, которые много пострадали и от казней, и от опустошения опричников. В Новгороде совершено было много казней, свергнут архиепископ, страшно грабили опричники. Ужас напал на новгородцев, Иван Васильевич, объявив милость оставшимся трепещущим горожанам, проехал во Псков, которого, однако, миновал его гнев. Возвратясь в Москву, он начал следственное дело; призваны были к суду и казнены многие бояре, в том числе любимцы царя, Басмановы отец и сын, а князь Афанасий Вяземский умер от пытки.

Недоверие царя не только к старым боярам, но и к людям, им самим избранным, постоянные разочарования, которых он по характеру своему не мог избежать, ибо требовал от людей, чтобы они во всем удовлетворяли его, должны были тяжело лечь на его душу. Мысль о непрочности его положения с особенной силой овладела им в последние годы. До нас дошло его завещание, относимое к 1572 г., где он жалуется на то, что ему воздали злом за благо и ненавистью за любовь. Он предполагает себя изгнанным от бояр, «самовольства их ради». Мысль о непрочности своего положения Иван высказывал в сношениях с Англией, где на случай изгнания искал себе убежища. Даже любимый сын, царевич Иван, не миновал подозрительности царской. В 1581 г. во время величайших неуспехов русского оружия, между отцом и сыном произошло столкновение. Говорят, будто царевич указывал на необходимость выручки Пскова. Гневный царь ударил его жезлом; через четыре дня царевич умер.

Возвратимся к делам внешним. Падение Ливонского ордена поставило лицом к лицу державы, между которыми разделилось его наследство. Швеция, заключив союз с Россией, обратилась, на Данию, а России пришлось столкнуться с Польшей. Сигизмунд Август, приняв во владение Ливонию, послал в Москву предложение вывести и русское, и литовское войско из Лифляндии. Из Москвы отвечали отказом. Попробовали завести сношения от имени епископа виленского и панов с митрополитом и боярами, но сношения кончились неудачей. Бояре, между прочим, указывали на то, что Москва есть вотчина великого государя, и делали сравнение между русскими государями «прирождёнными» и литовскими «посаженными». Ответы писаны, очевидно, самим царём. В переговорах и мелких столкновениях прошёл весь 1562 г., а в январе 1563 г. войско, предводимое царём, двинулось к Полоцку, который 15 февраля сдался. Очевидно, царь намерен был оставить его за собой: воеводам предписано было управлять, расспрося их здешние всякие обиходы; для суда избрать голов добрых из дворян, судить по местным обычаям; царь приказал поставить в Полоцке архиепископа. После взятия Полоцка пошли бесплодные переговоры, а в 1564 г. русское войско разбито было при р. Уле. Опять начались набеги и стычки, а между тем заключены договоры с Данией и Швецией. Со стороны Крыма Россия казалась обеспеченной: заключено было перемирие на два года; но, подстрекаемый дарами Литвы, хан сделал набег на Рязань. В конце 1565 г. снова начались переговоры с Литвою. Когда послы литовские готовы были уступить все города, занятые русскими, Иван решился спросить совета у земли, не прекратить ли войну. Летом 1566 г. собрался в Москве земской собор и постановил «за те города государю стоять крепко». Снова потянулись и переговоры, и стычки; только в 1570 г, заключено было перемирие, на основании uti possidetis.

Во время переговоров послы выразили царю мысль, что желали бы избрать государя славянского и останавливаются на нём. Царь, произнёсши обширную речь в доказательство того, что войну начал не он, заметил, что он не ищет выбора, а если они хотят его, то «вам пригоже нас не раздражать, а делать так, как мы велели боярам своим, и всем говорить, чтобы христианство было в покое». За выбором Иван не гнался; ему важна была Ливония, за Ливонию он готов был отдать в Полоцк; но Ливонию не уступят охотно ни Польша, ни Швеция, овладеть ею трудно; и вот явилась мысль создать в Ливонии вассальное государство. Сначала обратили внимание на Фюрстенберга, бывшего магистра, жившего в России пленником. Старый магистр потому, говорят, не принял этого предложения, что не решался нарушать свою присягу империи. Тогда обратились в другую сторону. В числе пленных немцев, которыми Грозный любил себя окружать в эту пору и которым позволил построить церковь в Москве, особенной благосклонностью пользовались Таубе и Крузе. Эти любимцы указали на двух кандидатов – Кетлера и Магнуса; им поручено было вести сношения, и они отправились в Ливонию. Кетлер даже не отвечал на предложение, но Магнус вошёл в переговоры и в марте 1570 г, сам поехал в Москву. Иван заставил его присягнуть в верности, назвал его королём Ливонии и назначил ему в невесты племянницу свою, дочь Владимира Андреевича (свадьба Магнуса с Марьей Владимировной совершена в 1573 г.). Обласканный в Москве, снабжённый войском, к которому со всех сторон, даже из Курляндии, начали приставать немцы, Магнус в августе 1570 г. вступил в Эстляндию и осадил Ревель. Начать поход против Лифляндии было невозможно по случаю только что заключённого перемирия между Россией и Литвой, а в Эстляндии дело стояло иначе. Эрих XIV, с которым Иван был в хороших отношениях и вел переговоры о выдаче Екатерины, невестки короля и сестры Сигизмунда Августа, был свергнут братом своим Иоанном (1566). Послы, присланные новым королём, вели переговоры, когда в Россию приехал Магнус. Под влиянием вновь затеянного дела с послами прервали переговоры и сослали их в Муром.

Ещё Таубе и Крузе, во время своей ливонской поездки, старались, но тщетно, склонить Ревель поддаться русскому государю. Чего не удалось достигнуть переговорами, того теперь решились добиваться оружием. Тринадцать недель продолжалась осада Ревеля; мужество осаждённых, подвоз морем снарядов и припасов из Швеции, заставили, наконец, Магнуса снять осаду (16 марта 1571 г.). Опасаясь царского гнева, Магнус удалился на Эзель, но вскоре был успокоен Иваном. В страхе от того же гнева Таубе и Крузе изменили России: они пробовали было овладеть Дерптом, но, потерпев неудачу, бежали в Польшу и написали там известный памфлет, направленный против Ивана. Так неуспешна была первая попытка Магнуса: но опасения, порождённые ею, были столь велики, что, при посредстве императора и короля французского, заключён мир между Швецией и Данией, причём император принял на себя посредничество по делам лифляндским.

Устремив внимание на Ливонию, московское правительство не могло, однако, упускать из виду ни южной своей границы, угрожаемой татарами, ни особенно новых своих завоеваний в бывших татарских юртах. С татарами, цель которых ограничивалась грабежом, хотя и трудно было ладить, в особенности ввиду даров короля польского (по словам одного из князей крымских русскому посланнику Нагому, «татарин любит того, кто ему больше даст»), – но всё же можно было откупиться от хана. Завоевание татарских царств вызвало против нас другого могущественного врага: султан турецкий, преемник халифов, не мог не взволноваться нарушением целости мусульманского мира. Ещё Солиман требовал от хана пособия в походе на Астрахань. Крымцы, боясь усиления турок в их соседстве, всеми средствами отклоняли эту мысль, но, наконец, в 1569 г. Селим настоял на замысле отца. Турецкое войско отправилось из Кафы с целью прорыть канал из Дона в Волгу и потом или завладеть Астраханью, или поставить вблизи её новый город. Хан тоже должен был участвовать в этом походе. Но канал не удался, подступить к городу не решились, узнав о готовности русских к обороне; строить новый город оказалось невозможным вследствие возмущения войска. Так неудачно для турок кончилось первое их столкновение с Россией. В 1570 и 1571 гг. ездили в Константинополь русские послы; они должны были убедить султана в том, что в России мусульмане не стеснены. Но султан требовал Казани, Астрахани, даже подчинения царя. По его желанию хан вновь готовился к нашествию. Тревожно было лето 1570 г.; войско стояло на Оке, сам царь два раза приезжал к нему.

Весной 1571 г. хан, предупреждённый русскими изменниками, сообщившими ему об ожесточении страны от войны, казней, голода и мора, переправился через Оку и отрезал царя, стоявшего у Серпухова, от главного войска. Царь ушёл к Ростову, воеводы пошли к Москве. Хану удалось пограбить и зажечь посад, но брать Кремль он не решился. В начавшихся после этого переговорах Иван предлагал уступить Астрахань, но только требовал времени. Хан запрашивал и Казань, а потом стал просить денег. Иван отвечал гонцу: «Землю он нашу вывоевал, и земля наша от его войны стала пуста, и взять ни с кого ничего нельзя» – и послал хану двести рублей. В 1572 г, хан снова явился на Оке, но был у Лопасни отражён кн. Воротынским, после чего Иван на предложение отдать Астрахань отвечал прямым отказом.

7 июля 1572 г. умер последний из Ягеллонов, после того как совершилось соединение Литвы с Польшей (1569). Между кандидатами на польский престол выдвинулся и царь московский. Намёки о возможности этого выбора делались в Москве в 1569 г. По смерти короля сношения эти продолжались; сторонников у Москвы было много. С другой стороны, грозя войной, царь требовал, чтоб слали послов для заключения мира. В начале 1573 г. прибыл в Москву литовский гонец Воропай с извещением о смерти короля и просьбою о сохранении мира. Царь обещал мир сохранить и предлагал Полоцк в обмен на Ливонию по Двину; на случай выбора его в короли царь сказал: «Не только поганство, но ни Рим, ни какое другое королевство не могло бы подняться на нас, если бы земля ваша стала заодно с нами». Литовцы, видя, что вожди поляков медлят посылать послов в Москву, отправили от себя писаря своего Гарабурду. В переговорах с ним царь высказал своё желание владеть в Польше и в Литве наследственно, даже требовал приписать Киев к Москве; Ливонией не поступался. Поняв, что на этих условиях его не возьмут, он указывал кандидатом сына императора. В короли был избран Генрих Валуа, впоследствии король французский. Когда он ушёл из Польши, возобновились переговоры о короне, но они не привели ни к чему, и выбран был Стефан Баторий (1576 г.). Если внутренние неурядицы Польши и надежды царя на то, что или выбран будет король ему угодный, или вся земля ударит ему челом, отсрочивали вооружённое столкновение России с Речью Посполитой, то столкновение между Русью и Швецией было неизбежно. Царь, после неудачи Магнуса под Ревелем и после сожжения Москвы ханом, вызвал послов шведских из Мурома в Новгород и здесь, предъявив сначала требования, чтобы король признал его верховным своим государем, допустил внесение своего герба в русский герб и т. п., в конце концов отпустил послов с тем, чтобы король обязался прислать новых, поставить России вспомогательное войско, а главное – отказался бы от Ливонии. Требования эти не были приняты; началась с обеих сторон оскорбительная переписка. Король кинулся искать помощи и в Польше, и у императора, но, нигде её не найдя, должен был бороться одними своими силами.

В декабре 1572 г. сам царь двинулся в Эстляндию и осадил город Пайду (Вейссенштейн). Под этим городом убит печальной памяти Малюта Скуратов. I января 1573 г. город был взят. Поручив дальнейшее ведение войны касимовскому царю Саип-Булату и Магнусу, царь возвратился в Новгород. Русские взяли несколько мелких крепостей, но при Лоде Саип-Булат был разбит. Тогда царь, по совету своих воевод, решился начать переговоры. Принятию этого решения способствовала весть о восстании черемисов. Переговоры тянулись долго, и только в июле 1575 г. заключено, на реке Сестре, двухлетнее перемирие. Современники понимали, что цель перемирия для Ивана была – обеспечив себя со стороны Финляндии, сильнее действовать на Ливонию. Военные действия открылись здесь летом 1575 г. Взято было несколько городов, а в январе 1577 г. русское войско, под начальством князей Мстиславского и Шереметева, осадило Ревель. Осада была неудачна. Летом того же года сам царь двинулся в польскую Лифляндию. Польский наместник Ходкевич не решился сопротивляться и удалился; это было началом войны с Польшей, с новым королём которой сношения и прежде были не особенно дружественны. Послы Батория приезжали в Москву в конце 1576 г., но в грамоте государь русский не был назван царём, сам же король называл себя лифляндским. В Москве требовали исправления всего этого, но не решались назвать Батория братом царя, ибо, как князь семиградский, он был подданным венгерским. Послы уехали, известив, что король пришлёт новых. В течение полугода обещание не было исполнено. Во Пскове царь имел свидание с Магнусом, который в то время сносился уже с Кетлером и с Баторием. Вступив в Лифляндию, русские войска заняли несколько городов; сопротивлявшиеся подвергались или избиению, или продаже татарам. Некоторые города сдались Магнусу, который пробовал указанием на их принадлежность ему защитить их; но царь написал ему выговор. Вслед за тем Иван двинулся к Вендену, где находился Магнус; Венден сдался после мужественного сопротивления, причём некоторые жители взорвали сами себя на воздух. Магнус выехал к государю и сдался ему. С жителями было поступлено сурово. Отсюда Иван двинулся к Вольмару и из этого города отправил знаменитое своё письмо к Курбскому, величаясь своими победами. Приехав в Дерпт, царь отпустил Магнуса. Набегом на Ревель кончился этот поход, а в конце года поляки, появившись в Лифляндии, взяли несколько городов.

В начале 1578 г. прибыло польское посольство, с которым заключено было перемирие на три года. Перемирием, а также названием его не братом, а соседом Стефан был недоволен. Иван в это время завязал сношения с императором Рудольфом, только что вступившим на престол, и с ханом крымским. В сентябре 1578 г. заключён был договор с Данией, которым Лифляндия и Курляндия признавались за Россией, но в Копенгагене он не был утверждён. Баторий, задержав московских послов, созвал сейм в Варшаве, на котором решено было начать войну с Москвою. Пока шли приготовления, послан в Москву Гарабурда с предложением не вести войны, пока не кончены переговоры. Иван задержал этого посла, точно так же как Баторий задерживал его послов. Не желая, однако, терять времени, в мае царь послал свои войска из Дерпта к Оберпаллену и Вендену. Оберпаллен они взяли, но Венден должны были оставить по случаю возникших между ними местнических споров. Между тем литовцы сговорились со шведами, и когда воеводы снова двинулись к Вендену, их настигли соединённые враги и разбили их. Летом 1579 г. царь находился в Новгороде, где возвратившиеся от Батория послы известили его, что Баторий готов к походу, а вслед за тем приехал королевский гонец с грамотой, написанной весьма резко и извещавшей о начале войны. По дороге из Новгорода во Псков царь узнал, что во главе шведского войска поставлен Делагарди; во Пскове он усердно готовился к походу на Ревель, но приготовления были прерваны вестью о вступлении Батория в Русскую землю. В совете королевском разделились голоса о том, куда направить поход. Литовцы считали нужным двинуться ко Пскову, но Баторий считал более полезным взять сначала Полоцк и тем открыть себе путь по Двине и отвратить опасность быть обойдённым с тыла. В начале августа Баторий осадил Полоцк. Пришедшие на выручку московские войска не могли пробраться к городу и должны были удалиться в Сокол. Баторий 3 августа взял Полоцк; затем взят был Сокол, и король удалился в Вильну. Продолжались мелкие стычки и бесплодные пересылки; Баторий тянул только время, чтобы, собравшись с силами, сговорившись с сеймом и приготовив деньги, снова нанести более сильный удар Московскому государству. В сейме была очень сильна оппозиция войне, но канцлер Замойский в искусной речи доказал и необходимость войны, и заслуги короля. В Москве тоже готовились, но здесь положение было трудное: не знали, куда направится Баторий, должны были оберегаться от шведов и от крымцев; последние, впрочем, не мешались в войну, потому что хан должен был участвовать в войне турок с персиянами, и могли вредить только, поджигая черемисов к восстанию.

В августе 1580 г. Баторий выступил в поход: с дороги король известил царя о своём походе, заявляя притязание не только на Лифляндию и Полоцк, но на Новгород и Псков. Он взял Великие Луки, Озерище, Заволочье; только попытка поляков захватить Смоленск не удалась. Окончив поход, Баторий отправился на сейм в Варшаву и дорогой вступил в переписку с курфюрстами бранденбургским и саксонским и герцогом прусским, от которых и получил денежную помощь. Шведы между тем опустошили Лифляндию и взяли несколько городов. Переписка между царём и королём продолжалась: чем более уступал царь, тем горделивее становился король и тем более усиливал свои требования. Наконец Иван, раздражённый тем, что ему не оставляется ни клочка Ливонии, написал своё знаменитое послание к Баторию, в котором называет себя царём «по Божьему изволению, а не по многомятежному человечества хотению» и сильно упрекает Батория за кровопролитие. Письмо застало Батория уже под Псковом, куда он выступил летом 1581 г., предварительно благополучно поладив с сеймом, хотя и выражено было желание, чтобы война кончилась этим походом. Швеция обещала ему помощь с моря. Окончившиеся весной 1581 г. переговоры с Ригой передали Лифляндию во власть польского короля. Во время похода на Псков Баторий отправил обширное послание к царю, в котором смеялся над тем, что он производит себя от Августа, осмеивал его титулы, не забыл и того, что мать его была дочерью литовского перебежчика, упрекал его в тиранстве, оправдывался в своих военных действиях. Взяв Остров, 25 августа войско королевское, в числе, как говорят, 100 000 человек, появилось под Псковом. Город Псков был сильно укреплён, обильно снабжён военными запасами; войска в нём, по свидетельству польского историка, было до 7000 конницы и 50 000 пехоты. Городом начальствовал кн. И.П. Шуйский. С 26 августа по конец декабря твёрдо стояли защитники Пскова, отразили приступ 8 сентября и за каменными укреплениями ещё строили земляные, как оказалось после сделанного пролома. У неприятеля был большой недостаток запасов военных, слышался ропот на продолжительность осады, на невыдачу денег, на суровость зимы. Несмотря на строгость мер, принятых против беспорядков в лагере, ссоры между осаждающими были часты. Посланы были немцы к Псково-Печерскому монастырю, но попытки взять его окончились неудачей. От Пскова войска Батория делали набеги на окрестные и даже довольно далёкие места. Так, Христофор Радзивилл дошёл до Верхней Волги и грозил Старице, где тогда был сам царь. Успешнее Батория действовали шведы: они взяли Гапсаль, Нарву, Вейссенштейн, Ям, Копорье и Корелу. Все враги Ивана находились между собою в сношениях: не только польский, но и шведский король переписывался с крымским ханом. Шведы предлагали полякам прийти к ним на помощь под Псков, но Баторий, опасаясь, как предполагают, успеха шведов в Ливонии, отклонил предложение. Отчасти это опасение, а ещё более обещание, данное сейму, кончить войну походом 1581 г. и неудача псковская побудили Батория желать мира.

Посредником явился папский посол иезуит Антоний Поссевин, прибывший вследствие предложения о посредничестве, высказанного в Риме царским посланником Шавригиным. В Риме этим посольством были очень довольны; уже не раз делались из Рима попытки так или иначе подчинить себе далёкую Московию. Поссевин известен был раньше тем, что, переодетый, проник в Швецию и склонил короля Иоанна к мысли возвратиться в католицизм; тогда же познакомился он с Баторием. Ещё в Риме начал Поссевин изучать дела московские; ему были открыты все дипломатические документы. При отъезде из Рима Поссевину была дана любопытная инструкция, в которой указываются две ближайшие цели: установить торговые сношения Венеции с Русью и способствовать заключению мира между царём и королём, причём он должен был дать понять, какое сильное участие принимает в этом деле папа; предписывалось также указать на цель примирения – союз против турок и соединение церквей, без которого и самый союз не может быть прочен. Чтобы побудить царя к этому важному шагу, рекомендовалось указать на стыд повиноваться патриарху, зависящему от турок, на славу войти в союз с Европой и на награду на небе. Заехав в Венецию и к императору, для переговоров об общем союзе, Поссевин в июне 1581 г. приехал в Вильну к королю Стефану. Король посмотрел сначала подозрительно на переговоры Поссевина с императором, которого считал своим врагом; но иезуит победил все затруднения. Переговоры начались в Полоцке, но шли туго, тогда Поссевин сам поехал к царю. Иван в переговорах показал себя хорошим дипломатом: о турках говорилось мало, вопрос религиозный был отложен; только венецианским купцам дозволено было иметь при себе священников. Пробыв в Москве недель шесть, Поссевин в сентябре вернулся к Баторию; Иван созвал боярскую думу, постановившую «ливонские города, которые за государем, королю удержать, а Луки Великие и другие города, что он взял, пусть уступит государю, а помирившись с королём Стефаном, стать на шведского». Послами были назначены князь Елецкий и печатник Алферьев.

В декабре 1581 г. начались переговоры в деревне Киверова Гора (около Порхова). Со стороны польской были Зборажский, Радзивилл и Гарабурда. До 6 января 1582 г. продолжались бурные переговоры, пока наконец не подписано было примирение на десять лет, на условиях, уже предрешённых постановлением думы, причём Баторий вытребовал от Ивана обязательство не воевать Эстонию. Это обещание имело влияние на прекращение шведской войны. Несмотря на неудачу шведов под Орешком, в августе 1583 г. заключено было на р. Плюссе (близ Нарвы) перемирие на три года, на основании которого всё занятое шведами осталось за ними. Кроме обещания, данного Баторию, причиною заключения перемирия было восстание черемисов и, вероятно, сознание, что для успехов европейской войны необходимо преобразовать войско. Поссевин по заключении перемирия приехал в Москву. Здесь он требовал только подчинения папе и за это указывал, в перспективе, на Византию; но всё это мало действовало на царя; он отказывался говорить о делах духовных, потому что «долг мой заправлять мирскими делами, а не духовными».

Несчастный исход войны не заставил Грозного отречься от мысли вознаградить свои потери: он продолжал искать союза с европейскими государствами. С этой целью отправлен был в 1582 г. в Англию Фёдор Писемский. Ему поручено было хлопотать о заключении тесного союза с королевой на короля польского, а вместе с тем, сватать, за царя родственницу королевы – Марию Гастингс. Англичанам не хотелось ни того, ни другого, а хотелось добиться беспошлинной торговли. С щекотливым поручением достигнуть этой цели в июне 1583 г. поехал в Москву Иероним Боус. Долго тянулись эти переговоры с разными перипетиями; царь то прогонял Боуca, то снова призывал его к себе. Переговоры ещё не пришли к концу, когда Грозного царя не стало.

В январе 1583 г., огорчённый всеми событиями внешними, поражённый горем о смерти им же убитого сына, Иван был обрадован появлением в Москве присланных Ермаком казаков, пришедших «бить ему челом новой землицей – Сибирью». Жизнь слишком неправильная рано подорвала здоровье Ивана; убийство сына много способствовало упадку духа. Ещё в начале 1584 г. обнаружилась у него страшная болезнь – гниение внутри, опухоль снаружи. В марте разослана по монастырям грамота, в которой царь просил молиться о его грехах и об исцелении от болезни. Перед смертью он сделал распоряжение о правлении. Постригли его уже полумёртвого (18 марта 1584 г.).

У Грозного было семь жён: Анастасия Романовна (ум. в 1560 г.), Мария Темрюковна (ум. в 1569 г.), Марфа Васильевна Собакина (ум. в 1571 г. вскоре после брака), Анна Алексеевна Колтовская (разрешение на этот брак дано было собором; пострижена в 1577 г, ум. в 1626 г.), Анна Васильчикова (похоронена в суздальской Покровской обители), Василиса Мелентьева (с двумя последними Грозный не венчался, а брал благословение на сожительство) и Мария Фёдоровна Нагая (брак был в 1580 г., ум. в 1608 г.). После Ивана осталось два сына: Фёдор (от Анастасии), который после него наследовал, и Дмитрий (от Марии Нагой).

Современники и потомство различно относились к Грозному: Курбский видит в нём только тирана и приписывает всё хорошее советникам; князь Ив. Катырев-Ростовский выделяет его умственные качества («муж чудного разумения»); летописцы новгородский и псковский относятся к нему несочувственно; большинство иностранцев видят в нём и тирана, и стремящегося к завоеваниям государя, что им было в особенности противно; противными им казались и русские, которых, как варваров, не следовало пускать в Европу. Из новых историков князь Щербатов не разобрался в характере Грозного и представил только перечень его противоречивых качеств; Карамзин, а потом и многие другие (Полевой, Погодин, Хомяков, К. Аксаков, Костомаров, Иловайский, Ясинский) пошли вслед за Курбским; иные из них даже отрицают умственное превосходство Грозного. Арцыбашев первый подверг критике сказания Курбского и иностранцев о жестокостях Ивана. Другие, не отрицая недостатков нравственного характера Ивана, видят его политический ум и многое хорошее в его государственной деятельности (С.М. Соловьёв, К.Д. Кавелин, Е.А. Белов, Г.В. Форстен). Медики (профессор Чистович и профессор Ковалевский) отыскивают в Грозном следы умственного расстройства. Сложный характер Грозного долго ещё, быть может, будет привлекать к себе внимание исследователей, как трудноразрешимая психологическая загадка. По главным чертам своего характера он скорее был человек созерцательный, чем практический. Задавшись мыслью, он искал исполнителей и доверялся им до первого подозрения: легко веря, он легко и разуверялся и страшно мстил тем, в ком видел нарушение доверия (по замечанию И. Н. Жданова). Нервный и страстный от природы, он ещё более был раздражён событиями своего детства. Воспитание не дало ему никакой сдержки. Руководительство такого узкого человека, как Сильвестр, могло его только раздражать. Ряд обманутых надежд вызвал в нём недоверие и к своему народу. Ю.Ф. Самарин справедливо заметил, что сознание недостатков века соединялось у Ивана с недовольством на самого себя. Отсюда его порывы раскаяния, сменявшиеся порывами раздражения. Тяжело было его душевное состояние в последние годы, при виде гибели всех его начинаний. Оставив по себе след в политической истории России, Иван оставил след и в истории её литературы: он был начётчик и в духовных книгах, и в исторических сочинениях, ему доступных. В писаниях его слышится московский книжник XVI века. Он отличается от Курбского тем, что последний проникся западно-русской книжностью, тогда как Грозный оставался совсем московским человеком. По форме изложения он принадлежит своему веку, но сквозь эту форму пробивается его личный характер.

В переписке с Курбским он ярко высказывает свою теорию царской власти, зависящей только от Бога и суд над которой принадлежит Богу, С сильной иронией обличает он злоупотребления боярские и покушения Сильвестра подчинить себе его совесть. Те же качества видим и в его послании в Кириллов-Белозерский монастырь, в котором, смиренно сознаваясь в своих грехах, он громит ослабление иноческого жития в кирилловских старцах и те послабления, которые они делают постриженным у них вельможам. Послание к Баторию (в «Метрике литовской») чрезвычайно сильно. Написанное в том же духе послание к шведскому королю тоже, вероятно, писано самим Грозным. Есть вероятность, что и некоторые другие дипломатические акты писания самим Грозным: так, почти несомненно принадлежат ему ответы бояр Сигизмунду Августу.

Теперь пришла пора задуматься над самым главным вопросом нашей книги: насколько личность Ивана Грозного является пассионарной.

Во-первых, рождение Ивана было связано и было предопределено непростыми в социально-политическом плане его родителями – московским великим князем Василием III и его второй женой Еленой Глинской. Иван уже по рождению стал конгениальным, то есть близким по дарованию и талантам к своим родителям.

Во-вторых, уже в трехлетнем возрасте был провозглашен Великим князем. Кроме широких полномочий царя, Грозный подмял бояр, особенно именитых, титулованных, которые не привыкли подчинятся, и более нравилось повелевать теми самыми боярами. В современном понимании между царем и боярами возник конфликт интересов. Это продолжалось на протяжении всего царствования Ивана Грозного. Кроме того, в его памяти остались обиды, нанесенные ему в детстве и ранней юности.

В-третьих, более чем другие личные качества Ивана Грозного у него был неуравновешенный характер – вспыльчивый, капризный. К тому же царь был влюбчивым. Он много раз женился, не пропускал ни одной юбки.

В-четвертых, вместе с тем уже с раннего детства Иван стремился к познанию мира. Он хорошо играл в шахматы, рисовал, обладал ораторскими способностями. Самое большое расхождение между ним и народом было в том, что то, что он видел и что слышал, воспринимал по-своему, примеряя и оценивая реальную жизнь только исходя из личного восприятия и опыта. В его отношениях с боярами, простым народом и своими сподвижниками на первом месте было собственное «я». Он больше ценил свое мнение, чем боярское. Он разделил государственное управление на две части – земство и опричину. Последняя нанесла огромный ущерб – как моральный, так и материальный. В то же время при Грозном и даже при его участии были подчинены Казанские и Астраханские земли, было стремление не воевать, а заключать мирные договоры, торговать и сотрудничать. Бесспорно, царь Иван Грозный был пассионарной личностью, а точнее пассионарным деятелем своего времени.

И свой след в истории России он оставил. Беда его правления заключалась в том, что его идеи, намерения не всегда понимал народ и чаще всего не поддерживал. Ему не доставало и человеческого, и державного благородства в понимании не только своих громадных прав и обязанностей.

Петр I Алексеевич «Великий»
(1689-1725)

Вообще-то о великих людях написать что-либо новое сложно и трудно. Но тем не менее, напомнить читателям две вещи: во-первых, они, великие, не сразу стали такими, во-вторых, они стали великими в силу подъема пассионарного напряжения системы и вследствие пассионарного толчка и генетического дрейфа времени. Петр I – один из самых ярких пассионарных деятелей России. Именно пассионарный импульс времени спровоцировал рождение, а затем и сформировал облик человека, ставшего царем и императором России.

Петр был единственным сыном царя Алексея Михайловича от второго брака с Наталией Нарышкиной. Петр был дважды женат – сначала на Евдокии Лопухиной, а затем на Марте Скавронской, ставшей впоследствии императрицей Екатериной Первой. Петр от первого брака имел сына Алексея Петровича, а от второго брака – дочерей Анну и Елизавету Петровну. Кроме них 8 детей Петра I умерли в раннем детстве.

В апреле 1682 года Петр был возведен на престол после смерти бездетного царя Федора Алексеевича в обход своего сводного старшего брата Ивана (см. Большая Советская энциклопедия, т. 19, с. 474). И вот тут у Петра Алексеевича начались проблемы. Сестра, царевна Софья Алексеевна, и родственники первой жены Алексея Михайловича – Милославские – используя недовольство московских стрельцов, организовали дворцовый переворот и объявили «старшим» царем болезного брата Петра – Ивана Алексеевича, а Петра I – «младшим» царем при правительнице Софье. В детстве Петр I получал домашнее образование, развивался физически и интеллектуально весьма успешно, благодаря своей любознательности и врожденным способностям. Он учился охотно и легко. С помощью дворцовых мастеров и учителей освоил много ремесел и полезных специальностей. Знал не понаслышке столярное, токарное, оружейное, кузнечное, паяльное, часовое и типографское дело.

Особую роль в становлении личности Петра I, развитии его пассионарности сыграли военные увлечения – «потехи». Для этого были созданы отряды потешных, подростковых войск, ставшие впоследствии гвардией и ядром русской регулярной армии. Значительное влияние на формирование и расширение пассионарности Петра I оказали иностранцы, которых с полной уверенностью можно отнести к пассионарным личностям. Это Ф.Я. Лефорт, П.И. Гордон, Я.В. Брюс и другие талантливые люди своего времени. Петр I с юных лет знал немецкий, а затем изучил голландский, английский и французский языки. В течение всей своей жизни Петр I пополнял свои знания, уделяя особое внимание военному делу. В 1688-1693 гг., под руководством голландского мастера Ф. Тиммермана и русского мастера Р. Карцова учился строить корабли на Переяславском озере. В 1697-1698 гг. во время первой заграничной поездки Петр I прошел полный курс артиллеристских наук в Кенигсберге, полгода работал плотником на верфях Амстердама, изучая корабельную архитектуру и черчение планов, окончил теоретический курс кораблестроения в Англии. По приказу Петра I в других странах закупались книги, приборы, оружие, приглашались иностранные мастера и ученые, посылались за границу для обучения русские молодые дворяне. Петр I встречался с такими мировыми светилами как Г. Лейбниц, И. Ньютон и другими. В 1717 году Петр I был избран почетным членом Парижской Академии наук. В августе 1689 г., получив известия о подготовке Софьей дворцового переворота, Петр I поспешно уехал из с. Преображенского (под Москвой) в Троице-Сергиев монастырь (ныне Загорск), куда прибыли верные ему войска и сторонники. Вооруженные дворяне, собранные гонцами Петра I, окружили Москву. Софья была отрешена от власти и заключена в Новодевичий монастырь. Ее приближенные сосланы или казнены. После смерти брата Ивана Алексеевича (1696 г.) Петр стал единодержавным царем.

Во время своего царствования Петр I проявил глубокое понимание государственных задач, стоявших перед Россией, и провел крупные реформы, направленные на преодоление отсталости России от передовых стран Запада и использование ее природных ресурсов при сохранении тогдашних феодально-крепостных порядков.

Петр I вникал во все направления производственно-хозяйственной жизни огромной страны, занимался конкретными проектами.

Было развёрнуто строительство Вышневолоцкого, Ладожского обводного и др. каналов. Покровительственный тариф 1724 г. ограждал новые отрасли отечественной промышленности от иностранной конкуренции и поощрял ввоз сырья и продуктов, производство которых не обеспечивало потребностей внутреннего рынка, в чём проявилась политика меркантилизма. Стремясь консолидировать купечество, Петр I в 1699 г. учредил Бурмистерскую палату и завершил реформу городского управления созданием Главного магистрата и городовых магистратов (1720), призванных ведать «всех купецких людей судом» и «размножать» торговлю и мануфактуры. Купечество было разделено на 2 гильдии, ремесленники объединены в цехи по профессиям.

Реформы государственного аппарата при Петре I явились важным шагом на пути превращения русского самодержавия 17 в. в чиновничье-дворянскую монархию 18 в. с её бюрократией и служилыми сословиями. Место Боярской думы занял Сенат (1711), вместо приказов учреждены коллегии (1718), контрольный аппарат представляли сначала «фискалы» (1711), а затем прокуроры во главе с генерал-прокурором. Взамен патриаршества была учреждена Духовная коллегия, или Синод, находившийся под контролем правительства. Политическим сыском ведал сначала Преображенский приказ, а затем особая Тайная канцелярия.

Большое значение имела административная реформа. В 1708-1709 гг. вместо уездов, воеводств и наместничеств было учреждено 8 (затем 10) губерний во главе с губернаторами. В 1719 губернии разделены на 47 провинций. В 1703 Петр I заложил Петербург, ставший в 1712 столицей государства. В 1721 Россия была провозглашена Империей.

Делом всей жизни Петра I было усиление военной мощи России и повышение её роли на международной арене. Когда Петр I утвердился на престоле, ему пришлось завершать войну с Турцией, начавшуюся в 1686. В результате Азовских походов 1695-1696 был занят Азов и Россия вышла на берега Азовского моря. Однако это не решило главной внешнеполитической проблемы установления непосредственных связей с Западом, что могло быть достигнуто лишь выходом к Балтийскому морю, а для этого было необходимо вернуть русские земли, захваченные Швецией в начале 17 в. В целях решения этой задачи Петр I во время поездки по странам Западной Европы в составе Великого посольства в 1697-1698 подготовил создание антишведского Северного союза, окончательно оформленного в 1699, и, заключив Константинопольский мирный договор 1700 г. с Турцией, переключил все усилия страны на борьбу со Швецией. В долголетней Северной войне (1700-1721) Россия добилась полной победы и вошла в число великих европейских держав.

В ходе войны Петр I сформировался как крупный полководец. Он явился создателем регулярной русской армии и русского военно-морского флота и основоположником петровской военной школы, из которой позже вышли П.А. Румянцев, А.В. Суворов, Ф.Ф. Ушаков, М.И. Кутузов. Основой устройства вооруженных сил явились введённые Петр I рекрутская повинность (1705) и обязательная военная служба дворян, получавших офицерский чин после окончания военной школы или службы рядовыми и сержантами гвардии. Организацию, вооружение и снаряжение, правила обучения и тактики, права и обязанности всех чинов армии и флота определяли Воинский устав 1716, Морской устав (1720) и Морской регламент (1722), в разработке которых участвовал Петр I. По организации и вооружению петровская армия превзошла шведскую, состоявшую из полков со слабой артиллерией. Петр I создал бригады и дивизии, сильную полковую и батальонную артиллерию, особый артиллерийский полк, гренадерские полки, вооружённые ружьями, ручными гранатами и мортирцами, драгунскую кавалерию, лёгкий корпус (корволант) с конной артиллерией. Он уделял большое внимание развитию военной промышленности, оснастившей войска ружьями с ударно-кремневым замком и штыком, полевыми и морскими орудиями (произведено до 13 тыс. орудий), строго регламентированными по типам и калибрам, и боеприпасами.

Стратегические взгляды Петра I далеко опережали его время. Концепции выигрыша войны одним генеральным сражением, которая господствовала среди военных теоретиков Запада, он противопоставил идею мобилизации всех средств ведения войны на суше и на море для обеспечения решающего превосходства над противником и гибкого их использования в зависимости от обстановки. В начале Северной войны Петр I проводил принцип постепенного наращивания сил и воспитания навыков в боевых действиях против опытного врага методами «малой войны» (осада Нотебурга, Нарвы, Дерпта, частные боевые действия в Прибалтике, Польше, арьергардные бои 1707-1708 и др.). Петр I не обольщался победами и умел делать глубокие выводы из поражений (после первой неудачи под Азовом в 1695 он развернул строительство флота под Воронежем, после поражения под Нарвой в 1700 провёл коренную реорганизацию кавалерии и артиллерии и др.). Он тщательно готовил любое сражение после основательной разведки противника и рекогносцировки местности. В крупных сухопутных и морских сражениях (Полтава, Лесная, Гангут) Петр I действовал решительно, стремясь к полному разгрому противника. Требуя быстрого и неотступного выполнения своих приказов или решений военных советов, Петр I в то же время предписывал генералам поступать «по своему рассуждению» и не держаться устава «яко слепой стены». Новым в тактике было массирование артиллерии в полевых сражениях и при осаде крепостей, усиление флангов боевого порядка гренадерами (Лесная, 1708), устройство полевых редутов (Полтава, 1709), сабельные удары конницы и штыковая атака пехоты. Заботясь о моральном духе войск, Петр I награждал отличившихся генералов учрежденным им в 1698 орденом Андрея Первозванного, солдат и офицеров – медалями и повышением в чинах (солдат также деньгами). В то же время Петр I насаждал в армии суровую дисциплину с телесными наказаниями и смертной казнью за тяжкие воинские преступления.

Как дипломат Петр I проявил глубокое понимание задач внешней политики России, умение пользоваться обстоятельствами и способность к компромиссам. Вся внешнеполитическая деятельность России находилась под его постоянным руководством. Он неоднократно лично вёл переговоры и заключал соглашения. В 90-х гг. 17 в., по словам Ф. Энгельса, «этот действительно великий человек... первый в полной мере оценил исключительно благоприятное для России положение в Европе» (см. Маркс К. и Энгельс Ф., соч., 2 изд., т. 22, с. 20) в отношении начала борьбы со Швецией. Перед Полтавским сражением 1709 активными дипломатическими акциями Петр I удалось предотвратить вступление в войну на стороне Швеции, Турции и Крымского ханства, а позже возобновить распавшийся в 1706 Северный союз, присоединив к нему Пруссию и Ганновер. Петр I умело использовал противоречия между западноевропейскими державами и не допустил срыва Великобританией начатых в 1719 мирных переговоров со Швецией, завершившихся заключением Ништадтского мирного договора 1721. По этому договору Россия получила земли по Неве, в Карелии и Прибалтике с городами Нарвой, Ревелем, Ригой, Выборгом и др. Предпринятый Петр I Персидский поход (1722-1723) закрепил за Россией западное побережье Каспийского моря с городами Дербент и Баку. При Петре I впервые в истории России были учреждены постоянные дипломатические представительства и консульства за границей, отменены устаревшие формы дипломатических отношений и этикета.

Крупные реформы были проведены в области культуры и просвещения. Появилась светская школа и была ликвидирована монополия духовенства на образование. Петром I были основаны Пушкарская школа (1699), школа математико-навигацких наук (1701), медико-хирургическая школа; открыт первый русский общедоступный театр. В Петербурге были учреждены Морская академия (1715), инженерная и артиллерийская школы (1719), школы переводчиков при коллегиях, открыт первый русский музей – кунсткамера (1719) с публичной библиотекой. Петр I поощрял создание начальных «цыфирных» школ, а на горных заводах Урала – школ доменщиков и горных техников. Издавались буквари, учебные пособия, учебные карты. В 1700 введён новый календарь с началом года 1 января (вместо 1 сентября) и летосчисление от «рождества Христова», а не от «сотворения мира». С 1703 выходила первая русская печатная газета – «Ведомости», в 1708-1710 вместо полуустава был введён близкий к современному «гражданский» шрифт. В 1725 открыта Петербургская академия наук с гимназией и университетом. По распоряжению Петра I были проведены экспедиции А. Бековича-Черкасского в Среднюю Азию, И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина – на Дальний Восток, Д. Мессершмидта – в Сибирь и др., подготовлена экспедиция В. Беринга, положено начало систематическому изучению географии страны и картографированию.

В эпоху Петра I было возведено много зданий для государственных и культурных учреждений, архитектурный ансамбль Петергофа (Петродворца). Строились крепости (Кронштадт, Петропавловская крепость и др.). Было положено начало планировке городов (Петербург), возведению жилых домов по типовым проектам. Петр I поощрял деятельность учёных, инженеров, художников и др. Все реформы в области культуры характеризовались развитием связей с западноевропейской культурой и были тесно связаны с задачами укрепления абсолютистского государства.

В своей государственной и военной деятельности Петр I опирался на талантливых, преданных ему сподвижников, среди которых были представители родовитого дворянства (Б.П. Шереметев, Ф.Ю. Ромодановский, П.А. Толстой, Ф.М. Апраксин, Б.А. и М.М. Голицыны, Ф.А. Головин, Г.И. Головкин, Б.И. Куракин, Н.Н. Репнин и др.), а также лица недворянского происхождения (А.Д. Меншиков, П.П. Шафиров, А.Ф. Макаров и др.). (см. Большая советская энциклопедия, т. 19, с. 474-476)

Характерными чертами Петра I были ум, воля, энергия, широта взглядов, целеустремлённость, любознательность, большая работоспособность. Вместе с тем он был вспыльчив, жесток и безжалостен, не считался с интересами и жизнью отдельной личности, не остановившись перед смертным приговором даже собственному сыну Алексею (1718). При всей противоречивости своей натуры Петр I вошёл в историю России как прогрессивный государственный и военный деятель, который «... ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства»(см. Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 36, с. 301).

После вышеприведенной оценки светил мирового развития, вряд ли необходимо будет добавлять утверждение того, что Петр I был гениальной личностью в истории России и не только.

Екатерина II Алексеевна «Великая»
(1762-1796)

Александр Бушков, один из самых самобытных и читаемых в России писателей, назвал свою книгу о Екатерине II – «Екатерина II – Алмазная Золушка». Почему так? Наверное, потому, что вся ее жизнь и деятельность была редким алмазом для истории России. А так как родители и природа наградила ее женской красотой, привлекательностью, то она стала Золушкой для всех, кто ее знал, находился рядом и ценил ее. А ценить было за что. И как написал Александр Бушков, на протяжении всего восемнадцатого столетия только три монарха удостоились от современников и потомков прозвания Великий: Петр I, Фридрих II и Екатерина II. Подобными титулами не разбрасывались… Наша Золушка уникальна!

В первую очередь оттого, что слишком многого она добилась собственными трудами, собственной волей, энергией, умом. В мировой истории не раз случалось, что женщины (да и мужчины тоже), вынырнув из неизвестной никому сточной канавы и перепорхнув прямиком в королевскую постель, становились титулованными дамами, усыпанными бриллиантами. (см. А. Бушков, Екатерина II – Алмазная Золушка, Санкт-Петербург, Москва, 2005, с. 6).

С Екатериной Великой все обстояло совершенно иначе. Почти всем успехам и достижениям она обязана исключительно самой себе, и с этим не поспоришь…

Восемнадцатый век, наверное, действительно самый причудливый век. Поскольку жили в то время и самые уникальные люди своего времени, поражающего сочетанием самых несовместимых событий и порядков в мировой истории (см. там же, с. 7).

Это был переходный век. Неким рубежом пролегший между двумя совершенно несхожими столетиями, отличавшимися друг от друга, как небо от земли.

Век семнадцатый – еще почти полное всевластие королей, жизнь, в значительной степени основанная на идеях, практике и укладах средневековья.

Век девятнадцатый – бешеный рывок научно-технического прогресса (пароходы и паровозы, телефон и телеграф, электрическое и газовое освещение, воздухоплавание и открытие радиоактивности), широко распространившееся образование, расположившиеся повсюду парламенты и получившие немалую власть над обществом газеты, невиданные прорывы в медицине, сельском хозяйстве, многих науках.

И между ними этот переходный, причудливый, совместивший, казалось бы, несовместимое, восемнадцатый век… Времена, когда наугад, почти вслепую нащупывали дорогу и сами не понимали, куда же она, собственно, ведет. Времена экспериментов решительно во всем. Времена, когда не было ничего почти устоявшегося – государственные границы мало походили на те, к которым привыкли позже, а будущее известнейших впоследствии личностей зависело от бытовых случайностей, висело на волоске: один шажок в сторону пропасти – и…

Каким же оно было, восемнадцатое столетие, таким романтичным предстающее на экранах?

Совсем не таким, а точнее, не совсем таким. Этот век был уникальным только потому что и люди, жившие и творившие в это время, были тоже уникальные. Они были пассионарными личностями. Таковой была Екатерина II и ее окружение. И любой век – это прежде всего, люди, творцы своей собственной жизни и истории.

Будущая императрица и самодержица Всероссийская Екатерина II родилась 21 апреля 1729 г. Ее родители – наследный принц Ангальт-Цербстского герцогства (именуемого еще княжеством, но, в принципе, это одно и то же) Христиан-Август и Иоганна Елизавета, его законная супруга, в девичестве – принцесса Голштейн-Готторпская.

Даже в этом утверждении, очень может оказаться, ровно половина правды. Что уж тут говорить о таких немаловажных деталях, как место рождения столь заметной в нашей истории персоны и имя, данное ей при крещении… Обстоятельства появления Екатерины на свет – загадка на загадке.

Но давайте по порядку. Что собой представляло Ангальт-Цербстское герцогство, сколь велика была эта почтенная держава, подарившая нам императрицу, а всему миру пассионарную историческую личность?

Это была одна из тех самых многочисленных германских стран, которые легкий на ногу путешественник мог исходить вдоль и поперек буквально за пару-тройку часов. А на горячем коне скакать по этой державе было и вовсе невозможно – едва пришпоришь скакуна, едва он сорвется в галоп, как впереди, в какую сторону ни скачи, обнаружится пограничный шлагбаум, по ту сторону которого уже начинается территория столь же крохотной, но абсолютно независимой и суверенной страны…

Главное (и практически единственное) достоинство герцогов Ангальтских – это нешуточная древность рода. Ангальт – один из древнейших владетельных домов не только Германии, но и всей Европы. Его основатели сначала носили титул графов Балленштеттских (в каковом качестве впервые в исторических хрониках упоминаются в 940 г.), потом – графов Асканских. Из этого семейства происходили знаменитый Альбрехт Медведь, первый правитель Бранденбурга. В 1212 г. саксонский герцог Генрих как раз и принял впервые титул герцога Ангальтского. Подобное генеалогическое дерево внушает уважение.

В общем, воспитание она получила самое рядовое. Как все. Обычный, говоря современным языком, «курс молодого бойца», который проходили девицы из хороших семей. Абсолютно ничего, выходившего бы за рамки. А собственно, почему эта девица должна была получать нечто особенное? Екатерина писала потом: «Меня воспитывали с тем, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь мелкого соседского принца, и соответственно этому меня и учили всему, что тогда требовалось». Уметь танцевать, чуточку разбираться в музыке и тогдашней классической литературе, писать красивым почерком, поддерживать беседу, изящно кланяться… Что там еще? Французский язык. Вот и все, пожалуй.

Правда, мадемуазель Кардель уже тогда подметила, что девочка «себе на уме»…

Екатерина именовала это чуточку иначе: «Я по-своему понимала все».

Ого, еще как! По природной живости ума Фикхен частенько и горячо спорила со своим законоучителем, высказывая порой такое, что он именовал «склонностью к ереси». «Я спорила жарко и настойчиво, и поддерживала свое мнение против священника: он обосновывал свое мнение на текстах Писания, а я ссылалась только на справедливость». (Кстати, гораздо позже, уже на русском троне, Екатерина выскажет мысль, идущую, конечно же, от тех детских споров: «Кроме закона, должна быть еще и справедливость».)

Во второй раз пастор и ученица поссорились из-за того, что девочка настойчиво допытывалась: хорошо, я согласна, что прежде сотворения мира был хаос, но что такое этот самый хаос?» Пастор, не великого ума деятель, ответить не мог. И победил в дискуссии с помощью розг…

Согласитесь, глупышки таких споров не ведут… (см. там же, с. 88)

Не исключено, что в девочке как раз и не усматривали никаких таких особенных задатков оттого, что полагали, будто заранее знают уготованную ей судьбу мелкой германской герцогинюшки. Вообще-то, когда человек достигает больших высот, обычно находится масса народу, который с пеной у рта уверяет, будто еще чертову уйму лет назад рассмотрел в плюгавеньком мальчишке или девчонке-дурнушке будущую историческую персону. Но случается и наоборот. Классическими можно считать воспоминания баронессы фон Принцен, состоявшей «статс-дамой» в той крохотной пародии на «герцогский двор», что все же имелась в Штеттине. На ее глазах Екатерина родилась, училась, воспитывалась, именно баронесса помогала ей, кстати, укладывать вещи при отъезде в Россию. Одним словом, эта дама больше, чем кто бы то ни было, пользовалась доверием Екатерины. Но…

«В пору ее юности я только заметила в ней ум, серьезный, расчетливый и холодный, столь же далекий от всего выдающегося, яркого, как и от всего, что считается заблуждением, причудливостью или легкомыслием. Одним словом, я составила себе понятие о ней, как о женщине обыкновенной, а потому вы можете судить об удивлении моем, когда пришлось узнать про необычные ее приключения».

Гораздо более проницательным оказался шведский граф Гилленборг, человек, немало поживший на свете, образованный и умный. Однажды он, видя, что, кроме стандартного минимума, Иоганна не собирается давать дочери никакого образования, говорил, что напрасно мать так поступает: на его, графа, взгляд, девочка «выше лет своих», и у нее определенно «философское расположение ума»…

И никто еще не знал, что в далеком Санкт-Петербурге императрица Елизавета всерьез озаботилась поисками невесты наследнику русского престола, великому князю, которого звали уже не Антон Ульрих, а Петр Федорович…

На пути к испытаниям

Знаменитый русский писатель А. К. Толстой подошел к делу чересчур легкомысленно, когда в своей шутливой «Истории государства Российского» посвятил Елизавете Петровне такие строки:

– Веселая царица была Елисавет.

Поет и веселится, порядку только нет…

Этот отзыв – глубоко несправедливый. Действительно, двадцатилетнее царствование Елизаветы переполнено балами, маскарадами, пирами. Фейерверками и прочими увеселениями. Но никак нельзя сказать, что в это время в России царил беспорядок. Ничего подобного. Хотя историки и поругивают Елизавету за гардероб из пятнадцати тысяч платьев, все отмечают, что время Елизаветы – это значительные успехи и в экономике, и в просвещении, и во внешней политике.

Начнем с того, что Елизавета государством управляла главным образом сама, ликвидировав существовавший при Анне Иоанновне Кабинет министров. Она отменила смертную казнь, запретила пытать малолетних, клеймить женщин и вырывать у них ноздри. Именно при Елизавете, кстати, в России были изготовлены эталоны веса и длины для торговли – фунт и аршин работы мастеров Петербургского монетного двора. Елизавета отменила существовавшие в России внутренние таможни, что пошло торговле только на пользу (к слову: во Франции это было сделано лишь после революции).

При Елизавете немало было сделано для просвещения и науки.

Так уж счастливо сложилось, что ее фаворит, «ночной император» Иван Иванович Шувалов сам особыми талантами и умом не блистал, но прекрасно понимал важность развития науки. Именно он был первым помощником и опорой М. В. Ломоносова в открытии в 1755 г. первого в стране университета – подбирал профессоров и студентов, составлял учебные программы, решал вопросы с финансированием и даже подарил немало книг из своей библиотеки. Как раз по инициативе Шувалова двумя годами позже была создана и Академия художеств. (Кстати, одновременно с университетом были открыты гимназии в Москве и Казани, а чуть позже по стране учредили немало общеобразовательных школ и, говоря современным языком, профессионально-технических училищ.)

И, наконец, при Елизавете чувствительно получила по сусалам давняя недоброжелательница Швеция, у которой Россия по условиям мира забрала часть Финляндии.

Но наряду с успехами имелся один-единственный, зато крайне существенный недостаток: у императрицы не было наследника…

Вообще-то ради исторической правды стоит сказать, что муж у нее имелся – самый что ни на есть законный. Еще в 1742 г. Елизавета без всякой огласки обвенчалась в небольшой церквушке подмосковного села Перово со своим давним амантом – Алексеем Григорьевичем Разумовским. Разумовский – фигура колоритнейшая. По происхождению он был простым казаком Алешей Розумом из хутора Лемеши в Черниговской губернии. Красавец парень! И, кроме того, обладал прекрасным голосом, пел в местном церковном хоре. Там его и увидел проезжий полковник Вишневский, забрал с собой в Петербург, где опять-таки определил в хор, на сей раз уже придворный. Там его и увидела в 1737 г. молодая цесаревна Елизавета (скажем откровенно, монашеского образа жизни никогда не придерживавшаяся). И началось…

Алеша Розум стал благородным господином Алексеем Розумовским (это гораздо позже его фамилию стали писать через «а»). Во время коронации Елизаветы именно Разумовский нес шлейф императорской мантии – уже будучи придворным в чине обер-егермейстера (соответствовал армейскому полковнику). Кавалером ордена Андрея Первозванного и крупным помещиком. А после венчания с Елизаветой получил титул графа, чин фельдмаршала, земель с крестьянами без счета, бриллиантов – пригоршнями.

Что любопытно, все современники единодушно отмечают привлекательную, в общем, черту новоиспеченного графа: несмотря на свое исключительное положение, он всегда старательно избегал дворцовых интриг, никогда не вмешивался в дела управления государством и никому не вредил. Вот насчет материальных благ он был как раз слабоват, любил и чины, и поместья, и алмазы. (К слову, сменивший его фаворит Иван Шувалов был в этом отношении полной противоположностью Разумовскому: государственные дела любил и умел решать, но бескорыстным был фантастически, ни рубля от коронованной подруги не взял, ни паршивой медальки.)

Заодно с Алексеем Разумовским блестящую карьеру сделал и его младший брат Кирилл. В детстве он вместе с Алешей пас отцовских волов, а потом учился в Геттингенском и Берлинском, в Страсбургском университетах, в двадцать три года стал фельдмаршалом и гетманом Малороссии, действительным камергером, президентом Академии наук.

Интересная деталь: о своем «лапотном» прошлом гетман как раз страшно любил вспоминать. В своем дворце он специально поставил застекленный шкаф, где хранились его пастушеский рожок и простая крестьянская свитка. Все это Алексей Разумовский любил показывать своим гостям: вот, мол, из какого ничтожества поднялся! (см. там же, с. 93).

Считается, что у Елизаветы хотя и был законный муж в лице Алексея Разумовского, но дети от этого брака не могли наследовать престол. Времена другие уже были.

В общем, требовался наследник престола. И потому уже в 1742 г., сразу после коронации, Елизавета вызвала в Россию Петра Ульриха, родного внука Петра I (сына Анны Петровны и герцога Голштинского), своего родного племянника – и официально назначила его наследником.

Естественно, уже вскоре наследника было решено женить – ему исполнилось шестнадцать, а по меркам восемнадцатого столетия это считалось уже самым подходящим возрастом для брака. Стали подыскивать подходящую девицу: разумеется, из владетельного дома. Заграничного, конечно. И нашли. Это была Софья Ангальт-Цербстская. Самое интересное (в чем сходятся практически все историки) это то, что Фикхен – так звали в детстве будущую императрицу – чуть ли не до последнего момента вовсе не подозревала, что ее ждет в жизни. Даже ее мама герцогиня Иоганна не могла быть уверена в успехе дочери. Но этот успех был предопределен не только предсказанием ученого графа Гилленборга, который очень серьезно отнесся к сочинению пятнадцатилетней девочки на философские темы. Он предостерег ее от многих жизненных невзгод..» Вы можете разбиться о встречные камни, если только душа ваша не закалится настолько, чтобы противостоять опасностям». Судя по событиям последующих лет, Екатерина этот совет запомнила на всю жизнь. (см. там же, с. 113)

Алан Аксельрод автор 80 книг по истории, управлению, бизнесом и наукой в своей книге «Екатерина Великая. Законы лидерства» раскрыл важнейшие аспекты личности и стиля управления русской императрицы. Он пишет, что по характеру София Фредерика Августа, герцогиня Ангальт-Цербстская, будущая российская императрица Екатерина II, была независимым, своевольным, непослушным и даже самонадеянным ребенком. По крайней мере, так думала ее мать Иоганна-Елизавета, герцогиня Гольштейн-Готторпская. Если же подойти к этому вопросу с точки зрения современных представлений о воспитании, то независимость Софии можно рассматривать как положительную черту. Ее можно было бы назвать «бойким ребенком». (см. Алан Аксельрод. «Екатерина Великая. Законы лидерства», Москва, Эксмо, 2015, с. 49)

Иоганна так не считала. Она делала все возможное, чтобы сломить характер дочери. В своих воспоминаниях Екатерина определяла это как стремление «изгнать из нее гордыню». Однако в результате такого воспитания сформировался ребенок не со сломленным характером, а ребенок, который с самых ранних лет начал проявлять хитрость и осторожность. Будущая российская императрица не отреклась от чувства собственного достоинства, а научилась сознательно и убедительно маскировать его путем демонстрации покорности и почтения. На самом деле это стало для нее чем-то вроде черепашьего панциря, в который можно спрятаться. Когда бы она ни чувствовала для себя какую-нибудь угрозу или ей требовалось время, чтобы оценить нового человека или ситуацию, она осознанно изображала покорность.

Однако юной Софии повезло в том, что ей не пришлось осваивать тактику и стратегию демонстрации покорности исключительно на собственном опыте. Среди ее воспитателей была гувернантка Элизабет Кардел (по прозвищу Бабет). Эта француженка, дочь перебравшегося в Германию гугенота, была настолько же добра и открыта, насколько суров и ограничен был пастор Вагнер. София поняла, что Кардел родилась в достаточно привилегированной семье, но, будучи скрывающейся от религиозных преследований беженкой, вынужденно согласилась работать гувернанткой, практически служанкой. София наблюдала за тем, насколько хорошо она исполняла эту роль. Кардел демонстрировала всем своим видом, что знает свое место, но никогда не опускалась до подобострастия. Напротив, София видела у Кардел внутренне присущую ей гордость и одобряла это всей душой. На примере Бабет София поняла, что можно играть ту или иную роль, чтобы получить желаемое, не жертвуя личными принципами.

Как вспоминает в своих мемуарах сама Екатерина, ее воспитанием занимался духовно и умственно ограниченный педант, о котором известно только то, что его звали пастор Вагнер. Процесс обучения основывался на механическом заучивании и зубрежке. Любознательность и вопросы не поощрялись. Подчинение было важнее ума. И каждое занятие с этим наставником сопровождалось криками и размахиванием тростью.

Какие уроки извлекла из этого Екатерина?

Во-первых, «я абсолютно уверена в том, что герр Вагнер был болваном». Во-вторых, что правда постигается благодаря «кротости и разуму», а не с помощью принуждения и давления со стороны обладающей властью деспотичной личности, какой бы страх она ни внушала.

Екатерине было суждено стать «самодержавным правителем», тем не менее она считала, что правда и рассудительная власть являются плодом ума и должны оцениваться по меркам здравомыслия. Она никогда не полагалась на такие догматы, как «священное право» королей, или исключительно репрессивные действия для защиты своей власти или сохранения трона. Вместо этого она стремилась править с помощью разума, неотступно следуя одной цели – содействовать процветанию нации (см. там же, с. 48)

Прибыв ко двору императрицы Елизаветы, принцесса София почувствовала себя чужестранкой в совершенно незнакомом ей мире. Ее собственная мать была холодна к ней, как и многие другие. София испытывала острое чувство тоски и, что случалось еще чаще, скуку. Однако она писала в своих мемуарах: «Я старалась не говорить об этом». Однажды одна из придворных дам увидела Софию в слезах и спросила, почему она плачет. «Я привела самые понятные (для нее) объяснения, не сказав правды». Она считала, что рассказ о том, как она несчастна, вызовет у других людей неприязнь к ней или даже заставит избегать ее, а ей, как никогда, хотелось «завоевать симпатии всех людей без исключения, больших и малых». Она планировала таким образом создать свой мир и занять в нем центральное место. По совету Гилленберга она начала размышлять о прочитанном. Это был период ее усиленного самообразования. Позже через 20 лет Екатерина напишет своему учителю письмо: «Я считаю себя очень и очень обязанной вам, и, если имею некоторые успехи, то в них вы участвуете, так как вы развили во мне желание достигнуть до совершения великих дел» (см. А. Бушков, указ. соч., с. 114)

Записки Екатерины, сделанные ею до 1762 г., интересны еще и тем, что написаны не для публики, а исключительно для себя. Стоит привести кое-какие отрывки…

«Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты; вот начало, от которого я отправляюсь».

«Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня Господь. Слава ее делает меня славною».

«Свобода – душа всего на свете, без тебя все мертво. Хочу повиновения законам; не хочу рабов; хочу общей цели – сделать счастливыми, но вовсе не своенравия, не чудачества, не жестокости, которые несовместимы с нею».

«Когда на своей стороне имеешь истину и разум, тогда это следует высказывать перед народом, объявляя ему, что такая-то причина привела меня к тому-то; разум должен говорить за необходимость. Будьте уверены, что он победит в глазах большинства».

«Власть без доверия народа ничего не значит. Легко достигнуть любви и славы тому, кто этого желает: примите в основу ваших действий, ваших постановлений благо народа и справедливость, никогда не разлучные. У вас нет и не должно быть других видов. Если душа ваша благородна, вот ее цель».

«Хотите ли вы уважения общества? Приобретите доверенность общества, основывая весь образ ваших действий на правде и общественном благе». (см. там же)

Отношения меж Петром и Екатериной разладились окончательно. Петр ни капельки не верил, что наследник Павел – его сын (с какого такого перепугу, если они с женой давным-давно не занимались тем, отчего и берутся дети?!), и супругу откровенно ненавидел – вплоть до того, что на званом обеде во всеуслышание обложил ее «дурой». А потом отдал приказ об аресте Екатерины – и его с превеликим трудом отговорили придворные. Принято считать, что оба эти поступка – результат злоупотребления спиртным, но, скорее всего, взаимная ненависть уже достигла такого градуса, что прорывалась и на трезвую голову…

В один прекрасный день Петербург был буквально ошарашен известием о том, что Елизавета Воронцова получила от государя орден св. Екатерины – которым по статусу награждались только особы российского императорского дома и иностранные принцессы. «Просто» дворянки, даже титулованные, на него не имели права. И коли уж Петр, сторонник порядка и законности, так себя ведет, это событие, как говорят в наши дни, знаковое…

Петр уже пробалтывался пару раз, что намерен упрятать Екатерину в какой-нибудь надежный монастырь, а «сына» лишить прав на престол. На что имел законное право: по установленному еще Петром I порядку, всякий российский самодержец (или самодержица) мог по собственному хотению назначать наследником престола кого угодно (лишь бы православный был) – а также «разжаловать» из наследников родных детей.

Что касаемо развода… Развод в те времена считался делом не вполне богоугодным, но при некоторой твердости характера его можно было добиться. В конце-концов, еще был свеж в памяти нагляднейший прецедент, когда Петр I запрятал жену в монастырь, а сына «разжаловал» и велел убить. Еще были живы люди, которые тому оказались свидетелями…

Екатерина висела на волоске!

Петр преспокойно уехал в Ораниенбаум давать бал…

И тут-то грянуло…

Самое любопытное, что переворот произошел отнюдь не оттого, что заговорщики наконец стали приводить в действие свои планы согласно расписанию. Совсем наоборот. Им просто-напросто неожиданно для себя самих пришлось выступить. Произошла очередная глупая случайность – из тех, что либо проваливают дело, либо ведут к успеху…

Общее настроение умов было таково, что один из гвардейских солдат подошел к своему офицеру и с детской непринужденностью поинтересовался: мол, ваше благородие, когда будем Петрушку свергать? Столько разговоров, а дела не видно, терпеть нету мочи. Пора бы…

Очевидно, он и не подозревал, что кто-то в полку может находиться вне заговора – любопытный штришок к пониманию тогдашней ситуации.

Но офицер-то как раз был преданным сторонником Петра! Он не возмутился, не подал виду, а стал с безразличным видом допытываться: это кто ж с тобой, голубь, поделился жуткими тайнами касаемо нашего заговора? Гвардеец и бухнул сдуру: капитан Пассек, ясное дело, не сумлевайтесь, мы ж не темные, нам кое-что известно…

Офицер его кое-как уболтал, а сам помчался куда следует. Пассека моментально сграбастали под арест – и сделать это незаметно для окружающих не удалось.

К Екатерине тут же примчался Алексей Орлов и выпалил с порога:

– Пассека арестовали!

У Екатерины, надо полагать, потемнело в глазах. Пассек как-никак был одной из главных пружин заговора, знал все и всех, и, если его начнут допрашивать круто…

Есть сильные подозрения, что заговорщики крайне невысоко оценивали стойкость и несгибаемость Пассека, определенно считали, что он после первой же оплеухи моментально расколется и всех сдаст. Косвенным подтверждением этому как раз и служит тот факт, что после известия об аресте Пассека все моментально пришло в движение…

Екатерина, не мешкая ни минуты, села в карету и помчалась из Петергофа в Петербург. Гнала так, что верст за пять до города лошади совершенно выбились из сил. Тут навстречу показался Григорий Орлов, ехавший в одноколке с Федором Барятинским.

В гвардейских полках уже шуровали заговорщики. Первым на улицу вышел Измайловский. В Преображенском все поначалу шло не так гладко – там несколько офицеров пытались удержать солдат (среди них были брат фаворитки Семен Воронцов и дедушка А. С. Пушкина). Только когда их арестовали, удалось вывести преображенцев и семеновцев.

Вся эта орава направилась в Казанский собор, где Екатерина в офицерском мундире торжественно приняла от гвардейцев присягу на верность. После чего уже никому не было дороги назад…

По городу моментально стали распространяться самые дурацкие слухи: что Петр якобы вызвал из Голштинии орду «лютеранских попов», которые выгонят из всех церквей православных священников и займут их места; что крымский хан идет на Россию войной, пользуясь тем, что Петр собрался увести армию на войну с Данией; что еще во времена Гросс-Эгерсдорфа Апраксин по приказу Петра «к пороху песок подмешивал», отчего русские ружья и не стреляли. Наконец, старательно распускали слух, что Петра уже нет в живых – спьяну упал с лошади и расшибся насмерть.

А через пару часов по Петербургу прошла роскошная траурная процессия! Петра еще не взяли в плен, а «общественное мнение» уже готовили к его смерти! Когда впоследствии юную княгиню Дашкову спрашивали об этой похоронной процессии, она с «загадочной улыбкой» отвечала:

– Мы хорошо приняли свои меры…

Последующие события давно и подробно описаны, так что нет нужды повторяться. Скажу лишь, что, в противоположность устоявшемуся мнению, у Петра все же были серьезнейшие шансы одержать верх. Заговор был задумкой исключительно гвардейских полков, вся остальная армия в этом не участвовала. Более того, в самом начале, когда войска Екатерины двинулись на Ораниенбаум (где находился Петр), меж преображенцами и измайловцами начался разлад, кое-кто стал говорить о «примирении» с императором. Происходящее все же было вспышкой, и когда прошел первый азарт, многие начали думать. Кто-то вспомнил, что Петр, как ни крути – родной внук Петра I, а его супруга – чистокровная немка. Кто-то попросту боялся последствий, а в Нарве стояла обстрелянная армия Румянцева, нисколечко не охваченная заговором, и Петр мог довольно быстро до нее добраться почтовым трактом…

Однако сопротивляться он не стал – скорее всего, и эта ситуация не укладывалась в его представления об обязанностях императора. Такой уж был человек, абсолютно не умевший действовать в экстремальных обстоятельствах…

Его захватили и увезли в Ропшу. В Петербурге началось пьяное веселье без малейшей идеологической подоплеки. Не кто иной, как Гаврила Державин, вспоминал: «Войскам были открыты все питейные заведения, солдаты и солдатки в бешеном восторге тащили и сливали в ушаты, бочонки, во что ни попало водку, пиво, мед и шампанское». Его дополнял датский дипломат Шумахер: «Они взяли штурмом не только все кабаки, но также винные погреба иностранцев, да и своих; те бутылки, что не смогли опустошить – разбили, забрали себе все, что понравилось, и только подошедшие сильные патрули с трудом смогли их разогнать».

Созданная потом комиссия старательно подсчитала, что в течение одного дня, 28-го июня, «солдатами и всякого звания людьми безнадежно роспито питий и растащено денег и посуды» на головокружительную по тем временам сумму: 22 697 рублей. Причем были учтены только убытки кабатчиков – частные винные погреба русских и иностранцев в реестр не вошли.

Гульба продолжалась до вечера – а вечером оставшийся неизвестным для Истории пьяный гусар проскакал по слободам Измайловского полка, вопя, что в Петербург нагрянули «тридцать тыщ пруссаков», которые хотят похитить «матушку».

Те из измайловцев, кто еще способен был передвигаться, хлынули в императорские покои – хотя на дворе стояла полночь. Екатерине пришлось одеваться, выходить к «народу» и долго утихомиривать гвардейцев, объясняя, что пруссаки гусару почудились с перепою…

В официальном манифесте смерть императора объясняется «апоплексическим ударом». Правда, в письме к Понятовскому Екатерина добавляет еще одну причину: «Его унесло воспаление кишок и апоплексический удар». Так уж несчастливо сложилось: в один день воспаление кишок случилось и удар присовокупился…

Да, и Екатерина через неполный год после переворота чувствовала себя весьма неуверенно. Взойдя на престол, она раздала в качестве платы почти миллион рублей, не считая чинов, орденских лент и крепостных душ – но ведь на всех не напасешься. Да и не в деньгах дело: мотивы Панина, например, никак не упираются в деньги, у Панина идеи, а это еще опаснее. И, наконец, некоторыми движет просто-напросто примитивная зависть к Орловым: три брата из пяти получили графские титулы, Григорий и вовсе обнаглел, на каждом углу треплет, что вот-вот обвенчается с «Катериной» и тогда вообще всех за пояс заткнет, всем покажет кузькину мать…

Ага, вот именно. В 1763 г. на заседании Государственного Совета был озвучен проект о возможном бракосочетании императрицы с Орловым. Нет сомнения, что самому Григорию эта затея нравилась чрезвычайно. Никита Панин был против и свою точку зрения высказал тут же:

– Императрица может делать, что ей угодно, но госпожа Орлова никогда не будет русской императрицей…

Смерть Петра Екатерине была необходима.

Не то что первые недели, в первую пару лет она на престоле чувствовала себя крайне неуверенно.

Всеобщее «ликование народное» по поводу свержения Петра, на которое иные исследователи так любят порой ссылаться, существовало только в чьем-то воображении. Действительность была несколько прозаичнее…

Самой Екатерине противостояла в первую очередь сила под названием Общее Состояние Умов. И переломить эту силу удалось лишь долгие десятилетия спустя – именно оттого, что общие умонастроения стали иными. Никакие, самые благодетельные, реформы невозможно ввести сверху именным указом, если сознание общества к ним не только не готово, но и активнейшим образом сопротивляется. Если лучшие (без дураков!) умы – и то против…

Между прочим, гений наш, светило отечественной поэзии Александр Сергеевич Пушкин, как ни прискорбно об этом вспоминать натурам утонченным, обрюхатил, простите за вульгарность, не одну свою крепостную девку – и к появившимся в результате этого младенцам оставался совершенно равнодушен. Пушкин ни в коей степени не был плох – он просто-напросто делал то, что «общее состояние умов» считало вполне естественным и абсолютно позволительным.

Но, как отмечает в своей книге Александр Бушков (см. «Екатерина II – Алмазная Золушка», с. 177), при Грозном Стоглавый собор ввел во многих областях жизни выборную систему вместо той, которую можно на современный лад назвать командно-административной. После Стоглава в том или ином округе («губе»), уже не назначали сверху, из столицы, чиновников, ведавших судом и полицией, а выбирали – с участием всех сословий. Финансы – сбор податей и общинное управление – тоже передавались выборными. Это – исторический факт, не вполне согласующийся с представлениями тех, кто привык видеть в правлении Грозного исключительно торжество «исконно российского варварства». До выборов американских шерифов и суда присяжных оставалось еще более двухсот лет – а в России они уже существовали, пусть и под другими названиями: губные старосты и земские судьи.

Советские историки в свое время привычно говорили, что Екатерина, мол, искала дешевой популярности и хотела «выставить себя» просвещенной государыней.

Это, конечно, не совсем так. Прежде всего оттого, что подобные лицемерные упражнения вовсе не требуют пары лет упорного труда и обычно (все равно, о королях идет речь, или о генсеках), ограничиваются парой хлестких фраз. «Каждый французский крестьянин при мне будет иметь курицу в супе!», «Девственница с мешком золота пройдет мое царство вдоль и поперек, не понеся ни малейшего ущерба!», «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!», «Если повысят цены – лягу на рельсы!» Так писали в России в период перестройки.

В «Наказе», который самолично писала Екатерина II, говорилось о массе самых правильных вещей. О «любви к отечеству как средстве успокоительном и могущем воздержать множество преступлений», о «хорошем установлении, которое воспрещало бы богатым удручать меньшее их стяжение имеющих» (т. е. о равенстве всех перед законом и укрощении тогдашних «олигархов» – А. Б.) Смертная казнь решительно осуждается, пытки клеймятся. Подчеркнута опасность разрыва меж богатыми и бедными (!). Встречается много хороших слов о свободе. «Наказ», без натяжек, проникнут гуманными и либеральными идеями.

Самодержавие признается необходимостью для России – но исключительно «ввиду обширного пространства империи и разнообразия ее частей». Целью самодержавного правления провозглашается не притеснение, а «чтобы действия их (Законов – А. Б.) направить к получению самого большого от них добра». Власть всех правительственных учреждений должна быть основана на законах, и нужно сделать так, «чтобы люди боялись законов и никого бы кроме них не боялись». Законы же должны запрещать только то, «что может быть вредно или каждому особенному (т. е. отдельно взятому человеку – А. Б) или всему обществу».

Как резонно замечает А. Бушков, когда «Наказ» через два года подготовили, наконец, к печати, цензура сократила его примерно на четверть. По собственному почину, помимо воли Екатерины. И ничего удивительного в этом нет. Лишний раз убеждаешься в справедливости той грустной истины, что бюрократический аппарат сильнее любого восседающего на престоле. Екатерина располагала достаточной властью, чтобы без особого суда и следствия отрубить голову всякому цензору в отдельности или сослать их всех скопом куда-нибудь на Камчатку – но, когда цензура выступала в роли государственного учреждения, механизма, ни один самодержавный монарх не мог этому противостоять. В это трудно поверить, но так именно и бывало – и не раз, и не только с российскими монархами. Аппарат – это страшная сила!

Интересные подробности откопал А. Бушков.

Торжественное открытие Комиссии состоялось 30 июля 1767 г. в Кремлевском дворце. Был разработан, говоря современным языком, и протокол: как всякому депутату целовать ручку государыне: отвесить поясной поклон, «учтиво, не борзясь», держа руки по швам, прикоснуться губами к ручке, снова отвесить поясной поклон и «степенно» отойти в сторону.

Неизвестно, кто этот протокол составлял, но человек явно оказался по-бюрократически толковый и предусмотрел любые досадные случайности…

«Те депутаты, кои наелись луку, а наипаче чесноку, или приняли малую толику водки, от церемониала целования должны воздержаться, а ежели и у таких будет усердие приблизиться к священной императорской особе, то в таком разе подходящий должен накрепко запереть в себе дыхание». (см. там же, с. 186)

Но неправильно было бы сводить все к курьезу. Это был тот самый первый блин, который выходит комом. Другому подобию парламента в то время взяться было неоткуда: поскольку любой парламент состоит из людей, а у них головы забиты предрассудками своего времени…

Тем не менее, в России при Екатерине пытать запретили, пусть и секретным указом. Разумеется, втихомолку указ там и сям нарушали… но разве сегодня подследственных не лупят? Как сидорову козу… И не только в нашем Отечестве, но и в благостных Соединенных Штатах, и в прекрасной Франции, и в демократической Англии.

Вот что писал недавно один из светил Гарвардского университета, престижнейшего в США, Алан Дершовитц: «Сразу хочу уточнить, что мое предложение вытекает из внутреннего отвращения к пыткам: это тайное и нелегальное явление, которое, к сожалению, существует и которое, не будучи в состоянии искоренить, я бы хотел поставить на службу закону и демократии… Перед бомбой, оснащенной часовым механизмом и готовой взорваться – то есть террористом, располагающим информацией, которая может спасти жизнь тысячам невинных людей, – любая настоящая демократия может и должна сделать что-нибудь, чтобы предотвратить взрыв… Моя цель – узаконить пытку, чтобы иметь возможность контролировать и останавливать ее. Сегодня пытка тайно и нелегально практикуется на всей планете, включая демократические страны, подписавшие международный договор о ее упразднении. ЦРУ по всему миру пустило леденящий душу учебник с самыми жестокими методами „вымогания информации“, а комиссары полиции, от Калифорнии до Флориды, ежедневно применяют пытки за закрытыми дверями. Я считаю, что намного лучше было бы ввести ее в рамки закона, сделав видимой и прозрачной, то есть демократичной…»

Под этими словами подпишутся многие. И если это случится, то некоторые теоретики «демократии Запада» забудут о ней. А в России и в других странах станет больше порядка. Теперь несколько слов об очень серьезной проблеме: об урезании (секуляризации) земель церкви. Наверно в то время это очень волновало людей, так как крестьяне встретили эти меры с огромным восторгом (см. там же, с. 217)

Екатерина II вникала в проблемы медицины совсем не меньше, чем это делают современные власти в борьбе с ковидом. Именно Екатерина стала инициатором оспопрививания в России. Эта «чума XVIII века» последний раз прокатилась по России в 1768 г., оставив десятки тысяч покойников и не меньшее число навсегда обезображенных. В Англии в том же году врач Эдвард Дженнер, наконец, отыскал средство от страшной болезни – прививку. Он привил восьмилетнему мальчику сначала коровью, а потом человеческую оспу, и мальчик остался жив, подтвердив теорию.

Однако и Англия, и остальная Европа как-то не спешили внедрять новшество – как бы чего не вышло, дело новое и сомнительное… (см. там же, с. 225)

Чтобы убрать всякие сомнения о полезности прививок Екатерина, а затем наследник престола, и ее друг и любовник Григорий Орлов первыми сделали противооспенные прививки. Это был не только умный, но и смелый пример.

А теперь о самой «закрытой» теме жизни Екатерины II – фаворитизме.

К 1795 году, предпоследнему году правления Екатерина потратила на своих фаворитов 10,6 миллиона рублей, что соответствует примерно 13,5% расходов Российской империи. (см. Алан Аксельрод. Екатерина Великая. Законы лидерства., Москва, ЭКСМО, 2015, с. 214)

В годы жизни императрицы, а также в более поздних историях о ней предполагалось, что все фавориты были ее любовниками. Считалось, что она была нимфоманкой и обладала ненасытным сексуальным аппетитом. На самом деле большинство историков сходятся во мнении, что за все долгие годы правления у нее было «всего» двенадцать любовников, некоторые из которых (но не все) были ее фаворитами. Несмотря на то, что при дворе Екатерины, как и при дворе Елизаветы, фаворитизм представлял собой определенный институт, роль фаворитов ни в коем случае не предполагала официальный политический статус. Тем не менее, среди должностных лиц при дворе Екатерины число ее явных фаворитов в два раза превышало число ее известных любовников (не все из которых входили в число фаворитов). Таким образом, для Екатерины институт фаворитизма служил в первую очередь не романтическим целям.

Отчасти это было связано с политикой. Самый известный фаворит императрицы (который также долгое время был ее любовником) Григорий Потемкин был ее правой рукой, главным военачальником и самым важным политическим советником и администратором. Однако лондонская газета, которая назвала ее «поведение в отношении своих фаворитов» убедительным доказательством ее «силы ума», также отмечала, что вместо того, чтобы «позволять им вмешиваться в политику (что очень часто происходит здесь [в Британии] среди фаворитов обоих полов), она мудро отпускала их, выделив щедрое содержание, путешествовать в зарубежные страны. Похоже, что в большинстве случаев она использовала своих фаворитов в качестве иностранных представителей или царедворцев, а не как реальную политическую силу. Среди примерно двенадцати или более фаворитов Екатерины только Григорий Орлов, Григорий Потемкин, Станислав Понятовский, Сергей Салтыков, Алексей Ярмолов, Петр Завадовский и Платон Зубов обладали значительной политической или административной властью. Безусловно, когда ей нужны были союзники при дворе, они всегда поддерживали ее, но в большинстве случаев она не полагалась на них в повседневной политической и административной деятельности.

При всем при этом нет смысла доказывать, что Екатерина Великая будучи пассионарной личностью использовала наиболее талантливых фаворитов в интересах государства. К примеру, в том, что Россия при ее правлении не проиграла ни одной войны, есть немалая заслуга Григория Орлова и Григория Потемкина. В то же время, по мнению потомков, она была умной и привлекательной женщиной, потому женщины ей завидовали, а мужчины – любили. И было за что.

В своей собственной эпитафии, которую Екатерина сочинила в 1778 году, она написала о том, какой ей бы хотелось остаться в памяти людей:

Здесь покоится Екатерина Вторая

Рожденная в Штеттине 21 апреля 1729

В 1744 году она приехала в Россию, чтобы выйти замуж за Петра III. Имея четырнадцать лет отроду, она составила тройной проект – нравиться супругу, Елизавете I и народу. Она пользовалась всем для достижения в этом успеха. Восемнадцать лет скуки и уединения заставили ее прочитать множество книг. Взойдя на российский престол, она приложила все старания, чтобы дать своим подданным счастье, свободу и материальное благополучие.

Она легко прощала и никого не ненавидела.

Она была снисходительна, любила жизнь, отличалась веселостью нрава, была истинной республиканкой по своим убеждениям и обладала добрым сердцем.

Она имела много друзей.

Труд для нее был легок.

В обществе и словесных науках она находила удовольствие.

(см. Алан Аксельрод. Екатерина Великая. Законы лидерства, Москва, ЭКСМО, 2015, с. 43-44)

Пассионарные личности
Древней Руси и России
(с 862 по 2023 год)

1. Рюрик Варяжский (862-879)

2. Олег «Вещий» (879-912)

3. Игорь (912-945)

4. Ольга «Святая» (945-966)

5. Святослав Игоревич (966-972)

6. Ярополк I Святославич (972-980)

7. Владимир Святославич «Святой» (980-1015)

8. Святополк I Владимирович «Окаянный»
(1015-1019)

9. Ярослав I Владимирович «Мудрый»
(1019-1054)

10. Цеслав I Ярославич (1054-1068, 1069-1073,
1076-1078)

11. Всеслав Бпрягиславич (1068-1069)

12. Святослав Ярославич (1073-1076)

13. Всеволод I Ярославич (1078-1093)

14. Святополк II Цеславич (1093-1113)

15. Владимир Всеволодович «Мономах»
(1113-1125)

16. Мстислав Владимирович «Великий»
(1125-1132)

17. Ярополк II Владимирович (1132-1139)

18. Всволод II Ольгович (1139-1146)

19. Игорь Ольгович (1146-1146)

20. Цеслав II Мстиславович
(1146-1149, 1151-1154)

21. Юрий I Владимирович «долгорукий»
(1149-1151, 1155-1157)

22. Цеслав II Мстиславович (1157-1159)

23. Ростислав Мстиславович (1159-1167)

24. Мстислав Цеславич (1167-1169)

25. Андрей Юрьевич « Боголюбский» (1169-1174)

26. Михаил Юрьевич (1174-1175)

27. Ярополк III Ростиславич (1175-1175)

28. Михаил Юрьевич (1175-1176)

29. Всеволод III Юрьевич (1176-1212)

30. Юрий II Всеволодович (1212-1216, 1218-1238)

31. Константин Всеволодович «Добрый»
(1216-1218)

32. Ярослав II Всеволодович (1238-1246)

33. Святослав Всеволодович (1246-1247)

34. Михаил Ярославич «Храбрый» (1247-1248)

35. Андрей Ярославич (1242-1252)

36. Александр Ярославич «Невский» (1252-1263)

37. Ярослав III Ярославич (1263-1276)

38. Василий Ярославич (1272-1276)

39. Дмитрий Александрович
(1276-1283, 1284-1293)

40. Андрей Александрович
(1283-1284, 1293-1304)

41. Михаил Ярославич «Святой» (1304-1317)

42. Юрий III Данилович (1317-1322)

43. Дмитрий Михайлович «Грозные очи»
(1322-1326)

44. Александр Михайлович (1326-1328)

45. Иван I Данилович «Калита» (1328-1340)

46. Семен Иванович «Гордый» (1340-1353)

47. Иван II Иванович «Красный» (1353-1359)

48. Алексей Фёдорович Бяконт (1359-1368)

49. Дмитрий Иванович «Донской» (1368-1389)

50. Ваcилий I Дмитриевич (1389-1425)

51. Софья Витовтовна (1425-1432)

52. Василий II Васильевич (1432-1446, 1447-1462)

53. Дмитрий Юрьевич «Шемяка» (1446-1447)

54. Иван III Васильевич (1462-1505)

55. Василий III Иванович (1505-1533)

56. Елена Глинская Васильевна (1533-1538)

57. Бояре Шуйские, Бельские (1538-1548)

58. Иван IV Васильевич «Грозный»
(1548-1574, 1576-1584)

59. Семен Бекбулатович (1574-1576)

60. Фёдор Иванович «Блаженный» (1584-1587)

61. Борис Фёдорович Годунов (1584-1605)

62. Фёдор Борисович Годунов (1605-1605)

63. Лжедмитрий I (Отрепьев Григорий)
(1605-1608)

64. Шуйский Василий Иванович (1606-1610)

65. «Семибоярщина» (1610-1610)

66. Владислав IV Сигизмундович ВАЗА
(1610-1612)

67. Михаил Фёдорович «Кроткий» (1613-1645)

68. Алексей Михайлович (1645-1676)

69. Фёдор Алексеевич (1676-1682)

70. Софья Алексеевна (1682-1689)

71. Пётр I Алексеевич «Великий» (1689-1725)

72. Екатерина I Алексеевна Скавронская
(1725-1727)

73. Петр II Алексеевич (1727-1730)

74. Анна Ивановна, племянница Петра 1
(1730-1740)

75. Иван VI Антонович, правнук Петра 1
(1740-1764)

76. Елизавета Петровна (1741-1761)

77. Петр III Фёдорович, внук Петра 1 (1761-1762)

78. Екатерина II Алексеевна «Великая»
(1762-1796)

79. Павел Петрович (1796-1801)

80. Александр I Павлович «Благословенный»
(1801-1825)

81. Константин Павлович (1825-1825)

82. Николай I Павлович (1825-1855)

83. Александр II Николаевич (1855-1881)

84. Александр III Александрович (1881-1894)

85. Николай II Александрович (1884-1917)

86. Львов Григорий Евгеньевич (1917-1917)

87. Керенский Александр Фёдорович (1917-1917)

88. Ленин Владимир Ильич (1917-1923)

89. Сталин Иосиф Виссарионович (1923-1953)

90. Маленков Георгий Максимилианович
(1953-1953)

91. Хрущев Никита Сергеевич (1953-1964)

92. Брежнев Леонид Ильич (1964-1982)

93. Андропов Юрий Владимирович (1982-1984)

94. Черненко Константин Устинович (1984-1985)

95. Горбачёв Михаил Сергеевич (1985-1991)

С учётом бояр 95, без них 93

Подготовила Алёна Мазур (Украина)

Пассионарные личности Великой Степи. Ханы

По мнению В. Бартольда, кипчаки как народ не имели в начале своего появления в Древней степи ни политического объединения, ни государственности, ни хана всех кипчаков. Зато было много ханов в истории Казахского ханства. Все они жили по законам кочевников и подчинялись суровым требованиям природы. Именно она определяла места выпасов и маршруты кочевий. Границы улусов были условными, а для кочевников заклятыми врагами были сами кочевники из других земель. Потому вся жизнь и деяния казахских ханов была борьбой за лучшие земли и владение ими. Каждый хан действовал в интересах своего рода, своего улуса. И только немногие понимали: выжить и жить в будущем казахи смогут лишь объединившись и создав свое независимое государство. А для этого потребовалось прожить века, пройти через многие испытания. В своей борьбе за независимость казахи, как и другие народы и нации, опирались на народных героев, батыров, предводителей. В нашей теме это были пассионарные личности своего времени, ханы.

Ханы Керей и Жанибек
(1468-1470 (или 1473-74)

Предание, передающееся из уст в уста, из поколения в поколение, так повествует о причине раскола внутри правящей аристократии «государства кочевых узбеков», во главе которой стоял достойный своей героической эпохи хан Абулхаир.

Дальний предок аргынов прославленный Дайыр-ходжа был любимым судьей хана Абулхаира. Народ за справедливость прозвал его Акжол-бием, что в переводе означает «праведный путь». Другим же любимцем хана был Кобыланды-батыр из рода кара-кыпчак. Соперничество между двумя приближенными Абулхаира порой доходило до откровенных стычек. И вот, улучив момент, Кобыланды-батыр убил Акжол-бия. Однако по неписаным законам степи убить сородича, тем более предводителя рода и племени, значит бросить перчатку перед всем народом. Здесь в счет не берется даже кровное родство между различными группировками аристократов-чингисидов: они должны быть с теми, у коих они являются избранными правителями.

Ханы Керей и Жанибек, влекомые возмущением аргынских родов (ведь именно у них на службе состоял Акжол-би), обратились к хану с просьбой о выдаче Кобыланды-батыра, с тем, чтобы согласно обычаю «степной вендетты» предать последнего смерти. Меж двух огней оказался хан Абулхаир. Если выдать Кобыланды, то многочисленный род кыпчаков, который не раз выступал главной опорой ханского трона, никогда не простит этого поступка. А если обидеть не менее многочисленных аргын, считай, что нажил себе смертельных врагов. Тем временем просьба Керея и Жанибека постепенно переросла в требование. И после долгих раздумий последовало решение достославного падишаха «государства кочевых узбеков»: прославленный Акжол-би не был достоин такой скоропостижной смерти. Но и голову Кобыланды хан не может отдать. Пусть истцы будут удовлетворены тем выкупом за убийство, что закреплен в обычаях предков и которым щедро устраивает их повелитель полмира…

Не голова Кобыланды интересовала султанов Керея и Жанибека. Для них была важна не столько причина, сколько следствие. Их интересовала не столько жизненная территория, сколько жизненный принцип: свобода и независимость, ставшие для ряда казахских родов и племен мечтой длиною в двести лет. Еще великий Джучи хан, старший из сыновей властелина вселенной Чингисхана, влюбившись в земли Дешт-и-Кыпчака, хотел основать здесь цветущее государство, не зависимое от прихотей и капризов своего грозного отца и свободное от домогательств вечно неспокойных соседей. По рассказам средневекового мусульманского историка Джузджани, старший сын Чингисхана то ли случайно, то ли нарочно обронил фразу о том, что его отец, не только разоривший, но и вздумавший превратить такой цветущий край, как Дешт-и-Кипчак, в пустыню, видимо, потерял здравый рассудок. Гибель самого хана Джучи одна из легенд связывает именно с этим его роковым шагом.

Ну а теперь, когда хан Абулхаир посягнул на честь и достоинство потомков старшей линии джучидов, настала пора восстановить справедливость. Час независимости стал как никогда близок.

Старший из основателей казахской государственности – Керей – Жанибеку приходится дальним родственником. Генеалогия первого выглядит так: Керей – сын Булат султана, сына Токтакия, сына Орыс хана, сына Чимтай хана, сына Мубарак-ходжи, сына Ерзен хана, сына Сасы-Бука (Садык), правнука Орда-Ежена, сына хана Джучи. Генеалогическая же линия Жанибека такова: Жанибек – сын Барак хана, сына Куйырчик хана, сына Орыс хана.

Точные даты рождения и смерти основателей казахской государственности Керея и Жанибека, положивших начало более чем 350-летнему правлению династии казахских ханов, до сих пор не установлены. Основные жизненные вехи также покрыты мраком неизвестности. Судя по скудным сохранившимся сведениям, Керей около 1473-1474 гг. был еще жив и даже возглавлял поход на г. Туркестан. Памятники устных исторических преданий свидетельствуют, что поднятый на белой кошме ханом в степях Мойынкум Керей правил около десяти лет и был похоронен в Хантау (Ханская гора – местность в долине р. Чу). Что касается соратника и ближайшего сподвижника Керея – Жанибека, то ряд косвенных данных говорит о том, что он родился приблизительно в 1410-1412 гг. Как известно, по возрасту он был младше Керея, и когда последний был провозглашен ханом, Жанибек обладал лишь султанским титулом, приобретаемым по праву рождения. По словам известного историка-краеведа и общественно-политического деятеля М. Тынышпаева, хан Жанибек в 1475 г. прибыл в Крым и уже через два года правил г. Хаджи-Тархан (современный г. Астрахань). Обстоятельства, приведшие к уходу Жанибека в Крым, неизвестны. В 1480 г. он попал к великорусскому князю Ивану III Васильевичу и умер в г. Ковно. Но сначала о начале пути.

Среди исследователей нет единого мнения по поводу даты возникновения Казахского ханства. Разброс мнений очень велик. В качестве начальной даты некоторые называют 1450-1451 гг., другие – 1456-1457 гг., третьи – 1459-1560 гг., а ряд ученых – 1465-1466 гг. Таким образом, нам известно лишь приблизительное время выхода Казахского ханства на авансцену истории степи, и этот выход, несомненно, не мог не иметь своей предыстории.

Вот что рассказывает об интересующем нас событии автор «Тарих-и-Рашиди» (написана в 1541-1546 гг.) Мухаммед Хайдар Дулати: «В то время в Дашт-и-Кыпчаке владычествовал Абу-л-Хайр хан. Он причинял много беспокойства султанам джучидского происхождения. Джанибек хан и Керей хан бежали от него в Моголистан. Исан-Буга охотно принял их и предоставил им округ Чу и Козы-Баши, который составляет западную окраину Моголистана… Начало правления казахских султанов – в восемьсот семидесятом году, а Аллах лучше знает». Известно, что год 870 хиджры по григорианскому календарю совпадает с 1465-1466 гг. А поступок правителя Моголистана Есен-Буги, так легко уступившего западные окраины своего владения, был продиктован простым соображением использовать подвластный Керею и Жанибеку народ в качестве буферной силы против своего брата Юнуса, претендующего при помощи Тимурида Абу Саида на могольский престол.

Мог ли великий Абулхаир оставить без ответа такое неслыханное ранее унижение со стороны дальних сородичей-аристократов своего ханского достоинства? Безусловно, нет. Иначе нам не понять, что такое честь в степи и чего стоит бесчестье… Вот из дымки исторического забвения выплывает ханский диван, где принято решение о начале похода на казахов, вот многочисленные тумены и личная гвардия правителя узбекского улуса, а вот и сам хан Абулхаир в золотых доспехах и на белоснежном коне…

Когда войска хана Абулхаира по маршруту «предгорья Каратау – отроги Таласского Алатау – долина реки Талас» дошли до западной границы Моголистана, в степи уже стояла поздняя осень 1468 г. В местности Ак-Кышлак около Алматы хан отдал приказ о привале, и никто не мог предположить, что это станет последним его приказом.

Заболевший хан Абулхаир после сильной трехдневной лихорадки вдруг скоропостижно скончался. Как с нескрываемой печалью и тоской по славному прошлому знатнейшего из Шейбанидов писал летописец – автор «Тарих-и Абу-л-Хайр хани» Масуд бен Усман Кухистани: «В пятьдесят семь лет в восемьсот семьдесят четвертом году, соответствующему году Мыши, высоковитающий сокол его усталого духа, услышав призыв: «О, ты, душа успокоившаяся! Вернись к твоему Господу довольной и снискавшей довольство!» – проявил желание отправиться в сторону высшей обители рая и по воле бесподобного Господа, оставив власть над обитаемой четвертью земли славным и счастливым сыновьям, предпочел рай вечному миру тленному». (см. Сергей Харченко, «Лица времен», Москва, 2013, с. 240)

«Узбекский улус после смерти Абу-л-Хайр хана пришел в расстройство, – рассказывает Мухаммед Хайдар Дулати, – в нем начались большие неурядицы. Большая часть его подданных откочевала к Керей хану и Жанибек хану, так что число собравшихся около них людей достигло двухсот тысяч человек. За ними утвердилось название узбеки-казахи». Вскоре, точнее, уже после смерти наследника трона узбекского улуса слабовольного Шах-Хайдар хана, «государство кочевых узбеков» окончательно распалось. Зато вся степь с удивлением вдруг обнаружила, что появилось грозное имя «казах», и уже без приставки «узбек». Так в Западном Семиречье, в долине рек Чу и Талас, возникло новое государственное объединение, которое наряду с названием Казахское ханство имело еще название Казахстан.

Как правильно отмечается в исторической литературе, образование Казахского ханства, безусловно, было связано не только с субъективными желаниями отдельных личностей, но и обусловлено всем хозяйственным, социальным, политическим развитием средневекового Казахстана и спецификой этнического развития казахского народа.

Первым делом соправители Казахского ханства принялись за укрепление внешних границ государства с одновременным сплочением вокруг себя недовольных внутренней политикой своих доменов предводителей родственных соседних родов и племен. Население и войско ханства с каждым днем увеличивались за счет притока кочевников из узбекского улуса. И уже через несколько лет Керей хан и Жанибек хан фактически установили контроль над всем Юго-Восточным Казахстаном «Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар» (Море тайн).

Ученые же в этой связи отмечают, что для племен данного региона установление здесь власти казахских ханов не представляло «смену династийного подданства, но и, что самое главное, произошло объединение с этнически родственными группами казахов, прибывшими из Южного и Центрального Казахстана, а позднее и с казахским населением всех других территорий Казахстана».

Теперь, когда бьющийся в последних конвульсиях некогда могущественный Моголистан не представлял собой особой опасности и тыл был обеспечен, взоры Керея и Жанибека обратились в сторону Сырдарьи – в земли предков и цветущий восточный край Дешт-и-Кипчака.

По рыцарским законам Средневековья, завоевать территорию легко – трудно ее обустраивать. Керей хан и Жанибек султан, число подвластных людей которых к этому времени составляло 200000 человек, прежде всего стремились завоевать такие стратегически важные с точки зрения торгово-экономических связей присырдарьинские города, как Туркестан, Отрар, Сыгнак, Созак, Сауран, Сайрам и Узкент.

В 1470 г. Керей и Жанибек овладели городами Сауран и Созак. Потерпевший поражение потомок хана Абулхаира Мухаммед Шейбани в надежде добиться покровительства Тимуридов предпринял отступление в Мавераннахр. Через два года он вернулся в Присырдарью уже в качестве проводника интересов Тимуридов и захватил г.Сыгнак. При этом Мухаммеда Шейбани поддерживал и Муса-мирза, который никак не был заинтересован в дальнейшем усилении в степи влияния казахов. Наметился шейбано-мангытский союз против Казахского ханства. Решением данной проблемы предстояло заняться уже наследникам и преемникам казахского трона – сыну Керей хана Бурундыку и сыну Жанибека Касым султану.

В период правления Керея и Жанибека в традиционном казахском обществе властные полномочия главы государства исходили от представительного правления, что является важнейшим показателем демократичности государственной власти. Народ, выбирая правителя, облекал его властью, а в случае неудовольствия мог ее и отнять. Следовательно, из объективного признания в традиционном казахском обществе слабости официальной власти ханов естественно вытекает вывод о наличии у казахов парламентской представительности, где основную роль выполняли избранные народом аксакалы, родоначальники, уважаемые бии (должностные лица, которые одновременно имели ранг судей и администраторов), власть которых была основана исключительно на легитимности. Таким образом, форму организации власти у кочевников можно назвать формой «степного парламентаризма» как наиболее естественной формы самоорганизации властных отношений, которая имела основным своим ресурсом авторитет легитимных государственно-правовых органов. Данный исторический факт государственно-правового устройства кочевников имеет весомое значение для обоснования наличия «степной демократии» как власти с представительной системой правления.

Что касается взаимоотношений ханов Керея и Жанибека между собой, то доподлинно известно об их искренне родственных и уважительных чувствах друг к другу. Скорее всего, здесь сыграли свою роль как степные обычаи воинского побратимства, так и психологические стереотипы, связанные с наличием общего врага. По крайней мере, как замечает историк Ерлан Абен, неизвестно ни одного случая, когда они имели взаимно враждебные отношения. После их смерти такие же отношения сохранились и между их преемниками, но время и новые события меняют людей… (см. С. Харченко, «Лица времен», с. 243)

Хан Бурундык (1480-1511)

Источники сообщают, что время его правления – это период бесконечных войн и непрерываемых столкновений между правителями казахских степей и шейбанидами – потомками кочевых узбеков. Уже при жизни Жанибек хана и будучи еще султаном, Бурундык принял активное участие в разгроме наследника трона «государства кочевых узбеков» Шах-Хайдара. Летописец тех времен информирует нас о том, что Бурундык хан «…объединил улус и напал на сыновей Абу-л-Хайр хана. У них не было силы оказывать сопротивление, и потому они рассеялись». Следует обратить внимание, Бурундык здесь назван ханом, а не султаном. Из этого следует предположение, что начало фактического правления Бурундыка, видимо, имело место намного раньше 1480 г.

После разгрома Шах-Хайдара для шейбанидов наступили тяжелые времена. Неоднократные попытки внука хана Абулхаира Мухаммеда Шейбана восстановить былое величие «государства кочевых узбеков» окончились безрезультатно. Более того, в 1474-1478 гг. Бурундык со своими полководцами в лице многочисленных потомков Жанибека – султанов Касыма, Еренджи, Махмуда, Джаныша и Таныша – добивается окончательного закрепления казахского владычества в Присырдарье, неоднократно заставляя шейбанидов обращаться в бегство. Покинутые всеми и оставившие земли отцов, последние разбрелись по всей степи в поисках союзников против казахских владетелей.

По сведениям средневековых авторов, Бурундык имел 50-тысячное войско. При битве между ним и Мухаммед Шейбаном на перевале Согунлык, что находится в горах Каратау, численность его войска «выходила за пределы исчисления». Думается, в последнем случае имеется в виду не столько собственное войско Бурундык хана, сколько объединенные силы всех казахских правителей. Известно, к примеру, что помимо Касым султана, имевшего огромное число подвластных ему людей, только Джаныш султан возглавлял 30-тысячное ополчение.

К этому времени территория Казахского ханства простиралась от верховьев р.Сарысу на западе до Джунгарских гор на востоке, от Балхаша на севере до нижнего течения р.Сырдарьи на юге. Столицей Бурундык имел г. Сыгнак, что, думается, не случайно. Ибо, на правах того, что «прежде этот вилайет принадлежал Бурундык хану», старейшины города решают сдаться без сопротивления. Довод небезоснователен, поскольку еще прадед Бурундыка Орыс хан «в Сыгнаке воздвиг постройку».

До поры до времени Бурундыку удавалось править в Казахской степи на правах верховного хана. Все остальные султаны, хотя и владели по традиции отдельными юртами и возглавляли улусы, были подвластны Бурундыку.

Между тем Мухаммед Шейбани не прекращал попыток взять реванш. В начале 90-х гг. XV в. с помощью могольского хана Султан Махмуда он подчинил г. Отрар, а потом взял гг. Сауран и Туркестан. Был издан специальный указ августейшего хакана: «…чтобы население Туркестана никаких торговых сделок с казахскими купцами не совершало, и чтобы между ними и жителями этих земель не было взаимных посещений и поездок купцов… у его ханского величества возникло намерение не допускать казахов ступать в его владения».

Конечно, Бурундык хан не мог допустить возрождения в Южном Казахстане шейбанидского владычества. Через три месяца после взятия Мухаммед Шейбани ханом указанных южноказахстанских городов к стенам Саурана подошли объединенные казахские войска во главе с Бурундык ханом. Наместник Саурана Махмуд султан – брат Мухаммеда Шейбани – готовился к защите города, надеясь на скорую помощь родственника. Далее, повествует летописец, посоветовавшись между собой, казахские правители «порешили на том, чтобы людей внутри крепости хорошими обещаниями склонить на свою сторону. Поэтому… написали письмо и послали его в крепость могущественным людям и старейшинам города». А его величество Махмуд султан, будучи в неведении об этом событии, был занят укреплением крепости, когда люди неожиданно… явились к султану, схватили его, вывели вместе с семейством из Сабрана (Саурана) и вручили Касым султану. Вилайет Сабрана отдали Бурундык хану… Но во всем случившемся благодеянием было то, что у Касым султана с его величеством Махмуд султаном… было близкое родство, так как их матери были сестрами. Поэтому, хотя Бурундык хан и повелел его убить… Касым султан не согласился и проявил к нему должное уважение и оказал почет; он отправил его в вилайет Сузака и намеревался позже с почестями и уважением послать его к Мухаммед Шейбани хану». (см. там же, с. 246)

Думается, именно здесь кроется причина раскола между Бурундык ханом и будущим могущественным правителем казахских степей Касым султаном, поскольку последний фактически игнорировал приказ верховного хана. Скорее всего, Касым султан, командовавший до сих пор лишь одним крылом казахских войск, к этому времени имел все основания не считаться с Бурундык ханом. По крайней мере, Мухаммед Хайдар Дулати пишет об этом следующее: «В то время, хотя Касым хан еще и не принимал титул хана, власть его уже была настолько велика, что никто и не думал о Бурундык хане». Однако данный вывод справедлив лишь относительно начала XVI в. А пока «Касым хан не хотел находиться поблизости от Бурундык хана, поскольку, если быть вблизи и не соблюдать должного уважения, означало бы возражать хану…» Тем не менее данный инцидент в дальнейшем не мог не сыграть своей отрицательной роли в судьбе Бурундык хана.

Таким образом, после взятия Саурана казахское войско направилось к Отрару и осадило крепость, в которой находился Мухаммед Шейбани хан. Однако помощь, подоспевшая к осажденным со стороны могольских правителей, вынудила Бурундык хана снять осаду и отойти к Саурану. Теперь Бурундык хану не до шейбанидов. Его очень беспокоит растущее влияние в казахских степях сына Жанибек хана Касыма. Именно по этой причине, по всей видимости, и не произошло решающее сражение между Бурундыком и Мухаммедом Шейбани.

Увы, счастье переменчиво. Счастье правителей переменчиво до бесконечности. Сидя в Сыгнаке и наслаждаясь журчанием городских арыков, он даже не заметил, как Бурундык хана изгнали; он удалился в Самарканд и умер на чужбине». (см. там же, с. 248)

К сожалению, нам никогда не узнать, о чем думал этот человек, в течение 30 лет правивший казахским государством, в последние минуты своей жизни. Не о Родине ли, во благо которой он так много сделал и так же много сделал бы, если бы не человеческая слабость в отношении того, что иногда именуется слепой любовью к властвованию и боязнью «безвластвования».

Бурундык оставил после себя четверых сыновей, как констатирует в книге «Первые лица государства: политические портреты» Алтайы Оразбаева, но он не оставил доблестных своими делами и достойных исторических анналов той эпохи наследников.

Нам об этом трудно судить, поскольку в исторических источниках нет информации о недостойных делах сыновей Бурундыка.

Касым хан (1511-1518)

Касым хан (родился приблизительно в 1445 г., умер в 1518 г.) – казахский хан, сын одного из основателей Казахского ханства Жанибек хана. О дате рождения Касым хана мы можем судить лишь косвенно, опираясь на исторические данные, которые дошли до нас в разрозненном виде.

Сведений о внутренней и внешней политике, методах государственного управления и других деяниях Касым хана сохранилось очень мало. Как пишет Мирза Хайдар, будучи истинным сыном степей, свято чтящим освященную временем традицию подчинения старшему, Касым султан по примеру отца был сначала во всем послушным и покорным Бурундык хану. Имя Касым султана впервые фигурирует в сохранившихся сведениях о борьбе Мухаммеда Шейбани с казахскими правителями еще в 80-х гг. XV века. В них Касым султана называют одним «из известных султанов и славных бахадуров» Кыпчака, «командующим конными войсками Бурундык (каз. Мурундык) хана».

Несмотря на то что реальная власть в ханстве фактически находилась в его руках, Касым султан как дальновидный политик был осторожен, умел терпеливо выжидать там, где, как казалось, положение позволяет ускорить решение вопроса.

В конце концов соперничество двух влиятельнейших людей ханства закончилось тривиально. Всесильный и энергичный Касым султан победил в схватке за ханский престол, а потерявший свой авторитет Бурундык хан был изгнан на чужбину. Не ранее осени 1511 г. Бурундык хан с кучкой приближенных к нему людей удалился в Мавераннахр, где он, по всей видимости, и встретил свои последние дни.

Касым хан постоянно тревожил Шейбанидов в пограничных районах Туркестана и Ташкента. В ответ на его продвижение в Туркестан зимой 1510 г. Шейбани хан предпринял наступление на улус Касым хана, находившийся в предгорьях Улытау. Как отмечает Мухаммед Хайдар, целью узбекского хана было дать отпор казахам, «чтобы со стороны соседей не было угрозы его владениям».

Этот поход Шейбани хана на казахов оказался неудачным и закончился полным его разгромом. Узбекский правитель дошел до окрестностей Сыгнака и разбил свою ставку в Кок-Кашане, а войско во главе с Тимур султаном и Убайдулла султаном послал дальше. Где-то в районе Улытау узбеки напали на ставку Касым хана. Касым хан, понимая, что не сможет дать должного отпора неприятелю, временно отошел. Однако через несколько дней узбеки, расположившиеся в лагере врага, подверглись нападению небольшого отряда, посланного Касым ханом во главе с Муйунсиз-Хасаном. Не оказав сопротивления, узбеки в панике отступили. Касым хан преследовал их. Побросав оружие и потеряв многих убитыми, узбеки добрались до ставки Шейбани хана. После такого разгрома Шейбани хан вынужден был вернуться в Мавераннахр.

Жестокое поражение, понесенное Шейбанидами, и главное, опасения ответного вторжения казахских правителей вынудили Шейбани хана держать для охраны пограничных с кочевьями казахов владений боевые отряды, не покидавшие вверенные им районы даже в минуты смертельной опасности для государства. Так, Шейбани хан, находясь в Хорасане, получил известие о выступлении основателя новоперсидского государства шаха Исмаила и тотчас же отправил гонцов в Туркестан, Ташкент, Андижан и другие области, требуя, чтобы правители и султаны со своими отрядами незамедлительно прибыли в Мерв для подкрепления. Автор «Бахр аль-асрар» писал по этому поводу следующее: «Согласно приказу, каждый выступил из своего икта, кроме Кучум хана, который по причине опасности нападения Касым хана казаха задержался в Туркестане».

Гибель Шейбани хана в конце 1510 г. и последовавшая за этим борьба правителей узбеков Шейбанидов с Тимуридом Бабуром отвлекли внимание постоянных соперников казахов от Туркестана. Касым хан не преминул воспользоваться этими обстоятельствами для укрепления своей власти в Южном Казахстане. Вскоре под власть казахского хана перешел самый южный город Присырдарьи – Сайрам. Не удовлетворившись этим, он предпринял попытку овладеть Ташкентом. Данные исторические события произошли следующим образом.

В 1512 г. племянник Шейбани хана Убайдулла султан в битве при Куль-Мелике одержал верх над Бабуром, который, потерпев поражение, вернулся в Кабул и оттуда двинулся в Индию, где им было основано государство «Великих моголов». Наместник бежавшего Бабура в Сайраме, Катта бек, оказал сопротивление шейбанидскому войску, однако, отчаявшись удержать город, решил передать его Касым хану. Ранней весной 1513 г., когда Касым хан находился в Каратале (в Жетысу), к нему прибыла группа знатнейших горожан Сайрама и призвала его от имени Катта бека вступить в город. Предложение было принято. Касым хан, снявшись со своей стоянки «у границ Моголистана», спешно выступил в Туркестан через Таласскую долину, а вперед послал одного из своих приближенных, которому Катта бек и сдал Сайрам.

Овладев Сайрамом, Касым хан обратил свой взор в сторону Ташкента. Этому во многом способствовал Катта бек, который убедил его в необходимости выступить против правителя Ташкента Шейбанида Суюнджи Ходжи. В своем «Тарих-и-Рашиди» Мирза Хайдар по этому поводу пишет следующее: «Касым хан с бесчисленным войском направился к Ташкенту. Суйунчик хан укрепился в крепости Ташкента. Касым хан, подступив к крепости Ташкента, простоял перед ней одну ночь. Потом он ушел, разграбив окрестности Ташкента и захватив с собой все, что только мог найти. Затем, подойдя к окрестностям Сайрама, он занялся подсчетом имущества и скота». (см. там же, с. 251)

При Касым хане Казахское ханство, получив свое дальнейшее развитие и усилив свое политическое влияние, превратилось в крупное, сильное и централизованное государство. По свидетельствам отечественных историков, в тот период происходит расширение государственной территории ханства до почти полного совпадения ее с этническими границами расселения казахов. Территория Касымовского ханства простиралась на западе до южных берегов Сырдарьи, на юго-западе – до городов Туркестана, на юго-востоке – до гор и предгорий северной части Семиречья. По некоторым сведениям, граница Казахского ханства при Касым хане проходила за Улытайской возвышенностью и берегами Балхашского озера на северо-востоке, а на северо-западе доходила до р.Жайык.

История Казахского ханства во времена правления Касыма определялась не только непрерывной борьбой с государством Шейбанидов. Существовали мирные связи населения Казахского ханства с соседним оседло-земледельческим населением Средней Азии. Добрососедские отношения поддерживались мирными экономическими связями. Их необходимость была обусловлена и особенностями экономического уклада соседних народов. Казахи, преимущественно кочевники, испытывали потребность в изделиях городского ремесленного производства и продуктах труда оседлых земледельцев, которые, в свою очередь, нуждались в излишках скота и продуктах, производившихся в кочевом скотоводческом хозяйстве. Хозяйственные и торговые связи населения соседних областей Казахстана и Средней Азии были обычным явлением, основанным на взаимной заинтересованности.

Численность населения Казахского ханства при Касым хане превышала 1 млн человек. Поэтому оно не могло остаться в стороне от международной политики, постепенно вовлекаясь в орбиту международных отношений того времени. Свою известность и политическую мощь на европейской арене Казахское ханство получило именно во времена правления Касым хана. По-видимому, первым крупным соседним государством, установившим дипломатические отношения с Казахским ханством, было Московское государство. Произошло это во времена правления князя Василия III (1505-1533).

Одной из особенностей положения Казахского ханства на международной арене в период правления Касым хана является тот факт, что именно в это время казахи стали известны в Западной Европе как отдельная этническая общность. Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, который несколько раз посещал Москву (в 1517 и 1526 гг.), первым среди европейских ученых упоминает казахов в своих «Московских письменах».

Как пишет казахский историк Аскар Шоманов, Касым хан, по отзывам современников – Бинаи, Ибн Рузбихана, Бабура, Хондамира, мирзы Хайдара, – любил и был хорошим знатоком лошадей, отличался военным талантом, личной отвагой и способностью вести за собой других. На основе высказываний его современников создается образ человека с высокими моральными качествами, достойными подражания. Пожалуй, никогда больше ханская власть не была так прочна, как при нем, и ни один из казахских ханов не объединял под своею властью такое число людей, как Касым хан. Народные предания казахов связывают с именем Касыма создание узаконений, известных как «Касым ханнын каска жолы» («Чистая дорога хана Касыма»), которые, очевидно, никогда не были записаны и до нас не дошли.

Мамаш хан (1518-1523)

Согласно Мухаммаду Хайдару, после смерти Касым хана на престоле утвердился его сын Мамаш. Подробности правления этого хана нам неизвестны. Известно только, что он занимал ханский трон лишь около года. Мамаш хан стал жертвой войны – слепой и неразборчивой. По свидетельству историков того времени, Мамаш хан погиб от удушья из-за тяжести боевых доспехов в одной из очередных битв. По сведениям Хайдара Рази, который называет его Камаш ханом, это случилось в 1522 г.

После смерти Мамаш хана в Казахском ханстве вновь началось «большое несогласие: султаны Дешт-и-Кыпчака, известные как казахи, много воевали друг с другом».

Тахир хан (1523-1533)

После смерти Мамаш хана на ханский трон воссел Тахир – сын Адик хана, старшего брата Касым хана, внук одного из основателей Казахского ханства Жанибек хана. Это событие произошло не позднее 1523-1524 гг., когда Тахир уже стал именоваться ханом.

Тахир хан не имел такого влияния, как его дядя Касым. Он отличался крайней жестокостью и не обладал ни дипломатическими, ни военными талантами, о чем свидетельствуют его неоднократные поражения и дипломатические неудачи. Если Мамаш в казахской истории известен как мимолетный хан, то Тахир – как самый несчастный. Причину его несчастья следует искать прежде всего в нем самом, в его деяниях.

На трагические события и сложную ситуацию, которые имели место в Казахской Орде в это время, наложились отсутствие мудрости и отрицательные черты характера Тахир хана. Принятый ханом внешне – и внутриполитический курс губительно сказался на ханстве и судьбе самого Тахира. Вслед за возвышением Казахского ханства в начале XIV в. наступили годы бедствий от смуты.

Справедливости ради следует отметить, что лично Тахиру были присущи мужество и упорство. Однако недостаток мудрости и упрямства – качеств, так необходимых любому правителю, – оказал отрицательное влияние на его деяния, а политическая близорукость и стратегическая недальновидность предопределили его фиаско на ханском троне.

Все это обусловило то, что в своей внешней политике Тахир хан допустил ряд ошибок и тем самым как бы спровоцировал объединение врагов-соседей, которые в тот период воевали против казахов.

Но это было лишь началом тех больших политических невзгод, которые выпали на долю Казахского ханства при первых преемниках Касым хана. Как свидетельствуют источники, неудачными были войны Тахира не только с мангытами, но и с Шейбанидами, причем и в этом случае следствием поражения явилась потеря части основных владений казахов. Так, Махмуд ибн Вали, излагая события, имевшие место вскоре после смерти правителя Ташкента Шейбанида Суюнджи Ходжахана (ум. в июле 1525 г.), пишет следующее: «В это время Тахир хан, сын Адик хана, который после Касым хана стал править над всей Кыпчакской степью и некоторыми областями Моголистана, по причине грубости своего характера отвратил от себя сердца племен и воинов, был покинут начальниками войска и знатными людьми и обратился за помощью» к Келди-Мухаммад султану. Сын и преемник Суюнджи Ходжахана согласился оказать ему помощь, и они несколько раз обменялись послами, которые были приняты с обеих сторон со всеми почестями. (см. там же, с. 257)

Буйдаш хан (1533-1534)

По словам Мирзы Хайдара, после бесславной кончины Тахир хана во главе казахско-кыргызского объединения стал его брат Буйдаш (Буйлаш) султан. Известные нам источники свидетельствуют, что Буйдаш был женат на второй дочери предводителя моголов Султан Ахмада – Махим ханым. Другой его женой была сестра Абд ар-Рашида, хана моголов, Бади ал-Джамал ханым. Впоследствии, по желанию могольского хана, этот брак был расторгнут. До нас дошло имя только одного сына Буйдаш хана – Баушсултан.

Буйдаш хан издавна был связан с кыргызами и действовал на территории Жетысу. В его подчинении было «тысяч до тридцати человек». Из этого сообщения видно, что Буйдаш был не единственным тогда ханом казахов и что его власть распространялась лишь на часть ханства. Следует заметить, что история Казахстана 30-60-х гг. XVI в. слабо отражена в источниках. Недостаток сведений об этом периоде ощущался уже на рубеже XVI-XVII вв., и, например, Кадырали бек, автор-летописец начала XVII в., писал, что кроме Буйдаша «…были в стране той и другие мелкие ханы, которых даже имена с точностью неизвестны».

Ходжа Махмуд (1534-1535)

Из казахских султанов тех лет, носивших приблизительно в одно и то же время титул хана, здесь следует назвать Ходжа Махмуд хана, исторические сведения о котором носят весьма отрывочный, а иногда противоречивый характер. По словам Кадырали бека, Ахмадхана «звали также не то Узбеком, не то Акматом». Правил он недолго и погиб на войне с Сейдяком от руки Урак (Аврак) мурзы. Автор «Тарих-и Кашгар» писал о событиях тех же лет, что «в то время у казахов было два хана: Хакк-Назар хан и Науруз-Ахмад хан». В грамоте, датируемой маем 1535 г., ногайский князь Сейдяк сообщал русскому государю Ивану Васильевичу, что «казацкой царь Хозя Махмет царь с пятьюнадцатью сынеми у нас живет». Представляется вполне вероятным предположение о том, что упомянутые Науруз-Ахмад хан, Хозя Махмет царь и Ахмад хан, упоминающийся автором «Сборника летописей», являются одним и тем же лицом, а именно – Ходжа Махмуд ханом.

Тогум хан (1535-1537)

В исторических летописях среди казахских ханов того периода упоминается также имя Тогума – сына Джадик (Йадик, Джаук) султана, внука Жанибек хана, одного из основателей Казахского ханства.

Согласно дошедшим до нас источникам, Тогум хан был избран ханом казахов после кончины Буйдаш и Ходжа Махмуд ханов. Приложив немало усилий, ему удалось сплотить кыргызский народ и распавшиеся было казахские улусы. Находясь в состоянии перманентной оборонительной войны с калмаками, моголами и узбеками, Тогум хан не только пытался восстановить политическое единство страны, но и стремился к тому, чтобы поднять ее военную мощь на былой уровень.

По злой иронии судьбы или в результате стечения ряда трагических обстоятельств правлению Тогум хана было отведено немного времени. Он не успел исправить все те ошибки, которые допустили его предшественники, в особенности бездарный Тахир хан.

С целью окончательного уничтожения Казахской Орды со стороны Мавераннахра и Восточного Туркестана на нее выступили с походом союзные силы узбекского хана Убайдуллы и могольского хана Абурашида.

Войска моголов и узбеков встретились в местности Тан-Таш, восточнее Иссык-Куля, и составили довольно внушительную армию. Несмотря на то что объединенное войско казахов и кыргызов было готово к сражению, его численность все же оказалась во много раз меньше вражеской. Будучи предусмотрительным стратегом, Тогум хан развернул ряды своих войск так, чтобы с максимальной выгодой использовать рельеф местности, глубокие овраги и неприступные скалы.

С восходом солнца в день 18-го сафара 944 г., по нынешнему летоисчислению – 27 июля 1537 г., в пятницу, началась кровавая битва четырех народов, которая продолжалась до темноты. Несмотря на умелое с точки зрения военной стратегии расположение войск и вследствие численного перевеса противника, в этой крупной битве казахско-кыргызское войско было полностью перебито. 37 султанов во главе с Тогум ханом – все казахские полководцы из династии Керей хана и Жанибек хана – пали смертью храбрых. Среди них сложили головы девять храбрых сыновей самого Тогум хана, прозванных впоследствии в народе Тогуз сары – девять рыжих. Погиб и племянник Тогум хана – Башибек султан. Общее же количество павших воинов до сих пор неизвестно. Можно лишь предполагать, что, скорее всего, счет погибших шел на десятки тысяч.

В ходе Сан-Ташского сражения были перебиты десятки тысяч казахско-кыргызских воинов, а последствия его были еще более ужасными. Победители, не щадя стариков и детей, безжалостно уничтожали и грабили мирное население. По словам тогдашних историков, потекли реки крови, наступила катастрофа, когда «почти все взрослое население казахов было уничтожено и пленено, весь скот – угнан как военная добыча».

Поражение казахов было настолько серьезным, что породило разного рода толки. В дальних странах распространился слух о том, что казахский народ вообще стерт с лица земли. Так, Мирза Хайдар, писавший свой труд «Тарих-и Рашиди» в начале 40-х г?. XVI г. XVI в., например, утверждал, что в 1523-1524 гг. казахов был миллион человек, а после 1537-1538 гг. «от этого сообщества племен на земле не осталось и следа». Однако в сочинении Махмуда ибн Вали «Бахр аль-Асрар», где соответствующие сведения о казахах излагаются по «Тарих-и Рашиди», эта фраза опущена. Это объясняется тем, что Махмуд ибн Вали писал в 40-х гг. XVIII в., он знал и видел, что казахи не исчезли. Территория Казахского ханства была необъятной, а людские ресурсы – неисчислимыми. Несмотря на то что ханство истекало кровью, народ не склонил голову. Сыны Алаша не пали духом, отстояв свою независимость. Собирая свои силы вновь, они ни на миг не забывали о необходимости возвращения утраченного.

Вполне очевидно, что, говоря о полном исчезновении казахов после 1537-1538 гг., Мирза Хайдар Дуглат заблуждался. У каждого заблуждения есть своя причина. Причина заблуждения автора «Тарих-и Рашиди» легко устанавливается. Судьба Мирзы Хайдара сложилась таким образом, что в 1533 г. он вынужденно покинул родину и переселился в Кашмир, где и написал свою знаменитую историю. Так что автор «Тарих-и Рашиди» наблюдал события, происходившие в Средней Азии и Казахстане после 1533 г., издали, часто пользуясь информацией из вторых и третьих рук, а подчас фиксировал и просто непроверенные слухи. К такого рода слухам и относится его сообщение о якобы полном исчезновении казахов после 1537-1538 гг. Такова история одного ложного мнения Мухаммада Хайдара – в целом, как замечает Аскар Шоманов, добросовестнейшего историка.

Хакназар хан (1538-1580)

Середина и вторая половина XVI в. отмечены в истории Казахского ханства практически беспрерывными и не всегда удачными территориальными войнами с Моголистаном, Ногайской Ордой и Бухарой. В этот тяжелый для казахов период остро проявилась потребность в сильном и волевом лидере, который сумел бы укрепить и объединить разрозненные и ослабленные части ханства.

Именно таким лидером оказался Хакназар хан (Акназар) – сын Касым хана, внук Жанибек хана.

Имя Хакназара овеяно славой в народных преданиях не только казахов, но также и сопредельных народов, например, башкир и ногайцев. Именно к периоду его правления относят образование трех казахских жузов. При Хакназаре Казахское ханство достигло высокой степени централизации. Кроме того, в это же время, несмотря на регулярно вспыхивающие войны, развивались торговые и культурные связи между близким в этническом отношении кочевым и оседлым населением Центральной Азии.

Для того, чтобы оценить дипломатический и полководческий талант Хакназара, попробуем совершить небольшой экскурс в историю и окунуться в гущу событий, в которых волею судеб приходилось прямо или косвенно принимать участие одному из самых авторитетных казахских правителей Средневековья.

Как известно, в середине XV в. начался распад Золотой Орды на несколько частей, три из которых, а именно: Ногайская Орда, Астраханское и Казанское ханства, – имеют непосредственное отношение к рассматриваемому нами периоду истории казахов.

С первых десятилетий XVI в. в Казани окончательно оформляются две соперничающие друг с другом группировки – крымская и русская (соответственно, поддерживаемые Крымом и Москвой).

Несомненно, природная хитрость и смекалка подсказали Хакназару, как с наибольшей выгодой для себя воспользоваться результатами междоусобной братоубийственной войны в Ногайской Орде. В 1569 г. Хакназар произвел нападение на ногаев, находившихся в то время под властью Динахмеда, сына и преемника Измаила. В результате одержанных побед границы Казахского ханства расширились до земель междуречья Едиля и Жаика. В состав ханства вошла часть башкирского народа, отказавшегося принять подданство России. А за несколько лет до этого Хакназаром было разгромлено чагатайское войско.

В период 1555-1558 гг. войска Хакназара держали в постоянном напряжении властителей Ташкента.

В этот же период разворачивается борьба с сибирским ханом Шейбанидом Кучумом. Необходимо отметить, что и Хакназар, и Кучум являлись достойными и серьезными противниками друг для друга.

Но одной из самых значительных и драматических страниц жизни нашего героя является его война с ташкентской ветвью династии Шейбанидов, в чьих руках находились важные с геополитической точки зрения города Ташкент, Туркестан, Фергана. Правил данными территориями сын Наурыз хана Ахмет Баба, устранивший своего брата Дервиш хана. В 1579 г. Баба султан потерпел поражение от Абдулла хана Бухарского и удалился на север. Хакназар вынашивает планы уничтожить Баба султана. Был составлен план его устранения, однако по роковой случайности сведения о заговоре дошли до Баба султана. Баба султан не преминул предпринять ответные действия: вскоре им были убиты двое сыновей Хакназара. В 1580 г. от его рук погибает и Хакназар. Так закончился славный путь великого сына казахского народа хана Хакназара.

Шигай хан (1580-1582)

Власть Хакназара наследовал Шигай хан (1580-1582) – сын Джадик султана, внук Жанибек хана, его матерью была калмачка Абайкам-бегим. Несмотря на довольно короткий срок своего пребывания у власти, Шигай хан прослыл прагматичным и дальновидным политиком с большим опытом ратных дел. Понимая, что в тяжелой обстановке перманентных войн Казахскому ханству будет сложно противостоять и ташкентским Шейбанидам во главе с Баба султаном, и бухарскому эмиру Абдулле, Шигай принимает решение пойти на союз с последним, вступив в вассальные отношения с ним. В июле 1582 г. под Туркестаном казахским войском была полностью разбита армия Баба султана, бежавшего с ее остатками по р.Сарысу в район Сары-Арки. Впоследствии Баба султан был настигнут в окрестностях Улытау и умерщвлен.

После разгрома Баба султана восьмидесятилетний Шигай хан решает оставить трон, посчитав свою миссию выполненной. Устав от бесконечных войн, он находит путь к Богу, поселяется в пожалованном ему в знак благодарности Абдуллой ханом г.Ходженте, где и проводит последние дни в служении религии. Там он и умирает. Похоронен Шигай хан в г.Кумускенте, близ Бухары.

Личность Шигай хана, как замечает историк Аскар Тулегулов, интересна еще и тем, что он оставил после себя довольно многочисленное и талантливое потомство от трех своих жен.

Тауекель хан (1583-1598)

Был одновременно воином, правителем своей земли и искусным дипломатом государства. Он стал ханом казахов после смерти своего отца Шигай хана в 1582 году.

Тауекеля называли бахадуром, что являлось наивысшим признанием военной доблести, храбрости и верности Отчизне. Характер Тауекеля формировался с юношеских лет, когда он, несмотря на возраст, постоянно находился в авангарде войска Шигай хана, которым он командовал еще при жизни своего отца. Хотя сегодня мы не имеет точных биографических данных Тауекеля, доступные исторические источники говорят о его незаурядном уме, сильном характере и блестящих военных навыках. «Прославившийся на весь Дешт-и-Кыпчак Тауекель султан по своему мужеству, отваге, силе воли не имеет себе равных», – говорит о нем известный историк Хафиз Таниш.

Главным же качеством Тауекеля бахадура была его сыновняя любовь к своему народу и родной земле. Все его деяния были направлены на достижение счастливого и стабильного будущего для своего Отечества.

Будучи разносторонне развитой личностью с пытливым умом, Тауекель с младых лет постигал науку управления, осознавая, какие тяжелые испытания уготованы ему судьбой. Досконально он изучал и политическое устройство государства своих потенциальных соперников – Бухарского ханства. К моменту поднятия на белой кошме Тауекель подошел уже сформировавшимся политиком и военачальником, с приходом к власти которого начинается этап возрождения былого могущества Казахского ханства.

В своей внешней политике Тауекелю в начале своего правления приходилось считаться с вассальной зависимостью Казахского ханства от Шейбанида Абдаллаха. Но тем не менее уже в 1583 г., после похода на Андижан и Фергану, Тауекель, засомневавшись в искренности намерений Абдаллаха, покидает его и удаляется в свои владения, в Дешт-и-Кыпчак.

В сложившихся условиях Тауекель начинает борьбу за присырдарьинские города. В 1586 г. объектом его притязаний становится Ташкент. Владея информацией о том, что войска Абдаллаха расположены на юге, Тауекель вторгается в северные области Мавераннахра, создав тем самым угрозу городам Туркестану, Ташкенту и Самарканду. Сопротивление Ташкента было сломлено, но после выдвижения из Самарканда войск брата Абдаллаха Убайдаллаха Тауекель был вынужден отступить.

В 1588 г. вспыхивает восстание в Ташкентской области, направленное против власти Абдаллах хана и его двоюродного брата Узбек султана, сына правителя данной области Рустама. Возглавили восстание отдельные представители шейбанидской элиты. Оппозиция Абдаллаху провозгласила ханом казахского султана Джан-Али. В этом мятеже наряду с недовольными властью Абдаллаха эмирами и казахскими султанами (в частности, сыновьями Хакназара Мунгатай султаном и Дин-Мухаммад султаном) принимали участие и кочевые племена. Несмотря на свою массовость, восстание потерпело поражение.

Тауекель не принимал участия в данном восстании. Причиной тому служили внутренние противоречия в Казахском ханстве, где Тауекелю противостояли сыновья Хакназара Мунгатай султан и Дин-Мухаммад султан, с которыми Тауекелю приходилось вести долгую и изнурительную борьбу за власть после ухода от Абдаллаха в 1582 г. Судя по источникам, не все заинтересованные стороны в Казахском ханстве считали власть Тауекеля законной, она досталась ему после упорной борьбы в период с 1586 по 1594 гг., в результате чего он уже выступал как действительный хан во взаимоотношениях с другими государствами, в частности, с Московским царством, куда в 1594 г. Тауекель отправил посольство во главе с Кул-Мухаммадом к царю Федору. Цель посольства заключалась в освобождении из русского плена племянника Тауекеля Ураз-Мухаммада, попавшего туда в 1580 г., во время войны с ханом Кучумом.

Кроме того, посольство было уполномочено добиться поддержки Казахского ханства со стороны Москвы в его борьбе с Абдаллахом. В 1959 г. Кул-Мухаммад получает ответ от московского царя, в котором последний выражает свою готовность взять под опеку Казахское ханство в обмен на лояльность со стороны Тауекеля и согласие его воевать против Бухары, а также взять в плен Кучум хана и доставить его к царскому двору.

Однако подобные условия оказались не совсем приемлемыми для казахского хана. Во-первых, ему ясно давали понять, что он сам должен сломить Абдаллаха и Кучума, во-вторых, обращаясь за поддержкой к московскому царю, Тауекель нисколько не подразумевал под этим утерю политической независимости казахов, а лишь создание военного союза с Москвой. Что касается его племянника, то Федор был согласен отпустить Ураз-Мухаммада только после того, как получит в обмен в качестве аманата сына Тауекеля Хусейна.

Тем не менее, хотя вопрос о покровительстве решен не был, дипломатические связи и торгово-экономические отношения Казахского ханства и Московского государства продолжались и в период правления Тауекель хана, и после него. Особенно ярко это проявилось в бурном развитии караванной торговли. Кочевники поставляли на русский рынок товары собственного производства: скот, скотоводческие продукты, шерсть и т.д. По территории Казахского ханства шли пути из России в Среднюю Азию и далее в Сибирь. Караванный путь из Тобольска в Среднюю Азию проходил через Иртыш к верховьям р.Ишим, а оттуда мимо гор Улытау на Сарысу до Туркестана, далее – через Сырдарью к Бухаре.

Другой маршрут шел от Казани на р. Каму и через башкирские владения на Уфу либо, минуя ее, к верховьям р. Жаик. Затем он проходил к р. Иргиз и по степям Казахстана – к Таласскому Алатау. Весь путь от Казани до Таласских гор занимал в среднем 9 недель.

В августе 1598 г., после смерти Абд аль-Мумин хана, Тауекель начинает активные военные действия против узбеков. Плацдармом ему служили предгорья Алатау, где были сосредоточены крупные силы казахов. Армия Тауекеля и его брата Есим султана насчитывала около 100 тыс. человек, что является довольно внушительным количеством для того периода времени.

Тем не менее 80-тысячное казахское войско не смогло взять Бухару, а после боя с вышедшими из-за ее стен войсками Шейбанидов было обращено в бегство. Есим султан, оставленный в Самарканде во главе 20-тысячного резерва, посылает Тауекелю гонца с предупреждением о том, что в случае прибытия в Самарканд Тауекеля с потерпевшим поражение войском может и не открыть ему ворота, и предлагает начать новый штурм Бухары, к чему сам готов присоединиться.

Пир-Мухаммад со своими сторонниками выступает из Бухары с целью догнать Тауекеля, разбить его и захватить местности, находящиеся под его властью.

Встреча противников произошла в Узун-Сакале, где к Пир-Мухаммаду присоединился брат Дин-Мухаммад хана – Баки султан. Противоборство продолжалось в течение месяца. Во время большой ночной атаки Тауекеля, в которой были убиты Сайид-Мухаммад султан и Мухаммад Баки аталык-диван-беги, был ранен и сам Тауекель. После этого он отступает в Ташкент, где и умирает.

Дальновидный и мудрый политик своего времени, Тауекель в походах на Среднюю Азию использовал не только силу оружия. Он умело создавал пятую колонну в определенных слоях населения Средней Азии, которая оказывала ему действенную поддержку в нужный момент. Используя свои давние связи с духовенством времен службы вместе с отцом Шигай ханом у Абдаллаха II, Тауекель пытался завоевать расположение религиозных деятелей, в частности, суфийских пиров ордена Накшбандийя.

Тем не менее главную задачу своей жизни Тауекелю выполнить не удалось. Слишком силен был противник. Но такие города, как Туркестан, Ташкент, Фергана, на довольно длительный срок вошли в состав Казахского ханства, что было закреплено мирным соглашением между казахскими и среднеазиатскими ханами при посредничестве шейхов суфийского ордена Накшбандийя, которые и благословили казахских ханов на правление в Туркестане. Тем более что и сам Тауекель хан являлся миридом-накшбанди.

В самый драматический период правления Тауекель хана, в 1598-1599 гг., была сделана очередная и уже последняя попытка кочевников Восточного Дешт-и-Кыпчака завладеть Мавераннахром. Хотя распространить свою власть над всем Мавераннахром Тауекелю не удалось, его победы можно по праву назвать значительными и историческими. Благодаря им в состав Казахского ханства на двести лет вошел Ташкент, на определенное время – Фергана и весь Туркестан, т.е. именно оседло-земледельческие оазисы по обоим берегам Сырдарьи.

Значение данного факта, как подчеркивают историки современного Казахстана, трудно переоценить, т.к. включение данных земель оказало сильное влияние на экономический, общественно-политический строй Казахского ханства, способствовало стабилизации государственных границ, на долгие годы вперед определило принципы казахско-среднеазиатских политических и экономических отношений, а также повлияло на расселение племен и народностей в бассейне р.Сырдарьи.

Ишим (Есим) хан
(1598-1613, 1627-1628)

В народе его еще называли Мужественный Есим. Как отмечают многие историки, Есим хан прославился среди народа тем, что смог нейтрализовать внешнюю угрозу и объединить казахские племена в крайне тяжелые периоды национальной истории, превратив Казахское ханство в сильное централизованное государство.

В первые годы своего правления Есим хан в основном боролся со своими политическими оппонентами. Его соперниками были султаны Турсун, Абылай и Хан-заде. Некоторое время ему удавалось одерживать пусть и краткие, но очень важные в политическом значении победы над оппозицией, в рядах которой, как обычно, состояли «обиженные султаны». Иногда Есим хан и его противники заключали своеобразные договоры о перемирии, но только тогда, когда этого требовала сложная внешнеполитическая ситуация. В совокупности эти и другие любопытные исторические факты говорят о своеобразных политических традициях того времени, а также о существовании каких-то неписаных правил политических игр. Многие исследователи косвенно обвиняют Есима в непоследовательности, нерешительности. Как бы то ни было, но Есим хан, видимо, умел подавлять свое самолюбие и идти на унизительные переговоры с непокорными султанами.

Демонстрируя качества прагматичного и дальновидного политика, Есим хан все же совершил одну большую политическую ошибку, проигнорировав способности и возможности своих соперников. Турсун, полное имя которого Турсун-Мухаммад султан, в борьбе за ханский престол решил опереться на внешние силы, а реальную помощь ему могли оказать только бухарские ханы из династии Аштарханидов.

Потеряв контроль над присырдарьинскими городами, в частности Ташкентом, Туркестаном, Сайрамом и Андижаном, Аштарханиды не переставали оспаривать право на их владение, вследствие чего между ними и казахскими владетелями началась ожесточенная борьба, затянувшаяся на долгие годы. Предметом особого спора стал Ташкент – один из самых крупных торговых центров в Средней Азии. При активной помощи кыргызских племен казахи некоторое время доминировали в присырдарьинских городах. Так, например, в 1603 г. казахский султан Келди-Мухаммад, выступив с объединенным войском казахов и кыргызов, одержал убедительную победу в местности Айгыр-Яр. Преследуя противников, Келди-Мухаммад дошел до самого Самарканда, но после безуспешных попыток взять город был вынужден вернуться в Ташкент.

Ситуация резко изменилась в период правления в Бухаре Вали-Мухаммад хана (1606-1610), который, воспользовавшись внутренними распрями в Казахском ханстве, смог занять в 1607 г. Ташкент и назначить в этот город своего ставленника Мухаммада-Баки бия. Есим хан, понимая причину своего поражения, сумел убедить враждующих между собой султанов объединиться и выступить против Вали-Мухаммад хана.

В 1611 г. Есим хан, собрав пятитысячное войско, оказывает Имамкули хану военную помощь в его борьбе с владетелями Ирана, которые, тоже вмешавшись во внутренние междоусобицы в Бухарском ханстве, поддерживали изгнанного Вали-Мухамад хана. В результате всех этих хитроумных маневров Есим хан устанавливает контроль над Ташкентом, Туркестаном, Сыгнаком и Сузаком. Но успехи оказались временными. Спустя некоторое время, окончательно расправившись со своими оппонентами, Имамкули хан захватывает Ташкент и назначает наместником города своего сына Искандера. После того как Имамкули покидает город, жители Ташкента убивают царевича. Узнав об этом, разгневанный Имамкули возвращается в город и устраивает невиданную резню, подвергая страшным казням любого подозреваемого в убийстве своего сына. Реакция населения Ташкента на установление в городе власти Имамкули хана, в частности покушение на жизнь его сына, по сути, стала свидетельством их политической лояльности к казахским ханам, поскольку в период правления Есим хана историей не зафиксировано ни одного массового выступления жителей Ташкента.

В 1613 г. Есиму, несмотря на сопротивление бухарских ханов, опять удается взять реванш и занять Ташкент. Имамкули хан, понимая, что в вопросах военной стратегии своего соперника ему не обойти, призывает к помощи своего брата Надир-Мухаммад султана, правителя Балха. Но превосходство в силе Аштарханидам не помогло. Объединенное войско бухарских ханов было наголову разбито.

Потерпев поражение в битвах и сражениях, Имамкули хан начинает плести политические интриги против Есима, прекрасно понимая, что слабость политических позиций казахского хана состоит в подвластных ему честолюбивых султанах.

Имамкули, внимательно отслеживая ситуацию в Казахстане, в 1614 г. совершает еще одну попытку занять присырдарьинские города. Однако на полпути его встречает Турсун султан. Детали их разговора, к сожалению, историкам не известны, однако между ними было достигнуто соглашение, которое впоследствии и решило политическую судьбу Есим хана. Опираясь на некоторые факты, можно предположить, что в результате «торга» Турсун заручился политической поддержкой Имамкули в своей борьбе с Есим ханом. Бухарские ханы, вероятно, получили заверение в том, что со стороны казахских султанов не будут совершаться набеги и военные походы. Необходимо обратить внимание на следующий любопытный факт: как пишут историки Кляшторный и Султанов, специалисты по средневековой истории Центральной Азии, бухарский хан одобрил захват Турсуном ханской власти. Следовательно, султану необходимо было обеспечить легитимность своей власти, как этого требовали «степные законы». Забегая вперед, скажем, что впоследствии Есим, несмотря на то что когда-то был отрешен от верховной власти и изгнан за пределы государства, все же смог вернуться на политический олимп.

Возвращение Есим хана на политический олимп, по сути, является необычным фактом в истории Казахстана. Более того, в истории других азиатских стран тоже мало подобных примеров, когда изгнанный вождь вновь становился руководителем государства. Это странно, потому что на Востоке принципы организации власти совсем иные, чем на Западе, где возвращение лидера на прежний пост хотя и случается редко, но тем не менее не является событием из ряда вон выходящим. Следовательно, в казахском обществе доминировали политические ценности, не характерные ни для западных, ни для восточных обществ, или возвращение Есим хана следует рассматривать, прежде всего, как результат его собственных усилий и акт признания его политической воли.

Вновь приняв на себя обязанности верховного хана, Есим прежде всего поспешил обезопасить страну от набегов ойратских племен, поскольку многие султаны игнорировали их военную мощь. Последующее развитие военно-политических событий в Центральной Азии убедительно покажет, насколько дальновидным был Есим в своих рассуждениях.

Главной целью Есима, как замечает исследователь его жизни Ерлан Карин, было построение единого государства с централизованной формой управления, объединение всех казахских племен во имя общего процветания. Ради достижения этой цели он терпел унижения, обиды, предательства. Он похоронен в г.Туркестане, где впоследствии над его могилой был построен небольшой мавзолей.

Турсун хан (1613-1627)

Печатных подтверждений его правления не обнаружено.

Джангир хан (1629-1652)

В народе его называли Внушительный. Джангир хан был государственным деятелем и одновременно выдающимся полководцем. Как свидетельствуют историки, для Джангир хана были характерны такие качества, как решительность, упорство, стойкость и готовность к самопожертвованию. Именно эти и другие качества поставили его имя в один ряд с именем его отца и спасли казахские племена от междоусобных распрей и внешней угрозы физического уничтожения. Точная дата провозглашения Джангира ханом не установлена. Нет и достоверных данных о годе его рождения. По некоторым данным, он был поднят на белой кошме сразу после смерти отца в 1628 г., однако, как утверждают некоторые исследователи, Джангира в качестве верховного хана казахов очень долгое время не признавали. Восхождение Джангира на политический олимп состоялось не сразу, и его жизнь была полна взлетов и падений. В какой-то мере Джангир повторил судьбу своего отца, возвратив себе титул старшего хана казахов после отрешения от реальной власти. Злой рок судьбы или проклятие предков?

Как и его отец Есим хан, Джангир был обеспокоен «джунгарской угрозой». Видимо, они понимали, что особый характер и содержание властных отношений в обществе западных монголов позволяют ойратским племенам действовать более организованно и эффективно. В этой связи необходимо заметить, что тенденция к образованию единого государства у джунгар проявлялась очень ярко, и некоторые исследователи даже отмечают, что уровень развития государственности Джунгарского ханства был значительно выше, что позволяло ойратским феодалам в более короткие сроки организовать военные походы и набеги в пределы казахских кочевий.

К сожалению, в этот момент в Казахском ханстве происходили междоусобные распри. Возрастание политической роли султанов не могло не привести к столкновению интересов различных группировок. Каждый представитель рода Чингисидов претендовал на верховную власть и отказывался подчиняться кому-либо.

Попытки султанов усилить свое политическое влияние встретили ожесточенное сопротивление со стороны биев, которые тоже стремились повысить свою роль в политической жизни государства. Власть некоторых биев была значительной, и с ними иногда считались даже султаны. Но постоянная политическая борьба между ними за монопольное влияние препятствовала росту власти Джангира. Более того, ему все время приходилось доказывать свое унаследованное право на власть, однако удача каждый раз отворачивалась от него.

В одном из сражений с джунгарами в 1635 г. Джангир случайно попадает в плен к противникам. Русские источники сообщают об этом следующее: «Черные колмаки тайши, Талай-тайша, да контайша, да Кужи-тайша, да Торгауча-тайша, со всеми черными колмаки сее зимы ходили на Казачью Орду, а Казачьи орды люди пошли было на черных колмаков. И как де черные сошлись Казачьи орды с людьми, и был у них бой великий. И черные де колмаки Казачьи орды людей побили и взяли у них царевича Янгыра Ишимова сына, а Ишым в Казачьей Орде был царь, и тот царевич в черных колмаках».

Во вражеском плену Джангир находился недолго. Спустя некоторое время казахское ополчение, совершив внезапный удар, освободило Джангира из плена, но возвращение на родину стало для него большим испытанием.

Пленение и унизительное освобождение подорвали на некоторое время его политический авторитет среди султанов.

Несмотря на то что битва при Орбулаке закончилась в пользу казахов, исследователи до сих пор пытаются выявить причины столь малочисленного количества войск Джангира. Сегодня можно удивляться, как и почему казахи смогли собрать ополчение только в 600 человек. М. Тынышпаев объясняет это тем, что власть Джангира в то время была еще слабой. Скрытое противостояние между султанами вылилось в конце концов в открытую борьбу, поэтому на призыв Джангира оказать единый отпор джунгарскому нашествию практически не откликнулся ни один казахский владетель.

Орбулакская битва стала примером мужества, героизма и невероятной силы военного духа казахов. Несомненно, это сражение вошло в мировую летопись боевой славы и военного мастерства, поскольку оно не имеет прецедента в истории всего человечества. Исключение составляет разве что сражение при Фермопиле трехсот спартанских воинов под предводительством царя Леонида с 20-тысячной армией персов. Однако количественный состав участников сражения той и другой войны неодинаков, более того, Орбулакская битва не закончилась для казахов столь трагически, как при Фермопиле.

Тем не менее успех этого сражения определился, прежде всего, военным мастерством Джангира.

Глубокое поражение джунгарского войска от малочисленного отряда казахов отразилось на внутриполитической ситуации в государстве джунгар, поскольку авторитет Батура хунтайжи после этой неудачной военной кампании начал стремительно падать.

Желая взять реванш за громкий и позорный проигрыш, Батур начал организовывать новый поход в пределы казахский кочевий. Историей зафиксировано несколько попыток Батура закупить у русских огнестрельное оружие, в том числе пушки. Но Джангир, предприняв некоторые дипломатические ходы, предотвратил новое столкновение между джунгарами и казахами.

Однако военные столкновения все же происходили. Успехи были переменными. Некоторое время джунгары даже контролировали небольшую восточную часть Семиречья.

В 1652 г. хошоутский предводитель Цэцэн хан совершает поход в казахские улусы, и в одном из сражений его сын Галдам убивает Джангира. После этого события Галдам становится главным героем всех ойратских героических легенд и преданий. Вероятно, Джангир представлялся джунгарам мифическим непобедимым врагом, и его смерть от руки 17-летнего Галдама сразу воздвигла имя последнего на «почетный пьедестал». Как известно из истории, Галдам впоследствии отличится еще большей жестокостью, чем его отец, сжигая в кострах малолетних казахских детей.

Джангир хан посвятил свою жизнь делу служения Отечеству и как герой погиб в ходе сражения, пожертвовав собственной жизнью ради высоких идеалов национального возрождения.

В знак признания заслуг Джангир хана его похоронили в г. Туркестане, возле мечети Ходжи Ахмеда Яссави; позже над его могилой был воздвигнут мавзолей, который, к сожалению, не сохранился.

Тауке хан (1680-1715)

Как пишет историк В.А. Моисеев: «Годы правления Тауке, безусловно, занимают особое место в казахской истории. Это был «золотой век» прекращения губительных феодальных усобиц и мощного отпора неприятелям, век относительного господства законов, развития экономики и процветания торговли».

Тауке хан заслуженно считается основоположником обычного права казахов, поскольку именно при нем произошло окончательное оформление юридической системы казахского общества, что дало возможность сконсолидировать общественные ресурсы для достижения общих задач, стоящих перед страной. Поэтому политическую и государственную деятельность Тауке хана невозможно раскрыть в отрыве от исторических условий того времени.

Как отмечают историки Кляшторный и Султанов, «по мере распространения экспансии джунгарских феодалов на казахские земли казахи потеряли к 70-м гг.  XVIIIв. значительную часть своих кочевий в Семиречье и на северо-востоке страны. Это вызвало, в свою очередь, внутренние неурядицы и прежде всего – борьбу за пастбища среди самих султанов. Возникающие междоусобия создавали предпосылки и условия для нарушения традиционного обычая, права и вели к подрыву норм общественной и государственной жизни». Проблему необходимо было решать незамедлительно, иначе истерзанный внутренними распрями народ мог стать легкой добычей любого врага. Именно в этой сложной ситуации Тауке хан смог проявить себя и осуществить свои замыслы.

Первое серьезное изменение Тауке внес в систему властных отношений. Пытаясь установить равновесие между различными политическими группировками, Тауке предоставил бийским советам дополнительные властные полномочия, в частности: принятие важных государственных и политических решений; исполнение судебных функций; осуществление дипломатических и миротворческих инициатив. В совокупности бийские советы исполняли военные, политические, хозяйственные, правовые и идеологические функции. Одновременно данная мера была направлена на ограничение политического влияния Чингисидов.

Таким образом, авторитет власти среди простого народа стремительно рос. Это позволяло динамично развивать политическую ситуацию в стране. Существенным прогрессом явилось привлечение биев к дворцовым делам. Это обеспечило массовость в процессе принятия политических решений. Укрепление власти биев способствовало, в конечном счете, укреплению ханской власти самого Тауке, поскольку Чингисиды уже не могли оказывать прежнее влияние, а наоборот, были вынуждены считаться с интересами бийских групп. Более того, одним из достижений Тауке хана является построение системы механизмов саморегулирования общественных отношений. Бийские советы создавались на всех уровнях, что позволяло аккумулировать требования простого народа и адекватно на них реагировать.

Тауке хан стал первым, кто смог упорядочить племенные и родовые отношения. До этого многим его предшественникам никак не удавалось обуздать сепаратистские устремления отдельных султанов и сгладить противоречия между жузами. Реформаторская деятельность Тауке хана способствовала формированию компромиссной ментальности в политической культуре казахов, поскольку он не стал прибегать к методу подавления таких негативных явлений, как сепаратизм, а нашел более удачное решение этих проблем. Главным принципом провозглашался консенсус. Это прослеживается по распределению голосов в бийском совете, где каждый жуз представляет отдельный бий, которые устанавливают отношения между собой с учетом возрастных категорий. Само создание совета биев – тоже попытка политического балансирования. Таким образом, при Тауке серьезным изменениям подверглись прежде всего принципы организации власти в казахском обществе.

Реформы Тауке хана коснулись также и правовой системы. Именно при нем были внесены существенные дополнения в обычное право казахов. Свод законов под названием «Жетi Жарғы» («Семь установлений») был разработан при его непосредственном участии. Согласно народным преданиям, Тауке собрал на Куль-Тобе биев трех жузов, которые на основе старых установлений Касым хана и Есим хана разработали и приняли новый свод законов.

В «Уложениях» Тауке хана содержатся нормы уголовного, административного и гражданского права. К сожалению, юридический документ Тауке хана не дошел до нас в начальной его редакции. Отдельные фрагменты были представлены в книге известного исследователя А.Левшина, который записал их из уст казахов, но в русской транскрипции и спустя более ста лет после их составления. В вводной части этой книги содержится оценка А. Левшина исторической деятельности Тауке хана: «Сей золотой век, о котором вспоминают они со вздохами, есть царствование знаменитого хана их Тявки, который, если верить преданиям, был действительно в своем роде Гений, и в летописях казачьих должен стоять наряду с Соломонами и Ликургами. Усмирив волновавшиеся долго роды и поколения, он не только ввел в них устройство, порядок, но и дал им многие законы».

По признанию многих исследователей, своды законов, составленных Тауке, находили применение на практике только при его жизни, и впоследствии эти уложения утратили свою действенную силу, поскольку их создание фактически было ответным действием окружения хана Тауке на законодательные инициативы предводителя джунгар Галдана хунтайжи.

Благодаря осуществлению реформ в правовой системе, Галдан сконсолидировал внутренние ойратские силы для распространения экспансии Джунгарии на казахские кочевья.

В 1697 г. после трагической гибели Галдана верховным хунтайжи Джунгарии становится Цэван-Рабдан, и с этого момента в казахско-ойратских отношениях начинается новый, еще более ожесточенный период. Инициатива перешла полностью к джунгарской стороне, а военные успехи казахов не оказывали никакого влияния на расстановку военно-политических сил в регионе. Как отмечают историки, наиболее крупные военные походы джунгар в пределы казахских кочевий имели место в 1711-1712, 1714, 1717, 1723 и 1725 гг.

Помимо создания военно-политического союза Тауке был сильно заинтересован в развитии региональной торговли. Историческими источниками зафиксированы переговоры Тауке хана с бухарским правителем Субханкули по поводу Ташкента. Но усложнившаяся на юге военная обстановка не позволила обеим сторонам полностью развернуть торгово-экономическое сотрудничество. Результатом всего этого стало то, что Тауке хан решил пойти на сближение с Россией.

Однако Россия, как отмечает Ерлан Карин, в то время еще не торопилась сближаться со среднеазиатскими владениями, и российские эмиссары постоянно контактировали с джунгарами, активно развивая военное сотрудничество. Несмотря на все эти факты, Тауке все равно пытался привлечь внимание России к Казахстану, с тем, чтобы обеспечить безопасность казахских кочевий. Но полностью осуществить свои замыслы Тауке хан не успел. Он умер в 1718 г.

Можно смело сказать, что Тауке хан был самой заметной пассионарной личностью своего времени.

Каип хан (1715-1718)

Время правления хана Каипа является одним из поворотных периодов в истории Казахстана. Выдвинувшийся в политической иерархии еще в годы правления Тауке хана султан Каип, приняв в 1715 г. ханский титул, столкнулся с усилением сепаратистских настроений в среде казахских султанов и родоправителей.

Уже в последние годы ханства Тауке Каип был его фактическим соправителем, это подтверждается, в частности, данными об их совместных внешнеполитических актах. Так, например, посол Бокей, прибывший в 1703 г. к правителю джунгар Цэван-Рабдану, был отправлен ими обоими с целью договориться о встрече, на которой помимо самого Тауке и джунгарского хунтайжи предполагалось и участие султана Каипа. Право Каипа на ханский трон подтверждалось к тому же его принадлежностью к ветви потомков Жошы, происходивших по линии султана Джадика, сына основателя Казахского ханства Жанибека. Как известно, именно эта ветвь обладала привилегией легитимного наследования общеказахской ханской власти. Однако фактическое влияние Каипа, правителя «Казачьей Орды», как он себя называл в переписке с русскими властями прилежащих к Казахстану Сибирского губернаторства, Казани, Уфы, распространялось, кроме Среднего жуза, лишь на часть Младшего и Старшего жузов. Укреплению власти общеказахского хана не помогло даже то обстоятельство, что его ставка располагалась в Туркестане, официальной столице Казахского государства при Тауке. Здесь, в частности, в августе 1718 г. Каип принимал посла сибирского губернатора М.П. Гагарина – Б. Брянцева.

Главным соперником Каипа во внутриполитической борьбе был пользовавшийся большим влиянием среди казахских султанов и батыров хан Младшего жуза Абулхаир. Не принадлежа к числу потомков Джадика, Абулхаир тем не менее стал видным политическим деятелем, выдвинувшись в ходе борьбы с джунгарской агрессией и подчинив себе большинство родов Младшего и часть Среднего жузов. Политическое соперничество этих двух ханов привело к тому, что Абулхаир оказался фактическим соправителем Каипа. Так, например, в 1717 г. они осуществляли совместное командование казахским войском в сражении на р. Аягуз. В дальнейшем борьбу этих двух казахских лидеров унаследовали и их потомки – сын Каипа султан Батыр, его внук хивинский хан Каип, с одной стороны, а с другой – сыновья Абулхаира Нуралы и Ералы.

Новый виток джунгарской агрессии вызвал активизацию дипломатических контактов Казахстана с Россией. В сентябре 1715 г. в Россию прибывает снаряженное ханом Тауке посольство Тайкомура Култубаева, стремившееся уладить казахско-башкирские отношения. Сибирский губернатор отправляет Тауке письмо с предложением мирных переговоров, благоприятный ответ на которое дал в 1716 г. ставший уже к этому времени ханом Каип. Его первой серьезной акцией на пути к соглашению с Россией традиционно считается отправленное в 1716 г. в Тобольск посольство к сибирскому губернатору М.П. Гагарину, в составе которого были Бекбулат Екешев и Байдаулет Буриев. Подобные миссии были направлены в это время в Казань и Уфу. Каип хан предлагал заключить через своих послов долговременный мир и союз с Российским государством, военный союз против Джунгарии, расширить взаимовыгодную торговлю, прекратить взаимные набеги, а виновных в них наказывать и преследовать как в России, так и в Казахском ханстве. Со своей стороны, Каип обязывался при достижении соглашения о совместном военном выступлении против хунтайжи выставить войско в 20-30 тыс. человек.

Реакция российского Сената и самого Петра I на эти предложения была исключительно благоприятной.

В конце 1718 г. в Казань возвращается посольство Ф.Жилина, с которым прибыли Араслан-батыр и Тантай-батыр, доставившие письмо Каипа, содержащее новую настоятельную просьбу к Петру I прислать войско против джунгарского хунтайжи. В январе 1719 г. П.С. Салтыков отправил адресованный Каипу ответ, в котором передавалось согласие Петра I снарядить русский отряд. Однако конкретной военной помощи так и не последовало, поскольку она была обусловлена Петром I поимкой виновного в набегах на Казанский уезд Сеита и возвращением отнятого у охраны Ф.Жилина оружия. К тому же П.С. Салтыков высказал недовольство тем, что в Казань не приезжают купцы из Средней Азии и Казахстана.

Почему же в итоге столь интенсивной дипломатической деятельности Каипа, стремившегося найти в лице России сильного союзника и гаранта безопасности в канун широкомасштабной агрессии Ойратского государства, военный союз между Казахстаном и Россией так и не состоялся? Причин этому можно назвать несколько. Во-первых, в ходе переговоров и обмена договаривающихся сторон послами выяснилась позиция царских властей по этому вопросу. В частности, через П.С. Салтыкова вполне определенно прозвучало намерение правительства России видеть казахов и самого хана Каипа среди подданных заметно окрепшей в ходе петровских реформ империи, хотя бы в рамках вассальных отношений. Отказ от равноправных паритетных позиций не мог не оттолкнуть от дальнейшего сближения хана Каипа, и без того видевшего недовольство такой политикой целой группы султанов и родоправителей.

Во-вторых, заключению союза препятствовала политическая и военная слабость ханской власти в степи, неоднократно проявлявшаяся в ходе дипломатических сношений сибирского и казанского губернаторов с Каипом. В итоге Казахское ханство стало рассматриваться как слабый союзник, не способный на мощные военные действия против Джунгарии. Третьей серьезной помехой на пути к подписанию военного союза Казахстана и России в начале XVIII в. стало изменение дипломатического курса последней в отношениях с самой Джунгарией. В письме к Петру I от 23 января 1719 г. М.П. Гагарин пишет о своем намерении использовать переговоры с Каип ханом в качестве дипломатического нажима на хунтайжи ойратов Цэван-Рабдана. Одновременно российские власти в лице Сибирского ведомства искали возможность к соглашению напрямую с самим правителем джунгар, отправив к нему в начале XVIII в. несколько посольств. Такое смещение приоритетов объясняется стремлением сохранить Джунгарское государство в качестве территориально-политического буфера между Россией и Цинской империей. Более того, в случае удачного исхода переговоров царские власти намеревались привести джунгар в российское подданство, что в тот же момент не удалось осуществить по отношению к Казахскому ханству в лице его правителя Каипа. Дополнительной субъективной помехой явилась и гибель в 1718 г. самого Каипа, а также смерть спустя семь лет Петра I, как справедливо замечает Рустам Идрисов, повлекшая за собой на некоторое время общее относительное ослабление восточного направления во внешней политике Российской империи.

Болат хан (1718-1726)

После смерти хана Тауке и его преемника Каипа в Казахском ханстве усиливаются сепаратистские устремления региональных лидеров, ханов отдельных жузов, султанов и родоправителей. Единое ханство фактически распалось на три государственных образования, размещавшихся в традиционных местах расселения Старшего, Среднего и Младшего жузов. В этой сложной внутриполитической обстановке новым ханом Среднего жуза стал сын Тауке Болат.

Политическая пассивность, в большой степени присущая Болат хану, не замедлила сказаться на реальном положении дел в Казахском ханстве. Как указывал А.И.Левшин, Болат «…ничем себя не прославил». С этим мнением в целом согласны многие из современных исследователей истории Казахстана XVIII в. Между тем рассматриваемый период был отмечен борьбой с внешней агрессией, многочисленными миграциями внутри Казахстана, развитием этнической общности. Острота момента требовала появления на ханском престоле правителя, способного сконцентрировать свою власть, добиться успехов во внутренней жизни казахского социума, отразить джунгарскую агрессию, возглавить ту замечательную плеяду народных героев, которая выдвинулась за годы национально-освободительной войны с государством ойратов. С сожалением приходится констатировать тот факт, что Болат не относился к числу политических лидеров, обладавших перечисленными качествами.

Наиболее значительным деянием Болата как правителя государства казахов остается созыв в 1726 г. собрания представителей всех трех жузов. Для осуществления подобного шага, прямого обращения к народной воле, мудрости, силе, конечно, требовалось определенное политическое мужество, проявленное в тот момент ханом Болатом. Однако нельзя забывать, что наибольшие заслуги в принятии решающих мер по защите казахского народа перед лицом джунгарской агрессии принадлежат самому казахскому народу. Именно он нашел в себе силы и волю, необходимые для организации отпора иноземным захватчикам. Эти качества, проявленные казахами в самый необходимый – может быть, за всю историю – момент, позволили выдвинуть на сцену политической жизни новые яркие фигуры, опереться на наиболее верных сыновей народа – смелых и мужественных батыров, мудрых и прозорливых биев, рядовых воинов, имена многих из которых до нас не дошли. Однако совершенный ими в час испытаний подвиг остался в народной памяти, истории нашей страны, дав возможность создать сегодня современный, сильный и свободный Казахстан.

Абулхаир хан (1718-1748)

Абулхаир родился в 1693 году. С юных лет он активно участвовал в военных походах и набегах казахских ханов и султанов. В 17-летнем возрасте он становится одним из военных предводителей казахского ополчения, общее руководство над которым осуществлял батыр Богенбай.

В 1709-1711 гг. ойраты осуществили крупное вторжение на территорию Казахстана. Угроза заставила казахов провести в Каракумах в 1710 г. съезд, на котором предводителем ополчения трех жузов был выбран батыр Богенбай. Разработав план военных операций, казахи в 1713-1714 гг. нанесли ойратам ряд крупных поражений.

В 1718 г. султана Абулхаира избирают ханом Младшего жуза. В этом же году Абулхаир вместе со старшим казахским ханом Каипом во главе 30-тысячного войска выступил против джунгар и дал сражение на р. Айгуз. Несмотря на определенные успехи, хан Абулхаир наверняка осознавал, что устоять против военной машины Джунгарского ханства военные ополчения казахов вряд ли смогут, и начал переговоры с сибирской администрацией России о военном союзе против ойратов.

В 1720 г. казахи воспользовались ситуацией, когда воинские контингенты джунгар были задействованы против маньчжурско-китайских сил, и разгромили ряд ойратских улусов, взяв при этом около 3 тыс. пленников.

В 1722 г. Джунгария заключает мир с Цинами. Для казахов это стало началом череды трагических событий. Ранней весной 1723 г., когда кочевники ослаблены после зимы, ойраты, тщательно подготовившись к военным действиям, несколькими армейскими группировками вторгаются на территорию Казахстана. В течение короткого промежутка времени джунгары, сметя разрозненные казахские ополчения, оказались в глуби степей. Ташкент, Сайрам, Туркестан и многие другие города оказались захваченными джунгарами. Сместив традиционные места кочевок казахов, джунгары вынудили Средний и Старший жузы бежать к Ходженту и Самарканду, Младший – в Хиву и Бухару. Казахи несли огромные людские потери как вследствие военных поражений, так и, в большей степени, из-за голода, вызванного гибелью скота и имущества. Из-за наплыва больших масс кочевников голод распространился и в оазисах Средней Азии. Эти годы остались в памяти казахов как годы Великого бедствия (Актабан шубырынды).

Таким образом, военное вторжение джунгар 1723-1725 гг. значительно подорвало социально-экономический уклад казахов.

Незначительные разрозненные отряды казахских батыров пытались оказать сопротивление, но безуспешно. Примерно в 1726 г. на очередном общеказахском съезде было создано ополчение из представителей трех жузов. Главнокомандующим ополчением был избран хан Абулхаир. И в 1727 г. на берегу р. Буланты джунгарам было нанесено первое за эту войну крупное поражение.

Роль данного сражения нельзя переоценить. Казахи смогли воспрянуть духом, поверить в собственные силы. В 1729 г. в 120 км. к югу от оз. Балхаш, в местечке Ангракай, произошла еще одна крупная битва с джунгарами, закончившаяся поражением ойратов. Но вспыхнувшие вновь военные действия между Джунгарией и войсками Цинской империи в 1729 г., возникшие разногласия и конфликты среди казахских правителей временно прекратили казахско-ойратские военные действия.

Обладая военным талантом и мастерством, проявляя в сражениях храбрость и отвагу, Абулхаир приобрел большую известность в Казахской степи.

Абулхаир проводил активную внешнюю политику, пытаясь нейтрализовать или упредить возможные нападения соседей. В это время он вел активные военные действия не только против ойратов, но и против их волжских сородичей. Военные успехи снискали ему славу и почет также среди родоплеменной знати.

Хан Младшего жуза старался воспользоваться ситуацией и нанести ойратам ощутимый урон. В 1730 г. в местности Ит-Ишпес, к юго-востоку от Балхаша, Абулхаир смог нанести еще одно поражение джунгарским соединениям.

Общеказахское ополчение оказалось не слишком долговечным и вынуждено было пройти еще через одно испытание. После смерти хана Болата между Чингисидами развернулась борьба за право занять место старшего хана. По сложившейся традиции ханом стал Абулмамбет, сын Болат хана Абулхаир, не согласившийся с этим решением, вернулся со своими дружинами в родные кочевья. Также покинул нового хана, сочтя себя обойденным, и его дядя султан Самеке (Шихмухаммед). Нависла угроза порабощения джунгарами казахских степей. Ведь хунтайжи уже не ограничивался требованием присылки аманатов, а хотел видеть казахских владетелей в подчинении себе.

В этих условиях часть казахской знати, во главе которой стоял Абулхаир, склоняясь к тому, чтобы пойти на налаживание контактов с Российской империей, учитывая крайне тяжелое внешнеполитическое положение Казахского ханства. Вероятно, в тот критический момент истории казахского народа тактика сближения с Россией была единственно правильной. Именно в этом ярко проявилась пассионарная личность хана Абулхаира.

В сентябре 1730 г. Абулхаир послал посольство в Уфу во главе со старшинами Сейткулом и Кутлумбетом. Ими было передано послание к императрице Анне с просьбой о принятии в подданство хана Абулхаира с подвластными ему родами и племенами Младшего жуза.

Таким образом, ойратская агрессия повлияла на укрепление казахско-русских отношений. К тому же необходимо было усилить ослабевшие вертикальные связи в кочевом обществе казахов. А принятие подданства способствовало бы стабилизации пошатнувшегося к этому времени института ханской власти.

Россия тоже была готова на ответный шаг, ибо рассчитывала обезопасить свои границы, улучшить караванную торговлю со Средней Азией и приблизиться к оазисам и транспортным потокам Среднего Востока.

В августе Абулхаир сам отправился навстречу российской дипломатической миссии, прикочевав к рекам Тургай и Иргиз. Встречать посольство хан послал своего старшего сына – султана Нуралы.

В окятбре 1731 г. посольство прибыло в ставку Абулхаира – урочище Моюнтобе.

Интересно, что во время встречи Абулхаир сам дал рекомендации – как необходимо вести переговоры с султанами и родовыми старейшинами, чтобы привести их к присяге, т.е., зная традиции и обычаи, хан советовал, как и что преподнести тому или иному родоправителю, чтобы добиться положительного результата.

10 октября 1731 г. состоялся съезд крупных родоправителей Младшего и Среднего жузов, на котором Абулхаир сообщил, что обратился с просьбой в Петербург, чтобы найти покровительство и опору. Как верно заметил Тевкелев, «подданные» Абулхаира имели очень широкую самостоятельность и вполне могли противопоставить мнению хана собственное. Российскому послу приходилось применять различные дипломатические приемы, чтобы убедить собравшихся в выгодах данного шага. Приведя примеры успешного опыта нахождения в подчинении России владетелей калмыков, башкир, северокавказских племен, Тевкелев предупредил, что имеется серьезная опасность со стороны внешних врагов казахов.

После собрания присягнули на Коране на верность императрице хан Абулхаир, известные батыры Богенбай, Есет, Худайназар-мурза и еще 27 влиятельных правителей. Этот акт положил начало присоединению казахских земель к России. Постепенно к Тевкелеву прибывали различные родоправители с изъявлением желания принятия подданства России.

Одновременно российский посол пытался наладить связи с ханом Среднего жуза Семеке. В ответ на визит посольства Тевкелева правитель Среднего жуза написал письмо, где присягнул на подданство России и обещал встретиться с послом России в мае 1732 г. В это время произошла активизация военных действий джунгар. Из-за возникшей угрозы хан Семеке не смог встретиться с Тевкелевым.

5 января 1732 г. Тевкелев направил в Петербург присягу на подданство России ханов Младшего и Среднего жузов Абулхаира и Семеке, ханши Бопай, султанов Батыра и Нуралы и других крупных казахских владетелей, а также представителей Каракалпакии. Присяга хана Среднего жуза была все же номинальной.

Весной 1732 г. к Тевкелеву в ставку Абулхаира прибыл один из владетелей Среднего жуза Шакшак батыр с приглашением приехать во владения Среднего жуза для переговоров. Посланец хана Семеке сообщил, что на Средний жуз движется 30-тысячное джунгарское войско. В этой связи Абулхаир направил своих посланцев в Средний жуз для наблюдения за обстановкой и одновременно разослал гонцов для сбора ополчения. Таким образом, Тевкелеву так и не удалось встретиться с правителем Среднего жуза.

Глубокой осенью 1732 г. российское посольство двинулось в обратный путь в сопровождении посланников Абулхаира и аманатов – султан Ералы был принят императрицей. В торжественной обстановке представители Абулхаира подтвердили свое желание принять подданство России.

С этого периода начинается активизация российско-казахских связей. Принятие подданства России Младшим и частью Среднего жуза заметно разрядило обстановку в отношениях казахов с калмыками, башкирами, яицкими казаками. Помимо этого улучшились условия для меновой торговли в приграничных крепостях.

Постепенно все большее число казахских родоправителей, заинтересованных в поддержании стабильных связей с Россией, принимали ее подданство. В Казахскую степь в 1740-1742 гг. было отправлено множество российских дипломатических миссий, которые доставляли сведения о событиях в степи, о взаимоотношениях между жузами и различными династическими группировками, о внешнеполитической деятельности правящей верхушки, настроениях населения и т.п. Экономическая часть миссий заключалась в создании условий для свободной торговли и беспрепятственного прохождения караванов транзитом через степь. Помимо этого российские посланцы во время переговоров склоняли казахских старшин к принятию подданства. Нередко переговоры сопровождались принятием присяг на российское подданство. К примеру, во время переговоров в Оренбурге 19 августа – 1 сентября 1740 г. присягу приняли 399, с 20 августа по 7 сентября 1742 г. – 178 знатных казахских родоправителей.

В конце лета 1741 г. к Абулхаиру прибыло посольство во главе с тем же Д.Гладышевым. Хан сообщил послу о приезде посланцев джунгарского хунтайжи Галдан-Церена, которые потребовали от Абулхаира покорности и направления в Джунгарию аманатов. Далее хан Младшего жуза заявил российскому послу, что если не будет оказана помощь, то он вынужден будет со своим улусом откочевать к Оренбургу и далее в Кубанскую степь.

Российское правительство вынуждено было для урегулирования отношения с Джунгарией в сентябре 1742 г. направит в Ургу посольство во главе с К. Миллером. Российский посол должен был убедить правителей Джунгарии, что казахи Среднего и Младшего жузов являются подданными российской короны и что урегулирование споров должно вестись с Петербургом, а не напрямую с подданными императрицы.

С обострением джунгаро-русских отношений совпал указ императрицы от 30 сентября 1742 г. «О запрещении киргизам кочевать близ реки Яик». По этому указу казахам категорически запрещалось кочевать на правобережье Яика, а тем, которые уже оказались в междуречье Волги и Яика, надлежало переселиться на левый берег. В случае же сопротивления, как гласит инструкция, могли быть применены силы из числа волжских калмыков. Этот шаг царских властей вызвал огромное возмущение кочевников. Отдельные отряды ополченцев-казахов стали нападать на русские крепости и волжских калмыков. В результате этого отношения Абулхаира и оренбургской администрации обострились. Оренбургский губернатор И. Неплюев надеялся в лице Абулхаира найти послушного проводника российской политики в степи, тогда как хан, обладая определенным честолюбием и амбициями, предполагал в лице царской администрации найти опору собственного влияния в степи.

И.Неплюев косвенно подталкивал различных казахских владельцев к конкурентной борьбе, рассчитывая таким образом еще более укрепить позиции России в степи. С этой целью был приближен и дружественно встречен соперник Абулхаира султан Барак. Оренбургского губернатора не совсем удовлетворяла влиятельная и самовластная фигура хана Абулхаира, и он взял курс на всемирное уменьшение его влияния. В 1747 г. Абулхаир ограбил караван с подарками для султана Барака, шедший от его сына – хана Хивы Каипа. Этот шаг еще более усугубил раскол между различными группировками в казахской степи.

В 1747 г. к Абулхаиру был послан с дипломатической миссией его давний знакомый А. Тевкелев. Посол при встрече с ханом должен был прежде всего добиться прекращения нападения казахов на пограничные районы России и возвращения российских пленных. Предполагалось также заменить Кожахмета другим сыном Абулхаира, причем предусматривалась возможность получения дополнительных аманатов из числа сыновей наиболее влиятельных родоправителей.

С приездом Тевкелева в Оренбург в конце 1747 г. Абулхаир сразу же попытался наладить с ним контакт. Встреча хана Младшего жуза с Тевкелевым произошла в Орской крепости в июле 1748 г. Абулхаир прибыл со всем своим семейством и приближенными, демонстрируя тем самым верность России. Кроме того, хан обязался возвратить российских пленных, разбросанных по степи, и не устраивать впредь набегов. Определенные уступки были сделаны и российской стороной. Кожахмет был заменен на султана Айчувака, с последующей его заменой султаном Адилом. В целом произошла нормализация отношений Абулхаира с российской администрацией.

Выехав из Орска, Абулхаир хан не стал заезжать в Оренбург, держа обиду на И.Неплюева. В начале августа 1748 г. по пути домой он встретился с султаном Бараком. В ходе завязавшейся схватки Барак убивает хана Абулхаира. Позиции двух крупных политических фигур XVIII в. – Абулхаира и Барака – в силу их личностных харизматических качеств стали основой для личной неприязни и соперничества, что и привело к трагической развязке.

Сама по себе противоречивая фигура хана Абулхаира, как справедливо замечает Санат Кушкумбаев, степного правителя и российского подданного оказалась на перекрестке исторических путей в глубине Евразии.

Жолбарыс хан (1720-1740)

Как хану Старшего жуза, ему пришлось решать самую сложную для того времени задачу: как сохранить независимость Южного Казахстана и развивать добрососедские отношения с Джунгарией. Дополнительной помехой являлось и то обстоятельство, что внутри самого Старшего жуза также не было целостности. Весь период ханства Жолбарыса наблюдается противодействие со стороны части султанов и родоправителей, основывавшееся на экономической и социальной самостоятельности отдельных родов с их владетелями.

Главным советником и политическим союзником хана Жолбарыса, оказавшим помощь в решении этих задач, был знаменитый би Старшего жуза Толе би Алибекулы (1663-1756), имевший огромный авторитет как султанской верхушки и родовой знати, так и среди простых шаруа. По своему положению внутри жуза Толе би был фактически соправителем Жолбарыса, наследовавшим после гибели последнего в 1739 г. власть в Южном Казахстане.

Последовавшее в ходе феодальных усобиц в Средней Азии расширение сферы политического влияния южных казахов в бассейне р. Сырдарьи не могло не принести своих результатов. В начале 30-х гг. XVIII в. хан Жолбарыс захватывает и подчиняет своей власти Ташкент, в котором прежде «правительство… тутошние граждане содержали». В военном отношении задача облегчалась тем, что Ташкент в этот период был слабо защищенным городом, не имевшим внешних крепостных укреплений, кроме глиняной стены высотой не более двух саженей (примерно около 4,3 м.).

Захватив Ташкент, Жолбарыс не стал ничего менять в системе его внутреннего управления. Городскую власть здесь по-прежнему осуществляли избираемые жителями правители, часто сменяемые в результате борьбы местных политических партий, формировавшихся из религиозных и торговых слоев. Ташкентские городские власти, правившие до прихода сюда Жолбарыса ходжи во главе с высшей судебной инстанцией – ахуном, сохранили полную самостоятельность в отношении суда над горожанами. Жолбарыс мог судить только казахов, проживавших в Ташкенте и его окрестностях. Он имел право на сбор налогов с оседлых жителей области, однако сам процесс сбора ясака контролировался «градодержателями» Ташкента. Часть селений Ташкентского округа Жолбарыс отдал «в пожить» своим близким и соратникам, однако с самого Ташкента ясак не взимался. Сбор в пользу правителя южных казахов не имел строго установленных размеров, он составлял 10 или 20 % от урожая, часть налога взималась скотом. Сборщики ханского ясака обязательно действовали в присутствии старшин, присылаемых из Ташкента.

С захватом Ташкента начинается этап внешнеполитической активности Жолбарыс хана. Как и другие казахские правители первой половины XVIII в. он сталкивается с задачей отстоять территорию своего ханства в борьбе с соседним Джунгарским государством.

Однако уже летом 1735 г. ситуация резко обострилась. Кочевья южных казахов подверглись новому мощному набегу ойратов.

Подобно Абулхаиру и хану Среднего жуза Семеке, Жолбарыс делает попытку найти защиту от джунгар в лице Российской империи, начав с середины 30-х гг. XVIII в. налаживать собственные дипломатические контакты с российскими властями. Жолбарыс отправляет своих послов Аралбая и Аразгельды к Абулхаиру с просьбой ходатайствовать перед русской императрицей Анной о принятии Старшего жуза в подданство. Одновременно Толе би посылает письмо напрямую Анне Иоановне с просьбой принять Старший жуз с российское подданство, которое кроме него подписали Коадар би, Сатай-батыр, Кангильды-батыр и Буляк-батыр. Интересно, что в письме нет подписи самого Жолбарыса, это свидетельствует, во-первых, о достаточно влиятельном положении самого Толе би в ханстве южных казахов, во-вторых, об определенной политической осторожности Жолбарыс хана.

10 июня 1734 г. императрица Анна в ответ на просьбу Толе би подписывает грамоту «старейшинам, батырам и казахам большого жуза», в которой выражает согласие принять их в российское подданство. Этот указ был направлен с Татлымбет-батыром и Туленгутом Бабеком к Абулхаиру, который, по замыслу русских властей, должен был принять к подданству Старший жуз. Здесь следует отметить, что Абулхаир в ходе переписки с царским правительством и Оренбургской экспедицией стремился представить себя как главного казахского хана, властвующего над остальными, используя этот момент в ходе внутренней политической борьбы в Казахской степи. Сам хан Старшего жуза Жолбарыс приглашался для принятия подданства к И.К. Кириллову и А.И. Тевкелеву к устью Ори. Со своей стороны, Жолбарыс обещал содействовать расширению расширению торговых связей Казахстана и Средней Азии с Россией, гарантируя охрану торговым караванам как с той, так и с другой стороны. В своем письме императрице Анне от 13 августа 1738 г. Жолбарыс хан обращается с просьбой присылать российских купцов к нему в Ташкент.

19 сентября 1738 г. Анна Иоановна подписывает новую грамоту. Теперь уже на имя самого Жолбарыс хана, подтверждающую принятие Старшего жуза в российское подданство. Одновременно было издано узаконение о распространении торговли России с казахами Старшего жуза. Этот политический акт имел внутри самих южных казахов не только сторонников, но и противников. В 1738 г. в Ташкент был отправлен первый русский купеческий караван во главе с поручиком К. Миллером. 2 ноября того же года этот караван был практически полностью разграблен казахами рода шымыр во главе с батыром Когильды вблизи Туркестана, при урочище Балакампир. Спустя семь дней сам К. Миллер добрался до Ташкента и был принят Жолбарыс ханом, способствовавшим освобождению спутников Миллера. При очной встрече с ним Жолбарыс хан указывал, что «они», т.е. участники грабежа каравана, «меня не слушают», поэтому понадобилось также вмешательство влиятельного тархана Среднего жуза Жанибека. Лишь после этого все члены караван были собраны и отправлены обратно.

К. Миллер вернулся в Россию, доставив сведения о внутриполитической обстановке в Ташкенте, обострившийся к тому времени. Свидетельством этого явились слова К. Миллера о том, что жители Ташкента «готовы быть в подданстве ее императорского величества», видя в этом способ выйти из-под власти казахского хана и джунгарского хунтайжи. Ташкентские ходжи явно тяготились зависимостью от Жолбарыс хана, особенного от его сборщиков ясака, хотя сам Ташкент его не уплачивал, а его жители были неподсудны хану казахов.

Уже на третий день послы отбытия К. Миллера из города Жолбарыс хан был зарезан в мечети казахскими ходжами, поэтому нам известна точная дата гибели правителя южных казахов – 5 апреля 1740 г.

Хан Жолбарыс вошел в историю нашей страны как суверенный правитель одного из казахских государств первой половины XVIII в. Правитель южных казахов стремился вести независимый, равноправный диалог как с ханами Младшего и Среднего жузов, так и с крупнейшими соседними государствами – Джунгарией и России. Подчинив себе один из важнейших культурно-экономических центров Средней Азии того времени – Ташкент, Жолбарыс упрочил положение южных границ Казахстана, особенно в сырдарьинских городах.

Аблай хан (1771-1781)

О ранних годах Аблая (Абилмансура) в источниках мало сведений. Известно, что он провел детские и юношеские годы, будучи изгнанным из родных краев, познав голод и унижения. Отец его, султан Вали, был сыном знаменитого своими воинскими подвигами султана Аблая.

Потеряв отца и мать, Абилмансур под именем Сабалака несколько лет скитался по степи. Как сообщает Ч. Валиханов, он одно время пас лошадей у бая Даулетбая. Жена Даулетбая с удивлением замечала в молодом человеке признаки, свойственные аристократам. Аблай мало ел, не просил еды, никогда не пользовался грязной посудой. Через расспросы спутников Аблая Даулетбай узнает о его происхождении и увозит его к будущему хану Среднего жуза Абулмамбету, предоставив лучшего коня из табунов. По преданиям, этот-то выбранный конь и был тот знаменитый Чалкуйрук.

С пятнадцатилетнего возраста Аблай принимает участие в отражении джунгарских завоеваний. В тех условиях Аблай, не имевший крепкой родовой опоры, участвовал во всех набегах сначала как рядовой воин. В этот период он демонстрирует примеры необыкновенной храбрости и хитрости.

Вскоре ратные подвиги, заслуженное звание батыра, знатное происхождение, покровительство хана Абулмамбета позволили Аблаю стать владельцем в наиболее многочисленном и сильном атагайском роде племени аргын. Однако не известно, как, при каких обстоятельствах и когда Аблай добился поддержки родовых представителей.

28 августа 1740 г. хан Среднего жуза Абулмамбет и султан Аблай в Орске принесли присягу на верность российской короне. Такой шаг продиктован помимо джунгарской агрессии также желанием укрепить позиции среди родоплеменной аристократической верхушки казахов.

В конце февраля 1741 г. 30-тысячная ойратская армия под командованием Септеня и старшего сына Галдан-Церена Ламы-Доржи вторглась в Казахстан и вновь дошла с боями до Тобола и Ишима.

Летом 1741 г. в ставке хана Абулмамбета происходил совет о том, продолжать ли военные действия с ойратами или начать мирные переговоры. Большинство родоправителей и батыров высказались за мир. В Джунгарию было отправлено казахское посольство.

В начавшихся посольских переговорах Галдан-Церен настаивал на суверенитете над правителями Среднего и даже Младшего жузов. При этом ойратская дипломатия использовала различные средства, в том числе и вопрос о пленных. Между казахами и джунгарами издавна сложилась традиция после военных столкновений обмениваться пленными. Прибывшему от хана Абулмамбета казахскому послу Акчуре хунтайжи заявил, что все казахские пленники будут отпущены лишь при суловии присылки аманатов и уплаты соответствующей дани.

Султан Аблай и его родственники и приближенные содержались в плену первоначально в ставке Галдан-Церена, а позже были отправлены под присмотр к нойону Даваци, где Аблай познакомился с хойтским нойоном Амурсаной. За годы, проведенные в джунгарском плену, Аблай выучил ойратский язык и ойратскую письменность, хорошо узнал внутреннее положение Джунгарского ханства и, как считают историки, окончательно пришел к мысли, что сила Джунгарии в ее единстве, в сильной центральной власти.

Аблай находился в плену до весны 1743 г. Лишь после приезда заложников от хана Абулмамбета, а это был султан Абулфеис, он был отпущен на родину.

Казахские султаны и ханы внимательно следили за развитием событий в Джунгарии, заняв выжидательную тактику, и длительное время сохраняли полный нейтралитет и не вмешивались в происходившие там события. Но появление в пределах казахских кочевий трех известных предводителей ойратов создало ситуацию, когда Аблаю и другим казахским лидерам необходимо было определиться с линией поведения в отношении Джунгарии.

В Среднем жузе, куда бежали джунгарсике князья, им оказали очень теплый прием, очевидно, что Аблай сделал выбор и решил поддержать оппозиционную сторону в надежде, с одной стороны, на воцарение дружественной партии, а с другой- на то, что междоусобица ослабит Джунгарию.

Вопрос о выдаче в Джунгарию ойратских князей Даваци, Амурсаны и Бачжура в это время стал главным в казахско-джунгарских отношениях.

Между тем из Джунгарии в Даваци начали стекаться его подданные, сообщавшие, что в стране зреет недовольство новым правителем и многие подвластные Даваци ждут его прихода в Джунгарию с казахскими войсками.

Джунгарский хан послал второе посольство Аблаю с более категоричным требованием выдать бежавших князей. Посольство было задержано до окончания собрания предводителей Среднего и части Младшего жуза. За то, чтобы выдать джунгарских беглецов, выступили хан Абулмамбет и часть родовых старейшин Среднего жуза, против – султан Аблай, сын хана Младшего жуза Нуралы, султан Ералы и ряд батыров. Аблай не терял надежды возвести на джунгарский престол своего ставленника.

Встретив поддержку со стороны представителя Старшего жуза Толе би, а также ряда крупных родоправителей Среднего жуза, Аблай отказал джунгарским послам в выдаче беглецов. Направив обратное посольство к Лама-Доржи, Аблай мотивировал присутствие ойратских князей существующим обычаем гостеприимства. В сентябре 1752 г. 20-тысячный ойратский корпус вторгся в приграничные казахские земли. При этом были захвачены некоторые знатные родоправители. В обмен на их выдачу джунгары требовали Даваци, Амурсану и Бачжура.

Выдвинув в казахские пределы главные силы, джунгарский предводитель оставил неприкрытой ханскую ставку, чем воспользовались Даваци и его спутники. Вступив в сговор с рядом ойратских аристократов и ламаистским духовенством, Даваци с 600 воинами внезапно захватывает Ургу и убивает Лама-Доржи. Ханом Джунгарии стал Даваци. Новый хан Джунгарии выводит войска из казахских кочевий и предлагает Абулмамбету и Аблаю жить в мире.

К осени 1753 г. казахские ополчения Аблая численностью 5 тыс. человек приняли самое активное участие в междоусобной борьбе, перетянув чашу весов в сторону Даваци и его союзника Амурсаны. К зиме 1753-1754 гг. казахские воинские формирования вновь вторглись на территорию Джунгарии. В это время ситуация в стране не меняется. Амурсана укрепив свои позиции, бросает вызов уже Даваци и обращается за помощью к Аблаю. Хойтский князь Амурсана попросил материальной помощи у Аблая, в чем последний оказал ему содействие. Неизвестно, по каким мотивам Аблай разорвал союзнические отношения с Даваци, но в результате этого Средний жуз фактически опять оказался в состоянии войны с Джунгарией.

Очевидно, что между Амурсаной и Аблаем было заключено соответствующее соглашение, выгодное обеим договаривающимся сторонам, об основах будущих взаимоотношений Джунгарского ханства и казахских жузов. Совместное выступление казахского ополчения и отрядов Аблая окончилось поражением ввиду слабой организации войска и постоянной нескоординированности действий.

Даваци отправил к Аблаю посольство с требованием возмещения причиненного ущерба, отказа от поддержки оппозиции и прекращения вооруженных вторжений в Джунгарию.

Не сумев дипломатическим путем решить конфликт, Даваци двинул войска против Аблая в пределы Среднего жуза. Но внутренние смуты в Джунгарии вынудили хунтайжи отменить поход.

Весной 1755 г. Амурсана и целая группа недовольных ойратских князей вместе с маньчжурскими силами вторглись в Джунгарию. Уже к лету 1755 г. Ойратское ханство было завоевано. Маньчжуры и не планировали оставлять Джунгарию Амурсане, отправив последнего в Пекин. Ранее туда же был доставлен и Даваци. Но Амурсана по дороге бежал и поднял знамя антицинского движения, перебив гарнизоны на западных форпостах империи. Осенью того же года он был провозглашен ханом, что в начале 1756 г. привело к новой междоусобице среди ойратской аристократии. Цины, собрав значительные силы, вновь оккупировали Джунгарию, и Амурсана бежал к Аблаю.

Цины снарядили посольство к Аблаю с требованием прекращения поддержки восставших ойратов и выдачи Амурсаны. Аблай в свою очередь, убедил ханов Абулмамбета, Нуралы и других предводителей не выдавать Амурсану. Подобная тактика объективно способствовала антицинскому движению в Джунгарии.

Требования Цинов с каждым разом все более ужесточались. Пекин требовал участия казахов в случае войны с Россией на стороне маньчжуров, также предполагалась посылка войск для войны в Средней Азии против Бухары, Ташкента, Самарканда. Так, в 1762 г. Цины потребовали от Аблая присылки в Пекин заложников. Выполняя это требование, Аблай и Абулмамбет отправили в Китай летом 1763 г. Кинзя-батыра с родственниками. В свое время он находился заложником у Галдан-Церена. Посольство это возглавил сын султана Салтамамета Урус. В Пекин также отправили своих людей Нуралы хан и Ералы султан. Несомненно, казахские представители боялись новой агрессии Цинов и в ответ на требования военного участия в случае похода маньчжуров в Среднюю Азию предложили правителям Мавераннахра совместными усилиями отразить нападение.

В это время в России скончалась императрица Елизавета. 30 декабря 1761 г. Коллегия иностранных дел предписала Оренбургской администрации в связи с восшествием на престол нового самодержца Петра II направить от ханов и султанов Младшего и Среднего казахских жузов в Петербург своих представителей и произвести присягу среди населения. В составе казахской делегации, отправленной на торжественную инаугурацию
в Петербург, был родственник Аблая – султан Батыр.

4 марта 1762 г. Аблай и его старшины принесли присягу на верность новому императору Петру II. В то же время Аблай готовил очередное посольство в Китай. Основным вопросом в это время было для Аблая расширение земель для кочевки. Умело используя связи с российской и китайской администрациями, он всячески пытался сыграть на их противоречиях и опасениях последних перехода его под тот или иной протекторат.

Российская администрация также пыталась сыграть на противоречиях Аблая и родовых старейшин. Так, на просьбу Аблая о возможности кочевать за линией сибирских крепостей местная администрация под предлогом того, что травы выгорели, ответила отказом, хотя подвластному ему батыру Кулсары разрешила это сделать. Отношения Аблая с этим батыром были очень сложными. Кулсары имел большое количество родственников и сильное влияние среди рода атыгай – вотчины Аблая – и оспаривал многие решения последнего.

К середине 60-х гг. произошло обострение отношений Аблая с Кокандом и кыргызскими племенами. После падения Джунгарии казахи и кыргызы претендовали на бывшие кочевья ойратов. Помимо этого кыргызы неоднократно грабили и не пропускали торговые караваны в Китай и другие страны.

В 1765 г. Аблай с войском вторгся в кыргызские кочевья. Предлогом для военного выступления послужил плохой прием гонцов Аблая. Старшина сванского рода Балдыбек разорвал в их присутствии письмо, в котором Аблай просил не задерживать торговые караваны. Вскоре после вторжения кыргызы согласились откупиться и прислали послов с большими дарами.

Осенью того же года Аблай вновь напал на кыргызские племена. В решающей схватке он разгромил кыргызское ополчение. После этого поражения кыргызские предводители прислали к Аблаю послов с предложениями заключить мир, установить границу и уплатили дань, отдав аманатов.

В 1711 г. умирает хан Среднего жуза Абулмамбет. Несмотря на наличие у последнего прямых потомков, знать однозначно склонялась к тому, чтобы избрать ханом Аблая. В том же году при большом стечении народа и знати в г. Туркестане в мечети Ходжи Ахмета Яссави Аблай был избран ханом Среднего жуза. В дальнейшем, несмотря на попытки Аблая заручиться поддержкой царской администрации в деле избрания его ханом всех трех жузов, он, естественно, не встретил поддержки. Царское правительство не без оснований опасалось усиления позиций нового хана.

24 мая 1778 г. императрица Екатерина II подписала указ об утверждении Аблая ханом Среднего жуза. Тем не менее, в последние годы своего правления Аблай сумел распространить свою власть не только на Средний, но и на значительную часть Старшего жуза.

Последние годы его жизни прошли в завоевательных походах против кыргызов. Получив изъявления покорности от многих кыргызских манапов, Аблай весной 1780 г. откочевал со своими аулами под Ташкент.

Осенью 1780 г. Аблай, тяжело заболев, скончался. Прах его с большими почестями был доставлен в Туркестан и захоронен в мавзолее Ходжи Ахмета Яссави.

Уали хан (1781-1821)

Хан Среднего жуза (1741-1821). Старший сын хана Аблая от второй жены каракалпачки Сайман-Ханым наследовал титул согласно воле Аблай хана. В начале января 1782 г. был утвержден в звании хана Цинским императором. 23 февраля того же года был утвержден ханом Среднего жуза специальной царской грамотой. 1 ноября 1782 г. был провозглашен ханом султанами и биями Среднего жуза. Похоронен в ауле Сырымбет современной Акмолинской области. Имел 14 сыновей от двух жен: от старшей – 5, и от младшей, Айганым – 9. После его смерти ханская власть была официально ликвидирована царской администрацией.

Власть Уали хана изначально была слабой. В вопросах внешней политики он придерживался курса своего отца Аблая, которому довольно долгое время удавалось лавировать между Китаем и Россией.

Цинский двор изначально сделал ставку на Уали хана как наиболее прагматичного и опытного политика. В этой связи следует обратить внимание на внутреннее содержание официальной грамоты китайского императора Цянь Луна, отправленной Уали хану по случаю смерти его отца – хана Аблая: «Как доложили нам сановники Тарбагатая, твой отец Аблай скончался (после тяжелой) болезни. Мы (император), получив эту (горькую) весть, не смогли сдержать своего сожаления. Ты приезжал раньше в столицу, был представлен нам на аудиенцию и имеешь знаки нашего благоволения. К тому же ты являешься старшим сыном своего отца, о том, что ты имеешь все данные для управления своим народом, нам хорошо известно. Помимо того, что посылаем вельмож с подношениями (для участия в обряде поминовения), еще милостиво повелеваем тебе наследовать ханский титул твоего отца. Мы управляем всей Поднебесной. Во всем следуем велению Неба. Во время аудиенции ты сам это видел. В знак признательности за наши милости строго сдерживай подвластных тебе казахов, дружески и любовно собери (вокруг себя) всех своих братьев, живи дружно с соседями».

Уали хан, умело следу политике заигрывания с Российской и Цинской империями, смог надолго сохранить независимость казахов, противопоставляя имперским замыслам России «китайский фактор». Уали смог не только сдержать российскую политику, но и заставил Россию считаться с интересами казахов.

Налаживая отношения с Пекином. Уали хан преследовал и другую цель. С упадком могущества джунгарских племен исчез и внешний фактор, способствовавший объединению страны. Исчезновение «джунгарской угрозы», или, можно сказать, ослабление ее, способствовало усилению центробежных тенденций внутри Казахского ханства. Поэтому, осознавая, что «китайский фактор» в какой-то степени будет способствовать консолидации политических сил казахского общества, Уали сознательно придерживался конфликтного тона во взаимоотношениях с Китаем.

Местонахождение Казахстана между двумя державами обусловило бы и двойную ориентацию в казахском обществе, что привело бы к его политическому расколу. Так, многие родоправители были склонны к переходу под российский протекторат, а другие желали быть под крылом Цинской империи. Тем не менее Уали вел гибкую внешнюю политику также в отношении Российской империи. Периодически сообщая русской администрации о своих контактах с Китаем, Уали тем самым повышал свой политический вес, идя на элементарный политический торг.

Тесные связи Уали хана с Цинским двором вызывали недовольство царского правительства, которое всячески старалось воспрепятствовать сближению позиций казахов в Цинской империи. Русская администрация предпринимала все меры для того, чтобы разъединить обе стороны. Однако не все попытки увенчались успехом. В итоге царское правительство начало заигрывать с некоторыми влиятельными казахскими султанами, пытаясь этим усилить внутренние противоречия в отдельных казахских жузах. Вмешательство русской администрации во внутриполитическую жизнь казахских улусов и обусловило в конце концов ослабление ханской власти.

В период управления Уали хана царское правительство с целью усиления своего влияния осуществило передвижение пограничной линии вглубь территории Среднего жуза. Слабость ханской власти, феодальная раздробленность и хозяйственный кризис создавали для этого благоприятную ситуацию. Более того, внутренняя политика Уали хана вызывала недовольство в подвластных ему территориях. В 1795 г. казахские роды направили русскому царю письмо с жалобой на Уали хана. В том же году 43350 человек, возглавляемые султанами и биями Среднего жуза, приняв присягу на верность России, откочевали в сторону русской границы.

Известный российский исследователь Г.Н. Потанин, занимавшийся записью семейных преданий, сообщает: «У хана Уали были две зимовки – одна на Ханском озере, на востоке от Кокчетава, другая на Сырымбете. Потомки от первой жены Аблая, Сайман, живут теперь там (т.е. на Боровом). Дети Айганым (младшей жены хана Уали) – на Сырымбете». Уали хан и его потомки унаследовали главную ставку, находившуюся на озере Боровом и известную под различными названиями – Урда, Хан-кон, Ханнын Кызыл-Агаши и т.д.

После ликвидации ханской власти и принятия «Устава о сибирских киргизах» все земли Уали хана были поделены между его сыновьями. Главная ставка отошла старшему сыну Губайдулле.

Тем не менее после смерти Уали хана главой клана стала его вдова, младшая жена Айганым (1783-1853), являвшаяся бабушкой великого ученого Чокана Валиханова.

Кенесары хан (1841-1847)

Кенесары родился в 1802 г. в урочище Кокшетау. Матерью его была калмычка. Старинная легенда гласит, что мальчик родился таким маленьким, что Чокай би, взяв младенца на руки, дал ему имя Кенесары, что в переводе означает «желтый клещ». Кенесары являлся внуком знаменитого казахского хана Аблая. Образ знаменитого деда всегда был любим Кенесары, именно на Аблая он всегда хотел быть похожим. В дальнейшем он очень часто ссылался на примеры поведения хана Аблая и сделал его имя ураном (боевым кличем) своих войск.

Юный Кенесары был свидетелем и непосредственным участником борьбы, в эпицентре которой находилась его семья. Дед его хан Аблай и отец султан Касым, а также старшие братья вынуждены были сопротивляться ущемлению их прав и привилегий.

Немаловажную роль в воспитании Кенесары сыграл его отец – султан Касым. Отношения султана Касыма с царской администрацией были очень натянутыми. Сын Аблая был недоволен реформами, проводившимися царским правительством в степи. Еще в начале 20-х гг. XIX в. Касым решительно выступил против постройки укреплений на Казахской земле. В своих посланиях, адресованных западно-сибирскому генерал-губернатору Капцевичу, Касым настаивал на срытии линии русских укреплений. В ответ царское правительство отправило в степь новые отряды и начало постройку крепости Актау, связанной с Акмолинской линией пикетов. Протестуя против этого, султан Касым со своими сыновьями Саржаном, Есенгельды и Кенесары и подвластными родами (около 40 тыс. человек) откочевал в пределы Кокандского ханства.

В 1837 г. Кенесары неоднократно пытался убедить царскую администрацию отказаться от строительства линии укреплений на территории Акмолинского и Кокшетауского приказов. Изменения непосредственно затрагивали его родовые кочевья. Хотя сам он кочевал в это время в пределах Кокандского ханства, тем не менее пытался держать под контролем ситуацию в родных краях.

Весной того же года Кенесары покидает Кокандское ханство и появляется в Акмолинском округе Среднего жуза. Его появление совпадает с давно зревшим недовольством казахов-кочевников строительством русских укреплений и уменьшением в результате этого пастбищных угодий. К концу 1837 г. большая часть казахов Акмолинского округа была охвачена восстанием. В результате этого у многих лояльных к царскому правительству султанов значительно сократилось число находящихся в подчинении аулов. К примеру, в Каркаралинском округе доброжелательно относящихся в местной администрации казахов практически не осталось.

Восстание набирало силу, и омская администрация послала для усмирения восставших карательный отряд под руководством Чирикова. Более многочисленные повстанцы Кенесары разгромили казачий отряд. После этого еще более активизировались нападения восставших на правительственные отряды, аулы, не примкнувшие к восстанию, и на торговые караваны. В конце ноября 1837 г. Кенесары разгромил отряд хорунжего Рыкова, чем вызвал еще большее недовольство царской администрации. Попавшие в руки властей повстанцы были осуждены на различные сроки каторжных работ и сосланы в Восточную Сибирь. Местные российские власти также пытались успокоить восставших, используя обещания, привлекая духовенство и представителей султанских семей. К началу 1837 г. восстание распространилось и на территории соседних округов.

К исходу 1837 г. из Аман-Карагайского округа к восстанию Кенесары присоединилось более 2 тысяч казахов. К вооруженной борьбе Кенесары присоединились также казахи Баян-Аульского окружного приказа.

Не наладив контакта с омской администрацией, Кенесары начал активные вооруженные действия. Осенью 1838 г. казахи Среднего жуза во главе с Кенесары начали переходить в пределы Младшего жуза, в районы Тургая и Иргиза, в восточную область Оренбургского ведомства. Эти районы, находясь на сравнительно большом расстоянии как от Западно-Сибирского губернаторства, так и от Оренбургского, имели для Кенесары важное значение.

Эти районы в дальнейшем стали эпицентром освободительного движения.

Особенно затяжные бои велись в районе Акмолинской крепости. Восставшие осадили крепость, и 7 августа в результате упорного штурма укрепление было захвачено. Ночью казачий старшина Карбышев и старший султан Конур-Кульджа, оборонявшие укрепление, бежали.

Пытаясь расширить масштабы движения, Кенесары налаживал контакты с руководителями восстания в Младшем жузе, в частности, с батыром Жоламаном, который в дальнейшем примкнул к восстанию. Когда сибирским властям стало известно об отложении значительной части аулов Среднего жуза и об их массовом уходе за пределы Младшего жуза, они обратились к казахам с новым воззванием, в котором, запугивая их наступающей зимой, указывали
на безрассудность предпринимаемого похода.

Движение Кенесары было достаточно мобильным по составу участников, так как сильное влияние на повстанцев оказывали: традиционный ритм кочевания, существующие старые противоречия между родами, нежелание некоторых султанов продолжать восстание.

Вместе с тем требования Кенесары стали затрагивать не только экономические аспекты, но постепенно переходили в политическую плоскость. Предводитель восстания настаивал в поселениях российской администрации на реставрации существовавших при хане Аблае отношений. Эти же требования звучали в его письмах и на имя императора Никалая I.

При нападении на аулы Кенесары был пленен один из кыргызских предводителей – Калча би – с 200 соплеменниками, которых султан отпустил во избежание осложнений в 1846 г. Вместе с тем Кенесары в послании на имя кыргызских манапов предложил им признать его власть, но что кыргызы, посовещавшись, ответили отказом.

Таким образом, Кенесары в 1846 г. начинает борьбу с Кокандом, опираясь только на силы примкнувших казахов Старшего жуза. После взятия Кокандской крепости Мерке Кенесары направился к Пишпеку. Пишпекский кушбеги Алишер совместно с кыргызскими предводителями выступил против султана. После кровопролитных столкновений обе стороны, потеряв значительное число воинов, не добились решающего перевеса в сражениях. Вскоре после этого было заключено перемирие, которое было нарушено кыргызами. Ими было устроено нападение на батыра Старшего жуза Саурыка, в ходе которого последний был убит.

В 1847 г. Кенесары вторгается в кыргызские земли. В ходе решающего сражения недалеко от кокандского укрепления Пишпек кыргызские манапы с отрядами кокандских беков окружили Кенесары. В ночь перед сражением султан Рустем и Сыпатай би покинули войско Кенесары и в ходе переправы через реку были частью перебиты, частью взяты в плен. На второй день, прорываясь с боями через болотистую местность, брат Кенесары Наурызбай, двое его сыновей и 15 султанов были убиты. Сам Кенесары был пленен.

Кыргызские родоправители решили казнить плененного казахского правителя. Перед этим Кенесары предложил кыргызам прекратить вражду и совместно выступить против Коканда, но предложение было отклонено. По преданию, перед смертью Кенесары запел песню о былых годах, о привольных степях Сары-Арки, о своих боевых товарищах. Казнь, прошедшая на виду у его давних друзей и спутников, произвела на них глубокое впечатление. Тут же соратникам Кенесары Насымбаем была сложена песня-тризна о героическом пути ставшего легендарным казахского хана.

Кенесары, как указывает исследователь жизни последнего хана Санат Кушкумбаев, остался в памяти рядовых кочевников как жесткий, но справедливый правитель, отстаивавший свободу казахов, попираемую царской колониальной администрацией и среднеазиатскими правителями.

В конце этой главы, основываясь на жизнеописании всех вышеперечисленных ханов Великой казахской степи, можно сказать лишь одно: они были выдающимися пассионарными личностями и боролись за независимость своего народа, твердо надеясь, что рано или поздно она приведет к независимому государству. А это, согласитесь, на любом отрезке истории, во все века и времена оправдывало их средства и действия.

Пассионарные деятели Казахстана

Каныш Сатпаев (1899-1964 гг.)

«В богатой истории Казахстана немало выдающихся личностей, в ряду которых – академик К.И. Сатпаев (1899-1964). Он известен не только в нашей республике, но и во всем мире как выдающийся ученый и общественный государственный деятель, создатель и организатор науки в Казахской ССР и первый из восточных народов академик Академии наук СССР. Именем его названа одна из малых планет.

По решению ЮНЕСКО в 1999 году будет широко отмечаться 100-летие со дня рождения академика К.И. Сатпаева. В подготовке к юбилею оживился интерес общественности к его жизни и деятельности, к трудам и публикациям о нем. Так как в архивах еще находятся труды академика, не вошедшие в прежние издания, полное академическое издание трудов К.И. Сатпаева является одной из актуальных задач. Многочисленные труды ученого будут служить основой для научного изучения его жизни и деятельности.

В последние тридцать лет о Сатпаева изданы книги и воспоминания, слагались стихи и поэмы, появились портретные и скульптурные произведения. Все это требует внимательного отношения, тщательного критического анализа, так как основательной научной биографии и фундаментальных книг о нем до сих пор нет. Сейчас наступил такой период, когда жизнь и деятельность, научное и творческое наследие ученого надо исследовать и изучать досконально, во всех деталях, связях его с современностью и с потребностями сегодняшней действительности, в созвучии с прошлым и будущим, во слиянии неординарной исторической личности на молодое поколение, в извлечении огромного опыта – уроков будущего. Это требует усилий различных специалистов. Для глубокого изучения жизни и деятельности академика К.И. Сатпаева имеют большое значение высказывания Первого Президента Республики Казахстан Н.А. Назарбаева: «…В нашей стране имя этого выдающегося ученого, первого академика, основателя и первого Президента Академии наук Казахстана, большого мыслителя и крупного государственного деятеля заслуженно окружено ореолом подлинной славы и огромного народного признания.

К какой бы сфере ни обращалась научная и общественная мысль К.И. Сатпаева, повсюду он распространял передовые идеи, вносил мощный импульс таланта и энергии, одухотворенности и организованности.

Казахстанцы всегда будут помнить огромный вклад Сатпаева в создание многоотраслевой экономики республики, становление собственной научной школы. Непреходящее значение имеет и такое направление, как воспитание подрастающего поколения на примере высокого гуманизма Каныша Имантаевича, его замечательных духовных качеств.

Вместе со всеми последователями К.И. Сатпаева, к числу которых отношу и себя…» (см. Наука Казахстана, 1995, 17 июня)

Так начинает свою книгу Газиз Батырбеков, один из сподвижников и почитателей пассионарных талантов Каныша Сатпаева. Он знал академика с детских лет.

«Дома был высок культ деда (моя мать – вторая дочь академика), на стене в квартире висел портрет ученого, на верхних полках книжных шкафов стояли его книги и фотографии, всегда отмечался день рождения К.И. Сатпаева. Мы, внуки, учились в алматинской школе, носящей имя академика Сатпаева, где в специальном зале были выставлены материалы о нем, школьникам учителя или приглашенные рассказывали о жизни и деятельности ученого. В дни его рождения иногда нас, школьников, водили в здание Академии наук Казахстана, где в большом фойе второго этажа возле мраморных бюстов Ломоносова и Сатпаева считалось важным нам напомнить, что знание и развитие науки связаны с их именами. Именем Сатпаева названа одна из улиц Алматы». (см. Г.О. Батырбеков. Академик К.И. Сатпаев и его современники. Алматы. 1999, с. 7)

Сатпаев казался тогда нам, детям, каким-то могучим заклинанием. Тогда мы слушали, запоминали, впитывали в себя, но слишком были юны и не знали цены всему этому, не записывали. Сатпаев был великим ученым, родным и близким человеком, гордостью народа.

Прошли год, и вот теперь считаем своим долгом собрать все, что связано с академиком К.И. Сатпаевым, обобщить и сделать доступным для общественности его многогранное огромное наследие. Пришлось собирать и систематизировать разбросанные по многим изданиям воспоминания современников о нем, участвовать в составлении уникального сборника воспоминаний об академике Сатпаеве «Қаныш-аға», изданного в 1989 году. Было выпущено в 1995 году второе издание его ранней книги «Ер Едиге», вышедшей в 1927 году в Москве, и опубликован ряд статей в журналах.

В годы становления К.И. Сатпаева (как пассионарной личности) шло бурное развитие образования и культуры, литературы и искусства в республике. Казахский народ обладал огромным духовным, интеллектуальным, культурным богатством. Это Ч. Валиханов, Ы. Алтынсарин, А. Кунанбаев, которые положили начало формированию национальной интеллигенции. К тому времени в особенном почете у казахского народа, как в любых цивилизованных странах, была тяга к образованию, к культуре. В аулах и городах открывались школы.

В 1910-20-е годы К.И. Сатпаев находился в кругу представителей казахской интеллигенции. Он рос и воспитывался в родном гнезде, дед и родители были грамотными, образованными, учившимися после аульных школ в городах Павлодаре, Семипалатинске, Акмолинске, Омске. Дед Сатпай Шотикович Сатаев (1823-1902) был одним из авторов письма жителей Аккелинской волости Павлодарского уезда Семипалатинской губернии с просьбой разрешить построить в Баянауле большие деревянные дома, заниматься земледелием-хлебопашеством, т.е. стать оседлыми. На той по случаю рождения в 1845 году первенца – Имантая – отца будущего ученого Каныша Имантаевича, была приглашена элита всех родов Старшего, Среднего и Младшего жузов. Об этом тое сохранена в народе легенда и сочиненная одним из присутствующих на тое поэтов ода, изданная впоследствии в газете, а затем в сборнике «Ақ бата» – «Благословение». В этой оде «заговорила» седая история казахского народа, начиная от печального Асана Кайгы (XIV в.) до современного тогда национального освободительного восстания под руководством батыра Исатая Таймсанова и пламенного поэта Махамбета Утемисова. В этой же оде впервые дана характеристика Сатпая: «Будь добродетельным, степенным, как твой отец Сатпай». В оде перечисляются замечательные человеческие качества многих исторических личностей и известных современников. Полностью эту оду можно прочесть в книге Ш.К. Сатпаевой «Cәулелі әулует». Там же можно найти письменное разрешение с указание номера и даты, выданное на имя Сатпая, готовившегося в путешествие в Саудовскую Аравию в священные города Мекку и Медину. Сатпай Сатаев умер в Мекке, похоронен его спутниками с соблюдением мусульманских ритуалов.

Заслугой деда Сатпая было то, что он своим детям и внукам дал прекрасное воспитание и замечательное образование, и они стали примером духовности и образованности в Центральном Казахстане. Об этом писали М.А. Усов, сын Абая Туругул. А.Х. Маргулан писал: «…еще до революции был известен… род Сатпаева своей образованностью…»

Отец Каныша Имантаевича Имантай Сатпаев (1845-1928) также был известным в свое время, грамотным, образованным, уважаемым человеком. Получил духовное образование в одном из медресе Омска, в духовной школе Абдрахима, хорошо знал восточную классику, знал русскую грамоту. Как писал А.Х. Маргулин, Имантай был знаком и с Ч. Валихановым (Қазахстан мектебі. 1964, №4), был в дружеских отношениях с Г.Н. Потаниным. Имантай хорошо знал историю и фольклор, собирал и записывал произведения искусства. Например, получив письмо на свое имя от неустановленного до сих пор автора (ученые полагают, что письмо написано Г.Н. Потаниным – Г.Б.), Имантай записал со слов внука Бухара-жырау (1668-1781) Курманбая одно из стихотворений знаменитого жырау, и эта запись долго сохранялась в Санкт-Петербурге, в архиве известного востоковеда И.Н. Березина. Спустя много лет отправленное Имантаю письмо и запись текста нашел А.Х. Маргулин и опубликовал в 1-м томе пятитомного собрания сочинений Ч.Ч. Валиханова, изданного в 1969-1972 годах. (см. Валиханов Ч.Ч., собр. соч. в 5-ти томах, Алма-Ата 1961, т.1) Запись Имантая была высоко оценена в книге «Казахский фольклор в собрании Г.Н. Потанина». (см. Кзахский фольклор в собрании Г.Н. Потанин, Алма-Ата, 1972)

Когда появился младший сын, Имантай Сатпаев написал на обратной стороне священной книги «Коран» следующую запись: «В день на 31-го числа наурыза, если считать по григорианскому летоисчислению, 1899 года его Величество – создатель мира наградил своего человека появлением на свет сына, нарекли имя Габдул-Гани». Так благодаря грамотности отца стали известны точная дата и первое имя Каныша Сатпаева.

К.И. Сатпаев с большой любовью относился к своим родителям и родственникам, в автобиографиях и письмах он трогательно отзывался о них.

В 1911-1914 годах К.И. Сатпаев учился в двухклассном русско-киргизском училище в Павлодаре. Здание училища находилось недалеко от берега Иртыша в старой части города и сохранилось поныне. Это добротное строение, двухэтажное кирпичное здание, в свое время построено зажиточной семьей. Здесь в данное время находится онкологический диспансер, не могли местные власти сохранить это историческое здание для культурно-просветительских работ, хотя в нем в разное время учились дети известных людей, впоследствии ставшие видными деятелями народного хозяйства и культуры.

Первыми преподавателями К.И. Сатпаева были А.З. Сатпаев, Я.И. Овсянников, Р.А. Барлыбаев, Н.Е. Алексеев, В.Н. Терентьев и др., сохранилась фотография, где они вместе сняты в стенах училища. На этом здании установлена мемориальная доска с барельефом К.И. Сатпаева с указание даты учебы в училище.

Вместе с К.И. Сатпаевым учился Ж. Аймаутов, впоследствии ставший видным писателем, драматургом, переводчиком, общественным деятелем; репрессирован в 1931 году, реабилитирован лишь в 1988 году. В 1991 году было издано собрание его сочинений. Спустя несколько лет рядом с мемориальной доской К.И. Сатпаеву на здании училища в Павлодаре была установлена доска Ж. Аймаутову.

Жусупбек Аймаутов (1889-1931), один из виднейших представителей общественно-политической и художественной мысли и культуры Казахстана начала ХХ века. Выходец из Баянаульского района Павлодарской области из зажиточной, но затем обедневшей семьи. Вместе с братьями научился в ауле арабской грамоте и ремесленному мастерству по резьбе дерева и железа, он без разрешения родителей сбежал из аула и поступил в павлодарское двухклассное училище, затем окончил семипалатинскую учительскую семинарию. Ж. Аймаутов принимал самое активное участие в общественно- политической и культурно-просветительской жизни Казахстана 20-х годов. Делегат учредительного Совета, член коллегии комиссариата, сотрудник редакции журнала «Абай», издававшегося в Семипалатинске в 1918-1919 годах, в редакциях газет «Қазақ тілі», издававшейся в 1922-1928 гг., и «Ақ жол», издававшейся в Ташкенте, директор Чимкентского педагогического техникума – вот далеко не полный перечень его короткой, но напряженной общественно-государственной деятельности.

Ж. Аймаутов оставил ценное наследие во многих областях общественной гуманитарной науки и в художественной литературе. Его оригинальные пьесы «Қартқожа», «Қүнекейдін жазығы», «Шернияз», «Ел қорғаны», «Мансапқорлар» имели большой успех, некоторые из них ставились в любительских театрах. Известны научные исследования Ж. Аймаутова по истории литературы, педагогике, психологии, методике, эстетике, переводы на казахский язык произведений В. Шекспира, В. Гюго, Г. Мопасана, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого.

Ж. Аймаутов один из первых подвергся гонениям, начавшимся еще в 1929 году, вскоре его арестовали и расстреляли.

То, что К.И. Сатпаев и Ж. Аймаутов встречались и были знакомы, не подлежит сомнению. Они оба учились в одном учебном заведении. Тогда Ж. Аймаутов и К.И. Сатпаев встречались и в Семипалатинске. Об отъезде К.И. Сатпаева в Семипалатинск сохранилось воспоминание А.Х. Маргулана о разговоре с Имантаем Сатпаевым: «Помню разговор с отцом Каныша по поводу отъезда того на учебу в Семипалатинск. «То был особенно тяжелый год, – говорил он, – и мне не хотелось в такое тяжелое время далеко отпускать сына. Но вижу, у Каныша пропал аппетит, каким-то мрачным парень стал. Что делать? Отговорить его мог только Абикей. Но его нет, он отдыхал то лето в Зайсанском уезде. Думал-думал, вижу, не удержать его в ауле. Наконец решился. В начале августа, прихватив с собой верных спутников Бакая и Козыбарга, вчетвером отправились на телеге в дорогу. Через неделю добрались до берега Иртыша. Каныш говорит: «Аке, давайте не поедем в Павлодар. Лучше дожидаться парохода здесь, в Воскресеновке». Так и сделали. Через несколько дней слышим гудок. У меня сердце замерло. Каныш радостно выскакивает на улицу, а у меня сил нет даже с места подняться: «Что станет с ним? Неужели целый год не увижу его? Дождусь ли? Ведь уже седьмой десяток кончаю…». Но пересилил себя, поднялся. Нельзя удерживать сына из-за старческой прихоти. Идем на пристань. Билет куплен заранее. Быстро простившись, Каныш поднимается на палубу, мы стоим на берегу, словно вкопанные. Пароход дает прощальный гудок, отчаливает. Каныш машет рукой, утирает глаза. Все же трудно пятнадцатилетнему мальчику покидать надолго родные места. А нам каково? Бакай с Козыбагаром насупились, в глазах слезы. На устах моих молитва о скором и благополучном возвращении любимого сына».

К тому времени Семипалатинск был одним из интеллектуальных центров. В Семипалатинске функционировало такое культурно-просветительское учреждение, как общество попечения о начальном образовании, созданное в 1888 году. В 1892-1893 годах в этом обществе было 9 почетных и 204 действительных членов. В 1893-1894 годах в этом обществе состояли Абай Кунанбаев, его сыновья Акылбай и Магауия. С 1878 года работал в Семипалатинске областной статистический комитет, действительным членом которого был в 1886 году Абай Кунанбаев. В 1883 году была создана Семипалатинская библиотека, постоянным посетителем также был великий казахский поэт и мыслитель. С 1883 года существовал Семипалатинский историко-краеведческий музей.

1 июля 1903 года открылась Семипалатинская учительская семинария, в составе которой было четыре класса и двухклассное национальное образцовое училище. В четырехклассной семинарии преподавались математика, алгебра, геометрия, география, физика, естествознание, черчение, педагогика, славянский язык, русский язык, Закон божий, рисование, чистописание, пение, были дополнительные предметы: внимание, прилежание, поведение.

В 1904 году в эту учительскую семинарию поступили брат К.И. Сатпаева Абикей Зеинович, Ахметолла Барлыбаев, Абиш Хасенов, которые после окончания в 1908 году работали в Павлодаре и Семипалатинске.

Во время учебы (1914-1918) в Семипалатинской учительской семинарии К.И. Сатпаев был в числе лучших семинаристов, о чем свидетельствует отношение директора Семипалатинского областного руководства с ходатайством утвердить стипендии отлично успевающим, затем сообщается: «…К 1 января 1916 г. Земскими стипендиатами Семипалатинской области при вверенной мне семинарии состояли: 1. Губарев Григорий. 2. Маутов Жакыпбек… 6. Сатпаев Габдул-Ганий… 18. Нурмухамедов Казы… 20. Сейсембаев Ахметбек…. Все эти воспитанники, как о том мною сообщено Семипалатинскому областному правлению в отношении от 14 июня за №628, в 1915/16 учебном году обучались при отличном поведении вполне успешно и по своим успехам переведены в следующие классы, а именно: Нурмухамедов, Новиков и Сейсембаев в 1-й, Зубков, Ошкин, Сатпаев во 2-й…» (см. Қазақәдебиеті, 1984, 3 марта)

В эти годы в Семипалатинской учительской семинарии была сосредоточена почти вся казахстанская интеллигенция. К.И. Сатпаев в то время юный, уже самостоятельный, общается с представителями интеллигенции, активно участвует в культурно- просветительских мероприятиях города.

Об этом периоде жизни К.И. Сатпаева сохранился ценный материал – программа большого концерта, устроенного 13 февраля 1915 года усилиями интеллигенции города, где будущий ученый Сатпаев и будущий писатель Аймаутов вместе играли на сцене – один на мандолине, другой на добре.

В то время Шакарим, совершивший в 1904 году путешествие в Мекку через Турцию, был уважаем и как хадж – высокое духовное звание, присуждающееся народом тем, кто выполняет завет Корана – паломничество в святые города Мекку и Медину. Шакарим воспитывался в доме своего знаменитого родственника, стал прямым продолжателем традиций Абая. Все это не могло не интересовать и не волновать юного семинариста К.И. Сатпаева, который позже считал необходимым включить имя Шакарима Кудайбердиева и его труд по истории Казахстана в свое исследование – предисловие к книге «Ер Едиге».

На том историческом концерте, одним из участников которого был семинарист Сатпаев, выступил современник и один из близких друзей великого Абая, популяризатор его творчества, певец Алмагамбет Капсалямов (1870-1932). Там он пел песни Абая: «Песня Татьяны», «Жарқ етпес», «Шілде» и несколько других песен. Впоследствии он продолжал свою исполнительскую деятельность и до самой смерти оставался верным пропагандистом произведений Абая. А. Капсалямов участвовал в различных концертах, разъезжая по аулам и школам с собственными программами. Со слов певца- композитора А. Затаевич записал несколько песен. Алмагамбету Капсалямову воздвигнут в 1997 году памятник на его родине – на окраине аула Караул Абаевкого района Семипалатинской области (сейчас Семипалатинская область находится в составе Восточно-Казахстанской области – Г.Б.). Имя А. Капсалямова вошло в уникальное издание «Абай. Энциклопедия». (см. Абай. Энциклопедия, Алматы. Атамура, 1995)

К.И. Сатпаев учился в Семипалатинской учительской семинарии и с будущим известным писателем М.О. Ауэзовым (1897-1961). Он учился на три года раньше Сатпаева, и их знакомство впоследствии переросло и во взаимное уважение. Рука об руку они самоотверженно трудились во имя прогресса народа, процветания своего родного Казахстана. Об их совместной работе обстоятельно рассказала Ш.К. Сатпаева в статье «Биік мақсаттар жолында», опубликованной в сборнике «Мұхтар мұрасы», посвященном 100-летию со дня рождения писателя в 1997 году.

К тем далеким временам учебы относится участие Сатпаева и Ауэзова в кружке «Ес аймақ». В этот кружок входили Амре Кашаубаев, Таир Жомартбаев, Иса Байзаков, Жумат Шанин, Жусупбек Елебеков и другие. Многие из них потом вошли в труппу первого казахского театра драмы.

Устроительницей памятного вечера в Семипалатинске была Н. Кульжанова, она была одной из образованных, активнейших общественных деятельниц-казашек. Кульжанова Назипа Сигазбаевна (1887-1934). Литературовед, журналист, публицист, педагог. Она окончила Костанайскую русско-казахскую женскую гимназию. В 1903-1904 гг. работала в Тургайском женском училище, с 1905-1920 гг. Н. Кульжанова преподавала в Семипалатинской учительской семинарии. В эти годы она организовывала уникальные литературно-музыкальные благотворительные вечера, программы которых освещались в тогдашних газетах. Н. Кульжанова выступала на вечерах с докладами на казахском и русском языках о казахской литературе, о жизни и деятельности Абая Кунанбаева, выступала со статьями в газетах. Стихотворения Абая из пейзажной лирики в свое время были опубликованы в «Сибирском студенте» (1915, кн. 3-4) в переводе Назипы Кульжановой, в ее исполнении собиратели А.Э. Бимбоэс и А.В. Затаевич в 1920-1924 годах записали ряд казахских народных песен и песен Абая. (см. газета «Казах», 1914, 30 марта).

К.И. Сатпаев постоянно работал над собой. Занимаясь преподавательской работой, а также изучая художественное наследие своего и других народов К.И. Сатпаев усиленно готовился к поступлению в Томский технологический институт, переименованный в 1925 году в Сибирский технологический институт.

По рассказам, в раннем периоде жизни К.И. Сатпаева произошла встреча его с известным талантливым поэтом Султанмахмутом Торайгыровым. Об этом можно прочитать в книге «Қаныш-аға».

Султанмахмут Торайгыров (1893-1920), крупнейший поэт, родом из Баянаульского района Павлодарской области. Научившись грамоте у отца и аульного муллы, в 1908-1912 годах учится в медресе в Баянауле и в Троицке. Самообразованием он достигает уровня свободного чтения произведений Крылова, Пушкина, Лермонтова. С осени 1913 года С. Торайгыров становится одним из ведущих сотрудников прогрессивного журнала «Айқап». Его лучшие стихи, ряд статей печатались в основном в этом журнале, поэмы «Жизнь в заблуждениях» и «Бедняк» были изданы после его смерти. Первый казахский роман в стихах «Красавица Камар» С. Торайгырова был опубликован в 1933 году, а собрание сочинений было издано в 1933 году, а затем в 1967 г. За свою очень короткую жизнь С. Торайгыров внес большой вклад в развитие казахской общественной мысли и национальной литературы. Судя по воспоминаниям современников, С. Торайгыров не раз бывал в ауле Шормановых, по соседству с аулом Сатпаевых.

Видный писатель и один из лидеров социально-политического движения Ахмет Байтурсынов (1873-1938) был знаком с Абикеем Зеиновичем Сатпаевым. В годы репрессий были уничтожены многие материалы об их совместной работе. Молодой тогда К.И. Сатпаев не мог не знать А. Байтурсынова. Кроме того, в доме родного брата К.И. Сатпаев, в то время видного работника в органах местного управления Г.И. Сатпаева было почитаемо имя А. Байтурсынова, о чем свидетельствует сохраненная в большой библиотеке Газиза Имантаевича книга писателя, изданная в 1909 году в Санкт-Петербурге.

К.И. Сатпаев с огромной долей почтения относился и к таланту другого виднейшего представителя художественной мысли поэта Магжана Жумабаева, в то время известного не только в Казахстане, но и за его пределами. Магжан Жумабаев (1893-1938) родился в ауле Северо-Казахстанской области, в зажиточной семье. Отец его Бекен был сыном прославленного хажди Жумабая. Научившись в ауле арабской, персидской, турецкой и русской грамоте, он продолжил учебу в Уфе, популярном в то время учебном заведении медресе Галия. Первый сборник стихов М. Жумабаева под поэтическим названием «Шолпан» вышел в Казани в 1912 году.

В 1913-1916 годах он учился в Омской семинарии, по окончании которой увлекается общественно-политической деятельностью, участвует во всевозможных сборах, движениях, съездах. Лишь в 1919 году М. Жумабаев возвращается к журналисткой, писательской и педагогической деятельности. В 1919 году он работает редактором Кокшетауской газеты «Бостандық туы», в 1922 году учительствует в казахско-киргизском институте в Ташкенте, работает переводчиком в Восточном издательстве в Москве, в 1928 году учится в литературном институте им. В.Я. Брюсова, занимается преподаванием в техникуме в Бурабае (Кокшетауская область), в партийно-советской школе.

По ложному обвинению М. Жумабаев был арестован в 1929 году, посажен в тюрьму, затем сослан в Карелию. По ходатайству художественных организаций и Е. Пешковой – жены А.М. Горького, он был выпущен на волю в 1934 году, но вскоре вновь репрессирован, и безвинного талантливого поэта 19 марта 1938 года расстреляли. Репрессированы также его братья: двое старших и младший.

М. Жумабаев был реабилитирован в 1988 году. При жизни поэта были изданы его произведения в 1912 и 1922 годах в Казани, в 1923 году в Ташкенте, его «Педагогика» увидела свет в собрании сочинений, включавшем его переводы и изданном в Алматы в 1990-1991 годах.

Надо полагать, что К.И. Сатпаев был в курсе событий жизни и деятельности М. Жумабаева, возможно, они встречались, но подверждающих это сведений пока нет. Но сохранился ценный материал – статья К.И. Сатпаева «Том Қаласында ұлтар кеші», опубликованная в газете «Қазақ тілі» 28 мая 1926 года.

В этой статье К.И. Сатпаев, подробно описывая вечер, впервые организованный в Томске, пишет о казахской части концерта и о том, что «...декламировались «Тез барам» Магжана (исполнитель Казалы), казахские песни исполнялись в сопровождении рояля, перед исполнением песен на русском языке объяснялось их содержание и читался текст... По причине того, что такой вечер устроен в городе Томске впервые, много было посетителей...»

Об этом вечере и статье К.И. Сатпаева в газете «Қазақ тілі», вероятно, знал М. Жумабаев. Возможно, чуть позже они встречались в Москве, в редакции издательства восточных народов СССР, ведь М. Жумабаев в одно время работал там переводчиком, а К.И. Сатпаев в этом же издательстве в 1927 году издал эпос «Ер Едиге». К.И. Сатпаев в 1926-1929 годы работал в Москве руководителем геологического отдела треста «Атбасцветмет» ВСНХ СССР, участвовал во Всесоюзном совещании по цветным металлам при ВСНХ. В те же годы М. Жумабаев учился в литературном институте им. В.Я. Брюсова в Москве. Во всяком случае К.И. Саьпаев не мог не знать одного из виднейших в то время лидеров общественно-политического движения и талантливого поэта М. Жумабаева. Ведь М. Жумабаев и старший двоюродный брат К.И. Сатпаева видный педагог А.З. Сатпаев вместе с другими были с списке №5 партии «Алаш». Стихи и поэмы М. Жумабаева в то время были самыми популярными в народе.

Одним из современников К.И. Сатпаева был видный поэт, прозаик, драматург, философ, математик, переводчик Миржакип Дулатов (1885-1935) – один из первых репрессированных, реабилитирован в ноябре 1988 года. Дочь писателя Гульнар Дулатова вспоминала: «В 1931 году я окончила среднюю школу – девятилетку. Моим огромным желанием было получить высшее образование, но учиться в пределах Казахстана не давали, просто не принимали с ярлыком «дочери врага народа». Но свет не без добрых людей: в моей судьбе принял участие дорогой наш Каныш-ага, первый Президент Академии наук Казахстана Каныш Имантаевич Сатпаев. Еще со студенческих лет он был поклонником отца, ближайшим его другом. Несмотря на риск, зная, что многие писатели и ученые были репрессированы, а Миржакип Дулатов находился в Бутырской тюрьме, Каныш-ага не отрекся от друга, не избегал семьи и в каждый свой приезд из Карсакпая в Кзылорду по-прежнему навещал нас. В один из его приездов после всех расспросов о житье-бытье разговор коснулся моей дальнейшей судьбы. Мама выжидающе посмотрела на него и сказала: «Ну, дорогой наш Каныш-ага, слово за тобой». Немного подумав, Каныш-ага произнес: «Гульнар должна учиться, поехать в Томск и поступить в медицинский институт. Это старинный студенческий город, где я учился сам. Сибиряки, много повидавшие на своем веку, народ по натуре отзывчивый, доброжелательный и происхождению, как у нас, особого значения не придает. Поэтому, и ты, Гульнар, не скрывай, а пиши в автобиографии, что отец находился в Бутырке, а в настоящее время в Соловках». На втором курсе учебу в Томске, к сожалению, пришлось прервать по семейным обстоятельствам», (см. Вечерний Алматы, 1997, 30 мая)

Как известно, в истории культуры казахского народа в середине 20-х годов крупным событием было открытие профессионального национального театра в тогдашней столице Казахстана Кзылорде. Тогда только что окончивший Томский технологический институт К.И. Сатпаев не мог стоять в стороне от этого крупного события, он присутствовал на концерте, посвященном годовщине открытия театра и написал большую обстоятельную статью «О национальном театре Казахстана», которая была опубликована в газете «Еңбекші қазақ» (ныне «Егемен Қазақстан»)в 1927 году 24 января. В статье К.И. Статпаев писал о некоторых деятелях культуры – А. Кашаубаеве, И. Байзакове, К. Куанышбаеве, К. Жандарбекове, Ж.Шанине и других, которые впоследствии стали виднейшими представителями искусства Казахстана. Статья К.И. Сатпаева представляет интерес и в том отношении, что в ней были впервые подмечены особенности одаренности только что вступивших на ниву культуры молодых работников искусства как напутствие, благословление на будущее.

В статье «О национальном театре» К.И. Сатпаев писал о певце Амре Кашаубаеве. Известный певец, артист, один из основоположников казахского национального театрального искусства Амре Кашаубаев (1888-1934) начал свой творческий путь в 1917-1918 годах, участвовал в работе в 1921-1924 годах в молодежной культурно-просветительской организации «Ес аймақ» в Семипалатинске, где на смотре художественной самодеятельности он вместе с Кали Байжановым получил главный приз по вокальному искусству.

В 1925 году на выставке всемирного искусства в Париже за мастерское исполнение казахских песен «Ағаш аяқ», «Дударай», «Қанапия», «Үш дос», «Жалғыз арша» Амре Кашаубаев удостаивается 2-й премии с бронзовой медалью. В те годы впервые записываются песни в его исполнении, появляется запись композитором и фольклористом А.В. Затаевичем песен на ноты. Звучал феноменальный голос певца и в консерватории в Москве, а в 1927 году в Германии в г. Франкфурт-на-Майне во время всемирной музыкальной выставки.

Амре Кашаубаев одним из первых был принят в театральную труппу, когда в Кзылорде в 1925 году открылся казахский драматический театр. В 1934 году был создан Театр оперы и балета в Казахстане, А. Кашаубаев переходит туда. Но проявить там талант и дарование певцу не удалось, он скончался в возрасте 46 лет, в самом расцвете таланта. Он не имел почетных званий и орденов. Вместо того, чтобы оценить талант певца, местная власть держала его под подозрением, мотивируя это тем, что состоялись две концертные поедки за границу – в 1925 году во Францию в г. Париж, в 1927 году во Франкфурт-на-Майне и другие города Германии. Между тем, он тогда был единственным казахом, представившим национальную культуру за рубежом.

В своей статье «О казахском национальном театре» К.И. Сатпаев одним из первых оценил творчество видного представителя художественной культуры и литературы Исы Байзакова (1900-1946), народного акына, импровизатора, поэта, композитора. Он был рабочим на руднике, окончив рабфак, учился в Институте просвещения, выступал как актер. Известны его романтические поэмы «Красавица Куралай», «Сказка пастуха», «Ақ-б пе», «В предгорьях Алтая», «Великая стройка», «Одиннадцать дней и одиннадцать ночей». Иса Байзаков, участвуя в песенных состязаниях – айтысах, часто одерживал победу, отличаясь виртуозным мастерством импровизации. Образ Байзакова воссоздан в романе Н. Анова «Крылья песни». Сочинения И. Байзакова изданы в 1956-1957 годах на казахском и русском языках. Он вошел в историю культуры и литературы Казахстана.

К.И. Сатпаев слышал его песни-раздумья в начале 1927 года, в начале будущего расцвета дарования акына-импровизатора и композитора, и одним из первых высоко оценил его талант.

В статье «О казахском национальном театре» К.И. Сатпаев писал: «…Об Исе много говорить не приходится. Потому что в его облике творческие, самобытные достоинства настолько высоки и горды, что доступны только ему самому, а «внешним» силам подчинятся не всегда могут – ясно видим. Единственное, что можно сказать: 1) Иса – одна из самых известных сил казахской труппы; 2) в сценическом исполнением Исы «Речитатива размышлений» публика, возможно, видит образы таких сказителей, как Асан-кайгы, Бухар».

Так, К.И. Сатпаев один из первых раскрыл уникальные грани прекрасного, самобытного таланта, блестящего дарования Исы Байзакова.

Интересно то, что отмеченные молодым К.И. Сатпаевым особенности исключительной талантливости и своеобразия Исы Байзакова, манера его исполнительского мастерства, и высокая оценка впоследствии не только подтвердились, но и совпали с мнениями искусствоведов. Так, например, в одном из воспоминаний Б.Г. Ерзаковича о ряде виднейших деятелей музыкальной культуры, национального песенного искусства есть такие строки: «…Иса Байзаков обладал сильным голосом тенорового склада. На радио выступал редко, но пел всегда с каким-то особым воодушевлением при ясной эмоциональной передаче поэтичного текста». (см. Антология казахских народных любовных песен (на рус. и каз. яз.), Алматы, 1994)

После пятнадцатилетней напряженной, исключительно продуктивной деятельности в Жезказгане К.И. Сатпаев с начала 40-х годов ХХ века и до конца жизни был во главе науки Казахстана. Особенно много встречался и сотрудничал К.И. Сатпаев с представителями науки и культуры. Некоторых из них он знал и раньше, продолжал знакомство и сотрудничество в годы войны, в числе их немало было эвакуированных в Казахстан.

Не претендуя на полноту освещения, остановимся на некоторых материалах, которые могут пролить свет на отдельные грани творческих взаимоотношений академика со специалистами общественных наук.

Одним из самых близких к К.И. Сатпаеву людей был виднейший представитель общественных наук, археолог, историк, филолог, искусствовед А.Х. Маргулан. Родиной их был Баянаул, красивейшее место в Павлодарской области. Они всю жизнь самоотверженно трудились рядом во имя процветания Казахстана. Алькей Хаканович Маргулан (1904-1985) в 1920 году окончил учительские курсы в городе Павлодаре, в 1921-1925 годах был слушателем Семипалатинского педагогического техникума, затем сотрудником редакции журнала «Таң» и газеты «Қазақ тілі». После окончания в 1924 году филологического факультета Восточного института в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) А.Х. Маргулан работал в 1930-1931 годах ученым секретарем терминологической комиссии Казнаркомпрома. Во время учебы в 1931-1934 годах в аспирантуре Государственной Академии истории материальной культуры А.Х. Маргулан участвовал в археологических экспедициях. Он преподавал в Восточном институте в Ленинграде, был научным сотрудником Института истории материальной культуры при АН СССР. В 1938 А.Х. Маргулан был переведен в Алматы в Казфилиал АН СССР, с 1946 года он – старший научный сотрудник, зав.отделом Института истории, археологии и этнографии АН КазССР.

А.Х. Маргулан в 1943 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук на тему «Историческое значение ярлыков и пайцзе», в 1946 году – диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук «Эпические сказания казахского народа». С 1946 года он – член-корреспондент, с 1958 – академик АН КазССР, с 1960 – профессор. В 1961 году стал заслуженным деятелем науки КазССР, в 1967 – лауреатом премии имени Ч.Ч. Валиханова, в 1982 – Государственной премии КазССР.

Труды А.Х. Маргулана посвящены истории материальной и духовной культуры казахского народа. Он был организатором и руководителем многочисленных археологических и этнографических экспедиций по Казахстану. Ему принадлежит комплексное исследование эпического жанра устного поэтического творчества, древней архитектуры, истории и музыки, он – один из создателей «Истории Казахской ССР с древнейших времен до наших дней».

Огромна заслуга А.Х. Маргулана в подготовке к изданию 5-томного собрания сочинений Ч.Ч. Валиханова и к изданию исследований о нем. Ценны его труды «Из истории городов и строительного искусства древнего Казахстана» (1950), «Древняя культура Центрального Казахстана» (1966), «Шоқан және Манас» (1970), «Бегазы-Дандыбаевская культура Центрального Казахстана» (1979), «Ежелгі жыр аныздар» (1985). Имя основателя казахстанской археологической школы академика А.Х. Маргулана присвоено Археологическому институту МН АН РК, созданному в сентябре 1991 года.

А.Х. Маргулан и его ученики высоко ценили вклад К.И. Сатпаева в изучении истории Казахстана.

В институте истории, археологии и этнографии им. Ч.Ч. Валиханова АН КазССР А.Х. Маргулан, К.А. Акишев, М.К. Кадырбаев, А.М. Оразбаев выпустили в 1966 году фундаментальное издание «Древняя культура Центрального Казахстана» под редакцией академика Академии наук Казахстана А.Х. Маргулана. «Светлой памяти первого Президента Академии наук Казахской ССР, исследователя Центрального Казахстана, академика Каныша Имантаевича Сатпаева посвящается этот труд» – так было написано на первой странице этого фундаментального труда. Это была одна из книг с посвящением, с особым подчеркиванием заслуг К.И. Сатпаева в исследовании Центрального Казахстана.

Кроме того, в этом же труде высоко оценивался вклад К.И. Сатпаева в археологическое изучение Казахстана, указывались его труды «Вопросы развития цветной и черной металлургии в районе Карагандинского бассейна», «Доисторические памятники в Жезказганском районе», упоминается его рукопись «Некоторые археологические данные в пределах Жезказганского района», которая сохранилась в архиве АН КазССР, ф. 2, д. 56. Если когда-нибудь будет систематизировано и издано полное собрание сочинений академика К.И. Сатпаева, то безусловно, в него должна быть включена эта рукопись. Архив академика еще не изучен, в нем немало неопубликованных трудов и писем К.И. Сатпаева.

Ради справедливости следует отметить, что вся деятельность и особенно в 30-50 годы ХХ века Каныша Сатпаева проходила в условиях острейшей борьбы не столько научных школ и течений, сколько игры без правил влиятельных личностей того времени. И только его природный талант, пассионарность позволила ему быть принципиальным исследователем геологической науки, оставаясь при этом разносторонне глубоким, по характеру, человеком.

Со стороны К.И. Сатпаева научные споры с центральными научными организациями были борьбой за паритетное отношение к геологам регионов, за учет местных интересов, в конечном счете – борьбой за создание своей геологической школы, развивавшей свои, вполне обоснованные геологические направления и опирающейся на всю полноту собственного фактического материала.

В те годы это была нелегкая и рискованная задача: могли обвинить в местничестве, национализме. Поэтому такую борьбу мог позволить себе только сильный духом, высоко подготовленный профессионально и имеющий перед собой ясную цель лидер. Именно таким пассионарным лидером и проявил себя Каныш Сатпаев. (см. К.И. Сатпаев «Выдающийся геолог современности», Алматы, 1998, с 82-83).

В среде авторов пишущих о К.И, Сатпаеве неоцененным является роман-эссе Медеу Сарсеке «Планета Сатпаева». Роман выдержал три издания и впервые дает читателям полную картину жизни и деятельности выдающейся личности. Его ранние успехи в школе, учеба в Томске и, самое главное, его геологическое изучение, предсказание и открытие особо значимых месторождений в различных частях Казахстана не давали покоя его завистникам и конкурентам.

Они забрасывали государственные учреждения различными доносами и жалобами. Выдающемуся ученому и талантливому организатору науки приходилось тратить массу времени и сил на ответы. В романе Медеу Сарсеке приводится множество примеров такой «борьбы». (см. указ. соч., с. 542-611). Он, Каныш Сатпаев, многое пережил, многое зло победил, но судьбу свою не смог. 30 января 1964 года он попросил дочь съездить на рынки Москвы и купить ему ягод. Но на второй день ему они уже не понадобились. 31 января 1964 года после тяжелой и продолжительной болезни, на 65-м году жизни скончался видный советский ученый, президент Академии наук Казахской ССР, лауреат Ленинской и государственной премии, депутат Верховного Совета СССР, заместитель Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР, академик Каныш Имантаевич Сатпаев. (см. Медеу Сарсеке, Планета Сатпаева, роман-эссе, Алматы, с. 668)

Известно, что каждая выдающаяся личность оставляет после себя след в истории – будь то книги, дворцы или вновь открытые земли. Огромен вклад академика Каныша Сатпаева в отечественную науку. Велики его заслуги перед страной. Зная и оценивая это, современники – коллеги, в первые годы после кончины выделили его великие заслуги.

Первая из них – «выявление подлинной ценности Жазказганского рудного района, что, по существу, является подвигом всей жизни К.И. Сатпаева, – писал в 1965 году профессор геологии В.С.  Коптев-Дворников. – Благодаря поискам геолога Сатпаева Улутау-Жезказганский регион с 40-х годов был признан одной из трех уникальных медных мировых провинций, с тех пор этот край стал притягательным для десятков тысяч людей, сюда пришла современная индустрия…»

Жезказган с 70-х годов прошлого столетия превратился в площадку новых гигантских строек. На горнометаллургическом комбинате, за создание которого так упорно и мужественно сражался академик, открыт музей истории предприятия. Один из залов музея посвящен жизни и деятельности замечательного ученого. А дом в Карсакпае, в котором Сатпаевы прожили более десяти лет, давно превращен в мемориальный музей академика.

Его имя носит Инстатут геологических наук АН Казахской ССР. Оно не только увековечено на мемориальной доске, установленной на фасаде института, – имя Сатпаева живет в делах, разносторонних исследованиях многочисленного коллектива, в его научных открытиях, в практическом воплощении их. Ведь сегодня работает созданная академиком школа казахстанских геологов.

Возглавив только что созданный Институт геологических наук, Каныш Имантайулы за короткий срок превратил его в подлинный научный центр геологической мысли, куда через двадцать лет приезжали не только из Москвы, Киева, Еревана, Тбилиси, Новосибирска и других городов Советского Союза, но и из разных стран мира за советами и новыми идеями. Институт в те годы стал своеобразным теоретическим штабом по руководству всеми геологическими экспедициями Казахстана и Средней Азии.

Потому создание этого научного учреждения его современники считали вторым великим делом, которое он совершил в своей сравнительно короткой, но необычайно насыщенной, созидательной творческой жизни.

К третьему делу они отнесли рождение Казахстанской Академии наук.

Совершено бесспорен и не вызывает никакого сомнения факт, что академик Сатпаев был инициатором, основателем и создателем Национальной академии наук. Благодаря неиссякаемой энергии и кипучей организаторской деятельности Каныша Имантайулы был создан Казахстанский научный центр на много лет раньше. Открывая многоотраслевые институты филиала АН СССР, он добивался, чтобы в годы войны Советским правительством было принято специальное постановление об ускоренной организации Академии наук Казахской ССР. Плодотворная работа коллективов научно- исследовательских институтов вскоре дала блестящие результаты – молодая Академия была признана одной из ведущих в Союзе. Казахстанскими учеными в те годы был сделан ряд выдающихся открытий – и в этих успехах опять же громадная заслуга неутомимого труженика и организатора К.И. Сатпаева, первого президента Академии.

В главном корпусе НАН РК, в фойе второго этажа сейчас установлена мраморная скульптура – Каныш Имантайулы сидит в раздумье, как бы спокойно, испытующе вглядываясь в каждого поднимающегося по ступеням этого величественного храма науки. И у посетителя невольно возникает жгучий вопрос: «С чем я иду сюда?..»

Четвертая – это его неоценимый вклад в Победу в годы Великой Отечественной войны. Являясь членом Всесоюзной комиссии по использованию ресурсов Сибири и Казахстана, а также руководителем Казахстанского филиала АН СССР и директором Института геологических наук, он все сделал, чтобы оборонная промышленность страны была обеспечена в достаточном объеме стратегическим сырьем. Вклад в оборону страны Каныша Имантайулы достаточно весом и всесторонен: из статистических данных времен войны известно, что одну треть всей меди, а также свинец на отливку каждых девяти пуль из десяти получали из Казахстана. Триллионы гильз для пуль и снарядов, выпущенных по врагу, были немыслимы без жезказганской руды, которая по предложению и личному указанию первооткрывателя этого месторождения К.И. Сатпаева ежедневно отгружалась на Балхашский медеплавильный завод-гигант.

С законной гордостью мы отмечаем величайшую заслугу геолога Сатпаева в защите Отечества от немецко-фашистских оккупантов. Но увы! Его вклад в Победу, по-нашему мнению, до сих пор не оценен по достоинству. Ведь за выигрыш крупного сражения, как правило, давали Золотые звезды Героев, иногда за это вручали маршальские жезлы. А что получил геолог Сатпаев за то, что в те трудные февральские дни 1942 года, не побоявшись последующей ответственности в случае необнаружения предполагаемых запасов стратегического сырья, за что мог получить и вышку, смело заявил о наличии в Жезды дефицитной марганцевой руды? Да, он был после победы награжден орденом Великой Отечественной войны 2-й степени. Но разве эта награда соизмерима с тем подвигом, что он совершил во имя спасения Родины?!

Еще одна заслуга Сатпаева пока известна небольшому кругу специалистов, и то лишь бывших очевидцами тех исторических дней. Как вспоминает автор романа «Планета Сатпаева» Медеу Сарсеке, 1671-1681).

«Осенью 1981 года по своим творческим делам я оказался в Москве. И однажды попросился на прием к министру среднего тяжелого машиностроения, трижды Герою Труда Е.П. Славскому. С Ефимом Павловичем я познакомился в Усть-Каменогорске, он был одним из тех, кто помог мне издать в престижной серии ЖЗЛ Московского издательства «Молодая гвардия» документальную книгу о К.И. Сатпаеве.

Министр взял мою книгу с автографом, медленно полистал, поблагодарил за подарок, попутно заметив, что уже читал ее и признателен за упоминание о нем. А потом, пристально вглядываясь в портрет Сатпаева на обложке спросил:

– Вы не торопитесь? Хотел бы кое-что вам рассказать…

Услышав от меня положительный ответ, Ефим Павлович продолжил:

– Молодой человек, запомните мои слова, когда-нибудь пригодятся, думаю, еще не раз будете писать о своем славном земляке…

Секретарь министра принесла нам чай, разлила в маленькие чашки. Разумеется, мое внимание было полностью сосредоточено на хозяине кабинета, явно расположенном в те минуты ко мне. А он, будто бы о чем-то раздумывая, наконец, произнес чуть простуженным голосом:

– Не обижайтесь на мои резкие слова, дорогой писатель, но скажу откровенно: вы, казахстанцы, до сих пор не поняли, какого необыкновенного человека имели в лице Каныша Имантаевича, великие заслуги его ведь еще не оценены во всей полноте не только в Казахстане, но и в союзном масштабе. В нашем веке вряд ли это произойдет. Скорее всего, вы это поймете лишь в ХХI веке, может быть в самом начале. И тогда наступит время Сатпаева, непременно наступит, запомните, молодой человек!.. – Славский тяжело вздохнул, ему тогда было уже под восемдесяят, и продолжил. – Он лучше всех нас, в том числе и многих своих коллег – ученых-геологов понимал тайны земных недр. Во всяком случае, Каныш Имантаевич заранее знал, как и где найти предполагаемые месторождения полезных ископаемых, его научные предвидения всегда были точны и верны. Производственники уверенно шли туда, куда он направлял. Не было случая, чтобы специалисты обманулись или разочаровались. Разумеется, я говорю о геологах нашего ведомства…

Отхлебнув остывший чай, Ефим Павлович неожиданно улыбнулся, наверное, вспомнил какой-нибудь неординарный случай.

– Конечно, многим это неведомо, но скажу для вас: вот эта – одна из трех высших моих наград, – сказал он, пальцем указав на ряд Золотых звезд на груди. – Одна не моя, она по праву принадлежит Канышу Имантаевичу. Ее я получил за создание большого производства на полуострове Мангышлак. А заставил меня идти туда академик Сатпаев! Да, да, это истинно так! Геологи там нашли для нашего производства дефицитное месторождение (я понимал, что речь идет об урановой руде, хотя министр конкретно не называл вид сырья – М.С. ). Мы могли подойти к месторождению со стороны моря, перебросив для производства все нужное оборудование, а готовую продукцию вывезти на самолетах… Но Каныш Имантаевич убедил меня в другом: нужно обязательно строить железную дорогу, заявив многозначительно: «История вознаградит вас, люди этого региона скажут спасибо, что заложили базу для новой жизни!...» «Во имя чего?» – спросил я. «Мангистау, да и весь обширный Атырауский регион богат не только этим сырьем. Там есть колоссальные запасы нефти, полиметаллов, марганцевых руд и еще много чего, о которых мы пока не знаем, но уже прогнозируем, – ответил тогда Каныш Имантаевич. – Идите туда смелее, ваши расходы оправдаются!..» Для того, чтобы начать прокладку железной дороги через безводную глушь, где даже не растет трава, где нет ни одного деревца – под тенью которого можно было спрятаться от палящего солнца, надо было иметь веские основания. А их в то время еще не было, одни лишь предположения… о будущих открытиях. И мы, опять, поверив дальновидности Сатпаева, начали эту дорогу длиной более чем в девятьсот километров. Через пять лет к порту Актау пришел первый поезд! Были затрачены огромные средства, от моих недоброжелателей в высшие инстанции посыпались жалобы. На меня завели персональное дело, предстояло в Комитете народного контроля оправдываться за миллиардные расходы государственных денег без ясной цели и особой необходимости… Но, мне, как видите, повезло, родился, так сказать, в рубашке: в 1961 году, когда вокруг меня стали сгущаться тучи, ударил первый фонтан нефти, как позднее назвали, «на полуострове сокровищ», а за ним последовали другие…

– Словом, вместо вынесения выговора или снятия с поста, меня наградили еще одной Золотой звездой… – усмехнулся хозяин кабинета, продолжая свой рассказ-исповедь. – Я тогда говорил откровенно, что это не моя заслуга, просил наградить заодно и академика Сатпаева, что мол, так будет справедливее. Мы с министром геологии ССР А.В. Сидоренко тогда же внесли в Союзное правительство официальное ходатайство об этом. Увы, из родного Казахстана, не могу и не хочу обвинить ваш народ, он добрый, трудолюбивый и талантливый… но оттуда поступили, вместо положительных характеристик, всякие грязные доносы на Сатпаева… И он, великий сын своего Отечества, выдающийся ученый нашего времени ушел из жизни, не получив ни одной из этих заслуженных Золотых звезд… Конечно, заслуги человека в истории не оцениваются количеством полученных орденов и медалей, они нужны только живым. Для народа и для истории эти почести ничего не значат. Самая высшая награда – это любовь и признание народа, а этим Бог не обидел моего друга Каныша Имантаевича, я уверен, что его имя и дела бессмертны!..» (см. указ. соч., с. 674)

Динмухамед Кунаев (1912-1993 гг.)

Прежде, чем приступить к описанию жизни и деятельности такой пассионарной личности как Динмухамед Кунаев, хотел бы внести некоторые свои уточнения для лучшего понимания понятий и терминов моего учителя пассионарности Льва Гумилева. Для конкретизации и прояснения я бы их расположил по логике проявления пассионарных личностей.

Пассионарии – особи, пассионарный импульс поведения которых превышает величину импульса инстинкта самосохранения.

Пассионарное поле – поле, обусловленное наличием биохимической энергии – пассионарности.

Пассионарный импульс поведения, или пассионарный импульс – поведенческий импульс, направленный против инстинкта личного и видового самосохранения.

Пассионарная индукция – явление трансформации поведения гармоничных особей и субпассионариев в присутствии пассионариев под влиянием пассионарного поля.

Пассионарное напряжение – см. уровень пассионарного напряжения этнической системы.

Пассионарный признак – рецессивный генетический признак, обусловливающий повышенную абсорбцию особей биохимической энергии из внешней среды и выдачу этой энергии в виде работы.

Пассионарность как энергия – избыток биохимической энергии живого вещества, обратный вектору инстинкта и определяющий способность к сверхнапряжению.

Пассионарный толчок – микромутация, вызывающая появление пассионарного признака в популяции и приводящая к появлению новых этнических систем в тех или иных регионах.

Пассионарность как характеристика поведения – эффект избытка биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность ради иллюзорной цели.

Думаю, Динмухамед Ахмедович Кунаев за годы своей жизни и деятельности прошел все стадии развития пассионарности достойно. Более того, каждый трезвомыслящий человек на каждом этапе жизни как бы приостанавливается, чтобы оглянуться назад и убедиться в правильности пути. Единственное, с чем я не согласен, так это с утверждением «о жертвенности ради иллюзорной цели» (см. Лев Гумилев «Древняя Русь и Великая степь». Издательство Москва, 2008, с. 830).

Учитывая глубину темы и планетарность мышления у таких людей, как Гумилев, не может быть никакой иллюзорности у пассионарных личностей, таких, как Динмухамед Кунаев. Родившись в начале 20 века он сразу ощутил на себе все «прелести» того времени.

«Отец умер в 1976 году, не дожив до девяноста лет трех месяцев. Наша семья жила в Верном на Саркандской улице в доме Иванова (в Большой Станице), где я родился 12 января 1912 года. Через два года отец построил небольшой домик на Старокладбищенской улице, 39. Она получила свое название потому, что в ее северной части находилось старое кладбище (сейчас в этом районе расположен вокзал Алма-Ата II). После этого улицу называли Вокзальной, затем проспектом Сталина, Коммунистическим проспектом, а ныне это проспект Абылай-хана. Наш старый дом, где прошли мои детские годы, давно снесен, на его месте построен большой дом с магазином по продаже электротоваров. Недалеко от нашего дома находилась узбекская мечеть. В дни мусульманских праздников – ураза-айт, курбан-айт – отец брал меня с собой в мечеть. Пока шла молитва (намаз), мы, тогда 7-8-летние мальчишки, забирались на минарет и оттуда с большой высоты смотрели на город. После молитвы возвращались домой в приподнятом настроении. Самым приятным было празднование курбан-айта. Отец по обычаю резал барана (курбан-шалу). Сначала из туши вырезалась грудинка и тут же поджаривалась на костре. Затем всем членам семьи раздавали по кусочку и после этого приступали к чаепитию. Кстати, к празднику готовились заранее, и в нашем доме всегда жарили баурсаки, готовили и другие лакомства». (См. Динмухамед Кунаев «От Сталина до Горбачева». Алматы. «Санат», 1994, с. 14). Но, как признается сам автор в начале своей книги, «правильным и более точным ее названием было бы такое: «От Сталина и Хрущева – до Брежнева и Горбачева». Но суть названия всегда второстепенна. Главное – содержание, как говорят сейчас – контент. У пассионарных людей он – особенный.

«Мы являемся участниками многих значительных дел и совершений, происшедших и происходящих в Республике, – писал Д. Кунаев в своей книге. – К сожалению, в последнее время появилось немало статей, где о давнем и недавнем прошлом Казахстана говорится только в негативном плане. И удивляет, что многие их авторы в годы оные активно утверждали прямо противоположное. Им видно, все равно, восхвалять или хулить, лишь бы попасть в тон.

В связи с тем, что в этих выступлениях и статьях много путаницы, а главное мало честности, считал бы необходимым сделать кое-какие выводы из нашего исторического опыта. В своей работе хотелось бы отобразить важнейшие события в истории Республики предельно объективно, без коньюктурных издержек, другими словами, рассказать о том, как это было в действительности.

Перед началом вечернего заседания сессии ко мне подошел депутат, и считая себя вправе говорить от имени горняков, обогатителей, металлургов и всех трудящихся Балхаша, сказал: «Почти все ваши доклады, выступления, статьи печатались во многих изданиях страны и за рубежом, но без вашей биографии. Было бы хорошо, чтобы вы обратили на это внимание и вспомнили товарищей, с которыми Вы работали».

На эту тему со мной не раз разговаривал известный поэт и общественный деятель Олжас Сулейменов. Он убеждал (и, как видите, убедил!), что моя биография, моя жизнь позволяет глубже и масштабнее понять многообразие процессов, происходивших в нашей Республике.

Свыше сорока лет ЦК КПСС оказывал мне высокое доверие и большую поддержку в моей практической деятельности.

В разное время мне поручали возглавлять крупные предприятия цветной металлургии, быть у истоков создания мощной медной промышленности страны. Была оказана большая честь – меня избрали академиком АН Республики и ее президентом. По рекомендации комсомольской организации, членом которой я был с 1927 года, секретаря парткома Коунрадского рудника Ильина и передового рабочего Абжанова в 1939 году был принят в партию. С этого незабываемого в моей жизни года я постоянно избирался в вышестоящие партийные органы. Партия доверила мне проработать в самых высших органах реальной власти республики и страны в течение 42 лет. За это время с небольшим интервалом проработал в должности первого секретаря ЦК Компартии Казахстана 25 лет. Дважды назначался Председателем Совета Министров республики. С IV съезда Компартии Казахстана по XVI включительно входил в состав ЦК КПК. Избирался делегатом XIX и всех последующих съездов партии, включая XXVII съезд КПСС. На XX и всех последующих съездах избирался членом ЦК КПСС. На XXIII съезде был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК, на XXIV, XXV, XXVI, XXVII съездах – членом Политбюро ЦК. В общей сложности в составе Политбюро ЦК находился 21 год. Являлся депутатом Верховного Совета СССР, с 3 по 11 созыв включительно. В течение 25 лет был членом Верховного Совета СССР, членом Президиума Верховного Совета Казахской ССР состоял с 1960 года по июнь 1987 года.

Выполняя поручения ЦК и Президиума Верховного Совета, выезжал во многие социалистические и капиталистические страны, возглавлял партийные и парламентские делегации. Мне довелось работать, встречаться, слушать видных деятелей нашей партии и государства, международного рабочего и коммунистического движения. Приходилось беседовать с крупными политиками, бизнесменами, учеными, литераторами многих зарубежных стран». (см. «От Сталина до Горбачева», с. 8)

Согласитесь, давать оценки жизни и деятельности такому человеку, каким был Динмухамед Кунаев, весьма проблематично по двум причинам. Первая – каждый «оценщик» по своей природе и уровню мышления субъективен; вторая – время и новые источники информации меняют мнения людей на те или иные события и явления жизни. Лучшим способом проверки здесь служит сама жизнь и время, которое все расставляет по своим местам с самой объективной точностью. После кончины Динмухамеда Кунаева прошло достаточно времени, чтобы послушать мнения многих известных людей – тоже пассионарных – чтобы понять, кем был, как жил и как действовал он в то время, в котором жил. Начну с Олжаса Сулейменова, писателя, государственного и общественного деятеля, из рук которого я имел честь получить премию его имени.

«В двадцатом веке нам посчастливилось встречаться с людьми, которым впору определение – «великие». Одним из них без малейшего сомнения могу назвать Кунаева. Я его знал в разных ипостасях как Динмухамеда Ахмедовича, как Димаш Ахмедовича и – Димеке. Видел в работе – на совещаниях, съездах, на полевом стане среди комбайнеров, в часы отдыха – за семейным столом, на охоте, в чабанской юрте. Мне посчастливилось быть близко к нему в его счастливые минуты, которые, как всегда, совпадали с победными достижениями Казахстана. И в самые тяжелые периоды его жизни довелось быть рядом. Когда-нибудь выйдет книга воспоминаний, где я, иншала, подробней расскажу о годах становления Казахстана, которые совпали с годами моего становления, как гражданина и как литератора. Это было время, когда республикой руководил Динмухамед Кунаев. Сейчас я работаю над этой книгой.

Какие главные заслуги этого человека перед народом? Он был проницательным политиком, предвидел последствия шагов Москвы в республике. Ближайшему окружению Хрущева из «русских патриотов» не давала покоя целина, куда направлялись значительные средства из союзного бюджета, которые, как они считали, должны были расходоваться на подъем сельского хозяйства средней полосы России. По их предложению в КазССР был создан Целинный край, Акмола переименована в Целиноград. Краевое управление не было присуще Казахстану, но естественно для РСФСР. Следующим шагом была бы передача Целинного края России, где бы «бывшие русские области» Казахстана вполне естественно соседствовали бы с Красноярским краем. Тогда затраты на целину, по мнению патриотов из Центра, были бы оправданы. Д.А. Кунаев, понимая эти далеко идущие замыслы, добился того, чтобы такое же краевое правление было утверждено на юге и западе республики, чтобы целина не выделялась особым статусом. Такая сбалансированность помогла удержать Целинный край в составе КазССР. Сепаратизм был уже тогда, но он еще и поддерживался Москвой.

Хрущев, строя свои планы политико-административного районированного народного хозяйства в СССР, считал, что каждая республика должна иметь свое основное производство, исторически ей присущее. Россия – хлеб, Казахстан – овцеводство, Узбекистан – хлопок… Во имя такого районирования перекраивалась карта. Узбекистану были отданы несколько хлопкосеющих районов Южного Казахстана. Кунаев, выступивший против такого решения, был снят с поста Первого секретаря.

Это случилось 16 декабря 1962 года.

Это декабрьское число станет роковым в судьбе Димаша Ахмедовича: второй раз он будет освобожден от должности 16 декабря 1986 года.

Но до этого произойдет многое – в 1964 году он вернется в свой кабинет и вернет три района Казахстану. И за четверть века бессменной службы выведет республику с 14-го места в передовую тройку. Республика под его руководством доказала, что не только животноводство ее удел. Она стала второй хлебной нивой страны и краем мощной многопрофильной промышленности. За это время потенциал промышленности Казахстана вырастет в 10 раз! Таких темпов развития не знала ни одна республика.

Человек большой внутренней культуры, фундаментально образованный (он стал доктором и академиком до того, как был избран Первым секретарем), Димаш Ахмедович любил людей творческих и был любим ими. Никогда до «Кунаевской эпохи» и после нее артист, художник, писатель, архитектор не чувствовали себя столь нужными народу и ценимыми. Ни один творческий работник не нуждался. Многомиллионными тиражами выходила литература на казахском и других языках. Открывались новые театры во всех областях. Была выстроена самая лучшая в Средней Азии киностудия, построены новые библиотеки, выставочные залы, мастерские художников. Какие таланты в каждой художественной сфере! Певцы какие – Ермек, Бибигуль, Алибек, три Розы.

О Кунаеве еще пока немного написано. Надеяться на то, что будущие историки восполнят сегодняшнее наше отставание не приходится – уходят люди, близко знавшие Димекена, работавшие с ним, и уносят невосполнимые подробности – живые фрагменты мозаики, которые могли сложиться в портрет человека, без которого образ Казахстана эпохи подъема (60-80-е годы XX века) будет неполным.» (см. Личность. Автор проекта, составитель и редактор Серик Абдраимулы. Алматы. «Санат», 2007, с. 5-6).

А вот что писал Нурсултан Назарбаев – первый президент РК.

«Динмухамед Ахмедович Кунаев… Всегда относился к нему с искренним уважением, даже в самые трудные периоды наших отношений. Максимализм, с которым мне хотелось изменить ситуацию к лучшему и в экономике, и в кадрах, и в политике, не встретил понимания. Тогда я искренне считал, что выступаю на стороне Д. Кунаева, подвергая жесткой критике и пресекая безобразия, творимые некоторыми первыми секретарями обкомов партии и руководителями министерств. Я искренне надеялся, что Первый, убедившись в моей правоте, разгонит всех негодяев, и мы сможем действительно провести серьезные реформы в жизни Казахстана. Ведь этого требовали решения уже прошедшего Апрельского (1985 г.) пленума ЦК КПСС. Тем более, необходимо иметь в виду и тот энергетический настрой, который оставил после себя Ю. Андропов. Но я не учел другого – того, что Динмухамед Ахмедович Кунаев, действительно крупный политик своего времени, почти треть века занимавший разные высшие государственные посты в Казахстане, психологически, да и, наверное, физически (к тому времени ему уже было за 70 лет), по-видимому, не мог адаптироваться к новой ситуации. К тому же в Центре к власти только что пришел К. Черненко… Я думаю, что позиция Д. Кунаева объяснялась не столько инерцией мышления, не столько стремлением сохранить так называемую стабильность, сколько простой усталостью много испытавшего в своей жизни человека. Ведь за плечами у Д. Кунаева стояли очень сложные и напряженные годы работы в той системе. Приходилось слышать, как он сам говорил: «…устал, надоело все, доработаю до 75 лет и уйду…».

Любой управленец согласится со мной, что находиться тогда на высших постах в системе государственной власти человеку, не обладавшему административными, управленческими способностями, навыками, искусством практически было невозможно. Жизнь показывает, что эти качества необходимы и сейчас для управления страной. Я думаю, в известном смысле это была и личностная драма, когда руководители в старческом возрасте, прекрасно осознавая свою, мягко скажем, функциональную беспомощность, сидели десятилетиями на своих постах. Помню и такой, очень интересный штрих. К. Черненко, став Генеральным секретарем, принял решение, по которому члены Политбюро старше 70 лет могли работать пять дней в неделю, к тому же с десяти до пяти часов. Не раз приходилось слышать: «Мы можем не работать, партия все сделает». Вот так.

Момент психологического несовпадения и, наверное, большая возрастная разница тоже сыграли свою роль в этих непростых отношениях… Свою роль в обострении моих отношений с Д. Кунаевым в то время сыграли, конечно, некоторые первые секретари обкомов, аппаратчики, достаточно близкие и вхожие к Д. Кунаеву. Прошло много времени. Конечно, прежние нашептывания обо мне, совершенно невероятные истории о моих замыслах и проектах уже не имеют никакого значения. Зла я на этих людей, настраивавших против меня Д. Кунаева, не держу. Более того, многим из них впоследствии помог.

После того, как я стал руководителем республики, мы не раз встречались. Зашел к нему, когда умерла его жена. Он сам захаживал по разным житейским вопросам и никогда не знал отказа. Не в пример отдельным «бывшим» Д.А. Кунаев полностью отошел от политики, вел себя солидно, мудро, поддерживал проводимую сложную работу в республике, делился своим мнением об отдельных руководителях. Вспоминается такой случай в начале 80-х годов. Однажды летели мы в его самолете из Алма-Аты в Петропавловск, с юга на север республики. Вдруг он меня подозвал и шепотом говорит: «Какая у нас республика. Вот бы стать самостоятельным государством». И приложил палец к губам. Думается, знал, что и члены Политбюро «ходят под колпаком». В год его смерти в мае звоню домой и приглашаю его полететь со мной на праздник в Ордабасы. «Зачем, – говорит, – ты хочешь меня, старика, таскать в жару. Умру еще в дороге». Посмеялись…» (см. там же, с. 8-9).

Казахстан – особенная республика. Была такой, остается такой сейчас и… надеюсь и верю, что такой будет и в будущем. И в этой связи хочу привести слова очень известного и уважаемого человека, Героя социалистического труда Байкена Ашимова: «Димаш Ахмедович считал и верил, что важным моментом в любом деле, ключом к победе является дружба между народами, их единство. Известно, что наша республика была самой многонациональной в составе СССР. В связи с этим Кунаева можно назвать истинным интернационалистом. Он стремился мобилизовать все силы компартии, советских органов для правильного руководства многонациональным государством и объединения всех народов нашей Родины. Я считаю, то, что наша республика относится к передовым – результат дружбы народов. Изучая опыт того времени, мы всегда должны помнить о факторе дружбы между народами. Вбирая в себя лучшие черты из истории, не повторяя ошибок прошлого, нужно строить новую жизнь. Поэтому, чтобы избавиться от экономических трудностей, свалившихся на плечи народа, необходимо дружно и честно работать. Там, где единство и взаимопонимание, – там победа. Примеры такой великой дружбы простой народ доказывал не раз». (см. там же, с. 12-13).

Высказываемые слова Байкена Ашимова – это основополагающая платформа для руководителя любого уровня, поскольку они исходят от пассионарных деятелей Казахстана. Какими были и Кунаев, и Ашимов.

Государственный и общественный деятель Кенес Аухадиев свои воспоминания о Кунаеве озаглавил весьма патриотично – «Он гордился казахами». «По моему мнению, Кунаев для казахов явился человеком данным свыше. Его умение работать, руководить, знание экономики, гуманность, – все грани его личности, дополняя друг друга, ставили этого человека в особое положение. В жизни он познал радость и горечь, успех и неудачу, но в любом случае умел быть терпимым, сдержанным и терпеливым. Являясь руководителем такого ранга, он никогда никого не преследовал, не подвергал гонениям. Снимая с должности, не пускал дело на самотек, а с большой заботой относился к судьбам людей. На предложения: «Такого-то следует освободить от занимаемой должности», он неизменно отвечал: «Вы не забывайте, что за всем этим стоит судьба человеческая. Выясните причину происшедшего». Он пытался добраться до сути дела, до истинного виновника.

Если человек не запятнал себя с негативной стороны, то Димеке считал, что его следует определить на другую работу, сообразно его способностям. «У него тоже есть семья и дети, достоинство и честь, совесть. Позаботьтесь о нем», – предупреждал он.

Но каким бы мягким, сдержанным и терпеливым он не был, в принципиальных случаях Димаш Ахмедович становился строгим и требовательным. Умел брать ответственность на себя. И будучи чем-то озабоченным и обеспокоенным, никогда не перекладывал проблемы на плечи других.

Иногда за допущенные недостатки Москва строго наказывала Кунаева. В таких случаях, как некоторые руководители, он никогда не срывал зло на подчиненных. А с толком, с расстановкой и досконально, учитывая свои недоработки, объяснял, как исправить ошибки, не повторяя их в будущем. Это был своеобразный урок для окружающих. Димеке не был сторонником неожиданных спонтанных решений, необдуманных действий, поспешности в перестановке кадров. Обстоятельно все обдумав, пропустив через себя, всегда соблюдая корректность и вежливость, решал он проблемы.

Если Кунаеву что-то не понравилось, то недовольство его выражалось только взглядом. Он никогда не грубил, не оскорблял, не бранился. Даже не повышал голоса. Когда Димеке звонил, можно было определить его настроение по интонации. «Кенеке, как дела?» – тепло и приветливо слышался голос в трубке, значит – все нормально. А если: «Аухадиев, это почему так?», – я понимал, что до его ушей дошла какая-то отрицательная информация или появились заметные недостатки в моей работе.

На своем веку я много встречал людей, которые, занимая высокие должности, срывали зло на подчиненных, в запале матерно ругались. Встречал и скромников, умевших грубо разговаривать. Есть и такие, которые через грязный мат стараются казаться строгими и грозными начальниками. Но в какой бы то ни было ситуации, я не слышал, чтобы Димаш Ахмедович нецензурно выражался. А ведь в молодости он работал среди рабочих, деля с ними невзгоды. И удивительно, что он не «испортился» и достойно вышел из этой, так сказать, «матерной среды». (см. там же, с. 26)

Александр Рыбников, бывший член Бюро,
секретарь ЦК Компартии Казахстана.

Д.А. Кунаев –
гордость и совесть казахского народа

Я слышал и читал о Димаше Ахмедовиче Кунаеве, как о крупном хозяйственнике, советском работнике, президенте Академии наук Казахской ССР, еще в годы учебы в институте, а затем, работая в совхозе в Кустанайской области.

После назначения в 1955 г. председателем Совета министров республики он в период уборки урожая приезжал на Кустанайщину, посещал совхозы, колхозы и другие предприятия, встречался с первоцелинниками, вникал в дела трудовых коллективов, и, главное, помогал решать сложные хозяйственные проблемы.

Проработав главным агрономом в различных сельскохозяйственных органах Северо-Казахстанской области и 2 года заместителем заведующего сельхозотделом обкома партии , в 1969 г. я был избран первым секретарем Пресновского райкома партии.

В 1970 году впервые состоялась моя личная встреча с Димашем Ахмедовичем на областном активе в Петропавловске, где я докладывал о ходе подготовки к уборке урожая и ожидаемых объемах заготовки хлеба. То, что я обещал от имени сельхозтруженников на этом активе, было реализовано на деле. В этом году от хозяйств района в государственные закрома поступило более 164 тонн зерна, что было намного выше плана и принятых обязательств.

В ноябре 1976 г. с должности заведующего отдела Северо-Казахстанского обкома партии я был переведен в Аппарат ЦК Компартии Казахстана заместителем заведующего сельхозотделом ЦК. С 1980 по 1985 годы работал заведующим этим отделом, а в марте 1985 года был избран членом Бюро и секретарем ЦК Компартии Казахстана.

От агронома отделения совхоза до члена Бюро ЦК, отвечающего за сельское хозяйство республики, – вот мой трудовой путь, и к вершине его привел меня Димаш Ахмедович.

Я благодарен судьбе, что мне довелось в течение многих лет работать под руководством этого великого, мудрого и удивительного человека. Все меньше остается живых свидетелей, которым выпало счастье встречаться с ним, трудиться и общаться. Поэтому мы, живые, обязаны, не теряя времени, взяться за перо. Это мой призыв. Ибо каждые новые воспоминания о нем, каждая новая книга еще шире раскрывает и дополняет этот образ – образ политика, государственного деятеля и просто человека.

Великие, но умершие люди не участвуют в делах сегодняшних, но они идут всегда рядом с нами в повседневных житейских и трудовых буднях, если народ хранит о них память.

Вклад Д.А. Кунаева в экономику и культуру Казахстана огромен. Своими деяниями он прославил Родину, обессмертил свое имя и навеки вечные войдет в историю страны, имя которой Казахстан. (см. там же, с. 42).

Оразалы Козыбаев, государственный и общественный деятель.

Уверенной поступью

Первая моя встреча с Димашем Ахмедовичем состоялась в 1946 году в Москве, после войны.

Я, двадцатидвухлетний юноша из Костанайщины, в годы Великой Отечественной войны защищал свою Родину от немецких захватчиков. Фронту тогда, как известно, огромную помощь оказывал тыл. В трудные годы войны в нашей области были организованы сборы теплых вещей для солдат, денег на строительство самолетов и танков. На фронте я узнал, что мой дядя Кабаш купил самолет и в 1944 г. по этому поводу в газете «Правда» было опубликовано приветствие ему И.В. Сталина.

После этого меня пригласил командир войсковой части и предложил поехать в Москву учиться. К сожалению, в военную академию меня не приняли: не было аттестата об окончании общеобразовательной школы. Стал адъютантом заместителя начальника академии по административно-хозяйственной части.

Один раз в Москве, на Арбате, где находилось постпредство Казахской республики, я встретил двух казахов. Это потом я узнал, что один из них – высокий – был Д.А. Кунаев. Тогда он работал заместителем председателя Совнаркома республики.

После демобилизации я вернулся в родной Костанай и стал работать в горкоме партии. О своей московской встрече с Кунаевым я уже позабыл. Оказывается, зря. Однажды приезжает в нашу область председатель Совета министров Нуртас Дандыбаевич Ундасынов и интересуется по просьбе Кунаева моей судьбой у первого секретаря обкома С. Жанбаева. Тогда я понял, что Димаш Ахмедович всегда хранит свои впечатления о людях.

Вторая моя встреча с Кунаевым состоялась через 14 лет на пленуме ЦК Компартии Казахстана, где Димаш Ахмедович был избран первым секретарем ЦК. Я решил поздравить Кунаева с избранием на высокий пост и поблагодарить его за заботу обо мне. Тогда я уже работал первым секретарем Амангельдинского райкома партии. Кунаев принял меня. У него в кабинете был и секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев, приехавший в Алматы провести организационный пленум. Я рассказал им о своих планах по освоению земель на юге Костанайской области. Тогда было опубликовано в центральной прессе мое письмо под заголовком «Тургай зовет – Тургаю помощь». Оно было одобрено бюро ЦК Компартии Казахстана и поддержано ЦК КПСС. Были разработаны конкретные мероприятия по подъему целинных и залежных земель Торгая и созданию там крупных совхозов, по строительству железных магистралей и автодорожных трасс, по сооружению жилья, культурно-бытовых объектов, развитию медицины, образования, торговли.

Все это позволило увеличить производство зерна и продуктов животноводства.

Димаш Ахмедович, приезжая на целину, посещал Торгай, интересовался, как идет освоение природных богатств. Благодаря его усилиям наша область тогда стала крупным производителем зерна сильных и твердых сортов.

Димаш Ахмедович всегда подчеркивал, что успехи Казахстана – прямой результат национальной политики партии, укрепления братской дружбы и взаимопонимания всех народов.

В 1967 г. меня избрали вторым секретарем Костанайского обкома партии. Мы поехали с Д.А. Кунаевым в Москву в ЦК КПСС на утверждение. Нас принял А.Н. Косыгин.

– Димаш, – сказал он, – вы правильно поступаете, что выдвигаете на руководящие должности свои, местные кадры.

– Я его знаю с 1946 года, – заметил Кунаев. – Он инициатор освоения Торгая. И мы будем создавать Торгайскую область,

– Можете рассчитывать на мою помощь, – заверил нас А. Н. Косыгин.

Торгайская область была создана. Мне предложили пост первого секретаря обкома. Но первый секретарь Костанайского обкома А.М. Бородин был против:

– Оразалы перетянет туда всех казахских специалистов, да и сами они к нему потянутся, – объяснил он свое несогласие.

Д. Кунаев понял сомнения А.М. Бородина и не стал возражать.

Димаш Ахмедович часто бывал в нашей области. Каждый его приезд был значительным для нас. Его деловые встречи с людьми, ценные советы и доброжелательные установки помогали нам умело организовать дело.

Он высоко ценил труд хлеборобов. «Рокот целинного трактора и гул гагаринской ракеты стали подлинным символом XX века», – говорил Димаш Ахмедович.

Я хорошо помню его отцовские наставления о том, что хлеб – основа жизни, богатство и сила Родины. Кунаев призывал хлеборобов беречь каждый колос, каждое зерно: «Воспитание бережливости, хозяйского отношения ко всему, чем мы располагаем, надо начинать с воспитания бережного, уважительного отношения к хлебу. Присмотритесь к окружающим, вы заметите, что тот, кто не уважает хлеб, вообще не уважает никого и ничего. И наоборот, всякое уважение к труду, культуре, творчеству начинается с уважения к хлебу. Хлеб – это самая простая, естественная и в то же время высокая мера нравственности», – не уставал он повторять. (см. там же, с 91-93).

Геннадий Толмачев, писатель.

В памяти людской – сегодня и навсегда

В моем архиве хранится письмо Федорова Юрия Сергеевича, подполковника в отставке. Адресовано оно Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву и написано 16 декабря 1988 года. То были очень трудные для Димаша Ахмедовича дни, когда со всех трибун, газетных страниц на все лады склонялись ярлыки «кунаевщина», «рашидовщина», «медуновщина»…

Обращаясь к Д.А. Кунаеву, Юрий Сергеевич пишет: «Я не являюсь казахом по национальности. Я – русский человек, хотя мое детство прошло в Казахстане, где я жил с родителями. Это письмо я Вам пишу потому, что меня коробят разглагольствования отдельных журналистов, ставящих под сомнение величие совершенного в Казахстане на глазах одного поколения. При этом борзописцы пытаются «лягнуть» и Вас лично. Так могут рассуждать люди, не любящие казахский народ, не бывавшие в Казахстане, а если и бывавшие, то дальше гостиничного преферанса они ничего не видели. Они не признают заслуг и таланта казаха, который выделился и выдвинулся в ряды виднейших государственных деятелей и деятелей нашей партии именно силой своего трудолюбия, таланта ученого и организаторских способностей. Не понимаю, почему такие Ваши качества надо замалчивать, а не пропагандировать среди молодежи, да и вообще среди всего народа. Это уважение и эту благодарность вы заслужили всей своей жизнью. Памятником Вашим делам является современный Казахстан – индустриальная многоотраслевая республика, которая еще далеко не сказала своего последнего слова в коммунистическом строительстве»…

В заключение Юрий Федоров посвятил Д.А. Кунаеву стихи. Одна из строк стихотворения вполне претендует на пророчество. Поэт пишет: «Истории виток твои невзгоды рассеет, словно ветер пыль. Ты создал рудники, дороги и заводы, пшеничные поля, где раньше рос ковыль».

Да, лишь слегка продвинулся «истории виток», и 12 января 2002 года многонациональный Казахстан торжественно отметил 90-летие со дня рождения выдающегося государственного и общественного деятеля Динмухамеда Ахмедовича Кунаева.

На многочисленных научно-практических конференциях, в докладах, лекциях будет сказано немало слов о Кунаеве и его времени, о неоценимом вкладе, который он внес в развитие нашей республики. Моя роль скромнее. В последние годы его жизни я часто встречался с Димашем Ахмедовичем и поэтому в памяти до сих пор свежи наши откровенные, а часто и задушевные беседы. Итогом разговоров, многочисленных совместных поездок по Казахстану мною написалась книга «50 встреч с Д.А. Кунаевым», которую Димаш Ахмедович, увы, прочитать не успел.» (см. там же, с. 129-130).

Административно-организаторские способности Кунаева доказывают, что как политик он умел не только принимать решения и проводить их в жизнь, но и поднимать на это дело огромную массу людей, а умение повести за собой людей, по всеобщему признанию теоретиков политологии, – одна из главных черт политического лидера. Даже из такого крайне невыгодного решения для Казахстана, как освоение целины и залежных земель, Кунаев сумел извлечь максимальную пользу. Он использовал процесс освоения целины как рычаг развития северного и центрального регионов Казахстана; формируется мощный потенциал сельскохозяйственного машиностроения в Акмоле, Павлодаре; реконструируются транспортные сети северо-востока республики, сооружается железная дорога Барнаул-Магнитогорск, что связывает Алтай с Павлодаром, Акмолой, Кустанаем, строятся автомобильные и шоссейные дороги, расширяются мощности ТЭЦ, ГРЭС. С помощью Кунаева получает пакет социальных заказов Казахстанское отделение ВАСХНИЛ, Бараевский институт в Акмоле, начинается интенсивная работа в области ядерной физики. Развиваются наука, искусство. Словом, кругозор Кунаева был весьма широк, оригинален, а его организаторские способности отвечали требованиям времени. Кунаев был ведущим в когорте лидеров союзных республик. Он получает признание как теоретик в вопросах межнациональных отношений и политической культуры. Он был свой для инженерно-технических работников, национальной интеллигенции, партийно-советского аппарата, фронтовиков, тружеников тыла, старшего и среднего поколения казахстанцев.

Он был широко признан в народе, в обществе.

Д.А. Кунаев – крупная политическая личность, человек, сумевший в сложные исторические эпохи остаться самим собой, защитить коренные интересы народа, обеспечить в республике мир и согласие.

Но годы брали свое. В декабре 1986 года Кунаев подал Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С.  Горбачеву заявление об уходе на пенсию. Кунаеву было 74 года! Горбачев дал согласие. 16 декабря 1986 года состоялся пленум ЦК Компартии Казахстана, на котором Кунаев был освобожден от своих обязанностей «в связи с уходом на пенсию».

Новым лидером Компартии Казахстана стал первый секретарь Ульяновского обкома Колбин Геннадий Васильевич. Не зная Казахстана и плохо разбираясь в экономике и национальном вопросе, он не смог найти понимания у народа республики.

Избрание Колбина было воспринято как грубый диктат центра при решении вопросов, затрагивающих жизненные интересы населения республики. Претензии были одни: почему Первым секретарем ЦК избрали «привозного человека», пусть будет не казах, но свой, знающий Казахстан и его проблемы. Уже тогда молодежь опережала в своем мышлении старшее поколение и была возмущена тем, что без совета с народом, с простыми людьми решался вопрос о лидере республики.

17 декабря 1986 года на площади перед Домом правительства в Алма-Ате собралась молодежь с требованием разъяснить решение прошедшего накануне пленума ЦК КПК.

Выступить перед молодежью Кунаеву не разрешили. Начались массовые беспорядки.

1 июля 1987 года было принято Постановление ЦК КПСС «О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся». Это постановление не было принято и понято общественностью, поскольку не только необъективно отражало ситуацию в Казахстане, но и оскорбляло казахский народ. 10 апреля 1990 года Центральный комитет КПСС пересмотрел свое решение от 1 июля 1987 года. Было признано, что «содержащиеся в постановлении оценки массовых нарушений общественного порядка в г. Алма-Ате в декабре 1986 года как проявление казахского национализма являются ошибочными. Имели место противоправные действия молодежи, подстрекаемой экстремистскими и националистическими элементами» (см. «Известия» ЦК КПСС», №6, 1990, с. 6-8), ЦК КПСС официально признал свою ошибку и с целого народа было снято несправедливое обвинение.

Д.А. Кунаев пишет: «В течение трех лет со дня декабрьских событий (1987, 1988, 1989 гг.) продолжалось преследование меня и моих близких. Для этого были мобилизованы бесчестные журналисты, ученые, которые…делали все возможное, чтобы втоптать в грязь историю своей республики». Не получилось. Потому что Кунаев любил свой народ и верил ему. Это внутренняя вера помогала ему даже при столь высоком его социальном положении быть простым и чутким к людям, своим гражданам. Он обладал глубокой комплиментарностью – ощущением взаимных симпатий. В этом и заключается пассионарность его Личности.

Динмухамед Кунаев с глубоким уважением относился к верующим. И особенно, к единоверцам. В казахстанской республиканской газете « Наш мир» в номере за 12 января 2007 года была помещена статья Бахтияра Албани «Динмухамед Кунаев и ислам». В ней он пишет: «Можно не сомневаться в том, что Д. Кунаев сам всегда оставался верующим человеком, но надо учитывать исторический период, на который пришлась его жизнь. В завершающей части своих воспоминаний Динмухамед Кунаев сказал слова, которые не только подводили итоги его пассионарной деятельности, но и высвечивали его характер и высокое человеческое величие.

Счастья и добра вам, люди!

Подводя итоги моей деятельности, можно сказать, что мне пришлось работать в разные периоды жизни страны, в чем читатели, вероятно, убедились. Каждый период имеет свои положительные и отрицательные стороны. В очень сжатой форме их можно охарактеризовать так:

Первый – это сталинский период, период начала первых боевых пятилеток, индустриализации, коллективизации, начала и конца Великой Отечественной войны, начала атомного века. Это были годы расцвета культа личности Сталина.

Второй – это период после XX съезда КПСС, развенчание культа личности Сталина, освобождения от тисков догматизма. Это период ликвидации многих государственных органов, образование совнархозов, ломки структуры сельскохозяйственных органов, полета в космос первого человека, разгрома «антипартийной группы», полного единоличия. Это был период «оттепели» и вместе с тем субъективизма и волюнтаризма Хрущева. Хрущев, уходя от Сталина, так и не дошел до Ленина.

Третий период начинается с октябрьского пленума ЦК КПСС 1964 года. Освобождение от работы Хрущева, приход к власти Брежнева и последовавший за ним период, в корне неверно названный позже эпохой «застоя», включившей непродолжительное время правления страной Андроповым и Черненко.

Четвертый период – это приход к власти Горбачева, названный перестройкой. Это период гласности и демократизации, разгула вседозволенности под завесой громких деклараций о «человеческом факторе», безжалостной и необъективной критики пройденного за 70 лет исторического пути советского народа.

Горбачев поучал партию и страну «действовать, руководствуясь нашими, марксистко-ленинскими принципами». «Принципами, – говорил он на февральском пленуме ЦК КПСС в 1988 году, – мы не должны поступаться ни под какими предлогами».

И что же? Сам же первым он уже тогда делал все для похорон этих принципов, как в масштабе страны, так и всего мира, рассчитывая на полное одобрение и поддержку самых ярых противников марксизма-ленинизма и получая таковую внутри и извне.

Скажу еще раз: вступая на сознательный путь переустройства всей нашей жизни на социалистических и коммунистических началах, свято веря в благородство и высокую человечность конечных целей великой партии Ленина, я никогда не предполагал, что стану очевидцем, но, слава Богу, не участником порочного процесса перерождения партийной верхушки, полного развала первого в мире государства рабочих и крестьян великого Советского Союза и упразднения КПСС. Историю не повернешь назад.

Кто спорит: тоталитаризм во всех видах и вариантах действительно изжил себя. У всякого явления и процесса, в том числе и общественного, есть свое начало и свой конец. Случилось, видимо, то, что и должно было произойти. Но, конечно же, не в таких «первобытных» формах, катастрофически ударивших прежде всего по человеку труда. Никакими возвышенными фразами нельзя оправдать его нынешние униженность и самое бедственное положение.

Но – уверенно повторяю – не все потеряно. Наоборот! И в особенности для нашей родной Республики Казахстан. Впервые за долгие годы, она наконец-то обрела настоящую независимость и стала равноправным государством среди всего мирового сообщества. Теперь для Казахстана жизненно важно, не поступаясь своим суверенитетом, изжить пороки тоталитарной системы, всемерно развивать и укреплять деловые и духовные связи со всеми странами, ближними и дальними, в особенности с Россией, с другими государствами Содружества, которое – дело не в названии, а в самой сути – надо наполнить достойным содержанием.

Жизнь показывает, что Казахстан делает для этого все от него зависящее и даже больше, доказывая перед лицом мирового сообщества, высокую действенность и большую перспективность своей глубоко реалистической политики на основе вновь принятой Конституции. Я не пророк, не прорицатель, не футуролог. Но в будущее моего Казахстана, а вместе с тем, в будущее России и всех исторически братских нам государств я смотрю с обоснованной уверенностью и надеждой. Порукой тому крепнущий авторитет Казахстана, его миротворческие усилия, прочная стабильность межнациональных отношений, которую надо беречь всем нам особо, как первое условие любого успеха.

В своей книге я старался честно рассказать о моем времени. А это прежде всего значит рассказать о моих современниках, которые прошли через наиболее трудные периоды нашей истории.

И сегодня приносит большое удовлетворение мысль о том, что многолетний созидательный труд этих людей не прошел даром. Его позитивный опыт не может быть отброшен, его нельзя терять, многими его результатами можно и теперь гордиться, несмотря на все трагедии, издержки и деформации на нашем историческом пути.

В своей знаменитой поэме «По праву памяти» великий и чуткий поэт нашего времени Александр Трифонович Твардовский сказал:

Кто прячет прошлое ревниво,

Тот вряд ли с будущим в ладу.

И это глубоко справедливо. Ничего нельзя нам прятать из прошлого – ни плохого, ни хорошего. И только неповерхностное знание минувшего поможет избежать всем нам «судьбоносных» ошибок на историческом нашем пути в завтра…

Завершая свой огромный труд, который опять-таки никак не претендует на всеохватность и истину в конечной инстанции, я еще раз сердечно благодарю всех тех, кто помог мне с его созданием и, разумеется, своих читателей. Большого счастья всем, успехов, силы и мужества в эти трудные дни, прочной веры в добрые и скорые перемены.

Я прожил долгую жизнь, в ней было много хорошего, было и плохое. Но это моя жизнь. И цель, которую я ставил еще будучи «юношей, обдумывающим жизнь», в меру своих сил и способностей выполнил. Я всегда преданно служил своему народу и буду служить ему до последнего дня. Ни на кого – как к тому не понуждали меня разные люди и суровые обстоятельства – я не озлобился. Везде и всегда стремился уважать право любого на его собственное мнение, пусть для меня и неприятное. Но я был и остаюсь живым человеком, и в жизни случалось так, что иные из весьма авторитетных людей теряли мое уважение. Что же, как говорится, жизнь есть жизнь. И в моей жизни, как и во всякой другой, были и «черные» дни, но ни один их них я не вычеркнул из памяти. При этом ни о чем не жалею, и обиды ни на кого не держу.

А на традиционный вопрос о том, что можно пожелать соотечественникам и друзьям, всем моим читателям в эти нелегкие дни скажу по-прежнему со всей определенностью и ясностью – Сплоченности. Дружбы. Реалистичности. Миролюбия. Бескорыстия. Вдумчивой, энергичной, а главное – результативной работы. И тогда Казахстан, да и не только Казахстан, выйдет из глубокого кризиса, в наши дома придет полный достаток, в семьях навсегда поселятся добро и радость. Счастья вам всем, добрые люди Земли!

Известный государственный деятель в Казахстане Шангерей Жаныбеков в своей книге с привлекательным названием «О пройденном пути и добрых попутчиках» пишет: «…Мне вспоминается приезд Леонида Ильича в Казахстан в 1976 году, когда он вручал очередной орден республике. После торжественного заседания, проходившего во Дворце республики, был устроен обед в Доме приемов. В нем участвовало около 400 человек со всей республики. Димаш Ахмедович произнес небольшую речь и здравницу в честь высокого гостя, которые были горячо поддержаны всеми участниками приема. Затем выступил Леонид Ильич, еще раз поздравил нас с высокой наградой, пожелал новых достижений в развитии экономики и культуры. Он произнес много теплых слов лично в адрес Димаша Ахмедовича и провозгласил тост в его честь. После этого он встал на свой стул, выпил рюмку горячительного напитка, опрокинул ее над головой и с самой обаятельной улыбкой на лице несколько раз потряс, выражая тем самым свою особую любовь к боевому соратнику и другу» (см. Шангерей Жаныбеков «О пройденном пути и добрых попутчиках». Воспоминания одного из ветеранов Казахстана. Изд. второе, дополненное. Алматы. «Казак университеты», 2019, с. 273).

Но закончить свой рассказ о пассионарном величии Динмухамеда Кунаева я хотел бы отрывком из воспоминаний Геннадия Толмачева. Его спокойно и равнодушно читать невозможно.

«На своем журналистском веку я немало повидал крупных деятелей: и министров, и академиков, и генералов. И, признаюсь, равного Димашу Ахмедовичу я не встречал. Море обаяния, блистательный ум, феноменальная память. Добрый веселый нрав. К слову, о памяти. Он без запинки называл фамилии учителей, которые познакомили его с букварем и с другими науками семьдесят лет назад: Л.Л. Федулову, С. И. Соколову, А.А. Астраханцева, И.П. Масленникова, Б.Н. Войцеховского.

И еще одна характерная черта – преданность идее. По своим делам, мыслям, поступкам он до самого смертного часа оставался непоколебимым коммунистом. Смею утверждать: самым авторитетным коммунистом в истории Казахстана. До роспуска партии Димаш Ахмедович регулярно, день в день, приходил в домоуправление к парторгу и платил взносы со своей небольшой пенсии.

Он был прост и велик на посту Первого секретаря ЦК КП Казахстана, Он был прост и велик, будучи пенсионером. До последнего дня. Зря он, конечно, по августовской жаре поехал на встречу с друзьями-товарищами за многие сотни верст от дома. Но он обещал другу юности приехать и твердо сдержал слово. Километрах в двухстах от Алма-Аты на середину дороги вышла женщина и, благодаря «узункулаку», узнала что скоро здесь будет проезжать пенсионер Д.Кунаев. Беспроволочный телеграф не подвел. Появилась машина, женщина молитвенно сложила руки, легковушка резко затормозила. Из машины вышел Кунаев.

– Димеке, – сказала женщина, – убедительно прошу зайти в мой дом. И, боясь получить отказ, скороговоркой добавила: – На пять минут.

Димаш Ахмедович улыбнулся женщине в небогатой одежонке и согласился:

– С удовольствием! Показывайте свой дом. По пиале чая найдется?

Димаш Ахмедович чуть помрачнел, когда увидел не дом, а глиняную избушку с земляным полом.

– Не разувайтесь, Димеке, – сказал женщина. – Пройдите в следующую комнату.

В другой комнате лежало восемь белоснежных подушек.

– Зачем это? – удивился Кунаев.

– Димеке, я мать восьмерых детей, и я хочу, чтобы вы наступили на каждую подушку. Пусть они засыпают и думают, что по их подушке прошел самый уважаемый аксакал Казахстана. У детей будут добрые мысли, а, значит, и поступки будут всегда честными.

Кунаев слегка прикусил губу, поднял с пола первую подушку и бережно приложил ее к лицу. Подержал недолго и сказал:

– Спасибо за честь, карындас, но ногой я не могу наступить на детскую подушку, пусть они по очереди спят на этой. И пусть будет светлой у них жизнь.

Когда машина отъезжала от избушки, у порога стояла удивленная женщина и навзрыд плакала. Вот так величие и скромность сочетались в одном человеке». (см. там же, с. 130-131).

Нурсултан НАЗАРБАЕВ

Его приход в первой половине 1980-х годов в большую политику, его назначение в 1984 году на пост Председателя Совета Министров Казахской ССР в возрасте 44 лет практически положили начало новому этапу в сфере государственного управления. Но когда в ноябре-декабре 1986 года встал вопрос о новом руководстве Казахской ССР, центром было принято роковое решение, повлекшее за собой декабрьскую трагедию.

16 декабря 1986 года в Алма-Ате был созван Пленум ЦК Компартии Казахстана, на котором была оглашена информация Политбюро об уходе на пенсию Первого секретаря ЦК КПК Д.А. Кунаева. Первым секретарем ЦК Коммунистической партии Казахстана по установке центра был избран Геннадий Васильевич Колбин, до этого возглавлявший Ульяновский обком компартии. Известие о таком решении стало настоящим шоком для всей казахстанской общественности. (см. Новейшая история Казахстана под редакцией Аягана Б.Г. (1991-2014) Алматы: Атамура, 2014, с. 11).

Историческая справка

Декабрьские события 1986 года вызвали неоднозначную оценку зарубежных аналитиков. По мнению одних, они являлись проявлением межэтнической борьбы, основанной на оппозиции мусульманских национальных сил «старшему брату», по мнению других – это было выступление молодых граждан против попрания центром прав союзной республики. (см. там же. с. 15)

Таким образом, декабрь 1986 года и последовавшие за этим события в республике наглядно продемонстрировали, что перестроечная идея демократизации всех сторон общественной жизни являлась не более чем декларацией; деспотизм советской системы был далеко не изжит, методы управления по-прежнему не исключали подавления и репрессий.

С избранием Нурсултана Назарбаева 22 июня 1989 года на должность Первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР одним из важных политических событий, требующих своего разрешения, был вопрос об оценке декабрьских событий 1986 года.

Историческая справка

Выступая на I съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года, Мухтар Шаханов потребовал провести объективное расследование событий и пересмотреть решение партийного руководства КПСС. И только позже, уже в период распада СССР, ЦК КПСС отменил свое решение и вынес вердикт, прямо противоположный содержанию постановления: «… выступление казахской молодежи не было националистическим, это было их право на свободное выражение гражданской и политической позиции».

Результатом работы Государственной комиссии по рассмотрению обстоятельств трагических событий стало постановление Президиума Верховного Совета Казахской ССР от 24 сентября 1990 года, в котором была дана официальная оценка событиям 1986 года. В нем подчеркивалось, что перерастание мирной и немногочисленной демонстрации протеста в массовые беспорядки было вызвано политическим бессилием руководства, его неумением и нежеланием найти мирный выход из острой ситуации, его опорой на силу, а не на разум и добрую волю. Неумение властей овладеть ситуацией привело к трагическим последствиям, которые выразились в гибели людей как со стороны демонстрантов, так и со стороны лиц, обеспечивающих охрану общественного порядка. (см. там же)

Именно декабрьские события 1986 года значительно определили политическую составляющую пассионарной личности Нурсултана Назарбаева. За короткое время он сильно изменился и политически повзрослел.

В 2006 году в преддверии 20-летия декабрьских событий в центре Алматы прошло торжественное открытие мемориала «Рассвет независимости», выступая на котором, Н.А. Назарбаев сказал: «20 лет назад наша молодежь собралась здесь, чтобы выразить свой решительный протест произволу и лицемерной политике тоталитарной системы. Утверждая, что «казахи не способны к самоуправлению, среди них не родился лидер», управлять нашим народом прислали человека, не сведущего в нашей культуре, языке и религии. Уязвленная этим молодежь, в свое время поверившая в объявленную М.С. Горбачевым в 1985 году гласность и демократию, выразила свое несогласие. В этом был не только знак храбрости, но и признак зрелой гражданственности. Все мы знаем, чем окончилась изначально мирно и бесконфликтно настроенная демонстрация молодежи: она подверглась избиениям и издевательствам, впоследствии – преследованиям и нарушениям прав, жестоким мерам подавления… нынче все это – история. Из истории нужно извлекать уроки. И на этой основе двигаться вперед… Этот памятник, с одной стороны, дань страданиям и крови, пролитой в сопротивлении тоталитарной системе, с другой стороны – символ нашего светлого будущего». (см. «Казахстанская правда», 2006, 12 декабря).

Для любого государства и даже человека обрести полную независимость невозможно. Все страны, находясь в геополитическом поле планеты, постоянно вступают в различного рода соглашения и договорные обязательства. Отдельный человек тем более зависим от других людей, представляющих государственные и хозяйственно-юридические органы. Но тем не менее и люди, и государства постоянно стремятся к независимости. Сладкое слово «свобода» манит мечтами о лучшей жизни, перспективами самореализации.

Как известно, Казахстан празднует Новый года дважды: календарный и весенний – Наурыз мейрамы.
И делается это с радостью и искренне, как в дни Курбан айта и Рождества. История возрождения Наурыза – это история нашей независимости, всегда подчеркивает Нурсултан Назарбаев. Мы обрели современную силу в наших древних корнях и смогли взрастить нашу мечту о независимости. В Казахстане действительно придается большое значение изучению истории древней степи и своего народа. Думаю, это очень важно, особенно для молодежи. На заре независимости США третий их президент Томас Джефферсон предлагал обязательно изучать историю школьникам. Он говорил: «Давая оценку прошлого, история сделает их способными судить о своем будущем» (см. Г.Н. Севастьянов, А.И. Уткин «Томас Джефферсон», «Мысль», с. 95).

Как отмечает в своих очерках о Президенте Республики Казахстан, изданных в Астане в 2008 году под названием «Первый», М.Б. Касымбеков: «Сегодня такие основополагающие достижения нашей независимости, как суверенитет, территориальная целостность, государственные символы, международное признание страны, частная собственность, многопартийность, рост экономики и благосостояния граждан, многими воспринимаются едва ли не как данность».

Махмуд Базаркулович много лет работал рядом с главой государства, и у него была возможность глубоко исследовать историю современного Казахстана и роль Нурсултана Назарбаева в становлении независимости Республики Казахстан. И эта роль весьма значительна еще и потому что независимость это судьба не только страны, но и самого Назарбаева. А как известно, судьба такой пассионарной личности как Нурсултан Назарбаев была всегда зависима от времени.

В жизни каждого человека бывают моменты, когда судьба испытывает его на прочность. Слабый в таких случаях ломается, сильный же становится только крепче. Чтобы идти дальше. Это своеобразный Рубикон, перейдя который, человек узнает истинную цену самому себе.

Но одно дело, когда испытание касается лишь тебя и от твоего выбора зависит только твоя собственная судьба. И совсем другое дело, когда ты стоишь перед необходимостью принимать решения, от которых зависят судьбы многих людей. При этом всю ответственность приходится брать на себя. Здесь опасны и чреваты последствиями как неуместная спешка, как и неоправданное промедление. Но самое главное, чтобы принятое решение оказалось правильным, потому что, если решение ошибочно, то страдаешь только ты один и горечь этого сожаления – исключительно с тобой. Но если твой неверный шаг принесет страдания всему твоему народу, не это ли настоящая трагедия?!

Наверное, то, что пережил и пропустил через себя в тот драматический период (декабрь 1986 года и август 1991-го) Нурсултан Абишевич, несший ответственность не только перед собой, но и перед своим народом и историей, в полной мере почувствовать и осознать не дано никому, кроме него самого. О них надо помнить хотя бы для того, чтобы лучше понять главные вехи истории страны.

Украина и Магнитка в жизни Назарбаева

В марте 1956 года Центральный комитет КПСС и Совет министров СССР приняли решение о строительстве Карагандинского металлургического завода. В апреле 1958 года Центральный комитет ВЛКСМ с трибуны XIII съезда объявил Казахстанскую Магнитку всесоюзной ударной комсомольской стройкой и обратился к молодежи с призывом поддержать почин. На призыв откликнулись тысячи юношей и девушек не только со всех уголков Советского Союза, но и из стран социалистического лагеря – Болгарии, Польши, Чехословакии, ГДР.

Увидев в газете «Ленинская смена» информацию о всесоюзной стройке, Нурсултан тоже решил поехать туда. На этот раз отец не пытался его отговорить, и, получив в райкоме ЛКСМ комсомольскую путевку, уже в сентябре 1958 года Нурсултан прибыл в Темиртау.

Этот выбор Нурсултана неожиданно обозначил преемственность поколений и своеобразное повторение судеб в династии Назарбаевых: если родители приняли участие в строительстве Турксиба – самого первого в Казахстане ХХ века грандиозного транспортного проекта, то их сын по велению эпохи был призван стоять у истоков флагмана черной металлургии Казахстана.

Рождение в Центральном Казахстане такого гиганта, как Карагандинский металлургический завод, впоследствии Карагандинский металлургический комбинат, было обусловлено исключительно благоприятным сочетанием здесь всех основных компонентов металлургического цикла в виде богатых залежей коксующихся углей, железных и марганцевых руд, известняков и доломита (Атасуское, Сокловско-Сарбайское, Лисаковское, Качарское месторождения железной руды и карагандинский угольный бассейн), их близостью и надежностью запасов с перспективой длительной эксплуатации, а также выгодным транспортно-географическим расположением Карагандинской области по отношению к основным потребителям продукции. Идея строительства в Казахстане завода возникла еще в 1950-х годах и принадлежала академику К.И. Сатпаеву.

Первенцем черной металлургии Казахстана и предшественником Карагандинского металлургического завода был Казахский металлургический завод, построенный в Темиртау в 1944 году в соответствии с постановлением Государственного комитета обороны СССР «О строительстве и восстановлении предприятий черной металлургии» от 7 февраля 1943 года как предприятие по производству сортового проката и листа. Завод выполнил задачи, поставленные перед ним в военные и послевоенные годы. Но он не мог удовлетворить растущие потребности страны в металле. Необходим был качественно новый и на порядок более мощный завод – для снабжения металлом промышленности Казахстана, среднеазиатских республик и предприятий европейской части СССР.

Таков был геостратегический, экономико-политический и идеолого-пропагандистский фон, послуживший основой для возведения в центре Казахстана нового индустриального гиганта.

Темиртау в то время представлял собой небольшой рабочий поселок посреди гигантской строительной площадки возле рукотворного озера Самарканд в окружении ковыльной степи. Собственно комбината еще не было, а электроцентраль и первая доменная печь находились в стадии строительства.

Вместе с другими новобранцами Нурсултана поселили в рабочем общежитии, находившемся за рекой Нура в селе Токаревка в 14 километрах от Темиртау. Где он прожил два месяца. К тому моменту Правительство Казахской ССР приняло решение направить группу юношей коренной национальности на призванную в Советском Союзе кузницу кадров – Днепровский комбинат им. Ф.Э. Дзержинского в Украине, при котором успешно работало техническое училище №8 Главного управления трудовых резервов при Совете министров СССР. В ноябре 1958 года Назарбаев в составе группы казахских парней был послан на учебу в город Днепродзержинск Украинской ССР.

В училище Нурсултана как физически сильного и психологически выдержанного юношу определили в группу, где обучали специальности горнового. Активно включившись в учебу, он начал осваивать общеобразовательные и специальные дисциплины, изучал устройство и принцип работы домны, технологии плавки и литья, работу с оборудованием и механизмами. Наряду с постижением теории учащиеся приобретали профессиональные умения и навыки в ходе ежедневной производственной практики на комбинате. При этом, несмотря на очень плотный и жесткий распорядок дня, при котором ученики были заняты по 8-10 часов в день, Нурсултан не забывал о занятиях спортом, посещая секцию борьбы тренера Л.Р. Ежевского. Юноша не пропускал ни одного занятия, тренировался до седьмого пота, став победителем городских, областных, межведомственных соревнований. Через год выполнил норму первого разряда.

Успехи не заставили себя ждать. И 4 ноября 1959 года за отличную учебу, активное участие в общественной и комсомольской жизни училища Днепродзержинский горком ЛКСМ Украины наградил Нурсултана Назарбаева похвальным листом.

Несмотря не теплоту и доброжелательность, с которыми их приняли на Украине, пребывание на чужбине, вдали от своей привычной среды, несло каждодневные испытания ребятам из Казахстана, ибо отныне национальное достоинство стало для них вполне конкретным занятием. Осознавая, что по облику казахских ребят здесь, в стенах училища, судят о целом народе, и стараясь не уронить честь республики, Нурсултан из своих внутренних побуждений занимался с отстающими, поддерживал порядок в классе и в общежитии, методом личного примера и убеждения ограждал земляков от дурных поступков и недостойного поведения. Многие из учащихся-казахов были выходцами из чабанских семей и далеких глухих аулов, они плохо понимали русскую речь, что сильно затрудняло их учебу и отрицательно сказывалось на успеваемости. В этой ситуации Нурсултан добровольно взял на себя роль переводчика. Чем снискал благодарное и уважительное отношение не только однокашников, но и преподавателей. Конструктивность, исполнительность и инициативность Нурсултана проявлялись и в том, что, попав в ходе практических занятий в раскаленный и грохочущий цех, он быстро преодолевал неуверенность и первым вызывался выполнять учебно-производственные задания мастеров. Ребята тянулись к своему неформальному лидеру и стали группироваться вокруг него. И очень скоро Нурсултана избрали старостой группы. Его нравственное превосходство было таково, что ряд однокашников из числа «неблагополучных» пересмотрели свои взгляды на жизнь и взялись за ум.

Лидерские качества ярко проявились у Назарбаева в ряде эпизодов, произошедших за время учебы в училище.

Так, в 1959 году на гастроли в Днепродзержинск приехала известная казахская певица Б.А. Тулегенова. Решив поддержать землячку, Нурсултан по собственной инициативе взялся за оповещение заводчан и жителей города о предстоящих гастролях. С помощью однокашников он за короткое время расклеил объявления по всему городу. В результате зал во Дворце культуры металлургов, где проходил концерт, оказался наполнен до отказа. В конце выступления Назарбаев вышел на сцену и, вручив певице от имени земляков огромный букет цветов, купленный в складчину, тепло поблагодарил ее.

Второй случай имел место спустя несколько месяцев. Под Новый год произошел нелицеприятный инцидент с участием казахских парней, подравшихся в ресторане с посетителями и попавших в милицию. Ситуация оказалась настолько серьезной, что встал даже вопрос об отправке домой всех правонарушителей. Вызволять их пошел Нурсултан Назарбаев. Благодаря его ораторским способностям и дару убеждения инцидент был полностью урегулирован за полным примирением сторон.

Явные и далеко идущие задатки лидера в талантливом, собранном и целеустремленном юноше одним из первых подметил мастер производственного обучения Д.И. Погорелов, который в неформальной беседе с воспитанниками, оценивая их способности и перспективы, открыто предрек каждому: «Будешь ты, парень, инженером, начальником цеха. По тебе тюрьма плачет. Ну а тебе, Нурсултан, быть председателем Совета министров».

Благоразумный в поступках, надежный в делах и глубоко порядочный в отношениях с людьми, Нурсултан за время учебы в училище обрел много хороших и верных друзей. С которыми затем пошел по жизни. Среди них К.З. Сарекенов, А. Абдураманов, А. Асанов, С.Т. Ибрагимов, К.М. Исламкулов, М.С. Нарикбаев, М.Б. Татимов и другие, многие из которых впоследствии стали первоклассными специалистами-металлургами, крупными руководителями, видными общественными и политическими деятелями.

На берегах Днепра крепкая мужская дружба на всю жизнь связала Назарбаева с украинским хлопцем Николаем Литошко, семья которого радушно приняла его как родного сына. Уезжая на родину, Нурсултан пригласил друга с собой. И вскоре Николай отправился в неведомый для него далекий Казахстан.

Друзья работали бок о бок и вместе жили в общежитии. Однако в скором времени Николая призвали в армию, после чего жизненные пути их надолго разошлись. Спустя почти 30 лет друзья вновь встретились, и после повторного приглашения Назарбаева Н.И. Литошко вместе с семьей окончательно перебрался в Казахстан, чтобы быть рядом с другом. Их отношения, их дружба – лучший пример человеческих отношений без примеси общественно-политических терминов, типа «социализм», «коммунизм», «национальность», «социальная среда». У людей, обладающих знаниями и человеколюбием, один критерий – понимание других людей и ответственность перед ними.

За годы жизни и многогранной деятельности сколько раз Нурсултану Назарбаеву приходилось брать на себя эту самую ответственность.

Первая сталь Казахстана

Нурсултан Назарбаев был в числе металлургов, находившихся на прорывном направлении экономики Казахстана того времени. Семилетним планом развития народного хозяйства СССР на 1959-1965 гг. Карагандинский металлургический комбинат был утвержден важнейшей индустриальной стройкой Казахстана. В республике предусматривался рост производства черных металлов в 9,6 раза. Опережающее развитие черной металлургии очевидно при сравнении с планировавшимся увеличением добычи железной руды – в 6,5 раза. Предполагалось увеличение объема валовой продукции цветной металлургии более чем в 2 раза, добычи медной руды – почти в 2 раза, свинцово-цинковой руды – в 1,7 раза.

3 июля 1960 г. состоялся запуск доменной печи – единственной в то время в Средней Азии и Казахстане. Эта дата вошла в историю как день рождения Казахстанской Магнитки – Карагандинского металлургического комбината. Становление Казахстанской Магнитки положило начало формированию национальных кадров рабочих и специалистов в металлургии, а для Нурсултана Назарбаева стало еще и школой понимания людей.

В бригаде, где работал Н.А. Назарбаев, были татарин, русский, украинец. Достоинства человека определялись не по национальной принадлежности, а по другим качествам, которые работа с металлом быстро выявляла, вспоминал Н.А. Назарбаев. Опыт работы и годы учебы в многонациональных коллективах заложили важную черту будущего политика – оценивать человека по способностям.

Этот опыт на протяжении многих лет помогал и помогает руководителям Казахстана выстраивать понятные для всех межэтнические отношения и поддерживать в обществе согласие и взаимопонимание.

Вместе с тем к началу 1980-х годов в Советском Союзе все отчетливее стали проявляться признаки стагнации и застоя, охватившие практически все стороны жизни общества.

Прежде всего негативные явления затронули экономику. Несмотря на видимое благополучие на фоне ежегодного ввода в строй большого числа крупных промышленных и социальных объектов, повышения уровня жизни населения, темпы роста экономики из года в год неуклонно снижались.

Корни проблемы крылись главным образом в неэффективности советской экономики. Построенная на принципах жестко централизованного командно-административного управления, она в условиях начавшегося в 1970-1980-е годы перехода мирового хозяйства на постиндустриальный уровень развития стала все больше отставать в техническом и технологическом отношении от ведущих стран мира.

Общественно-политическая жизнь в этот период характеризовалась ростом бюрократического аппарата в лице партийно-хозяйственной номенклатуры, превратившейся в отдельный привилегированный класс, кризисом официальной идеологии, которая все больше расходилась с реальной практикой, возникновением диссидентского движения.

Как итог, к началу 1980-х годов советское общество подспудно жило в предчувствии коренных перемен, главным содержанием которых должны были стать экономическая реформа, демократизация политической жизни и преодоление международной изоляции, в которой оказался Советский Союз.

Сам ход истории СССР все настойчивее требовал, чтобы в высшем руководстве страны на смену «солдатам партии» начали приходить высокообразованные и многоопытные технократы, руководствовавшиеся не абстрактными идеологическими постулатами, а насущными интересами людей.

Нурсултану Назарбаеву судьбой была уготовлена именно такая роль.

Его приход на должность главы правительства практически совпал с началом перестройки в Советском Союзе. Объявленный новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С.  Горбачевым курс на перестройку, гласность и ускорение Назарбаев, как и весь советский народ, воспринял с огромным энтузиазмом – как объективно назревший сигнал эпохи и практическое руководство к действию.

Незадолго до своего назначения Председателем Совета Министров у Н.А. Назарбаева состоялась знаменательная встреча с М.С.  Горбачевым, тогда еще секретарем ЦК КПСС. «Ты как считаешь, есть у тебя хребет?» – спросил Горбачев. «Предстоят тяжелые времена, – пояснил он свой вопрос. – Будет натиск, будет борьба…»

Действительно, провозглашенные перестройкой идеи о необходимости повышения экономической эффективности за счет внедрения рыночных элементов, большей открытости в принятии властных решений, самоуправления предприятий и расширения прав коллективов в производственном и социальном управлении, укрепления полномочий местных советов весьма точно соответствовали его собственным убеждениям и умонастроениям. Тем более, что Нурсултан Назарбаев, чье мировоззрение сформировалось еще в 1960-е годы – пору хрущевской «оттепели» и косыгинских реформ – был к тому времени не новичком, а зрелым руководителем, хорошо разбиравшимся в политическом устройстве и реальном положении дел в советской экономике.

Попытки Н.А. Назарбаева начать неформальное обсуждение наболевших проблем на уровне руководства республики наталкивались на непонимание, неприкрытое раздражение, а где-то и враждебное противодействие. Между тем, по мнению новоиспеченного главы правительства, их дальнейшее замалчивание и игнорирование лишь усугубляли ситуацию, требовавшую безотлагательных и решительных действий. Однако в условиях царившей атмосферы консерватизма и инертности единственно возможным способом всколыхнуть общество оставался путь открытой и широкой дискуссии.

Моментом первого гласного удара по закоснелой системе стал прошедший в феврале 1986 года XVI съезд Компартии Казахстана, на котором, вопреки ожидаемым обтекаемым отчетам и традиционной плакатной риторике, из уст Председателя Совета Министров республики Нурсултана Назарбаева прозвучала резкая и адресная критика всех тех застойных и негативных явлений, мириться с которыми было уже нельзя. И хотя имя первого руководителя республики ни разу не было упомянуто в докладе, основной посыл был адресован именно ему.

Ответная реакция не заставила себя ждать. В отношении «бунтаря» была организована самая настоящая травля. Перед спецслужбами была поставлена задача расследовать финансовое положение Н.А. Назарбаева и в частности выяснить, не злоупотребляет ли он служебным положением и не использует ли государственные средства для удовлетворения личных нужд и извлечения нетрудовых доходов. Но накопать на него компромат не удалось.

Как сказано в обширной биографии Нурсултана Назарбаева, подготовленной коллективом авторов под руководством Аягана Буркитбая, конфликт между Н. Назарбаевым и Д.А. Кунаевым явил собой классический пример межпоколенческого противостояния отцов и детей, где один олицетворял прошлое, а другой будущее. В этом смысле Назарбаев выступил от имени нового поколения политических лидеров, которые не хотели мириться с ролью Казахстана как «заповедника застоя» и второразрядной сырьевой республики.

Прагамтичный, самостоятельный и волевой политик, последовательный поборник реформ с собственным видением решения общесоюзных проблем Н.А. Назарбаев резко выделялся на фоне перестроечной советской элиты. Его принципиальная позиция по вопросам социально-экономического и политического обновления Союза пользовалась поддержкой среди широкой общественности. В конце 1980-х начале 1990-х годов Н.А. Назарбаев являлся одним из самых популярных политиков СССР.

В 2010 году институт истории государства подготовил и издал книгу «Кемеңгер» Н.А. Назарбаев: феномен лидерства», в которой собраны приветствия, поздравления известных пассионарных личностей мира по случаю его переизбрания на пост Президента РК. Даже если и отбросить традиционные преувеличенные оценки заслуг Н. Назарбаева, из них складывается единое мнение о его реальном, большом вкладе в создание и развитие Казахстана как мирового государства.

Как доказательство своего субъективного вывода приведу тексты, характеризующие Нурсултана Назарбаева – как пассионарного деятеля мирового уровня.

Генеральный Секретарь Совета Европейского Союза – Верховный Представитель по общей внешней политике

Под Вашим руководством Казахстан прошел длинный путь в реализации необходимых реформ в стране и обеспечении социально-экономического развития народа. Я желаю Вам успехов в Вашей продолжающейся деятельности по обеспечению дальнейшей демократизации и процветания Казахстана.

Европейский Союз выражает готовность оказать поддержку Казахстану в реализации этих амбициозных целей. Я не сомневаюсь, что Казахстан будет играть лидирующую роль в развитии тесного двустороннего и многостороннего сотрудничества между Европейским Союзом и центрально-Азиатским регионом.

(Из поздравительного письма по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, 22.12.2005 г.)

КОФИ АННАН

БҰҰ Бас хатшысы (1997-2006 жж.)

Сізді Қазақстан Республикасы Президенті лауазымына қайта сайлануыңызбен құттықтаймын. Осыған байланысты Біріккен Ұлттар Ұйымы мен Қазақстан Республикасы арасындағы ынтымақтастыұқ Қазақстан халқының игілігі және өңірде тұрақтылық пен қауіпсіздікті нығайту жолында одан әрі дами беретініне сенім білдіремін.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президенті болып қайта сайлануына орай жолдаған құттықтау жеделхатынан, 9.12.2005 ж.)

Генеральный Секретарь ООН (1997-2006 гг.)

Хотел бы поздравить Вас с переизбранием Президентом Республики Казахстан.

В связи с этим выражаю надежду, что великолепное сотрудничество между Организацией Объединенных Наций и Республикой Казахстан будет и далее развиваться во благо народа Казахстана и укрепление стабильности и безопасности в регионе.

Примите, Ваше Превосходительство, уверения в моем высоком уважении.

(Из поздравительной телеграммы по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, 9.12.2005 г.)

БИЛЛ КЛИНТОН

АҚШ-тың 42-шi Президенті (1993-2003 жж.)

Қазақстан Республикасы Президенттігіне қайта сайлануыңызға орай құттықтауымды қабыл алыңыз. Мемлекет басшысының жауапкершілігі мен осы қызметке байланысты қиыншылықтардың әрдайым зор екендігін. Ciз өзіңіз де білесіз. Және де Сіздің өз қызметіңізді үздік бaғaғa атқарғандығыңызды түйсінудің өзi – өмірдің ең маңызды сыйы болып табылады. Сіздің жаңа Президенттік мерзіміңіздің басында өзіңізге. Сіздің еліңіз, халқы артқан сенідерін ақтай беретініңізге кәміл сенетіңімді жеткізгім келеді.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президентi болып қайта сайлануына орай жолдаған құттықтау жеделхатынан, 5.12.2005 ж.)

42-й Президент США (1993-2003 гг.)

Примите мои поздравления в связи с переизбранием на пост Президента Республики Казахстан.

Как Вы сами знаете, ответственность Главы государства и трудности, связанные с этой деятельностью, всегда огромны. Но самая важная награда в жизни – признание со стороны народа за проделанную деятельность. В начале Вашего нового срока на посту Президента хочу выразить свою уверенность, что Вы будете продолжать оправдывать доверие, возложенное на Вас народом Казахстана.

(Из поздравительной телеграммы по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, Вашингтон, 5.12.2005 г. )

ЯБЕР ӘЛ-АХМАД ӘЛ-САБАХ

Кувейт Әмipi (1997-2006 жж.)

Жоғары Мәртебелім, Сізді Президент сайлауындағы тамаша жеғісіңізбен құттықтағым келеді. Кувейт халқының атынан және жеке өз атымнан Ciзге мықты денсаулык, бақыт және ұзақ ғұмыр тілеймін.

Біздің, елдеріміздің арасындағы дәстүрлі достық, өзара қатынас алдағы кезде де біздің ха­лық­та­ры­мыз­дың мүдделеріне қызмет етіп, олардың одан әpi прогреске жетуіне жәрдемдеседә деген сенімдемін.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президентi болып қайта сайлануына байланысты келіп түскен құттықтау жеделхатынан, 5.01.2006 ж.)

Эмир Кувейта (1997-2006 гг.)

Ваше Превосходительство, я хотел бы поздравить Вас с блестящей победой на президентских выборах. От имени народа Кувейта и от себя лично желаю Вам крепкого здоровья, счастья и долгих лет жизни.

Уверен, что традиционно дружественные взаимоотношения между нашими странами будут и впредь служить интересам наших народов и способствовать их дальнейшему прогрессу.

(Из поздравительной телеграммы по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, 5.1.2006 г.)

ЛУИС ИНАСИУ ЛУЛА ДА СИЛВА

Бразилия Президенті

Жоғары Мәртебелімді қайта сайлануымен құттықтаймын және Қазақстан қоғамы соңғы жылдары Сіздің басшылығыңызбен қол жеткізген әлеуметтік-экономикалық табыстарды жалғастыра бepyiн тілеймін. Сондай-ақ Қазақстан мен Бразилияның арасындағы қатынастар біздің елдеріміз арасындағы ынтымақтастық әлеуетін толық icкe асыру үшін нық дами беретініне сенім білдіремін.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президенті болып қайта сайлануына байланысты келіп түскен құттықтау жеделхатынан, 26.12.2005 ж.)

Президент Бразилии

Поздравляю Ваше Превосходительство с переизбранием и желаю, чтобы казахстанское общество продолжало социально-экономические успехи, достигнутые в последние годы под Вашим руководством. Выражаю также уверенность, что отношения между Казахстаном и Бразилией будут надежно развиваться для полной реализации потенциала сотрудничества между нашими странами.

(Из поздравительного письма по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, 26.12.2005 г.)

ЧАН ДЫК ЛЫОНГ

Вьетнам Президенті (1997-2006 жж.)

Қазақстан Республикасының Президенті болып қайта сайлануыңызға байланысты Сізді өзімнің және Вьетнам халқының атынан шын жүректен құттықтаймын. Вьетнам мен Қазақстан арасындағы дәстүрлі достық қарым-қатынас және көп салалы ынтымақтастық күн өткен сайын дамып, нығая түceтінінe сенімдімін. Қазақстанға Сіздің басшылығыңыз арқасында халықаралық аренада саяси жоғары дәрежеге, елді дамыту ісінде орасан зор жетістіктерге жетуге тілектеспін.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президенті болып қайта сайлануына орай келіп түскен құттықтау жеделхатынан, 14.12.2005 ж.)

Президент Вьетнама (1997-2006 гг.)

От имени вьетнамского народа и от себя лично сердечно поздравляю Вас по случаю Вашего переизбрания на пост Президента Республики Казахстан. Глубоко уверен, что традиционно-дружественные отношения и многостороннее сотрудничество между Вьетнамом и Казахстаном с каждым днем будут укрепляться и развиваться.

Желаю Казахстану под Вашим руководством достичь огромных достижений в деле развития страны, повышения политического положения Казахстана на международной арене.

Желаю Вам, господин Президент, крепкого здоровья, счастья и новых успехов в Вашей высокоответственной деятельности.

(Из поздравительной телеграммы по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, 14.12.2005 г.)

АБДУЛЛАҺ ГУЛ

Typiк Республикасының Президенті

Түркия Қазақстанның экономикалық реформаларын жіті қадағалап отырады. Сіздің күш-жігеріңщіздің арқасында Қазақстан тәуелсіздік жылдарында Орталық Азияның жарық жұлдызына – беделді, сенімді әpi қуатты мемлекетке айналды.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президенті болып қайта сайлануына орай жолдаған құттықтау жеделхатынан, 2005 жылғы желтоқсан)

Президент Республики Турция

Мы с большим интересом и одобрением наблюдаем за тем, как за годы независимости под Вашим умелым руководством Казахстан изо дня в день интенсивно развивается и растет его авторитет на международной арене. Особенно меня радует развитие и упрочение взаимоотношений между Турцией и Казахстаном, основанных на общности истории, языка и культуры. Уверен, что и в дальнейшем наше сотрудничество будет укрепляться на основе взаимоуважения и общих интересов.

(Поздравительная телеграмма по случаю государственного праздника – Дня Независимости, декабрь 2005 г.)

ХУ ЦЗИНЬТАО

Қытай Халық Республикасының Төрағасы

Мен Сізбен бipгe тату көршілк пен өзара тиімді ынтымақтастықты одан әpi нығайтуға, Қытай-Қазақстан стратегиялық әріптестігін жан-жақты терендетіп, дамытуға бағытталған қажымас күш-жігер жұмсауды жалғастыруға әзірмін.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президентi болып қайта сайлануына орай келіп түскен құттықтау жеделхатынан, 10.12.2005 ж.)

Председатель КНР

Прошу принять мои сердечные поздравления и наилучшие пожелания в связи с Вашим переизбранием на пост Президента Республики Казахстан.

Со времени установления дипломатических отношений сотрудничество между нашими странами получило стабильное развитие. Поддерживаются взаимные визиты на высшем уровне и углубляется взаимное политическое доверие. Сотрудничество в торгово-экономической сфере, а также в областях энергетики, транспорта, культуры и образования дает ощутимые результаты. Налажено тесное взаимодействие международных и региональных организаций. В период Вашего нового срока полномочий я готов вместе с Вами прилагать неустанные усилия на дальнейшее укрепление добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества, всестороннее укрепление и развитие казахстанско-китайского стратегического партнерства. Ваше Превосходительство, желаю Вам новых больших результатов, народу Казахстана – процветания и счастья.

(Из поздравительной телеграммы по случаю переизбрания Н.А. Назарбаева на пост Президента Республики Казахстан, Пекин, 10.12.2005 г.)

ШЫҢҒЫС АЙТМАТОВ

Жазушы

Бұл күндері бүкіл әлемдік БАҚ-тар нәтижесінде Назарбаев өз елінің басшысы болып қайта сайланған демократиялық оқиғаның талассыз да бұрын-соңды болмаған тиімділігін лайықты атап көрсетуде.

Бұған қосымша ретінде өзін осы жағдайда төл перзенті Нұрсұлтан Назарбаевтың тұрпатында лайықты түрде және аса айқындылық тұрғысында астастырған осы заманғы қазақ халқының ұлылығы мен тарихи сенімділігін атап өту қажет.

(Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан Республикасының Президентi болып қайта сайлануымен құттықтап жолдаған жеделхатынан, 5.12.2005 ж.)

Писатель

Все мировые СМИ в эти дни отдают должное бесспорному и беспрецедентному эффекту того демократического события, в результате которого Назарбаев вновь избран Главой своей страны.

И в дополнении к этому необходимо отметить величие и историческую самодостаточность современного казахского народа достойно и убедительнейшим образом самоидентифицировавшим себя в данном случае в лице своего сына – Нурсултана Назарбаева,

(Из поздравительной телеграммы в адрес Главы государства Н.А. Назарбаева, Москва, 5.12.2005 г.)

ПАН ГИ МУН

БҰҰ Бас хатшысы

Қазақстан Президентінің көреген саясаты болмағанда, бұл өңірдегі халық әлі күнге дейін сынақтардан зардап шeгіп отыруы мүмкін еді.

Сіздің Орталық Азияда ядролық қарудан ада аймақ құру бастамаңызбен солтүстік жарты шарда ондай аумақ тұңғыш рет құрылғанын да зор ризашылықпен айта аламын.

(Астанада ресми кездесу кезіндегі сөйлеген сөзінен, 07.04.2010 ж.)

Генеральный секретарь ООН

Вы явились инициаторами создания зоны, свободной от ядерного оружия, в Центральной Азии, и вы смогли сделать так, чтобы это стало реальностью, чтобы этот документ заработал.

(Из выступления в ходе официальной встречи в Астане, 07.04.2010 г.)

И здесь я подхожу к той практике межгосударственных, политических и личных отношений, которая имеет место в современной истории. В народе она получила хотя и вульгарное, но точное определение: «Сегодня я начальник – ты дурак, а завтра – ты начальник – я дурак». Неужели цивилизационный уровень международной политики и обширных знаний по социальной психологии позволяет нам в ХХ1 веке так примитивно оценивать пассионарных деятелей, руководителей всех уровней?!

В окружении первого президента Казахстана было немало талантливых его сподвижников, к мнению колторых он прислушивался. Беда в том, что по мере роста популярности, авторитета и безудержного восхваления его заслуг, а они действительно были, всё меньше было желающих возражать Назарбаеву. А у него самого куда-то исчезла самокритичность, желание приостановить возвеличивание своей персоны. Впрочем, о Нурсултане Назарбаеве, как пассионарной личности было высказано совеременниками немало слов восхищения. Но более объективная оценка его жизни и деятельности, а также влияния на эту деятельность его соратников и родственников еще впереди. И сделает это его величество Время. И думаю, суд истории будет беспристрастным и справедливым.

Касым-Жомарт Токаев

Уроки срединного государства

Для пассионарного деятеля, каким, бесспорно, является нынешний президент Казахстана, постижение этих уроков создает основу не только блестящего, терпеливого дипломата, но и гибкого политика современности. Китайцы многому могут научить, исходя из опыта своей многовековой истории. Тем более, если ученик добросовестный и восприимчивый к получению новых знаний не только по дипломатии, но и большой политики. Именно от таких учеников будет зависеть мир в будущем.

Касым-Жомарт Кемелевич Токаев окончил Московский государственный институт международных отношений, Дипломатическую академию МИД Российской Федерации, а также Пекинский лингвистический институт. Имеет дипломатический ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Доктор политических наук. Владеет китайским, английским, французским языками. Автор пяти книг и многочисленных статей по проблемам международных отношений.

Дипломатическая карьера Токаева К.К. началась в 1974 году в Китайской Народной Республике. После завершения стажировки в Посольстве СССР в КНР и защиты диплома в институте, был направлен на работу в Посольство СССР в Республике Сингапур, где находился четыре года. Затем работал в центральном аппарате МИД СССР. Возглавлял первую группу советских стажеров в Пекинском лингвистическом институте. С 1985 по 1991 годы работал в Посольстве СССР в КНР.

После окончания Дипломатической академии МИД РФ в феврале 1992 года был назначен заместителем министра иностранных дел Республики Казахстан, в декабре 1993 года – первым заместителем министра иностранных дел. С октября 1994 года по октябрь 1999 года – министр иностранных дел, заместитель премьер-министра – министр иностранных дел Республики Казахстан.

В октябре 1999 года Токаев К.К. был назначен Премьер-министром Республики Казахстан. Он руководил правительством до января 2002 года. Затем был утвержден в должности Государственного секретаря – Министра иностранных дел Республики Казахстан.

Токаев К.К. принимал участие в работе сессий Генеральной Ассамблеи ООН и целого ряда других крупных международных форумов. Избирался Председателем Совета глав правительств Содружества Независимых Государств, Евразийского Экономического Сообщества. (Здесь и далее см. Касым-Жомарт Токаев. Преодоление. Дипломатические очерки казахстанского министра. Алматы, ОАО «Сак», 2003)

Вхождение в дипломатию

«Редкая книга, повествующая от первого лица о событиях прошлого, обходится без рассказа о биографии автора. Не стану брать на себя смелость нарушать устоявшиеся традиции жанра.

Я учился в алма-атинской школе №25, известной в городе своими учителями. Директорствовал в ней Адольф Евсеевич Селицкий. Кроме того, он преподавал новую и новейшую историю России, рассказывал об исторических фактах очень живо и интересно, чем снискал подлинное расположение учеников. «Подлинное», потому что дети, как известно, чутко реагируют на фальшь и равнодушие учителей, и если кто-то не угодил, то не скрывают своего недовольства и даже презрения. Детский максимализм сильно проявлялся и в те годы. Любовь к русскому языку и литературе мне привила Анна Борисовна Игдал. Она искренне верила в мое светлое журналистское будущее, выделяя меня из общей школьной массы. Учительницей английского языка была Роза Борисовна Пономарева. Красивая и обаятельная женщина, она была образцом безупречного поведения – ее никто и никогда не видел в плохом настроении или неряшливо одетой.

В старших классах я как-то незаметно для себя пристрастился к чтению газет. Особенно меня интересовали международные рубрики «Известий», «Правды». Затем приобщился к чтению, как сейчас принято говорить, «газеты-толстушки» – «За рубежом». Но верхом блаженства было первое прочтение небольшой заметки в «Морнинг стар» – газете английских коммунистов. На это ушло два дня, поскольку пришлось копаться в англо-русском словаре.

Видя мои старания, мама, работавшая в институте иностранных языков, обратилась к преподавателю английского языка Александру Cергеевичу Рогачу с просьбой позаниматься со мной. Этот человек был интересен и известен тем, что до двадцатилетнего возраста жил в США, а после печально знаменитой «великой депрессии» переехал с родителями в Советский Союз в поисках социалистического счастья. Какая нелегкая занесла его в Среднюю Азию, и был ли он счастлив, распрощавшись с американской мечтой, оставалось для всех неведомым. И на мои неловкие расспросы мой учитель отвечал туманно. Лишь спустя многие годы я понял, что человек, находившийся под наблюдением спецслужб, по-другому отвечать не мог.

Мое англоязычное хозяйство бывший американец оценил как беспорядочное и энергично взялся за систематизацию представлений о грамматике. Параллельно пополнялась лексика и приобретались навыки свободной устной речи. К окончанию школы я чувствовал себя в английском языке достаточно уверенно.

Это в значительной степени определило мой выбор в пользу профессии международника. Появилось затаенное желание попытаться поступить в Московский государственный институт международных отношений. Тогда это желание казалось несбыточной мечтой. В этой непростой для меня ситуации помог отец, подсказав, что нужно отправить письмо в институт и попросить дать разъяснения о приемных экзаменах. Помнится, писал я это письмо с утра и до позднего вечера, постоянно совершенствуя стилистику изложения. Позже я никогда так тщательно не подходил к написанию личных писем. Может быть потому, что от них не зависела моя судьба. А то первое письмо оказалось поистине судьбоносным.

Спустя две недели к моему великому удивлению в почтовом ящике оказалось письмо, подписанное исполнительным секретарем приемной комиссии. Экзамены в МГИМО начинались в начале июля. Это было очень удобно, так как в случае неудачи имелась возможность вернуться домой и поступить в алма-атинский вуз, где экзамены начинались в августе.

Решение было принято: в дорогу! Отправляли меня в дальний путь шумно, с полагавшимся по такому случаю застольем, на который были приглашены многочисленные гости, желавшие удачи. Родители были по-казахски очень суеверны и считали, что без этого отправляться в путь не следует.

Поскольку надежд на поступление было немного, как впрочем, и денег, на семейном совете было решено отправить меня в Москву одного, без сопровождения родителей. Так я впервые оказался в Первопрестольной. Златоглавая столица встретила меня равнодушно, аэропортовской сутолокой, неразберихой и непривычной для алмаатинца пасмурной погодой. С большим черным чемоданом около полутора часов добирался на электричке до Павелецкого вокзала, спустился в метро, затем добрался дo места моей первой ночевки – квартиры коллеги моего отца.

На следующий день занялся поиском легендарного института. Для провинциала это оказалось трудным занятием. Едва найдя основное здание института на Метростроевской улице (сейчас там располагается Дипломатическая академия, а улице вернули прежнее название – Остоженка), я с горечью узнал, что приемная комиссия находится в другом здании и нужно поторопиться, потому что назавтра прием документов прекращается. Помогла найти нужное здание приветливая студентка первого курса. Она терпеливо разъяснила мне как добраться туда на метро. Я не столько слушал, сколько разглядывал ее – настолько симпатичной она мне покачалась. Завораживающе подействовала на меня и ее речь с типичным московским «аканием».

Кажется, я попал в приемную комиссию одним из последних. Сдал все необходимые документы и узнал подробности о вступительных экзаменах вместе с приехавшими из Киева, Краснодара, Винницы, Минска, Риги, Ташкента и других городов. Вместе с ними ездил на консультации и экзамены. 4 июля сдал первый экзамен (сочинение), а 11 июля – четвертый, последний (экономическая география). Как выяснилось, они оказались и самыми сложными для меня, поскольку историю и английский язык я отчеканил так, что ниже пятерки ставить мне было бы просто неприлично. Уже будучи студентом, я узнал, что в МГИМО любое сочинение на «Свободную тему» выше четверки никогда не оценивалось, а пятерку по экономической географии получить здесь было крайне сложно в силу каких-то убеждений (или предубеждений) преподавателей профильной кафедры. После каждого экзамена я отправлял домой телеграмму из двух слов – названия предмета и оценки. (см. там же, с. 8)

12 июля 1970 года меня пригласили на мандатную комиссию. Там я впервые увидел ректора. Он казался мне посланцем Всевышнего. Профессиональный дипломат, дважды работавший послом СССР в зарубежных странах, непринужденно беседовал со мной – вчерашним школьником. Потрясенный увиденным и услышанным, буквально оглушенный известием о решении комиссии принять меня в институт, я на «ватных» ногах вышел из здания, посидел минуту-другую на скамейке, затем побрел в сторону почтамта, отправил телеграмму домой. Родители очень обрадовались моему сообщению, не преминув устроить большое застолье по этому поводу.

А в начале сентября мне сообщили о том, что я распределен в группу изучения китайского языка. Такое известие меня несколько удивило, но спорить было не с кем, да и не имело смысла. Помнится, отец сказал тогда, что на китайском языке говорит четверть населения планеты и теперь к ним прибавится еще один человек. Вторым языком определили английский. И начались студенческие будни…

Студенческую жизнь принято называть веселой, беззаботной. Но мои воспоминания о ней с беззаботностью как то не вяжутся. Может быть от того, что все пять лет прожил в общежитии со всеми его недостатками: неустроенным бытом и необходимостью сосуществовать с себе подобными, коих было немало – и советских, и иностранных студентов. Целый учебный год в порядке интернациональной солидарности пришлось жить в одной комнате с вьетнамцем – героем антиамериканской войны, другой год делил быт с поляком – большим «знатоком» русских девушек и любителем горячительных напитков, затем с немцем – очень дисциплинированным студентом, который с подозрением относился ко всему, что выходило за рамки учебного процесса. Полагаю, что именно тогда у меня сформировались такие необходимые качества, как терпимость и терпеливость. Ведь и со своими советскими студентами жить в маленькой комнате было не всегда легко. Во всяком случае, москвичи, изредка посещавшие общежитие, искренне недоумевали: «Как вы здесь живете?!».

Да и сама учеба не располагала к веселью. Очень много времени занимали иностранные языки и семинарские занятия по так называемым общественным дисциплинам. Многие часы, особенно в начале учебы, мы проводили в читальных залах.

Своим спокойствием (разговоры там велись только шепотом) и специфическим библиотечным запахом они привили мне еще и такое полезное качество, как усидчивость. Конечно, не обходилось и без веселых сборищ. Теперь такие мероприятия называются тусовками. Но я не могу сказать, что они были тогда смыслом жизни. Так что пять лет пролетели незаметно. Именно пролетели.

Не могу не вспомнить своих преподавателей китайского языка – Нину Георгиевну и Чжао Нюлань. Они приложили немало усилий, чтобы «вылепить» из меня китаеведа. Правда, знания, полученные в институте, носили базовый характер. Позднее пришлось немало потрудиться, чтобы привести знание китайского языка в нормальное состояние. Историю Китая преподавали такие известные ученые, как С.  Тихвинский и А. Меликсетов. Они же потом руководили моей дипломной работой.

После четвертого курса перспективных студентов направляли на преддипломную практику за рубеж. Такая поездка была верным признаком предстоящего распределения в МИД или какую-либо другую, не менее престижную, организацию.

Ярким пятном в череде студенческих будней осталась преддипломная стажировка в советском посольстве в Китае. Мой первый выезд за границу состоялся в августе 1974 года. Весь ночной полет в Поднебесную я от понятного волнения не смыкал глаз: неужели я увижу Пекин, о котором столько слышал во время семинарских занятий?

Китайская столица встретила ярким солнцем, запахом жасмина вперемежку с ароматами китайской кухни, обилием велосипедистов и однообразием одежды пекинцев. В те годы улица, на которой располагалось советское посольство, называлась «Фань сью лу» («Антиревизионистская»). Само посольство представляло собой монументальное здание, построенное в стиле сталинской архитектуры. Тогда я не мог представить себе, что именно с этим зданием будет связана значительная часть моей дипломатической службы.

Территория посольства, на которой располагались также здание торгового представительства, средняя школа и жилые комплексы, является поистине исторической. На ней в середине XVII века проживали русские монахи, взятые в плен китайскими войсками после падения русской крепости Албазин на китайско-российской границе. По-разному сложились судьбы пленных монахов. Одни, женившись по высочайшему изволению повелителя Поднебесной на китаянках, растворились в людском океане. Другие попросту спились на чужбине. Но были и такие, кто посвятил свою жизнь изучению незнакомой страны, ставшей их последним пристанищем. Из этой группы монахов вышел знаменитый китаевед Иакинф Бичурин, положивший начало российской синологии. Русские монахи выполнили и миссионерскую роль, рассказав китайцам о православии.

Территория русской православной миссии послужила убежищем для некоторых членов царской семьи, бежавших от преследования большевиков. Говорят, что там была похоронена племянница Николая II.

В начале 70-х годов послом в Китай был направлен опальный первый секретарь Ленинградского обкома партии Василий Толстиков. Дипломаты его боялись за крутой нрав, свирепость характера. Свое отрицательное отношение к людям он выражал автоматной очередью ненормативной лексики. Не то, чтобы трехэтажным матом, а целым небоскребом матерных выражений. Его неудержимый гнев не обошел стороной и меня, молодого и неопытного стажера.

Как-то, сидя в протокольном отделе, я имел неосторожность ответить на звонок внутреннего (служебного) телефона традиционным «алло». «Хер в пальто», – рявкнул голос в ответ.

– Кто такой, почему не называешь фамилии? – бесновался голос в трубке. – Немедленно ко мне, – прозвучал заключительным аккордом приговор дипломатического начальника. Дипсотрудники, кто сочувственно, кто с тайным злорадством, провожали меня словно на эшафот.

Советским послом оказался небольшого роста тучный человек с необычно красным лицом, которое резко контрастировало с густой шапкой абсолютно седых волос. Минуты три он упражнялся в нецензурщине, перемежая мат риторическими выражениями типа: «И чему вас там учат?». Затем, отведя душу, будничным голосом спросил: «Чем собираешься заниматься в посольстве?». Ответил, что собираюсь написать дипломную работу о внутренней политике Китая, продолжить изучение китайского языка. Одобрительно кивнув, В. Толстиков сказал: «Я поручу этим дипломатам (далее последовало еще одно непечатное слово) присмотреть за тобой».

Таким оказалось мое первое прикосновение к высокой политике.

Позднее были разные встречи в дипломатическом сообществе. Бывало всякое – и хорошее, и плохое. Приходилось постоянно держать себя в интеллектуальной форме, чтобы успешно соперничать с коллегами, держаться на плаву. Другими словами, это была хорошая школа выживания в жестких коллективах.

Эту школу я не раз с благодарностью вспоминал уже в зрелом возрасте, когда самому довелось руководить коллективами. И тем более было странно слышать сетования руководителей высокого ранга на якобы слишком строгое отношение к их детям и родственникам в тех или иных ведомствах, в том числе и в МИДе. Раздражали и настойчивые просьбы дать кому-то досрочное повышение, коробили хвалебные оды собственным детям. Но, с другой стороны, было жалко и родителей, и их детей. Стремясь урвать по максимуму от жизни, они потеряли что-то очень важное для себя.

Тему дипломной работы я сформулировал так: «Политические и идеологические аспекты кампании критики Линь Бяо и Конфуция». Тема по тем временам более чем актуальная, так как вся внутриполитическая ситуация в тогдашнем Китае была буквально пронизана этой кампанией.

Еще продолжалась «великая культурная революция», хотя уже и без шабашей на улицах и массовых репрессий кадровых работников. Еще был жив Мао Цзэдун и его камарилья во главе с женой «великого кормчего» Цзян Цин. Выдающийся же реформатор, которому было суждено вывести Китай на магистральный путь мировой цивилизации, – Дэн Сяопин находился в ссылке и именовался в прессе не иначе, как «китайский Хрущев», «ревизионист», «каппутист, идущий по капиталистическому пути».

Критиковали и Линь Бяо, имевшего самое непосредственное отношение к развязыванию вакханалии, вошедшей в историю как «культурная» революция. Этот человек был, пожалуй, одним из самых близких соратников Мао Цзэдуна. Практически одновременно они стали активными участниками гражданской войны, возглавляя Компартию Китая. Линь Бяо всегда воздавал должное идеологическому и организационному таланту вождя. Надо сказать, что Линь Бяо был удачливым военным. Ему удалось одержать победу в некоторых очень важных сражениях с гоминьдановскими войсками и военными отрядами японских интервентов. В 1949 году, когда была создана Китайская Народная Республика, о Линь Бяо знала вся страна. Впоследствии он был удостоен звания маршала.

Линь Бяо довелось сыграть ключевую роль в развязывании культурной революции. Он по существу возглавил многочисленные отряды хунвэйбинов, которые с радостью принялись выполнять приказ Председателя Мао открыть «огонь по штабам». В те годы были репрессированы не только видные деятели Компартии, но и миллионы простых кадровых работников и представителей интеллигенции. Лучших людей Китая водили по улицам в белых колпаках, на которых были написаны обидные прозвища, заставляли их публично каяться в «преступлениях» перед народом. В 1969 году Линь Бяо в партийных документах был назван «вторым человеком» в партии и высшем руководстве. Тогда же он был удостоен звания «преемника» Председателя Мао.

Но с таким сомнительным статусом ему пришлось ходить недолго. Уже через два года из глубин засекреченного китайского истэблишмента стали выплывать серьезные противоречия в китайском руководстве. Знающие люди поговаривали, что Линь Бяо столкнулся с группой деятелей, которых возглавляла Цзян Цин – жена Председателя Мао. В чем суть этих трений тогда было неизвестно, но некоторые достоверные источники, обобщая разные сведения, высказывали предположение, что Линь Бяо выступил против официальной концепции, которая объявляла Советский Союз «врагом номер один». Он якобы считал, что СССР, несмотря на присущий ему «ревизионизм», все же является социалистическим государством. А главным врагом Китая следует объявить «американский империализм».

В начале 70-х годов в «Жэньминь жибао» появилась фотография высших китайских руководителей. Линь Бяо стоял с поникшей головой. Обычно в такой позе стоят преступники в китайских судах. Опытным китаеведам стало ясно, что Поднебесную в скором будущем ожидают большие потрясения.

Так оно и случилось. Вскоре появились сообщения о том, что Линь Бяо является предателем и врагом китайского народа и лишается всех регалий – партийных и воинских. Затем стали просачиваться сведения о том, что Линь Бяо, спасаясь от неминуемого ареста, пытался бежать на военном самолете вместе с семьей, но был сбит. Обстоятельства не уточнялись.

Уже во второй половине 80-х годов, когда советская перестройка и гласность докатились и до Китая, в местной печати стали подробно рассказывать о том, как Линь Бяо погиб. Оказывается, он действительно пытался бежать на военном самолете, причем летел в сторону СССР. Но полет был прерван над территорией Монголии. До сих пор неизвестно, по какой причине потерпел аварию его самолет – то ли он был сбит (это более вероятная версия), то ли не хватило горючего. Как бы то ни было, прославленный маршал закончил свой жизненный путь далеко за пределами родного Китая, в пустынях Гоби.

Сообщение о попытке бегства Линь Бяо в СССР взбесило Мао Цзэдуна. Он считал, что «преемник» нанес огромный ущерб репутации Китая, в котором издревле считалось позором выносить внутренние раздоры на суд иностранцев. Была дана команда начать кампанию дискредитации Линь Бяо, показать его «гнусное обличие». Это указание совпало с устремлениями леваков в китайском руководстве. Они были сильно озабочены снижением идеологического накала культурной революции. А здесь подвернулся случай еще раз напомнить народу о том что надеяться на прекращение политических чисток и репрессий бесполезно, идеи Мао по-прежнему составляют сердцевину официальной идеологии.

Но для масштабной идеологической кампании критики Линь Бяо, хотя и крупной политической фигуры, было явно недостаточно. В недрах китайского агитпропа появляется мысль объединить два объекта критики – маршала Линь Бяо и древнекитайского мыслителя, основателя морально-этического учения, по которому китайцы до сих пор сверяют свою жизнь и поступки.

Это была крупная ошибка китайских идеологов. Даже при том что Конфуций со своим учением о «золотой середине», о гармонии в обществе и в семье никак не соответствовал радикализму и экстремизму официальной политики тех лет, публичное развенчание идола было однозначно обречено на неудачу. Широкие массы китайцев, впитавшие конфуцианство с молоком матери, эту кампанию принять не могли. Они могли смириться с крушением своих недавних политических кумиров – председателя КНР Лю Шаоци, Генерального секретаря КПК Дэн Сяопина, маршала Пэн Дэхуая, но только не Конфуция.

Поэтому, несмотря на активность средств массовой информации, особенно «Жэньминь жибао» и теоретического органа ЦК КПК журнала «Хунци» («Красное знамя»), идеологическая кампания «критики Линь Бяо и Конфуция» не имела должного эффекта. Народ устал от потрясений культурной революции, политической трескотни и бедности. Все здравомыслящие люди понимали, что страна погружается в бездну изоляции от окружающего мира.

Во время подготовки дипломной работы мне пришлось перевести и проаннотировать множество публикаций в китайской печати. При защите преподавательский совет отметил в качестве положительного момента наличие обширной источниковедческой базы. Несколько наивно, но во всяком случае скрупулезно я разделил диплом на три части: идеологические аспекты, политические аспекты и выводы. Как-то недавно эта студенческая работа попалась мне на глаза и, прочитав ее, я подумал, что она по-прежнему представляет интерес, по крайней мере с точки зрения использованной литературы.

И тогда, в 1975 году, ее признали интересной и рекомендовали к дальнейшей разработке в форме диссертационной работы. Такое предложение мне весьма льстило, хотелось заняться более серьезными исследованиями. Но события пошли по другому пути.

Когда в институте началось распределение, различные ведомства, заинтересованные в молодых специалистах-международниках, стали направлять заявки в МГИМО. К моей скромной персоне проявили интерес два военных учреждения. Скрепя сердце, я дал согласие на одно из предложений и даже начал проходить медкомиссию и различные собеседования. Но вскоре меня вызвали в отдел кадров института и сказали, что в такой-то день нужно быть в МИДе, где мандатная распределительная комиссия будет рассматривать мое дело.

Комиссию возглавлял заместитель министра иностранных дел СССР Н.Пегов. Зачитали мою студенческую характеристику, затем члены комиссии задали два-три вопроса. Один из них касался проживания в студенческом общежитии. Мне хватило ума достаточно дипломатично отозваться об этом заведении, где было прожито пять лет. Такое заявление вызвало явное удовлетворение ректора института, который тут же дал мне положительную характеристику, хотя за все годы учебы мне редко приходилось с ним встречаться.

После этого я проникся еще большей уверенностью, что попаду в мидовскую систему на китайское направление. Тогда китайской проблематикой занимался 1 Дальневосточный отдел. Но к большому удивлению получил распределение в Сингапур с предварительной стажировкой в Отделе Юго-Восточной Азии. В сентябре 1975 года я впервые вышел на работу в МИД СССР, став советским дипломатом.

Стажировка заняла три месяца и была очень полезной. Я прикоснулся к дипломатической кухне. Было интересно узнать, по каким критериям оценивается работа посольств и каждого дипсотрудника, какой почтовой и оперативной информации отдается предпочтение, какой практический смысл вкладывается во взаимоотношения Центра и загранпредставительств.

Первым моим наставником оказался заместитель заведующего отделом Олег Босторин. Изысканный дипломат, блестяще владеющий английским языком, он последовательно преодолевал все ступени служебной лестницы и слыл знатоком Юго-Восточной Азии и региональной политики. Одевался изысканно, учтиво разговаривал со всеми, включая секретарш и стажеров, за что получил прозвище «Граф Босторини». Впоследствии он назначался послом СССР на Филиппинах и в Камбодже.

В 1997 году на конференции ЭСКАТО в Бангкоке мне довелось вновь встретиться с ним. Он уже заканчивал дипломатическую карьеру послом России в Таиланде. Выслушав слова благодарности за дипломатическую науку, Босторин был явно тронут, признавшись, что в середине 70-х годов не мог и подумать о такой встрече со стажером, ставшим министром иностранных дел нового государства.

Но до назначения на должность руководителя внешнеполитического ведомства в моей дипломатической службе было немало интересных событий. Некоторые события стали уходить из памяти, другие же останутся со мной до конца жизни.

Свой первый полновесный опыт работы за рубежом я получил в Сингапуре. В ноябре 1975 года, распрощавшись с коллегами в МИДе, я отправился в неведомое, в «бананово-лимонный» Сингапур. К тому времени мне удалось прочитать немало литературы об этой стране, в основном служебные материалы. Потому что тогда за исключением небольшой книги Г.Чуфрина о Сингапуре литературы практически не было. Да и среди обывателей бытовало мнение, что это сказочный остров, на котором обитают баловни судьбы.

Дорога в Сингапур была продолжительной и пролегала через Карачи. В те времена эти края представлялись бесконечно далекими. Через 12 часов после вылета из Шереметьево я оказался в сингапурском аэропорту, где меня встречали консульские работники. А еще через пару часов я предстал пред светлыми очами советского посла Раздухова Юрия Ивановича.

Это был сухощавый человек, выглядевший старше своих 52 лет. Всем было известно, что он входил в комсомольскую группировку, которую возглавлял противник Брежнева Александр Шелепин. Этот деятель, будучи в составе политбюро, претендовал на должность Генерального секретаря ЦК КПСС.

Он и его сподвижники считали Брежнева временной фигурой. Но ошиблись в расчетах, недооценили, как сейчас принято говорить, административный ресурс. Соратников Шелепина «раскидали» по разным ведомствам. Ю.Раздухову в какой-то мере повезло. Он несколько лет отработал советником-посланником в Болгарии, затем получил назначение в Сингапур, где отслужил шестилетний срок. А дипломатическую карьеру этот трудолюбивый, честный и доброжелательный человек завершил в Камбодже.

Юрий Иванович принял меня с неподдельным интересом. Посольство было небольшое, около 15 дипломатических сотрудников, поэтому внимания посла на всех хватало. Спросил меня о социальном происхождении, поинтересовался, как оказался в МИД, а затем перешел к делу, рассказав, чем мне придется заниматься в посольстве. Выяснилось, что в мои обязанности будет входить служба в консульском отделе.

Там я получил свое первое дипломатическое крещение. Денно и нощно корпел над изучением советского и сингапурского законодательства, занимался выдачей виз, принимал граждан из разных стран, занимался также советскими моряками, с которыми все время что-то приключалось, и приглядывал за студентами, коих ежегодно присылали в сингапурские вузы до 20 человек. Надо сказать, что для начинающего сотрудника такая работа оказалась полезной. Очень скоро меня стали узнавать во многих офисах. Можно сказать, что я в какой-то мере стал даже популярным. Например, в сингапурском аэропорту работники иммиграционной службы встречали меня с распростертыми объятиями, называя «русским дипломатом, похожим на сингапурца». Это обстоятельство не раз помогало при решении сложных вопросов, связанных с въездом в Сингапур разного рода делегаций.

Однажды меня попросили помочь пересадить с рейса на рейс одного человека, прибывающего из Новой Зеландии. Причем, сказали, что говорить надо только на английском, поскольку он, дескать, других языков не понимает. Найдя этого человека по описанным приметам, я выполнил поручение, но напоследок, по молодости лет, тихо сказал ему на русском языке: «Всего хорошего!». Невозможно передать, с каким ужасом он посмотрел на меня. Ведь он искренне полагал, что имеет дело с сингапурцем. Где сейчас этот человек? Прижился ли он в чужой стране в другом обличье или все же попался на крючок спецслужб? Почему-то я временами вспоминаю его. Наверное, он был мужественным человеком.

Будучи вице-консулом, я часто общался с известными деятелями культуры и спорта, по каким-то делам оказавшимися в Сингапуре. Большое впечатление на меня произвели беседы с чемпионом мира по шахматам Борисом Спасским. Он уже тогда перебрался на постоянное жительство во Францию и довольно критически говорил о жизни в Советском Союзе. Меня поразило, что несмотря на тяжелое поражение от Роберта Фишера, он очень высоко отзывался о нем, как о выдающемся шахматисте. «Мне очень повезло в жизни, ведь я играл с редчайшим талантом, гением шахмат», – сказал не менее выдающийся шахматист. Это был редкий пример благородства. Тем более, что оно резко контрастировало с расхожим советским стереотипом Спасского как капризного, избалованного человека.

Через полтора года меня перевели в политическую группу, где я с большим удовольствием занялся подготовкой аналитической информации. Эта работа у меня получалась. Возможно потому, что была по душе. Теперь я имел возможность посещать разные ведомства, в том числе МИД, сверять полученную информацию в дипломатическом корпусе. Именно тогда у меня появился вкус к внимательному чтению газет и журналов, в большом количестве издававшихся не только в Сингапуре, но и в других странах Юго-Восточной Азии. А открытая литература – самый надежный источник информации. Опытные дипломаты и разведчики охотно подтвердят этот тезис.

В то время лидером страны был Ли Куан Ю. Юрист по образованию (он, как и многие представители сингапурской элиты, учился в Лондоне), закаленный политик, Ли Куан Ю стоял у истоков независимости Сингапура, вышедшего в 1965 году из состава Малайской федерации. Благодаря его настойчивым усилиям Сингапур, несмотря на маленькую территорию и полное отсутствие каких-либо ресурсов, преуспел и в экономике, и в международной политике. Уже тогда валовой внутренний продукт на душу населения составлял в Сингапуре более 5 тысяч долларов. Ли Куан Ю удалось по максимуму использовать выгодное географическое положение острова, превратив его в четвертый в мире морской порт. Товары, поступавшие в Сингапур, не облагались пошлиной, что влекло туда туристов из многих государств мира.

В Сингапуре того периода по настоянию его руководителя поддерживался жесткий порядок, который зачастую сравнивали с диктатурой. И это было близко к истине. Формально в стране существовала многопартийность, правящей партии противостояла квазисоциалистическая партия «Барисан сосиалис». Но с ней не церемонились, поэтому у социалистов и тогда, и сейчас не было и нет никаких шансов на получение хотя бы толики власти. По сути дела Сингапур был создан как государство с жестко централизованной властью, способной квалифицированно управлять экономической и политической сферами.

Сингапурцы благодарны Ли Куан Ю за то, что еще в ту пору он повел бескомпромиссную борьбу с коррупцией. Сейчас эта страна имеет очень высокий рейтинг, ее признают самой «чистой» на азиатском континенте. Уличение сингапурского чиновника в коррупции смертоподобно для него и его родственников. Их ожидает презрение общества. В то же время власти позаботились о материальном достатке чиновников, которые получают самую высокую зарплату в мире, на чем еще в середине 70-х годов настаивал Ли Куан Ю.

Сингапурский правитель очень внимательно относился к вопросам межэтнических отношений. Эта проблема в те годы была в высшей степени важной для островного государства, где проживают китайцы, малайцы, тамилы и многие другие выходцы из разных стран региона. Признаки потенциальных конфликтов проявлялись время от времени в сингапурском обществе. Например, сильное неприятие национальных общин вызвал план Ли Куан Ю построить жилые микрорайоны с полным циклом обслуживания их жителей: практически в каждом доме магазины, школы, детсады, автостоянки и прочие удобства. По сути дела речь шла о строительстве «кооперативных» квартир. Перспектива обитания на одной лестничной площадке с китайцами вызвала резкий протест у малайцев и наоборот. Были серьезные проблемы и с тамильской общиной.

В условиях назревавшего межэтнического конфликта энергию, бьющую через край, источал именно Ли Куан Ю. Он использовал весь дар убеждения, чтобы склонить сингапурцев к мирному сосуществованию. Он убеждал соотечественников, что они – единая нация, единый народ и что наличие разных народностей и разных языков – это не недостаток, а большое достоинство сингапурского общества. Не все тогда понимали и принимали его доводы. Понятие «сингапурский народ» звучало непривычно и странно. И сам тезис о внутренней стабильности, как о высшем приоритете, был подобен гласу вопиющего в пустыне.

В 1976 году Ли Куан Ю совершил беспрецедентный визит в Китай. То было смутное время, страной правила «банда четырех». Поднебесная представляла собой мрачное зрелище -отсталая, серая, депрессивная. По возвращении Ли Куан Ю, призывая соотечественников к единству, заявил: «Если бы вы побывали там, то, вернувшись сюда, целовали бы сингапурскую землю...».

О личности сингапурского руководителя свидетельствуют его непростые отношения с Дэн Сяопином. В 1978 году китайский лидер посетил с визитом Сингапур. Конфликт начался с того, что Ли Куан Ю стал вести переговоры на английском языке, который является одним из официальных языков Сингапура. Дэн Сяопину разговор через переводчика не понравился.

Он усмотрел в этом пренебрежительное отношение к нему, представителю Китая, являющегося родиной всех этнических китайцев, где бы они ни жили. Ли Куан Ю не остался в долгу и уколол собеседника высказыванием о том, что тот отсутствовал во время его визита в Пекин. Намек был более чем прозрачным – Дэн Сяопин в то время отбывал ссылку. Уязвленный Дэн пошел на непредвиденную меру – сократил программу визита и досрочно вылетел на родину.

Национальная политика Ли Куан Ю оказалась пророческой. Буквально через год-два и в СССР объявили о возникновении новой формации – советского народа. Правда, затем неверные подходы к решению национального вопроса похоронили эту общность, как, впрочем, и всю страну. Тезис о внутренней стабильности в китайских условиях повторил Дэн Сяопин. Да и в Казахстане национальная политика во многом, как выясняется, идет по подобному пути.

Может быть, не случайно то, что в 1991 году сингапурский патриарх решил посетить Казахстан, который чем-то напоминал ему родную страну. Правда, приняли его не совсем любезно. Вместо того, чтобы внимательно выслушать опытного политика, подпустили к нему целую кучу доморощенных экономистов. Те набросились на Ли Куан Ю с каверзными вопросами, наивно полагая, что таким образом помогут собственной экономике. Сингапурский руководитель сдержанно похвалил наших экономистов за проявленную прыть. А нашим много и не надо было – потешили самолюбие и разошлись. В этом наш порок и слабость. Показушно-теоретически мы сильны, практически – нетерпеливы и непоследовательны. Позднее сингапурские дипломаты рассказывали мне, что патриарх был не очень доволен визитом. Он рассчитывал не на экзамен, а на обмен мнениями о грядущем миропорядке.

Спустя четыре года такая беседа все же состоялась. Но уже в Сингапуре. В 1996 году Президент Н. Назарбаев совершил официальный визит в эту страну. В гостинице «Мандарин» он встретился с Ли Куан Ю, который к этому времени по существу находился в отставке, занимая номинальную должность старшего министра.

Надо сказать, что Ли Куан Ю оказался выше прошлых обид. Он дал высокую оценку деятельности Дэн Сяопина, сказав о нем следующее: «Дэн Сяопин оказался мудрее Горбачева. Он начал реформы с сельского хозяйства, затем перенес их на другие сферы. Горбачев же не понял закономерности экономического развития, сделал упор на политику. То, что случилось с ним – логическое следствие его политики. Реформы надо проводить постепенно».

Далее из его уст прозвучал монолог, который, на мой взгляд, заслуживает внимания и по сей день.

– Китай будет процветающей, мощной державой через тридцать лет. Города на южном побережье не будут уступать Тайбэю. Уже через двадцать лет китайская экономика по основным показателям будет сопоставима с американской. Предпосылки к этому имеются. Темпы роста экономики Китая устойчиво держатся на уровне 10 процентов. Огромное достояние Китая – 56 миллионов китайцев, живущих за его пределами. Зарубежные китайцы – хуацяо, как правило, предприимчивы, образованы, патриотичны. Это отличает их от русских эмигрантов.

С другой стороны, усиление мощи Китая породит серьезные проблемы. Что касается Сингапура, то он может утратить возможность проведения независимой политики. Поэтому нам важно иметь противовес в лице США, Японии, Южной Кореи, стран АСЕАН. Тогда будет настоящий баланс сил.

Я признаю, что без США, без их инвестиций и технологий прогресс в Юго-Восточной Азии был бы невозможен. США сыграли в этом регионе очень важную роль. Но и сами американцы извлекают из этого огромную прибыль. США оказывают большую помощь, японцы же эгоистичны. Они отказываются передавать технологии. Поэтому мы благодарны США. Мы все говорим по-английски.

Итак, презрев старые обиды, воздавая должное Дэн Сяопину, Ли Куан Ю, словно вспомнив старый инцидент, завершил свой монолог симптоматичной фразой об английском языке. Правда, он не забыл и свое пребывание в Алма-Ате, сказав, что до сих пор помнит как на него наседали «шустрые» экономисты.

Глядя на постаревшего сингапурского патриарха, я невольно вспоминал его встречи с советским послом в середине 70-х годов. Беседы тогда были нелегкими. Москва была раздражена проамериканской политикой Сингапура, его отказом на наше предложение построить на острове подземное метро. Вдобавок к этому в регионе, да и во всем мире активно муссировался скандал, связанный с банкротством Московского народного банка. Это было шумное дело, которое нанесло существенный урон репутации и позициям СССР в регионе. Москва к тому же напрочь отрицала возможность интеграции в Юго-Восточной Азии (и в Европе тоже), рассматривая деятельность АСЕАН сквозь призму антисоветизма.

Ли Куан Ю в те годы был волевым и упрямым политиком. Ни на какие доводы не соглашался. Проявляя уважение к Советскому Союзу, воздавая должное его потенциалу, он тем не менее гнул свою, как оказалось, верную линию. Во всяком случае это была линия, которая соответствовала интересам его небольшой страны.

Сингапур в тот период вел активную внешнюю политику. Помимо интеграционных процессов в регионе, укрепления связей с США, Японией, другими развитыми государствами, это маленькое государство занималось большой политикой в ООН, раз за разом выдвигая различные предложения. В те годы у всех на слуху было имя постоянного представителя Сингапура в ООН доктора Ко. Блестящий юрист, он проявил себя и как непревзойденный оратор. Благодаря ему мир узнал о Сингапуре не только как портовом городе и туристическом центре, но и важном субъекте международных отношений. Особенно активно сингапурская дипломатия работала по камбоджийской проблеме, твердо настаивая на ликвидации режима Пол Пота при содействии всего мирового сообщества.

Выходит, Ли Куан Ю опередил время, потому что пятнадцать лет спустя мировое сообщество все же займется устранением одиозных режимов.

Правда, и Сингапур не обошла стороной критика международных правозащитных организаций. В те годы они только поднимали голову. Права человека стали включаться в повестку дня американской дипломатии. Во второй половине 70-х годов вице-президент США У.Мондэйл во время встречи с Иосипом Броз Тито поднял вопрос о соблюдении прав человека в Югославии. И, наверное, пожалел об этом. Потому что югославский руководитель не оставил камня на камне от американского визитера. Он сказал, что с оружием в руках защищал права человека в годы второй мировой войны. В то время Мондэйл, дескать, ходил пешком под стол. Кто знает, может быть последующие события на Балканах и суд над Милошевичем стали своеобразным реваншем США за оскорбления прошлых лет.

Как бы то ни было, Сингапуру все же предъявили претензии по поводу диктаторского стиля управления, отсутствия реальной многопартийности. Но Ли Куан Ю успешно отбивался, используя разные аргументы, прежде всего конкретные действия. Эти действия были направлены на обеспечение американских интересов в регионе. В правильности такой политики Ли Куан Ю никогда не сомневался и не отступал от нее ни на йоту. Поэтому американцы закрывали глаза на многие вещи, которые для других стран были бы непростительны. И такое отношение к Сингапуру сохраняется по сей день.

Много воды утекло с тех пор, как я покинул это благодатное место. Сингапур постоянно прогрессирует. И это радует. Прежде всего потому, что это уникальная страна, в которой сошлись многие культуры Азии. Руководству Сингапура удалось сохранить и даже укрепить межнациональное согласие. И по сей день люди разных национальностей трудятся вместе в государственных и финансовых структурах, укрепляя авторитет этой страны.

В Сингапуре я освоил навыки дипломатической профессии. Много работал над совершенствованием знаний языков и подготовкой справочно-аналитических материалов. Там я научился поддерживать деловые связи с зарубежными дипломатами, жить и работать в трудовом коллективе, в котором были разные люди из разных ведомств. Не могу не вспомнить добрым словом и посла Ю.Раздухова. По окончании почти четырехлетней командировки он направил в МИД положительную характеристику с рекомендацией непременно использовать меня на дипломатической работе, причем на китайском направлении.

Так я попал на работу в 1 Дальневосточный отдел, где занимался Китаем. Меня определили в сектор советско-китайских отношений. Там прочитал первые материалы об истории и практике русско-китайского территориального размежевания. Тогда мне и в голову не могло прийти, что все это пригодится двадцать лет спустя – при принятии трудного решения об урегулировании пограничных вопросов между суверенным Казахстаном и КНР.

В конце 70-х годов заведующим 1 Дальневосточным отделом был Михаил Степанович Капица. Это была в высшей степени колоритная фигура. Двухметрового роста и в то же время очень пропорционально сложенный, он производил большое впечатление на всех, кому довелось общаться с ним. М.Капица был одним из ведущих китаеведов страны, автором большого количества книг по истории советско-китайских отношений. Разумеется эти книги были нарасхват среди дипломатов и студентов. Его монументальные труды с критикой теории и практики маоизма выходили под броскими названиями: «Советско-китайские отношения», «Два десятилетия – две политики», «Три десятилетия – три политики». Особенно популярной была книга «Левее здравого смысла». Говорят, что А.Громыко, как-то увидев на М.Капице модный в те годы светлосерый плащ, неодобрительно сказал: «Ваш плащ белее здравого смысла».

М. Капице многое прощалось. И чрезмерное увлечение женским полом, и пристрастие к алкоголю, и даже не совсем лояльное отношение к высшему партийному руководству. Однажды во время очередной лекции о Китае он на глазах изумленной публики, состоявшей из работников МИД и различных отделов ЦК КПСС, вдруг начал копировать специфическую речь Брежнева. Впрочем, такие выходки все же задержали его продвижение по служебной лестнице. Заместителем министра иностранных дел он стал только в 1982 году после смерти «кавалера» пяти звезд героя.

Не могу пожаловаться на плохое отношение ко мне этого дипломатического зубра. Напротив, Михаил Степанович, общаясь с большим кругом людей, тем не менее не выпускал меня из поля зрения. Я это чувствовал во время нередких случаев служебного общения с ним.

Как-то я зашел в его кабинет, чтобы получить визу на важный документ для международного отдела ЦК КПСС. В кабинете гулял смачный чесночный запах вперемежку с ароматом дорогого коньяка. М.Капица сидел за столом с человеком, очень похожим на него. Как выяснилось это был его брат, приехавший из Украины с домашним гостинцем – свиной колбасой. Получив необходимую визу на столе, который из служебного превратился в обеденный, я вежливо отказался разделить трапезу. Уже на выходе из кабинета услышал фразу Михаила Степановича, обращенную к брату: «Этот молодой казах далеко пойдет».

Я обязан Михаилу Степановичу и своей первой квартирой в Москве. Долго не удавалось решить вопрос с оформлением постоянной прописки. Как-то увидев меня в мрачном настроении, он поинтересовался его причиной. Узнав в чем дело, М. Капица сказал: «Что же ты раньше мне не сказал. Промыслов (тогдашний мэр Москвы) мой лучший друг, еще вчера с ним выпивали». И вскоре решилась моя квартирная проблема.

Как-то я оказался в неловкой ситуации по милости моего начальника. Вызвав меня в кабинет, он сказал: «Старик, я съезжу к одной даме. Ты тут посиди на телефоне. Будут звонить начальники, типа Громыко, скажи, что пошел к зубному врачу».

Как в воду глядел. Телефон члена политбюро, министра иностранных дел не заставил себя долго ждать. В трубке раздался низкий голос с характерным белорусским говором.

– А где Михайло Стёпановитш?

Я ответил, как было велено. Дескать, был срочно приглашен к стоматологу.

– Не у зубного вратша он. По девкам опять пошшол, – прозвучал вердикт министра.

Но Громыко относился к Михаилу Степановичу вполне дружелюбно, признавая его неординарность и способности.

М.Капица действительно был чрезвычайно трудолюбив. В течение дня он поглощал большой объем информации, иногда до 400 страниц. Причем читал не механически, а умудрялся править тексты, которые зачастую в этом не нуждались – они уже были утверждены в одной из многочисленных в то время инстанций. Записки в высокие инстанции, например, в политбюро ЦК КПСС диктовал сам. Мыслил он масштабно и в то же время конкретно. Очень хорошо чувствовал слово и воспринимал тексты. Он принимал также большое количество посетителей, вникая в их проблемы. Был частым гостем на мероприятиях по линии Академии наук. Степень доктора исторических наук М. Капица получил в 1958 году в возрасте 36 лет.

М. Капица был хорош и пригоден в условиях конфронтации, во время переговоров буквально подавлял китайцев. С его лица не сходила саркастическая, презрительная улыбка, когда он доказывал правоту советской стороны по тому или иному вопросу.

По его инициативе в 30 посольствах были специально предусмотрены должности для дипломатов-китаеведов. В их задачу входило слежение за действиями Пекина в районах, представлявших стратегический интерес для СССР. Принимая перед командировкой сотрудников, он обычно говорил: «Мешайте им. Чем больше намусорите, тем выше будем оценивать вашу работу».

Но с наступлением перестройки пришло время «нового мышления». По-новому мыслить Михаил Степанович не умел, да и не хотел. Он мыслил категориями советской державы. Таких дипломатов тогда стали называть носителями имперских подходов. Холодно распрощавшись с Э.Шеварднадзе, он ушел в академическую среду, возглавил институт востоковедения. Осенью 1995 года этот очень интересный человек ушел из жизни, оставив напоследок свою последнюю книгу – мемуары.

Коллектив дипломатов-китаеведов был насколько дружен, настолько и противоречив во внутренних взаимоотношениях. Все знали друг о друге буквально до мельчайших деталей. Это не могло не утомлять. С другой стороны, это позволяло уходить от многих условностей, столь характерных для других коллективов, например, тех, кто работал на западном направлении. Как-то в дверях нашего небольшого кабинета появился незнакомый человек. Внимательно осмотрев нас, он сказал: «Это, кажется, не Первый Европейский отдел». «Нет, это Первый Дальневосточный отдел», – хором ответили мы.

Себя мы в шутку называли демократами-разночинцами. Потому что в старороссийской дипломатической службе на азиатском направлении работали незнатные и небогатые люди.

Но «демократы-разночинцы» неплохо проявили себя в демократическую эпоху. Сергей Разов и Андрей Денисов стали заместителями министра иностранных дел России, в послы выбились Евгений Афанасьев, Леонид Моисеев, Михаил Белый, Виталий Воробьев, Владимир Рахманин, Евгений Бажанов, Антон Васильев.

С ними мне довелось работать многие годы в Китае. Всякое было: и дружба, и соперничество. Но в самые лихие времена нас объединяла общая цель: обеспечить прочные позиции государства во взаимоотношениях с серьезным партнером – Китайской Народной Республикой.

В конце 70-х – начале 80-х годов работать на китайском направлении было нелегко. Контакты с официальными представителями Поднебесной были сведены к минимуму Единственный канал общения с Пекином – консультации по международным вопросам на уровне заместителей министров иностранных дел. В этих условиях все усилия дипломатов направлялись на внимательное изучение китайской прессы. Газета Жэньминь жибао» стала главным источником информации. Во время долгих чтений газет и журналов мы учились вылавливать нужные сведения между строк, склеивать информационные фрагменты в единое целое.

Как-то в одном из многочисленных кабинетов советского посольства в Пекине я застал одного из сотрудников спецслужб, работавшего под дипломатическим прикрытием, за подготовкой секретного донесения в Москву на основе передовицы в «Жэньминь жибао». Причем, информация начиналась так: «Как стало известно из источников, близких к политбюро ЦК КПК...». На мое укоризненное замечание по поводу фальсификации и компиляции, мой друг резонно отметил: «Ты хочешь сказать, что «Жэньминь жибао» – орган ЦК КПК – не отражает точку зрения политбюро?»

Работа с печатными изданиями, чтение между строк, несомненно, прививали усидчивость. Но были и свои издержки, связанные с невысоким уровнем коммуникабельности сотрудников. Правда, с нормализацией советско-китайских отношений этот недостаток сошел на нет, потому что обе стороны раскрылись и контактов стало более чем достаточно.

Следствием размораживания отношений между СССР и КНР стала договоренность об обмене студентами и стажерами по 10 человек с каждой стороны. Это произошло в 1983 году, спустя почти четверть века после разрыва всех гуманитарных связей.

В первую группу стажеров довелось попасть и мне. Моими однокашниками стали преподаватели китайского языка некоторых московских вузов, студенты старших курсов МГИМО и Института восточных языков МГУ.

В конце августа 1983 года мы прибыли в Пекин, где нас ожидала шумная встреча. Помнится, нас, несколько обалдевших от долгого ночного полета и шумихи в Пекинском аэропорту, окружили иностранные корреспонденты, которые пытались что-то спросить. Не имея опыта общения с журналистами, первые советские стажеры испуганно озирались и жались к встречавшим нас сотрудникам советского посольства. Наконец делегировали меня как самого опытного. Я от имени стажеров кратко ответил на вопросы, сделав основной упор на том, что главная цель – изучение китайского языка.

Затем выехали на посольском автобусе к месту учебы. Оказалось, что учебные корпуса и общежития находятся на одной территории Пекинского лингвистического института. Знакомство с общежитием потрясло, особенно тех, кто не имел дело с этим заведением. Стажеры размещались по двое в комнате площадью не более 10 квадратных метров. Каждому полагался постельный комплект, включая теплое одеяло. Кроме того, нам были выданы тазы для стирки белья и термосы. Полы в общежитии были цементные, отопление было символическим, что мы более чем хорошо почувствовали зимой. Душ, туалет и прочие удобства оказались в общем пользовании. Горячую воду давали по вечерам, не более одного часа.

Вначале нам казалось, что жить в таком общежитии невозможно. Но деваться было некуда, а затем мы втянулись в студенческую жизнь, находя немало положительного в повседневном быте. Во всяком случае, через год, когда пришло время покинуть нашу обитель, расставание с ней было грустным.

Через два дня после прибытия нам пришлось держать экзамен по китайскому языку. Он оказался трудным. Помимо чтения текстов, политических и литературных, пришлось писать диктант. Таким образом проверяли наши знания и затем направляли в те или иные группы. Мой уровень определили как достаточно высокий, хотя посоветовали систематизировать знания, обратить внимание на устную речь.

Так мы приступили к углубленному изучению китайского языка. Занятия начинались рано, в 8 часов, а заканчивались после обеда. Домашних заданий было очень много. Но энтузиазма, особенно в первую половину стажировки, было не меньше. Всем хотелось быстро одолеть премудрости китайской грамоты, однако это оказалось не таким уж легким делом даже при наличии определенной подготовки. Китайский язык – это океан: чем дальше плывешь, тем больше понимаешь, насколько он безбрежен. И только к концу стажировки, когда было пройдено большое расстояние, изучены тома учебников и других книг, я понял, что китайским языком владею. Поэтому я иногда с улыбкой смотрю на юных выпускников вузов, которые смело утверждают, что владеют этим языком «в совершенстве».

Сюрпризом для нас стали частые экзамены – каждые два месяца, а иногда чаще, в зависимости от воли преподавателя. «Зачеты», к которым мы привыкли в Москве, не признавались. Так же как не признавались и типично советские шпаргалки. Китайцы очень удивлялись таким привычкам, считая, что экзамены рассчитаны на определение знаний и выявление недостатков в образовании. Через некоторое время мы согласились с таким подходом. В конце концов, нужно было кончать с советской показухой и набирать реальные знания. Оценки выставлялись по 100-бальной системе. Неверно написанный элемент в иероглифе стоил одного балла. Ошибка в грамматике или стилистике каралась еще более жестоко.

Общение с китайцами убедило нас в том, что их интеллект значительно отличается от западных стереотипов. В основе такого различия – китайская письменность и сам язык, которые требуют больших усилий и напряжения памяти. Китайские дети начинают зубрить иероглифы с пяти лет. Лишь спустя несколько лет наступает прозрение и они начинают понимать всю логику родного языка. Зубрежка сильно развивает механическую память. Поэтому китайцы добиваются больших успехов в изучении иностранных языков, а также в тех науках, где требуется немалое усердие.

По Пекину мы передвигались исключительно на велосипедах. Оказалось, что это чрезвычайно удобный вид транспорта. Он экологически чистый, очень полезен для здоровья. Не случайно, в странах Запада велосипеды в последнее время обрели большую популярность.

Длительные поездки на велосипедах позволили мне досконально изучить не только расположение пекинских улиц, но и быт простых китайцев. Они раскрылись для меня совсем с другой стороны. Расхожий стереотип об их трудолюбии – это признание лишь одной из черт их национального характера.

Да, они трудолюбивы. Но в равной степени они рациональны и организованы. Китайцы в большинстве своем пробуждаются с первыми лучами солнца и тут же начинают готовиться к трудовым будням. Уже в 6 часов утра все улицы забиты велосипедистами и городским транспортом. Китайцы, особенно люди преклонного возраста, любят заниматься утренней гимнастикой, отдавая предпочтение «цигуну», в котором сочетаются элементы медитации и дыхательной гимнастики. Причем, занимаются оздоровительными упражнениями в публичных местах, например, в городских парках. Поэтому иностранцам, впервые попавшим в Китай, особенно удивительно смотреть на жителей Поднебесной, застывших в странных позах.

Рабочий день в Китае начинается рано, в 8 часов. Китайцы работают системно, строго по плану. Их рациональность заключается в том, что они не делают лишней работы. Ближе к полудню китайцы обедают. На это у них уходит не так много времени. Затем они спят. В послеобеденное время жизнь в городах и селах несколько утихает. Спят и чиновники, и строители, все, кто имеет такую возможность. Лишь продавцам и путешественникам приходится отказывать себе в этом удовольствии. Мы в свое время шутили, что невыспавшийся китаец, дескать, страшнее дракона.

Способность спать в послеобеденное время не могла не вызывать удивления. Как-то, уже работая в посольстве, мне поручили вручить срочную ноту по поводу случайно залетевшей на территорию Китая советской ракеты во время учений под Хабаровском. Время было послеобеденное и в консульском управлении МИД КНР царило затишье. Зайдя в одну из комнат, я обнаружил трех человек, уютно расположившихся в креслах. Все они дружно смотрели сны, которые пришлось прервать.

Работающие в поле крестьяне часто располагаются на отдых там же, а если недалеко проходит дорога, то ложатся головой к проезжей части. Однажды я поинтересовался причиной такого странного расположения. Оказалось, что если лечь ногами в сторону проезжей части, то водители, не заметив их, могут передавить спящих людей, но по головам они, находясь в здравом уме, никогда не поедут. Китайцы спят даже на велосипедах, фиксируя их у заборов парков.

Еще западные колонизаторы обратили внимание на то, что китайцы не любят домашних животных, за исключением попугаев, певчих птиц и декоративных рыб. К ним они питают искреннее пристрастие. Очень редко в китайских семьях держат собак и кошек. На юге страны этих животных используют в пищу. В то же время южане на дух не переносят баранину и даже говядину, не говоря уж о конине. По старому китайскому поверью, это пища «варваров». На юге до сих пор не любят молоко, предпочитая его соевым заменителям.

В Китае очень много диалектов. Поэтому пекинцы (столица КНР – Бэйцзин в переводе означает «северная столица») практически не понимают жителей Шанхая, Гуанчжоу, Гонконга и других городов, расположенных на юго-востоке страны. Всех китайцев объединяет письменность. Если им что-то не понятно, они пишут иероглифы, после чего диалог восстанавливается. Поэтому на всех совещаниях, включая партийные съезды, аудитория не столько слушает ораторов, сколько сверяет их речь с заранее розданными текстами выступлений. Эта традиция имеет давнюю историю. Даже в лихолетье гражданской войны все совещания проводились в таком стиле. Тем более, что лидеры китайской революции Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Дэн Сяопин, Чжу Дэ очень плохо владели пекинским диалектом («мандарином» – как его называют на Западе) и говорили на своих наречьях.

В конце 80-х годов состав китайского руководства значительно обновился, в него вместе с Цзян Цзэминем вошли многие выходцы из Шанхая. В связи с этим по стране пошел анекдот, что все заседания политбюро проходят на шанхайском диалекте, а выходцам из других районов остается знакомиться с письменными резолюциями.

Китайцы в основном чадолюбивая нация. Любовь к детям пролегает через всю их жизнь, хотя в древности из-за предрассудков они были вынуждены убивать девочек-младенцев. Считалось, что девочки – лишние рты и толку от них в хозяйстве абсолютно никакого. Показательно, что иероглиф «мужчина» означает рабочую силу, используемую в крестьянском хозяйстве. С давних пор в китайской демографии существует заметная диспропорция – мужского населения на 30-40 миллионов больше, чем женского.

Возможно, поэтому женщины в последние десятилетия стали брать своеобразный реванш. Китаянки в принципе социально активные. Домашнюю работу очень часто выполняют мужчины. Они же часто готовят пищу, особенно праздничную. В современном Китае женщины хорошо представлены в госструктурах и в различных секторах экономики. Впрочем, как бы то ни было, женщины в Китае ассоциируются с гармонией и спокойствием. Слово «спокойствие» передается иероглифом, который означает женщину под крышей дома.

Традиционное чадолюбие китайцев сильно подкосила все та же демография. Правительство взяло жесткий курс на ограничение рождаемости. Для того, чтобы обзавестись вторым ребенком, нужно получить специальное разрешение, которое выдается после представления очень веских аргументов. Дети, родившиеся без такого разрешения, лишаются многих прав, в том числе бесплатного посещения детских садов и школ. Конечно, на первый взгляд, это чересчур жесткая мера, но учитывая, что население Китая растет чуть ли не в геометрической прогрессии, такая политика выглядит оправданной. С другой стороны, в Китае подрастает целое поколение эгоистов или «императоров», как их называют сами жители Поднебесной. Потому что на единственных детей в семье обрушивается вся родительская любовь. Это большая социальная и политическая проблема, которая даст о себе знать в недалеком будущем.

Во время стажировки мы часто общались с простыми китайцами и не раз убеждались в их гостеприимстве. Гость для китайцев значит не меньше, чем для казахов. Гостю первому дается слово. Считается верхом неприличия не соглашаться с ним. Даже на высоком политическом уровне такие традиции проявляются достаточно отчетливо. В конце 50-х годов Н.Хрущев вел переговоры с Мао Цзэдуном в Пекине. «Великий кормчий», конечно, не был согласен с его рассуждениями о мирном сосуществовании с американским империализмом, но законы гостеприимства не позволяли открыто возразить. Хрущев, не зная таких обычаев, обратился к Микояну: «Видишь, Анастас, он соглашается со мной!». Китайская иероглифика и здесь отражает особенности мышления китайцев: слово «объективный» изображается иероглифом, означающим «точка зрения гостя», а «субъективный» – «точка зрения хозяина».

Китайцы всячески избегают слова «нет». Особенно при официальном общении. Если китайские дипломаты говорят, что вопрос нуждается в изучении, то обольщаться по поводу такого ответа не надо, это отказ.

В 1993 году во время переговоров в Пекине Н.Назарбаев предложил Цзян Цзэминю создать совместную рабочую группу по обследованию Семипалатинского и Лобнорского полигонов. Китайский руководитель не стал огорчать гостя, сказав, что предложение «надо изучить». Для меня стало совершенно ясно, что это отрицательный ответ. Но поскольку не последовало «нет» в нашем стане еще несколько лет были иллюзии по этому вопросу. Пришлось разъяснять моим коллегам особенности китайского менталитета.

Изучая историю Китая, беседуя с интеллектуалами, я не раз убеждался в том, что китайцы – нация с высоким уровнем национального самосознания. Они чтят свою древнюю историю, гордятся ею. Представления о своей земле как о «срединном государстве», надо сказать, не были столь беспочвенны, как утверждают некоторые исследователи. Именно в Китае появились технические изобретения, прочно вошедшие в мировую цивилизацию. Речь прежде всего идет о бумаге, порохе, компасе. По мнению китайцев, первая ракета была запущена в космос еще в древние времена именно в Китае.

Национальное самосознание во многом определяет патриотизм китайцев. Даже в такой газете, как «Жэньминь жибао» можно часто встретить утверждения, что XXI век принадлежит потомкам Хуанди, то есть «желтого императора». Их уверенность в будущем, конечно, зиждется на растущем экономическом и политическом потенциале Китая. Его валовый внутренний продукт достиг 1,3 триллиона долларов (в Индии при фактически таком же населении – 500 млрд. долларов). Китай стал играть определяющую роль при решении многих крупных международных проблем.

Показательно, что чувство принадлежности к единой нации, патриотизм характерны для всех китайцев, независимо от места их проживания. В городах многих стран мира существуют «Чайна тауны», другими словами, китайские кварталы, места компактного проживания этнических китайцев. Они, несмотря на удаленность от исторической родины, сохраняют национальные традиции, чтут обычаи. В 1976 году, когда умер Мао Цзэдун, этнические китайцы во всех странах, в том числе в Сингапуре, стали выполнять траурные церемонии. И это при том, что Председатель Мао был коммунистическим лидером и его культурная революция принесла немало бед, в том числе зарубежным китайцам – «хуацяо» (этот иероглиф можно перевести как «китайцы, живущие за мостом»).

Поэтому не удивительно, что первая китайская атомная бомба была создана при непосредственном участии физика – этнического китайца, работавшего в американской лаборатории в Лос-Аламосе. Большой вклад в создание ядерной программы КНР внесли китайские ученые, получившие опыт и знания в СССР. В эпоху реформ именно «хуацяо» внесли большую лепту в развитие китайской экономики, инвестировав в нее миллиарды долларов. До сих пор китайцы, проживающие за рубежом, помогают своей исторической родине в различных областях. Это поощряется Пекином. Наиболее отличившихся соотечественников включают в представительный орган – Народно-консультативный политический совет. Показательно, что в Китае признается гражданство по крови. Другими словами, китайцы вольны в выборе иностранного гражданства, но подспудно они будут считаться подданными «срединного государства».

Патриотизм, несомненно, является мощным связующим элементом китайской государственности. Не будет преувеличением сказать, что весь Китай зиждется на многовековой истории и культуре народа. Именно эти качества народа не раз спасали китайскую государственность от различных угроз, будь то изнутри или извне. Яркий пример – студенческие манифестации 1989 года.

Уроки тех трагических событий, на мой взгляд, сохраняют свою политическую актуальность и для Казахстана. И не только». (см. Касым-Жомарт Токаев. Преодоление…, с. 35)

В книге Касым-Жомарта Токаева есть много интересных мест, и малоизвестных фактов и поистине уникальных высказываний и замечаний политиков и дипломатов. Касым-Жомарт Кемелевич специально посвятил им часть книги «Личности в дипломатии». И так как большинство дипломатов – это сплошь пассионарные деятели, то я позволю себе привести некоторые наиболее яркие фрагменты. (см. указ. соч., с. 76)

«По роду деятельности мне довелось встречаться и видеть многих выдающихся политиков и дипломатов. Будучи крупными личностями, они так или иначе оказали влияние на формирование моих жизненных позиций и политического мировоззрения. О некоторых из них я просто обязан рассказать, хотя бы в силу элементарной человеческой признательности.

B 1986 году послом Советского Союза в Китае был назначен выдающийся дипломат Олег Александрович Трояновский. Он приехал в Пекин, имея поручение М.Горбачева во что бы то ни стало нормализовать отношения с Китаем – страной, с которой Москва враждовала почти три десятилетия, но так и не смогла подчинить себе.

Советский руководитель в своей знаменитой Владивостокской речи дал понять, что разворачивает «новое мышление» и в сторону Китая, готов пойти на широкий компромисс, вплоть до вывода войск из Монголии. Дэн Сяопин в ответ заявил, что может нарушить свое обещание не покидать пределы родины и готов выехать в любую точку СССР для переговоров с М.Горбачевым, если тот заставит вьетнамцев вывести войска из Камбоджи. Другими – словами, «процесс пошел». (выражение М. Горбачева)

Назначение О.Трояновского широко комментировалось в западной печати. Наблюдатели отмечали, что впервые в истории советско-китайских отношений в Пекин направляется профессионал, которого называли одним из лучших кремлевских дипломатов. Пекин также положительно отреагировал на это назначение, полагая, что приход крупного специалиста-международника, не зашоренного идеологическими догмами, благотворно скажется на двусторонних отношениях. И не ошибся. Действительно, профессиональный путь этого человека, сыгравшего чрезвычайно важную роль в нормализации отношений между Кремлем и Чжуннаньхаем, не может не впечатлять.

Окончив МГУ, О.Трояновский, пойдя по стопам отца – первого советского посла в США, поступил на дипломатическую службу. Уже в 1945 году он обрел первые навыки международного общения, работая переводчиком на историческом Нюрнбергском судебном процессе над главарями фашистской Германии. Позднее ему довелось обслуживать переговоры Сталина с иностранными руководителями.

Именно от Олега Александровича я узнал, что Сталин во время таких встреч никогда не употреблял слова «Советский Союз», а предпочитал говорить: «Россия», «мы, русские, думаем...». Во время переговоров Сталин, слушая собеседников, часто рисовал волчьи головы, при этом, чем менее ему нравились высказывания иностранцев, тем больше становились волчьи уши. Сталин, по рассказам О. Трояновского, говорил медленно, с заметным грузинским акцентом, но в высшей степени логично. Одна фраза как бы вытекала из другой, предыдущей, и в конечном итоге получалась цепочка связанных между собой рассуждений.

Диктатор, оказывается, обладал хорошим чувством юмора. Придя как-то в Большой театр и увидев в фойе новый бюст с собственным изображением, он спросил: «А это кто такой?». Мао Цзэдуна он сравнивал с редиской: «Оболочка красная, содержимое белое». На донос Берии о том, что все известные советские писатели (Шолохов, Фадеев, Симонов и другие) увлекаются алкоголем, он ответил: «У Сталина других писателей нет».

О. Трояновский рассказал мне еще одну интересную историю.

Как-то Сталин поинтересовался у А.Фадеева причиной долгого отсутствия на работе.

– Был в запое, – с большевистской простотой ответил автор «Молодой гвардии».

– А сколько длится ваш запой? – участливо поинтересовался самодержец.

– Дней десять.

– А не могли бы вы, как коммунист, досрочно завершить запой, сократить его до пяти дней? (см. там же, с. 78)

Принимая группу послевоенных выпускников дипломатической школы и видя их сильное смущение и скованность, хозяин Кремля, усмехаясь, сказал: «Советская молодежь не должна бояться товарища Сталина».

Во время переговоров в 1941 году с японским министром иностранных дел И. Мацуоки кремлевский предводитель полушутя – полусерьезно произнес: «Мы, азиаты, должны держаться вместе». А затем Сталин и Молотов напоили представителя страны «Восходящего солнца» до бесчувственного состояния. Показательно, что Япония не решилась вступить в войну против СССР. Возможно это было связано с тем, что Сталин в нарушение государственного протокола поехал на вокзал, чтобы проводить японского министра на родину.

По словам О. Трояновского, авторитет Сталина еще долгое время довлел над госаппаратом, несмотря на предпринятые Н. Хрущевым попытки демонтировать прежний режим. Даже А. Громыко, который казалось бы знал все в международной жизни, все же сверял свои поступки с действиями прежнего наставника.

Во время очередной поездки на сессию Генеральной Ассамблеи ООН А. Громыко, следуя устоявшейся традиции, назначил встречу с королем Иордании Хуссейном в советском представительстве. К О. Трояновскому за несколько часов до начала переговоров примчался взволнованный иорданский дипломат. Он буквально взмолился: «Мы понимаем, что Советский Союз – великая страна. Но поймите и нас. Хуссейн – король. Пусть маленькой страны, но все же король! Он не может встречаться с министром в иностранной миссии».

А. Громыко, по словам О. Трояновского, и слышать не хотел о перемене места встречи. Тогда Олег Александрович применил «железобетонный» довод.

– Андрей Адреевич, а Сталин в Тегеране поехал на переговоры с шахом Ирана в его резиденцию». (Показательно, что уже в 2002 году российский президент по существу повторил то, что говорилось на эту тему почти четверть века назад. В. Путин на неформальной встрече лидеров стран СНГ в Алма-Ате заявил, что так называемые «горячие точки» существовали и при Советском Союзе, но им силовыми методами не давали вырваться наружу.)

А. Громыко насторожился:

– Вы точно помните, что Иосиф Виссарионович поехал к шаху?

Получив утвердительный ответ, шеф советской дипломатии принял твердое решение встретиться с королем Иордании в его апартаментах.

Кстати, по воспоминаниям В.Молотова, Берия резко возражал против посещения Сталиным резиденции шаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви, за что получил прозвище от кремлевского диктатора – «политический дурак». (см. Ф. Гусев. Молотов. Полудержавный властелин. Москва. Олма-пресс. с. 449)

В одной из продолжительных бесед Олег Александрович рассказал мне, как в начале 50-х годов ему довелось пожить целую неделю на даче Сталина в Крыму. Он, будучи молодым дипломатом, сопровождал делегацию лейбористской партии Великобритании. По окончании переговоров Сталин, обращаясь к нему, сказал: «А вас, молодой человек, я приглашаю остаться здесь. Отдохнете. Заодно и мы посмотрим, какой вы человек».

Сталин, рассказывал О. Трояновский, жил в одиночестве, если не считать охраны и молодой служанки Валентины Истоминой, которая готовила Сталину пищу. Лучше всего у неё получались украинские борщи. Как-то Сталин одел форму генералиссимуса и вышел в ней к молодым людям. О. Трояновский дипломатично одобрил ее, а Валентина сказала: «Иосиф Виссарионович, Вы похожи на пожарника». Диктатор молча удалился из комнаты и больше никогда не одевал эту форму. (см. Касым-Жомарт Токаев, указ. соч. с. 79)

Интересно, что еще Маркс, разрабатывая теорию об общественно-экономических формациях, сформулировал особый путь развития – азиатский способ производства. Причем, классик был уверен в том, что именно в Китае эта специфическая модель, стоящая в стороне от феодализма, капитализма, социализма, пустит глубокие корни.

А тогда на исходе второй половины 80-х годов в Пекине заговорили о худшем исходе событий в СССР. Точно помню: в 1988 году ко мне попал конфиденциальный аналитический материал, предназначенный для китайских руководителей. Коллектив авторов из ведущего исследовательского центра утверждал, что Советский Союз обречен, на его месте возникнут независимые государства. Первыми уйдут прибалтийские республики, затем Украина. Последними страну покинут среднеазиатские республики, причем, по мнению авторов, Казахстан в силу специфики своей экономики и демографии будет до конца держаться единой страны.

Говоря о внутренних факторах, Олег Александрович сказал, что увольнение Ельцина будет иметь тяжелые последствия. Он, несомненно, воспрянет и составит серьезную конкуренцию Горбачеву. В то же время непонятно, что происходит с идеологией. Лигачев явно «ностальгирует» по старым временам, Яковлев ведет линию на безоговорочное сближение с Западом, заигрывает с «авангардной» интеллигенцией. Вывод посла был сенсационным: распад грядет.

Причем крайне интересными были его исторические экскурсы. Он считал, что дезинтеграция была заложена в самой природе советского государства. Заложена, как ни странно, Лениным. Именно он, вопреки недовольству Сталина, настаивал на создании союзных республик с правом выхода из государства. 70 лет эта модель никак не давала о себе знать, но затем задрожала под напором национал – сепаратизма.

Как известно, советское руководство во время переговоров с Риббентропом в 1939 году настояло на присоединении к СССР всех прибалтийских республик, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии. Это вызвало неоднозначную реакцию в Европе. Гитлер, встречаясь с Молотовым в Берлине, якобы сказал, что стремление объединить всех украинцев, белоруссов и даже молдован в рамках советского государства еще как-то можно понять, но как можно объяснить претензии Кремля на Прибалтику. «Объясним», – уверенно ответил руководитель советской дипломатии.

Объяснять пришлось относительно недолго – всего каких-то полвека, после чего Литва, Эстония и Латвия более чем охотно расстались с Советским Союзом. Так начался распад империи.

Е. Примаков не был настроен столь проамерикански и по-своему пытался спасти ситуацию. Он понимал, что Советскому Союзу придется поддержать военные акции США и это чревато ослаблением его стратегических позиций. Антиамериканизм Евгения Максимовича наглядно проявится позже, в годы его премьерства, когда он сделал свою знаменитую «петлю» над Атлантическим океаном, отменив свой официальный визит в США.

В это же время – в конце 90-х – вновь обостряются его отношения с Э.Шеварднадзе. После покушения на грузинского руководителя Е.Примаков по существу поставил под сомнение саму эту акцию, намекая на ее инспирацию. Разъяренный Э.Шеварднадзе пообещал подарить ему разбитый от минометных выстрелов «Мерседес».

Столь сложные, даже плохие отношения между этими двумя политиками тем более удивительны, что Евгений Максимович провел детство и юность в Тбилиси. Он рассказывал мне, что, уже будучи студентом МГУ, очень скучал по Тбилиси и ездил туда на все праздники. В университете он подражал Сталину, ходил в военном френче и говорил с грузинским акцентом. До сих пор Е. Примаков хорошо понимает грузинскую речь и сносно говорит на этом языке.

Евгений Максимович с теплотой вспоминает годы, проведенные в Египте. Там он работал корреспондентом «Правды» и написал несколько книг о Ближнем Востоке. Одна из них – о политике Гамаля Абдель Насера – была настолько интересной и информативной, что за нее Е.Примакову была присвоена научная степень доктора экономических наук. Всякий раз, приезжая в Египет в разных ипостасях (спикер, шеф разведки, министр иностранных дел, премьер, депутат), он в обязательном порядке посещает места, которые напоминают ему о его молодости. Опытный дипломат – арабист Виктор Посувалюк (к сожалению, ушедший в мир иной) как-то сказал мне, что по-настоящему счастлив Евгений Максимович был только в стране древних пирамид.

Но судьба не всегда проявляла свою благосклонность к нему. Он похоронил жену, которую искренне любил. Затем потерял и сына. В это страшное время его спасла любимая работа. И, конечно, друзья, которых у Евгения Максимовича всегда было много.

После распада СССР Е. Примаков удивил всех, получив назначение на должность директора Службы внешней разведки. Говорят, что Б.Ельцин вначале не планировал назначать его на этот важный пост. В то же время он не хотел оставлять в разведке горбачевские кадры, в том числе профессионального разведчика Е.Шебаршина. Приехав в Ясеново, где располагается штаб-квартира российской разведки, Президент поинтересовался у командного состава, кого они хотят заполучить в начальники – опытного человека или перспективного специалиста. Разведчики, смекнув, что им могут прислать кого-нибудь из новоявленных демократов, высказались в пользу опыта. Думали, что останется прежний руководитель. Но ошиблись. Получили вместо него Е. Примакова.

Он руководил разведкой четыре года. Позже, когда Евгений Максимович стал министром иностранных дел, он признался мне, что не хотел покидать Службу внешней разведки. Действительно, он прижился в этом сугубо специфическом коллективе, став там своим человеком. Е. Примаков быстро снискал уважение в разведывательном сообществе справедливым отношением к людям, тактичностью и принципиальностью. Он не поддался искушению получить генеральские погоны, хотя не скупился на военные регалии для отличившихся сотрудников. В разведке он получил ласковое прозвище «Примус».(см. там же, с. 99)

У Касым-Жомарта Токаева пока нет прозвищ, но были хорошие родители и воспитатели. Поэтому не вызывает сомнений что он – пассионарная личность современного Казахстана. Это подтверждается всеми его деяниями, которые он осуществил за очень короткое время своего президенства. Они не всегда понятны и не всегда отражают его уровень пассионарности, но мы проживаем очень сложное время, которое диктует ему и всем нам ответственное поведение и тем более действие.

Земля, поклонившаяся
Валентину Двуреченскому
(1936-2014 гг.)

Кандидат экономических наук, профессор, член-корреспондент Академии сельскохозяйственных наук Казахстана, заслуженный агроном Республики Казахстан. Долгое время был руководителем опытного хозяйства «Заречное», в котором накоплен опыт применения технологии No-Till.

Родился 7 января 1936 года в селе Большая Алексеевка Тамбовской области РСФСР. Русский. Отец – Двуреченский Иван Демидович. Мать – Двуреченская Евдокия Ивановна. Окончил Плодоовощной институт им. И.В. Мичурина (1962), ученый-агроном; Академию народного хозяйства СССР (1982). Кандидат экономических наук (1995). Тема кандидатской диссертации: «Формирование рынка зерна в условиях многоукладной экономики». Профессор Костанайского государственного университета им. А. Байтурсынова (с 2003).

Автор книг «Формирование рынка зерна» (г. Алматы, 1995), «Для тебя, хозяин земли» (г. Костанай, 2003), рекомендаций «Технология возделывания сельскохозяйственных культур в системе сберегающего земледелия» (2010); 50 статей. Обладатель патентов «Сошник-прорезатель Двуреченского» (2007), «Способ беспахотной обработки почвы в паровом поле» (2010); «Способ возделывания яровых зерновых культур» (2010), «Сошник для беспахотной обработки почвы» (2010).

С 1962 года – главный агроном совхоза «Раздольный» Семиозерного района Кустанайской области. С 1967 года – главный агроном совхоза «Беревестник» Наурзумского района Кустанайской области. С 1970 года – директор совхоза «Шевченковский» Джетыгаринского района Кустанайской области. С 1973 года – первый заместитель начальника, с 1975 года – начальник Кустанайского областного управления сельского хозяйства. С 1982 года – первый секретарь Урицкого райкома партии Кустанайской области. С 1985 года – второй секретарь Кустанайского обкома партии. С 1989 года – секретарь ЦК Компартии Казахстана. С 1990 года – министр сельского хозяйства КазССР. С февраля 1992 года – генеральный директор ТОО «Костанайский НИИСХ».

Депутат Верховного Совета КазССР (1986-1992).

Награжден орденами Ленина (1976). Трудового Красного Знамени (трижды), «Знак Почета», «Отан» (1999), «Парасат» (2005); медалями «Тыңга 50 жыл», «40 лет СО Россельхозакадемии 1969-2009» (2010); Почетной грамотой Президиума Верховного Совета КазССР.

Заслуженный агроном РК.

Крестьянин нашего времени. И он не просто руководил, а в 2011 году его хозяйство (ОПХ «Заречное») намолотило по 37 центнеров зерна с гектара.

Ему было уже 76. А он все возглавлял и направлял работу опытно-показательного хозяйства «Заречное» с десятью тысячами гектаров ежегодного сева и молочно-товарной фермой, одновременно был руководителем Костанайского НИИ сельского хозяйства. Его биография начиналась от сельского пацаненка, которого вместе с другими сверстниками колхозный бригадир в пять утра поднимал на работу, и продолжалась до должностей совхозного агронома, начальника сельхозуправления, секретаря ЦК Компартии Казахстана, министра сельского хозяйства – о нем говорили: вечный пахарь. Пообщаться с ним журналистам более или менее получалось только в субботу или воскресенье, когда у него посетителей и звонков было поменьше. Но после слова «пахота» разговор может не получиться, так как борьбе с ней Валентин Иванович Двуреченский посвятил практически всю жизнь.

До него этим еще в XIX веке занимался ныне малоизвестный даже специалистам Иван Осинский, затем – нашумевший своей книгой «Безумие пахаря» Эдвард Фолкнер, знаменитый Терентий Мальцев. Американцы первыми столкнулись в 30-х годах прошлого века с очевидной ветровой эрозией почвы, жуткими пыльными бурями и кризисом урожаев. При самой высокой в мире технической оснащенности их сельское хозяйство оказалось тогда менее продуктивным, чем у какого-нибудь египетского феллаха, ковыряющего свой надел палкой. Когда-то плуг спас человечество от голода, и оказалось очень непросто понять, что тот, кто «породил», может и убить. Как и во всем остальном, в пахоте надо знать меру, а ее многие сильно перебрали и продолжают по инерции перебирать. Двуреченский считал, что лучше всех беречь землю-кормилицу может собственник, обрабатывающий ее своими руками, и потому он горой стоял за фермеров.

Его деда по отцу советская власть объявила кулаком. Жили они неподалеку от Липецка. Почвы там эталонно-черноземные, увлажненные – не то что целинные каштановые, на которые Валентина направили по окончании Плодоовощного института им. Мичурина. И дед попытался прикупить хуторок, чтобы спокойно содержать семью. В селе-то провели коллективизацию, создали колхоз. Ну, колхозники и начали из зависти строчить анонимки на деда. Тот не выдержал травли, умер в пятьдесят с небольшим.

Его сын Иван единственный в деревне имел семиклассное образование. Назначили парня бухгалтером того самого колхоза. И снова пошла писанина: теперь «кулацкий сын». Молоденького Ивана Демидовича арестовали. А в колхозе без него запутались с трудоднями, все переругались и решили просить бухгалтера вернуться обратно. И его под нажимом общественности через три месяца вернули. Позже он вступил в партию, был избран председателем сельсовета. Вот из таких людей и формировался советский «кадровый корпус».

Дальше еще интереснее. Председателем колхоза стал другой дед Валентина Двуреченского – по матери. После войны спустили сюда партийное решение об укрупнении хозяйства. Три дня шло общее собрание. Председателем избрали вернувшегося с фронта зятя. Тридцать лет отработал Иван Демидович в этой должности, вывел колхоз в передовые. Здесь выдавали на заработанный трудодень аж по 2 кг. зерна, тогда как в других – по одному-полтора.

Ивана Демидовича критиковали за такое «расточительство». Тем временем его сын опухал от голода. Шел тяжелый послевоенный 1946-й, а тут еще засуха. Многих селян спасали только личные огороды. Из пяти сыновей Ивана Двуреченского только Валентин стал опухать. И тогда завхоз не выдержал: «Возьми, Демидыч, со склада пшена, подкорми парня!» – «Не имею права…» Тогда завхоз сам принес матери Валентина с десяток килограммов: «Только никому не говори». Вот так и жили-выживали.

Позже Двуреченский рекордный казахстанский урожай не считал избыточным:

– Что такое полторы тонны зерна на жителя страны? Нам надо обеспечить, по европейским нормам потребления, 80 килограммов мяса на душу населения. Для этого при существующей технологии кормления и породном составе скота требуется на человека почти тонна зерна только для фуража.

Но рекорд есть рекорд. Одна Костанайская область давала больше восьми миллионов тонн, средняя урожайность на четырех с лишним миллионах гектаров вплотную приблизилась к 20 центнерам. Ничего подобного здесь не было никогда.

Такое достижение прямо связывали с внедрением новых почвозащитных технологий, разработчиком одной из которых был Валентин Двуреченский, его авторство официально закреплено пятью патентами.

– Я никогда и нигде не утверждал, что эффект дала именно моя технология, – возражал тогда Валентин Иванович, когда его хвалили. – Считаю, что почвозащитные технологии внедряются у нас медленно и непоследовательно. Жалко землю, которую продолжают терзать.

– А откуда тогда такой урожай? Вы не противоречите себе? – Спрашивали его.

– Нисколько. Основная причина нынешнего роста урожайности в массе хозяйств та, что в 90-е годы они оказались просто не в состоянии пахать землю, вот она и отдохнула, набралась сил. Те же, кто полностью перешел на отечественную нулевую технологию, которую уже признали и одобрили и американцы, и австралийцы, и канадцы, получают урожаи вдвое выше, чем до нее.

Само ОПХ «Заречное» давало по 37 центнеров с гектара. Не слышал, чтобы у кого-то получилось больше. Хотя располагается хозяйство в середине области, где и земли самые средние – с бонитетом 32 балла. Правда, за годы внедрения почвозащитной технологии, бонитет вырос – пусть всего на 0,3 балла, но все же. В предыдущие годы шло разрушение плодородного слоя, причем темпами куда более быстрыми: ломать – не строить.

В естественной природе практически никто не пашет, если не считать «работы» животных, добывающих пищу из земли. При этом природа за счет гниения растительных остатков создала ту почву, которую теперь использует человек. И как использует? Тот же Фолкнер отмечал, что феллах-египтянин всего лишь делает острой палкой небольшой прокол, в который погружает саженец или семя. При этом Фолкнер допускал, будь у египтян та же техническая мощь, которой США обладали уже в 30-годы прошлого века, они побросали бы свои палки и в итоге тоже получили бы эрозию и истощение почв.

На месте египтян оказались другие «мастера урожаев». Они довели до ручки прекрасный оазис междуречья Амударьи и Сырдарьи, веками кормивший всю Среднюю Азию. Чуть не пустили по ветру целину. Нет, Двуреченский был не против современных технологий. Весь вопрос лишь в том, что считать современным и что – отсталым, несмотря на умопомрачительные «навороты» и соответственные цены. Он признавал – и сам создавал – такую технику, которая в принципе, обеспечивала только легкий «прокол» в почве, достаточный для развития семени, но при этом обладала производительностью, которая и не снилась феллаху. Для сравнения: ныне уже и операции делают без скальпеля, и трубы проводят без экскаватора – проколом.

И даже против химии Валентин Иванович не возражал. Но такой, которая не вредит земле и человеку. Например, экологически опасные гербициды для угнетения сорняков вместо нещадного их механического истребления вместе с почвой. При этом не признает генетически модифицированных продуктов, пока не доказана их безвредность. А казахстанское зерно экологически чистое, высококачественное и заслуживает внутри страны и вне ее лучшей доли, чем пока имеет.

Естественно, что дотошные журналисты стали интересоваться: кто же в республике, области больше чем кто-либо помогал в его становлении и развитии, как пассионарной личности. Есть ли люди которым Двуреченский благодарен, кто его наставники?

– Большую роль в моей жизни, – отвечал Валентин Иванович, – сыграли Бородин, Кунаев, Козыбаев и Назарбаев. Бородина я вообще считаю великим человеком. Все они приезжали ко мне, принимали участие в моей судьбе. Исходили из того, что и как было сделано. Повышали по службе, если был достоин.

Но все доставалось только упорным трудом. У него ведь ни свата, ни брата влиятельного не было.

– Чем в свободное время занимался знаменитый хлебороб?

По воспоминаниям близких людей, Двуреченский любил и охоту, и рыбалку. Но потом стало одно хобби – земледелие. Центр обслуживал и Актюбинск, и Тургай, и Северный Казахстан, поэтому времени на хобби у этого пассионария просто не было.

– Что на ваш взгляд самое главное для руководителя? – Спрашивали его.

– Быть порядочным и активным.

Он был по гороскопу – Козерог. А Козерогам свойственно ставить цель и ее достигать. По крайней мере, всю свою энергию Валентин Иванович направлял на достижение целей. И это качество никогда его не подводило. Если люди видят, что руководитель энергичный, они за ним идут и решают дела. Был случай в моей практике – приехал работать в один из самых отсталых совхозов. За четыре года он стал одним из самых лучших. И земледелие, и животноводство подняли. А все почему? Цель была. И к ней стремились.

– Кадров сейчас в работе хватает?

– Пока хватает, но с каждым годом их все меньше и меньше. На кого идут учиться? На экономистов, юристов, финансистов. Профессия инженер-агроном не очень престижная. Хотя за ней – будущее нашей области. – Любил повторять Двуреченский. (Костанайский областной еженедельник «Наша Газета», март, 2012).

Западные аграрные державы раньше всех осознали опасность плуга и отказались от него. Но в попытках восстановить плодородие почв совершили новую ошибку, убежден Валентин Двуреченский. Появился так называемый закон компенсации химическими солями потерянных почвой питательных веществ.

Однако химические соли не увеличивают содержание органики, как в это многие верили и поныне так считают, а только питают растения. В итоге в тех странах, где в непомерно больших количествах применяются минеральные удобрения, ныне получают, можно сказать, не органическое зерно, а химическое. Последствия не замедлили отразиться на здоровье потребителей. Теперь громадные средства тратятся на «расхимичивание» отравленных почв.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: ни в советское время, ни после наши аграрии не могли себе позволить широкое применение химии из-за ее дороговизны. Сейчас за рубежом имеется немало желающих взять казахстанскую землю для выращивания экологически чистого зерна, чтобы продавать его у себя на родине в специальных магазинах «Органик» по очень высоким ценам. Они предпочитают производить и торговать сами, а не импортировать. Но это не значит, что их рынки напрочь закрыты для казахстанского хлеба.

По мнению Двуреченского, наши сложности с реализацией зерна были связаны не только с его «переизбытком» и удаленностью от мировых рынков, но и с недостатками в маркетинговой политике. Выращивать научились, продавать – нет.

Однако, при всем том никуда не уйдешь от прискорбного факта: зерно – это сырье. И вывозить его миллионами тонн из регионов, весьма удаленных от морских портов, всегда будет накладно. Нужно находить более выгодные варианты агробизнеса, связанные с глубокой переработкой и диверсификацией производства.

На встречах костанайских аграриев с первым Президентом Нурсултаном Назарбаевым в ходе его поездок по области эта тема не раз обсуждалась. В разговоре почти всегда участвовал и Валентин Двуреченский – потому что беседа проходила на полях ОПХ «Заречное». Назарбаев тогда высказал предложение оставить под продовольственной пшеницей самые лучшие поля, а освободившуюся землю засевать кормовыми культурами и производить больше мяса. И самим оно требуется, и Россия готова покупать тысячами тонн.

Двуреченский полагал, что казахстанское мясо следует также продвигать на рынки европейских и богатых арабских стран. Выращенное на экологически чистых кормах оно могло бы продаваться в специальных магазинах по 40-50 долларов за килограмм. В самом «Заречном» мясо было «побочным» продуктом молочно-товарной фермы: это прежде всего бычки, которых доращивали и откармливали для последующего забоя.

Вообще-то главным направлением деятельности «Заречного» и НИИСХ была разработка технологий зернового производства и выращивание элитных семян. Однако, нет пожалуй ни одной агрофирмы, где, серьезно занимаясь растениеводством, не думали бы о животноводстве. Получение хороших урожаев зачастую невозможно при засилье какой-то одной культуры, так как каждая «выедает» из почвы свой набор питательных веществ.

С этим связана еще одна проблема пшеницы, ежегодно занимающей в зерносеющих областях 90 и более процентов пашни. На восстановлении плодородия благотворно сказывается периодическая смена культур, или севооборот, в котором лучшими очередниками могут быть и кормовые. А куда их девать? Покупатели могут найтись, но это будет та же торговля сырьем. Поэтому Двуреченскому хотелось создать у себя «модельное» хозяйство, где органически сочетались бы взаимодополняющие отрасли.

Крупного рогатого скота в «Заречном» тогда было не так уж много, всего около 800 голов. Однако мало кому после развала советского рынка удалось вообще сохранить хоть какое-то стадо. 9 из каждых 10 коров содержались на личных подворьях. Какой они породы – уже ни один академик не разберет. В «Заречном» же были сплошь черно-пестрые красавицы с ведерным выменем. Содержали и кормили их так, что молочный завод принимал весь удой высшим сортом, а мясо раскупали сами работники ОПХ.

В структуре посевных площадей «Заречного» кормовые занимали почти 20%, тогда как в подавляющем большинстве хозяйств региона – буквально ноль. В селах скоту обычно достаются отходы пшеницы после ее очистки на токах, а вообще в рационе преобладают сено, накошенное без разбору за околицей, и солома, которую, по идее, стоило бы большей частью на жатве измельчить и «скормить» полю.

ОПХ в те поры выращивало рапс, нут, овес, горох, сафлор, лен… Тележки с измельченной зеленью шли с полей на ферму. Каждая корова получала в день 10 кг. концентратов, изготовленных здесь же из зерна, – промышленные-то исчезли вместе с промышленным животноводством – и плюс «премию» в 300 г за каждый надоенный литр. Вот они и «старались»: в 90-е средние годовые удои составляли около 2 тыс. литров, позже выросли вдвое.

Промышленное животноводство в развитых странах держится на мощной кормовой базе, в которой сено и его производные составляют едва ли не четверть, а все остальное – обогащенные комбикорма, рядом с которыми наши зерноотходы и близко не стояли. Там пастбище – это специально засеянное и ухоженное поле. Представление о том, что в наших полупустынях можно создать высококонкурентное выпасное животноводство, несколько наивно. Да, это почти даром. Но пока скотина дойдет от одной травины до другой, она растратит полученное от ее поедания…

Переработка зерна в комбикорма вдвое повышает его отдачу при скармливании. «Заречное» обзавелось экструдером – моментальная термообработка кормов температурой в 1000 градусов убивает любую инфекцию и воздействует на питательность на клеточном уровне. Коровы сметают такую пищу как лакомство. Позже в ОПХ затеяли новый кормоцех: предполагалось перерабатывать в гранулы часть соломы, богатой лигнином, и сенажа. Не за горами было время, когда баланс кормов для каждой коровы можно будет составлять по анализу крови: чего и сколько рогатой надо для полного счастья. А под эту программу и травы, и зерновые соответствующие будут выращиваться.

Крестьянин нашего времени – так о нем будут говорить еще долго.

Весьма опрометчиво было бы полагать, что у Валентина Двуреченского, связанного с Костанайской областью полвека, проработавшего здесь в разных местах и на разных должностях снизу доверху, ставшего для многих просто «старшим товарищем», сложилась некая идиллия в отношениях с окружающими: дескать, все ему были друзья и единомышленники, не было никаких противников и недоброжелателей. Не знаю, может быть, эта сфера деятельности такая особенная – земледелие. Здесь споры идут десятилетиями. Да какие непримиримые, жесткие, а то и жестокие! Одни дискуссии вокруг вреда пахоты чего стоят. При том, что слово «пашня» остается одним из самых главных терминов отраслевой науки.

А вспомним времена сталинского любимца академика-шарлатана Лысенко, годы борьбы с генетикой, хрущевских кукурузных авантюр… Сколько настоящих, талантливейших ученых и практиков земледелия лишились тогда любимой работы, зачастую свободы, а то и жизни. «Будет дождик, будет гром – нам не нужен агроном»… Тень тех мрачных десятилетий до сих пор блуждает над полями. Официально-то Двуреченский давно был признан в стране и за рубежом, но когда его спрашивали о победном шествии сберегающей технологии по соседним полям – досадливо махал рукой:

– Если хотя бы один ее элемент не выполняется, ожидаемого результата не будет. А тут один жнет комбайнами без измельчителей соломы, другой вместо гербицидов применяет механическую прополку, третий при посеве использует не анкерный сошник, а культиваторный…

В итоге не видят роста урожайности, на который рассчитывали, не получают выгод и почестей, о которых мечтали. А винить будут кого? Себя, что ли? Оппонентов у «патриарха земледелия», как иногда называли Двуреченского, хватало. И на агрономических совещаниях шпильки вставляли, и в прессе «разоблачали». Об уровне этих выпадов можно судить потому, что в них подвергалось сомнению получение весомого урожая в 2011 году. Ладно бы весной или в начале лета говорили, когда коварная погода, конечно же, могла перечеркнуть усилия сеятеля. Тогда некоторые из этих доводов, исключая совсем уже безграмотные, звучали бы более или менее корректно. Но накануне жатвы, когда все поля были досконально осмотрены хозяевами и специалистами, практически повсеместно сошедшимися во мнении, что хлеб будет даже не среднемноголетний, а большой… Видно, кому-то невтерпеж было выдать желаемое – неурожай! – за действительное.

Но действительность превзошла все ожидания. Превзошла настолько, что тогдашний аким области Сергей Кулагин, как и Двуреченский возглавлявший одно время Минсельхоз республики, на совещании после жатвы с некоторой ностальгией говорил:

– Идеальный урожай. Такого хлеба мы впредь не увидим лет десять – пятнадцать.

На что Валентин Иванович ему живо возражал:

– Не согласен. Сберегающая технология все же применяется, и урожаи будут расти.

Учитывая наш менталитет, для которого нет пророка в своем отечестве, считаю не лишним сослаться на зарубежные авторитеты земледелия. Так, Казахстан не раз упомянули консультанты Всемирной продовольственной организации (FAO) Рольф Дерпш и Теодор Дитрих еще в 2008 году в отчете «Глобальный обзор принятия консервирующего сельского хозяйства». Пусть эти термины никого не пугают и не путают: консервирующее сельское хозяйство – суть одного из названий нулевой технологии. Их существует еще несколько, всеобъемлющее определение революционного новшества в земледелии до сих пор не устоялось. Но о чем идет речь, можно не сомневаться.

Нулевая технология, пишут авторы, развилась до технически жизнеспособной, рентабельной и экономичной альтернативы текущей практики производства зерна. В то время как общепринятая система выращивания зерна привела к деградации почвы вплоть до опустынивания, принятие нулевой технологии приводит к обращению этого процесса вспять. Эрозия почвы прекратилась, содержание органических веществ, биологические процессы в почве и ее плодородие повысились. Влага в почве лучше консервируется, и со временем урожайность повышается.

К 2008 году по нулевой технологии работали не более чем 100 млн га во всем мире, демонстрируя ее адаптацию ко всем видам климата, почвы, условиям посева и уборки. Самую большую площадь она занимала тогда в США – около 27 млн га. Под 26 млн – в Бразилии. Далее шли Аргентина (20 млн), Канада (13,5 млн), Австралия (12), Парагвай, Китай и Казахстан (по 1-2 млн). Впечатляющая компания, не правда ли?

В последние годы большое расширение площадей под нулевой технологией перешло в Азию, особенно в Китай и Казахстан, сообщает отчет. И в Европе ее принятие прогрессирует. Казахстан – большая страна, пережившая большие изменения в условиях землевладения и фермерских систем за последние годы. Консервирующее сельское хозяйство получило здесь стремительное развитие в результате заинтересованности фермеров, содействия государственной политики и активной подачи информации сектором науки.

Принятие нулевой технологии в стране началось с 2004 года в некоторых северных областях республики. В этих регионах был зарегистрирован самый высокий показатель принятия системы.

Исследования в стране показали, что общая площадь нулевой технологии в Казахстане тогда составляла 600 тыс. га, а в 2007 году и 1,3 млн. в 2008-м. С такими показателями Казахстан вошел в мировую десятку.

Распространение системы показало, что нулевая технология больше не может считаться временной модой. Она больше не может игнорироваться политиками, учеными, вузами, фермерами, а также производителями техники и другими институтами, относящимися к сельскому хозяйству. Но тут же многие специалисты замечают, что для роста ее применения необходимо преодолеть существующие барьеры. И знаете какие? Во-первых, менталитет, традиции, предрассудки. Во-вторых, незнание технологии. Кроме того, необходимы соответствующая политика для продвижения технологии, ну и, само собой, техника и некоторые материалы. Кто этим будет заниматься? Первыми упомянутые выше Дерпш и Дитрих называют политиков. Далее -общественных деятелей, фермеров, исследователей, профессоров… Двуреченский только что не был политиком. А все остальное – о нем.

Почему именно он стал одним из пионеров «нулевки» в Казахстане? Множество гораздо более молодых практиков земледелия и даже ученых относилось и относится к ней скептически, хотя им уже в каком-то объеме преподавалась эта технология, тогда как Валентин Иванович проходил этот путь познания сам, самостоятельно, как подобает пассионарной личности, преодолевая догмы давно полученного образования и традиции крестьянского воспитания. Наверное, вопрос о происхождении таких лидеров надо задавать Богу. Он дает талант, который зажигает его обладателя изнутри и ведет, не давая покоя по всей жизни.

Двуреченскому давно можно было отдыхать на пенсии, а он и летом, и зимой на хозяйстве практически без выходных. И не просто работал, а боролся. Не только за технологию, которую доработал сам, что закреплено соответствующими патентами. Технология не цель, а только средство достижения цели – природной гармонии на Земле, которая была еще задолго до появления человека. А человек за считанные столетия так перепахал этот источник жизни…

Алибек Нугманов, заместитель Двуреченского по вопросам науки, – человек довольно молодой, его поколению во время учебы в вузе уже давали некоторое понятие о существовании технологии минимальной механической обработки почвы – тогда еще не нулевой. При НИИ в Заречном действовали курсы, где и Нугманов, и Валентин Иванович, и другие специалисты преподавали «нулевку». За год здесь перебывало до тысячи человек. А еще и практиковали выезды с лекциями «на места». Алибек рассказывал:

– Выходят из зала, слышу, обязательно кто-нибудь бурчит, мол дед пахал, отец пахал и я буду…

«Перепахать» эти традиции ой как непросто было. Владимир Черненко, заместитель директора «Заречного» по вопросам производства признавался:

– Я сам был против новой технологии! Нас ведь учили совсем другому. Когда пришел Валентин Иванович и начал внедрять новации, у нас зашептались: развалит хозяйство и исчезнет, а мы разгребай. Он объяснял, показывал, приказывал. Начинали с минимальной технологии, а нулевая фактически рождалась на моих глазах. И когда она дала очевидный рост урожайности, скептики с удовольствием сдались на милость победителя и стали такими же категорическими сторонниками «нулевки», какими были ее противниками.

Не раз доводилось попадать на выступления Двуреченского, в том числе в хозяйствах, куда Валентин Иванович выезжал по просьбе их руководителей. Ведь и этим директорам, почуявшим выгоду новинки, не верили их подчиненные! Мало кто знает, что наиболее продвинутые аграрии даже прилетали в Заречный специальными авиарейсами из ближнего зарубежья. И становились пионерами «нулевки» в своей стране.

Многие успешные аграрии области с уважением и благодарностью признавали роль Двуреченского в своих достижениях. А обращались к нему в первую голову те, у кого земли скуднее и хозяйству выжить труднее. Так добились успехов агрофирма «Диевское» во главе с Олегом Даниленко, ТОО «Алтынсарино» Бориса Князева, ТОО «Каркен» с Сайраном Букановым… Ведь «нулевка» позволяла поднять и стабилизировать урожаи, а вмести с ними экономику и жизнь сел. Когда село стало вольно работать для своей пользы и выгоды, а не чьей-то прихоти, такая новация победит в конкурентной борьбе.

И здесь можно дополнить нашей темой: именно пассионарные земледельцы, какими являются Олег Даниленко, Борис Князев, Сайран Буканов и сам Валентин Двуреченский, прославили казахстанскую землю. А она в свою очередь сама кланяется таким пассионарным людям, каким был Валентин Иванович Двуреченский.

Двуреченскому В.И.

Акростих, зачитанный автором А.С. Удовицким в Костанайском НИИСХ по случаю дня рождения Валентина Ивановича.

Дар Всевышнего – мысль и наитие

Воплотились в искринки чудес;

У него, что ни мысль – то открытие –

Рыцарь поля, посланник небес!

Ему чужда слепая полемика:

«Чем земельку пахать – не пахать?»

Его труд, как сельхозакадемика,

Не оспорить, а только внедрять!

Сказку былью пусть сделают люди;

Как все просто – поля замульчить,

Отказаться от плужных орудий,

Можно сеялкой почвы лечить!

У него, что ни день, то открытие,

Валентин на Земле неспроста;

И рожден ОН – такое событие –

В день рожденья Исуса Христа.

Автор нигде еще не публиковавшегося акростиха Анд­рей Степанович Удовицкий, кандидат сельхоз­наук, длительное время работал в Костанайском НИИСХ,
директором которого был В.И. Двуреченский.

Пассионарное поле
Веры Сидоровой

О ней написаны десятки книг и брошюр, сотни газетных публикаций. Она прославилась на казахстанской целине, но ее пассионарное поле началось в маленьком селе Тишанка, что в Воронежской области. И как утверждает в своей книге Лев Гумилев, историческая судьба, деяния человека определяют его пассионарность как личности. Качества ее закладываются в детстве семейным укладом и традициями. Как написала в своей книге «Целина-судьба моя» Вера Васильевна, «Семья отца – Лазукина Василия Ивановича, как принято тогда, была большая, но особо не бедствовала – смолоду всех приучали к труду. Правда, большевики посчитали нашу семью зажиточной, деда причислили к кулакам и сослали. А позже и отца. После этого мама и дедушка Митрофан уехали работать на железную дорогу в рабочий поселок Таловая.

Деда, Ивана Петровича, по словам моего отца отправили на Соловки (см. далее. В.В. Сидорова «Целина-судьба моя», Алматы, 2016 – 342, стр. 6).

Я долго не знала, что его выслали, пока, повзрослев, не написала письмо в соответствующие органы. Оказалось, за то, что у него был дом, крытый красным железом, две или три коровы, лошадь, земля и один работник. С ним поступили как с кулаком: дом снесли, семью раскулачили, а деда забрали. Я пыталась его найти, но сколько ни писала, ответ один: сведений нет. Но от отца слышала, что дед так и умер на Соловках. Он был реабилитирован лишь в 1991 году.

Позже я узнала, что в 1929-1931 гг. в период раскулачивания, в труднодоступные районы страны было выслано 1,8 миллиона человек. В том числе в Соловецких лагерях особого назначения находилось более 70 тысяч заключенных.

Моего отца, Лазукина Василия Ивановича, вскоре тоже выслали на Дальний Восток. Он работал на шахте «Артем» вместе с японцами, причем работал босиком, в колодках, питался мороженой капустой. Но остался жив и, отбыв срок, в конце 1937 года вернулся домой. Работал с матерью на железной дороге станции Таловая Воронежской области.

Перед войной я заболела воспалением легких. Лежа в корыте с горчичным раствором, слышу запомнившийся мне разговор отца с коллегой: «Как же я поеду в командировку, если завтра-послезавтра мне придется хоронить дочь». Но я выжила! Так как родители все время были заняты, нас, детей, воспитывала бабушка.

И вот, казалось бы, странно – она должна была таить обиду на советскую власть, но наоборот, привила мне громадное уважение к ней. Она учила нас не пререкаться ни с кем, не скандалить, не хулиганить. Она молилась дома и говорила нам: «Я молюсь, а вы выбирайте свой путь. Советская власть твердо стоит на ногах, нас не переделать, но к прошлому возврата нет. Мы хотим хорошего будущего своим внукам». Поразительно, что так говорила моя необразованная бабушка! Ее воспитание оставило во мне большой след.

Когда началась война, отец был зачислен в 66-й запасной строительный полк курсантом. А в октябре 1942 года направлен на фронт. Был командиром минометного расчета 368 стрелковой дивизии карельского фронта, защищал советское Заполярье. Климат там, как известно, суровый, зимы длинные и снежные, поэтому солдаты воевали в белых маскировочных комбинезонах, в бой шли на лыжах и с оружием в руках. Помню, отец рассказывал, как в одном из таких боев погибла вся их рота, а его и командира роты контузило. Несколько дней они лежали на снегу без еды и тепла, пока их не нашли санитары. Вспоминал и то, как, оказавшись в окружении, чтобы не умереть с голоду, они пробирались в поселки, искали там ремни или кожу, варили это и ели.

Вообще, судя по наградам, отец, а он был сержантом, командиром отделения, воевал достойно – за мужество и героизм был награжден орденом Славы 3-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За оборону советского Заполярья», «За победу в Великой Отечественной войне», а также отмечен знаком «Отличный минометчик».

Уже после смерти отца я нашла его красноармейскую книжку, в которой записаны благодарности, объявленные ему Верховным главнокомандующим Сталиным за успешное форсирование реки Свирь, за овладение городами Петрозаводск, Петсана (сейчас Печенега), городом Киркенес, за полное освобождение Печенской (Петсанской) области от немецких захватчиков.

Вернулся отец с войны 31 октября 1945 года. Работал на разных работах – был экспедитором, грузчиком, заведующим складом. В начале 1955 года наша семья переехала в город Шахты Ростовской области, ведь отец по специальности был шахтером. Там он 10 лет проработал на шахте «Артем-2 Глубокое». По характеру отец был молчун, о войне особо не рассказывал, да и мы, если честно, особо и не расспрашивали – тогда не принято было откровенничать.

В январе 1965 года ушел на пенсию, а в феврале 1972 года, находясь у меня в гостях – в селе Тарановское Кустанайской области, умер от инфаркта. Там же его и похоронили с воинскими почестями как солдата и гражданина страны Советов.

Когда мне исполнилось 7 лет, я с бабушкой пешком пошла из деревни в райцентр Таловую за 25 км., чтобы оформиться в школу. Мы хотели, чтобы меня взяли в железнодорожную школу, потому что там были теплые печки и раз в день давали кусочек хлеба – тоненький, как кружевной, смазанный сверху сладкой водичкой, и чтобы хоть как то спасти меня от голода, меня туда и оформили.

Но проучились мы всего неделю, потому что начались сильные бомбежки, враг пробирался к Сталинграду, к Волге, а наша станция Таловая, которая была крупным железнодорожным узлом, как раз находилась на пути продвижения немецких войск. Я помню, как на запад шли военные эшелоны с людьми и оружием, а на восток везли раненых. Помню и стоны солдат при крушении эшелонов, когда их бомбили немцы, а мы жили недалеко от станции, и эти стоны были хорошо слышны.

На всю жизнь запомнился мне и рев немецких самолетов, свет их прожекторов. Долгое время, даже когда уже выросла, если ночью слышала гул самолета, не могла заснуть.

Во время войны мы практически два года жили в окопах. Когда кончились бомбежки, мальчишки выскакивали из траншей и бежали смотреть, где какие остались ямы от взрывов. И сколько их подрывалось на минах! Однажды мина взорвалась недалеко от нашего дома, где возилась группа соседских мальчишек, и кровавые кишки повисли на нашей вишне. Разве такое забудешь! (см. там же. с. 9)

Вскоре нашу школу разбомбили, позже половину здания восстановили и там организовали госпиталь. И пока здесь шли бои, занятий не было. Мы помогали взрослым – ходили на зерноток просеивать от шелухи зерно. Потом эту шелуху нам разрешали забирать домой. Голод-то ведь был страшный. Мама с бабушкой запаривали ее вместе с лебедой и пекли оладьи. Они скребли горло, жевать эту смесь еще можно было, а вот глотать – целое испытание, как будто щетку проглатываешь.

Летом и осенью спасали огороды, на которых выращивали тыкву, сахарную свеклу, красную там не сеяли, ну и, конечно, ели мы сушеные яблоки и груши. Сначала, правда, выдавали хлебный паек – 100 граммов в день, но когда немцы разбомбили пекарню и магазин, хлеб перестали выдавать. А надо сказать, что по очередям ходил мой старший брат Иван, и как только немцы видели людскую цепочку, они сразу начинали ее бомбить.
 Так что хлеба мы практически не видели, и когда маме удавалось заработать кулек муки, она терла картошку, добавляла туда немного муки и пекла оладьи. Синие, липкие, они казались нам изумительно вкусными. В общем, мы настолько изголодались, что, помню, когда весной надо было от дома очистить снег, у нас с братом не было сил поднять лопату.

Чтобы выжить, мы – четверо детей (старший брат Иван, Михаил – мой дядя, Виктор – младший брат) – пешком бежали в деревню к бабушке. Шли, ползли, бежали долго, так как путь был в 25 километров. Но, как оказалось, двигались мы в направлении фронта. А в деревне Тишанка, где жила бабушка, была база для новобранцев, которых день и ночь учили военному делу. Шум и свист пуль меня загнали в темный чулан, а потом – в погреб. Никто не мог вытащить меня оттуда.

После изгнания немцев и румын в феврале 1943 года из Сталинграда пришлось добираться до рабочего поселка Таловая. Чтобы не поранить ноги, мудрая бабушка Анастасия связала нам шерстяные носки. Дойдя до места, где раньше был базар, увидели большую братскую могилу.

В сентябре 1943 года я вновь пошла в первый класс Таловской железнодорожной школы № 39. Мама очень боялась, что меня не примут в эту школу, так как мне уже было 10 лет. И она на год убавила мой возраст, так как свидетельство о рождении было утрачено при раскулачивании, а ЗАГС сгорел.

Нас опекали дедушка Митрофан, его дочь Евдокия (мамина сестра). Всю жизнь с огромной благодарностью вспоминаю учителей этой школы, особенно первую учительницу Прасковью Назаровну Куликову. Она была добрая и одновременно строгая. Ее внимательный взгляд пронизывал мою душу. От белизны ее кофточек со всякими рюшками, накрахмаленных носовых платочков, отутюженных костюмов я не могла оторвать взгляд. Вызвав меня к доске, она просила посчитать до десяти. Я этот счет произнесла шепотом. Улыбнувшись, она подбодрила меня, помогла справиться с робостью.

Вере Сидоровой уже в детстве были уготованы судьбой встречи и забота добрых людей. В своей книге она пишет: «Как-то в 4 классе я поранила руку ржавым гвоздем, и Прасковья Назаровна перевязала мне рану своим ослепительно белым платком. Даже сейчас, глядя на оставшийся шрам, я вспоминаю озабоченное лицо и теплые, добрые руки моей Прасковьи Назаровны.

В те годы была пионерия, да еще какая! Мы носили отутюженный галстук, чтобы он смотрелся таким великолепным предметом украшения и символом принадлежности к пионерской организации... А в комсомол я вступила поздно, в 9 классе. Дело в том, что в 6 классе мы с подругой написали одному хулигану письмо, якобы от имени начальника милиции. Все выяснилось, и нам поставили «4» за поведение в четверти. Тогда это было немыслимо: у девочек за поведение не «пять», а «четыре»! Потом 2 года я не вступала в комсомол, думала, что недостойна, из-за того случая. Вот так я чтила комсомол. Когда принимали, никто и не вспомнил о той истории.

Я росла в семье, а потом училась в школе, где ценились глубинные понятия – совесть, благородство, честь и добро, высокая работоспособность. О богатстве никогда не мечтала.

Бабушка Анастасия часто повторяла: «Гол, но прав», «Честь выше денег», «Исцеление от всех бед и стрессов – работа». Все это помогло мне жить только на заработанные средства. Присвоить чужие деньги, капиталы – это не для меня. Взятку ни взять, ни дать не могу! Это не только мои принципы, но и большинства людей моего поколения. Мы не теряли свои нравственные ориентиры, действовали по закону. У нас были равные возможности и в учебе и в работе.

У меня нет и не было наверху влиятельных родственников или знакомых. Но власти прошедших времен замечали работоспособных людей, их таланты, умственные или организаторские способности, особенно ценили молодых специалистов.

Я горжусь, что работала в ВЛКСМ и КПСС! Комсомол – это моя судьба. Это вся моя биография. Как для моей бабушки была молитва, так для меня – комсомол. Чту и буду чтить! (см. там же. с. 13)

Но в это время в институт пришла депеша из Министерства сельского хозяйства о том, что надо направить группу молодежи на целину. Бросили клич, никто не откликнулся (и я в том числе, ведь у меня уже было распределение).

Тогда нас, членов комитета комсомола института (а я была активисткой), собрал секретарь партбюро, закрыл в кабинете на ключ и сказал: «Пока не напишите заявление, не выпущу».

Помню там были большие лавки, мы на них расселись, помитинговали, но в конце концов написали заявление. А секретарь партбюро и говорит: «Этого мало, а теперь идите в общежития и агитируйте других».

Я пошла к себе. У нас в комнате жили 8 девушек, семеро из них согласились поехать. И вот мы, семь девчонок выпуска 1958 года, сели в поезд и поехали на целину. Добираться пришлось несколько суток: тогда, чтобы до Кустаная доехать, надо было делать большой крюк.

Приехали, вышли из вагона, стоим с чемоданами. И, помню, встретил нас на вокзале парень – здоровый, нестриженный и страшно грязный. Такими грязными я только шахтеров видела, когда они из забоя выходили – лишь белки глаз светятся, губы розовеют и ногти белеют. Таким и был этот парень, да еще рыжим вдобавок. В общем, как черт. Увидел, что мы с чемоданами, и говорит: «Тоже мне, пигалицы, на целину приехали! Пока поезд не ушел, давайте загружайте свои чемоданы обратно и мотайте туда, откуда приехали, я здесь уже наработался. Трактор вот на ходу бросил. Знаете, какие поля здесь огромные! Загоны в несколько километров, пашешь на тракторе до тех пор, пока горючее не кончится. Одуреть можно, с меня этого энтузиазма хватит!» Сел в поезд и уехал.

Мы вначале даже растерялись, присели на чемоданы, молчим. Куда, думаем приехали? Бежать, не узнав, что здесь и как? Но мы не так воспитаны, мы все – дети войны, много повидали. Да и как можно вернуться, когда нам доверили такое важное государственное дело!

Ведь мы же помнили: когда нас провожали, нам говорили, что целина – это надежда и опора всей страны, а стране нужен хлеб.

Мы, специалисты, агрономы, почему мы должны слушать этого грязного, грубого парня, который буквально протаранил нашу группу, когда мы шли по перрону? В общем, мы решили остаться.

В областном управлении сельского хозяйства нам сказали, что до утра можно остановиться в Доме колхозника. А это просто землянка, где в одной комнатушке спали сразу человек двадцать – и мужчины, и женщины – все вместе. Но там места не оказалось, поэтому мы снова вернулись в управление. Нам открыли кабинет начальника, где стояли два кресла, диван и стол. Вот так мы и спали: двое на столе, двое на диване, остальные в креслах. По очереди будили друг друга, чтобы поспать на диване.

Утром начальник управления кадров нас спрашивает: «Где вы хотите работать?» Я указала на карте то место, где были леса и озера. Оказалось, что это был Боровской район. Начальник говорит: «Нет, там специалисты не нужны. Вы поезжайте в Карасуский район, что под Кокчетавом. Лесов там нет (смеется), зато есть болото и даже два озера».

Взяли мы билет на самолет (я тогда первый раз на самолете летела), и опустил он нас где-то в степи между двух кладбищ – казахского и русского. Ковыль кругом по колено, снег лежит... А когда мы из Казани уезжали (это был конец апреля), было уже тепло, вот мы и поехали налегке.

Так в памяти и осталось – босоножки, капроновые чулки, ковыль стеной, самолет и один мой чемодан.

Смотрим, никто нас не встречает. Сидим час, сидим другой... Была среди нас одна бойкая татарочка по имени Умуханы, она и говорит: «Пошли, Вера, сами». Боже мой! Кюветы переполнены водой, грязь – не пройти! Мы разулись и прямо босиком потопали. Так и дошли до сельхозуправления. В большой луже помыли ноги, посушились на солнышке, обулись...

В управлении как раз шло совещание. Часа четыре прождали. Наконец оно кончилось, стали выходить директора совхозов, поглядывают на нас. Мы сказали, что приехали на целину по комсомольским путевкам.

Был среди этих директоров один молодой, красивый и энергичный, звали его Юрий Владимирович Всеволожский. Он нам и говорит: «Мне позарез нужны два агронома. Но что же я с девчонками делать буду делать? Были бы парни, я бы не глядя их взял». Тут Умуханы меня толкает: «Вера, пошли к нему». Посадил он нас в машину, поехали.

До его хозяйства было километров девяносто, и сколько мы ехали, я видела распаханную степь. Видела и отличное качество пашни. Но люди тогда, конечно, жили еще тяжело. Не хватало самого необходимого. Механизаторам выдавали сапоги, так они их жалели и ходили босиком! И вот смотрим, несколько ребят ходят босыми возле трактора. Подъехали к нам, директор вышел из машины, подошел к трактористам и говорит: «Почему босиком, ребята, вы же простудитесь, нам же сев надо завершить?»

Мне так понравилось, как он с ними по-человечески разговаривал. Я не переношу грубости, командного тона, начальственности в людях, не переношу тех, кто не может понять боль человеческую. Я таких людей стараюсь обходить. А вот этот директор мне сразу понравился. Случайно взглянула на его пальцы – длинные, тонкие, как у музыканта, ноготочки отточены. Значит, думаю, на целину ехали еще и интеллигентные люди, чтобы с умом ее осваивать.

И началось это освоение для Веры Сидоровой с огромного удивления, потрясения и огорчения. Молодого агронома потрясли целинные просторы, удивили разные люди, разные устремления и мечты. Но вместо романтических мечтаний ей пришлось заниматься социалистическим соревнованием. Спросите сегодня у молодых юношей и девушек что это такое, то вряд ли получите вразумительный ответ. Кроме того, первоцелинников донимали бытовые проблемы. Было ребята было, ветром порочным палатки знобило, но их, таких как Вера, а их были тысячи – целина полюбила. И было за что. Они были мечтателями, напористыми пассионарными людьми. И их пассионарность и даровитость требовала подкрепления, подтверждения делами, поступками и каждому приходилось пройти через переоценку ценностей жизни. Это как раз то, чего так недостает молодежи XXI века. Посмотрите на себя со стороны и задайте себе всего несколько вопросов: для чего вас родители родили, воспитали? Какие надежды на вас возлагают? И наконец, что вы хотите получить от жизни? И что взамен вы можете и хотите дать людям? Это простые вопросы, но только на первый взгляд. Целина многому научила, многое прояснила и в последующей жизни по-новому оценила. Каждый из нас прошел закалку характера. Не миновал этот период жизни и Веру Сидорову.

Были налеты хулиганов, разборки драк, порицания и прощения. Но настоящие испытания начались у нее значительно позже, когда она стала партийным работником. И тут снова ей улыбнулась судьба. Это сегодня, с легкой руки талантливого Петра Максимовича Черныша, называют эпохой Бородина. И это весьма не случайно, что в реальной жизни встретились две пассионарных личности Андрей Михайлович Бородин и Вера Васильевна Сидорова. Но как известно, ничего случайного в жизни нет. Все, что с нами происходит согласуется со звездами, Вселенной. Ознакомтесь с теорией Вернадского и книгой Льва Гумилева, где глубоко раскрыто явление пассионарности. Вера Сидорова тогда об этом ничего не знала и не слышала, но она интуитивно чувствовала, что ее судьба будет не простой, но интересной... И самый большой интерес к жизни у нее появился (и не только у нее) при Бородине. Это был человек-глыба и в то же время очень умный и простой. Мы у него многому учились и многое понимали глубоко и масштабно. Потому что СССР была страна масштабная. И люди, и Личности в ней тоже были масштабные и пассионарные. Знали чего хотят.

Когда меняются руководители области, республики у граждан, жителей городов, аулов и сел возникает очень много вопросов. Как поведет дело «новый», какие требования будет предъявлять к кадрам? Это закономерные беспокойства думающих людей, пассионарных личностей, которые как принято говорить «видят дальше своего носа и личных интересов».

...Андрей Михайлович очень чутко понимал душевное состояние человека, поэтому ему доверяли. Вопросы решал с учетом реальных интересов районов области. Каждый его приезд в район или совхоз был желанным событием, так как Бородин А.М. был тончайшим знатоком сельскохозяйственного производства, доброжелательно относился к сельчанам.

Он умел радоваться успехам районов, области и даже хорошей погоде. Однажды июньским ранним утром, в четыре часа, в моей квартире раздался телефонный звонок. Подняв трубку услышала: «Вера Васильевна, что сейчас делаешь?» Отвечаю: «Сплю, Андрей Михайлович». И далее слышу: «Разве можно спать, когда идет такой хороший дождь?! Выйди во двор, распусти косу и босыми ногами походи по траве». Разве такое забудешь! (см. указ. соч., с. 50).

Бородин разумно вел сельское хозяйство, берег кадры, руководящих работников. Не позволял растаскивать социалистическую собственность, так как были и такие, у которых страсть к обогащению сильнее чувства долга перед страной и народом. Такие люди были и в нашем Тарановском районе: я получала анонимные письма о краже скота в одном из совхозов района. Поручила соответствующим органам расследовать указанные в письмах факты. И вот начальник милиции знакомит меня с материалами проверок. Факты подтвердились. Ворами оказались весьма авторитетные люди. Что делать? Решила посоветоваться с Андреем Михайловичем. Выслушав меня, он сказал: «Замалчивать эти факты нельзя, но и судиться с ними накладно. Пригласи одного из них и поговори, верю, что будет толк. Надо иногда прощать случайно оступившегося человека».

Я пригласила старейшего директора совхоза в райком. Села напротив него, помолчала, глядя в глаза, затем спросила: «Как дальше мы с вами будем строить взаимоотношения: или грудь в крестах, или голова в кустах?» Он растерялся, закрыл глаза, потом попытался улыбнуться и сказал: «Давайте, чтобы грудь была в наградах, я вас понял». Мы пожали друг другу руки. Воровство прекратилось.

Андрей Михайлович потом мне сказал: «Надо работать с руководящими кадрами на большом доверии друг к другу. Не допускать предвзятых взглядов. Жить на заработанные средства». Сам он в быту был скромным человеком, чем и завоевал симпатии кустанайцев. Ему верили, следовали его примеру.

Шли годы. И беда не обошла стороной ни меня, ни Андрея Михайловича. И связано это было с личностью одного из директоров совхоза Кустанайского района – зятя уважаемого мною Бородина. При первом с ним знакомстве зять БАМа показал мне список из шести директоров, фамилии двух из них были им решительно вычеркнуты: один – умер, другого перевели в соседний район (им был мой муж – Сидоров А.Л.). Улыбаясь, сказал: «Победить остальных мне поможет обком, прошу и вас подключиться к этому». Я сказала, что надо продолжать хорошо трудиться, он рассмеялся.

Я стала присматриваться к стилю его работы, повадкам, поведению. Вел он себя, как барин. Вмешивался в работу областных организаций, особенно снабженческих, отбирал у других хозяйств района стройматериалы, концентрированные корма, задобрял некоторых руководителей областных организаций всяческими услугами, требовал снижения планов по сдаче государству сельхозпродукции, не переносил малейших замечаний в свой адрес. Все это видели другие директора совхозов и председатели колхозов района. Были жалобы, что он позволяет своим людям выпасать крупный рогатый скот на зерновых посевах соседних хозяйств.

Однажды зайдя ко мне в кабинет, он стал откровенничать, что скоро получит звание Героя Социалистического Труда и займет место первого секретаря райкома, потом секретаря обкома по вопросам сельского хозяйства, а в конечном итоге заменит и самого А.М. Бородина. «А пока, – сказал он, – сидите на своей должности и спокойно работайте».

Последние годы своей работы А.М. Бородин часто болел. Стычки в результате отсутствия взаимопонимания с директором-зятем обострялись. Жаловались на стиль работы последнего и главные специалисты совхоза. А тот считал себя чуть не выше Господа Бога. Свои недобросовестные поступки прикрывал именем Бородина, называя его отцом. Однажды в порыве гнева я прервала его хвастовство и сказала, что Бородин – не только его отец, и я, и другие секретари райкомов, которых он воспитал, тоже имеют право называть Андрея Михайловича отцом (а его действительно многие за глаза звали «Батя»). «Я его партийная дочь! И прошу не прикрываться добрым именем первого секретаря обкома партии». Зять пригрозил мне, что об этом разговоре доложит отцу.

Но я его опередила, позвонив Андрею Михайловичу домой, сказала, что его зять становится неуправляемым. Бородин, внимательно выслушав меня, ответил, что поддержит меня, и зять обязательно извиниться за то, что назвал стиль работы райкома «фашистским». Но никаких извинений, конечно, не последовало.

Общественно-политическая и хозяйственная жизнь района, области не стояла на месте. Наступила весна 1981 года. 10 апреля Бородин меня пригласил для беседы на общие темы. Он и ругал меня, и хвалил, и упрекал в том, что я раскрыла баланс хлеба, собранного в районе осенью 1980 года. Год был хорошим по погодным условиям. Мы значительно перевыполнили план хлебозаготовок, засыпали семена, фураж, выделили людям натуроплату и зерновые отходы. Но хлеба на токах еще оставалось много, его продолжали вывозить на элеваторы.

В это время республика еще не могла довести сдачу хлеба государству до миллиарда пудов. Члены бюро ЦК республики разъехались по северным областям для выяснения возможности достижения миллиардной отметки. К нам в область прилетел Председатель Совета министров Ашимов Б.А. До встречи с Бородиным по этому важному вопросу он обзвонил всех секретарей райкомов и уточнил возможности. Я тоже сказала, что хлеб есть, и мы активно его вывозим.

Байкен Ашимович попросил меня приехать на правительственную дачу, где он остановился. Мы подошли к коттеджу БАМа, подождали. Андрей Михайлович, сойдя с крыльца, был сосредоточен и сердит. Я уехала в райком. Зайдя в кабинет, увидела телеграмму: «Прекратить вывоз хлеба, а ушедшие на элеваторы автомобили вернуть».

Посоветовавшись с начальником райсельхозуправления и председателем райисполкома, мы решили продолжать вывозить хлеб на элеваторы в счет сдачи его государству, так как хранить большой остаток пшеницы было негде.

Об этом и многом другом то упрекающим, то одобряющим тоном говорил мне БАМ в апреле 81-го. Наконец он упрекнул меня в непослушании: дескать, это он сделал все, чтобы я получила звезду Героя Социалистического Труда (хотя это была инициатива Д.А. Кунаева). Эти слова ранили мне душу, обожгли сердце, так как я никогда не искала выгодных мест, не стремилась быть начальником. Меня выдвигали, я отказывалась от должностей, тем более что у меня была семья, я могла бы сидеть за спиной мужа – директора совхоза и воспитывать своих детей. Я никогда не стремилась своими поступками походить на мужчин. Ни к обогащению, ни к званиям, ни к наградам не тянулась. Конечно, работать было нелегко: у меня были равные возможности с секретарями-мужчинами, но, кроме партийных обязанностей, я выполняла и всю домашнюю работу, ведь в наше время никаких домработниц не было.

К Андрею Михайловичу я относилась с большим почтением и уважением, но сохранить спокойствие и рассудительность в создавшейся обстановке для меня стало невозможным. Я сняла с пиджака звезду Героя Социалистического Труда, положила ему на стол и попросила освободить меня от работы. Помолчав, БАМ строго приказал забрать награду. Затем тяжело встал из-за стола, и мне стало стыдно за такой всплеск эмоций. Андрей Михайлович подошел ко мне, обнял, пожал мне руку и сказал, что моя жизнь может измениться под влиянием внешних обстоятельств.

Утром следующего дня меня пригласили на пленум обкома партии, в повестке – уход БАМа на пенсию. Перед началом заседания нас, первых секретарей райкомов, собрал второй секретарь ЦК Компартии Казахстана Мирошкин О.С. , чтобы узнать мнение по повестке. Все сидели молча, опустив головы вниз, никто не произнес ни слова, в том числе и члены бюро обкома партии. Тогда Мирошкин обратился ко мне и к первому секретарю Федоровского райкома партии, как к членам ЦК, с просьбой поддержать это решение. Но мы опять промолчали, хорошо понимая, что решения вышестоящих партийных организаций не оспариваются.

На пленуме первым секретарем обкома избрали Демиденко В.П., работавшего на такой же должности в Северо-Казахстанской области.

Перед началом пленума один солидный член бюро обкома предложил мне выступить с благодарностью в адрес БАМа, сказав, что до меня это сделают секретарь обкома Басов И.А. и председатель облисполкома Куппаев Т.Б. Но ни первый, ни второй не выступили. Уловив беспокойные жесты в свою сторону, я подняла руку, зал облегченно вздохнул. Сказала, что Андрей Михайлович Бородин сыграл важную роль в становлении не только области, но и республики, что он не был сторонником популистских обещаний, нацеливал партийно-советский актив на достижение реальных результатов, что вся его жизнь была отдана служению народу, стране. Поблагодарила за выдвижение молодежи и женщин на высокие руководящие посты, высказала огромную благодарность за повседневную поддержку при совместной с ним работе.

А выступать мне, видимо, не надо было: получилось, что якобы я поддержала решение об отправке БАМа на пенсию. Он мне это и сказал, когда после пленума в числе других я подошла пожать ему руку. Но я не обладала такой хитростью, как первые два предполагаемых оратора, а искренне хотела поблагодарить Бородина. Вспомнились его слова: «мне за эту женщину пять-семь мужиков не надо», – которые он сказал в ответ на вопрос ректора сельхозинститута Чужинова П.И.: «Зачем на такой крупный район поставили женщину?»

И все эти годы, прошедшие после пленума, не могу забыть последних слов БАМа о том, что якобы поддержала решение ЦК Компартии об отправке его на пенсию. Мне больно и горько. Бывая в Кустанае, долго стою у его могилы, мысленно разговаривая с ним. В моем доме на стене его портрет, и каждый день я мысленно говорю: «Царство тебе небесное!»

Так закончилась эпоха Андрея Михайловича Бородина. Если я не ошибаюсь, она длилась ровно 22 года.

Очень сдержанно приняли первым руководителем области Василия Петровича Демиденко, которому быстро дали прозвище «ДВП» и «волкодав», так как нрав у него был крутой, возражений он не терпел. В народе его прозвали «волкодавом» за этот крутой нрав.

Меня удивил его поступок после пленума, когда он подал мне плащ. Я даже не заметила, как ДВП появился. При этом Василий Петрович, приобняв меня, сказал: «Вы будете моей опорой». И все это на глазах Бородина и членов областного актива. Зачем, для чего он это сделал?

Через несколько дней после пленума ДВП пригласил первых секретарей райкомов, председателей исполкомов, начальников райсельхозуправлений на заседание бюро обкома партии для обсуждения методов обработки земли накануне предстоящих весенне-полевых работ. К этому времени в области и у нас в районе были внедрены почвозащитная система земледелия и весь комплекс противоэрозийных орудий.

Совхозы и колхозы закупали необходимое количество культиваторов-плоскорезов и стерневых сеялок. Их применение позволяло избавить поля от ветровой эрозии. Сохранение на пашне стерни способствовало накоплению в почве продуктивной влаги в осенне-зимний и летний периоды.

А ДВП дал свои установки по подготовке земли к севу: на всех площадях пустить культиваторы и лущильники. А это иссушает почву, ведет к ветровым бурям. Говорил жестко, не терпел возражений, не учитывал разницу в структуре почв Кустанайской и Северно-Казахстанской областей. После диктаторских указаний закрепил членов бюро обкома партии за районами для контроля. Наш район курировать взялся сам.

Слушая Демиденко, многие, и я в том числе, не были согласны с его рекомендациями. Наш Кустанайский район имел неоднородный тип почв и рекомендовать всем одинаковую обработку было никак нельзя! Но при всех «возникать» было нельзя, и я напросилась на прием, чтобы сказать, что его рекомендации для нас неприемлемы. Пусть слетит моя голова, а не у руководителей хозяйств, которые вели работы по своим технологиям.

И вот я в кабинете Демиденко. Кофе, чай, рукопожатие, широкая улыбка. Говорю, зачем пришла... И вижу на его лице брезгливую мимику, потом гнев и стук кулака о стол. Зазвенели чайные чашки. Он быстро стал ходить по кабинету. Каждый из нас отстаивал свою точку зрения.

Я в этом районе проработала уже более 5 лет. Знала земли, наличие нужной техники, обеспеченность кадрами. Мне было жалко, что их могут наказать или заменить, а люди этого не заслуживали. А ДВП запросто мог расправиться с ними. Завершая разговор, он сказал: «Цыплят по осени считают».

Руководство района и хозяйств были довольны, что за время посевной Демиденко ни разу не приехал в район. Весна, лето и осень прошли без дождей. Относительная влажность воздуха за все время налива было около 14 %. Применяемые нами технологии обработки земли и посева зерновых культур способствовали сохранению существующей в почве влаги. Мы собрали урожай чуть больше других районов, помогли с семенами двум районам. Но ДВП «считать цыплят по осени» не стал.

Появились другие противоречия. Надо было поднимать зябь, но земля настолько иссохла, что никакие плоскорезы, плуги, культиваторы не могли ее обрабатывать. На отдельных площадях выворачивались такие глыбы земли, что их невозможно было раскрошить даже весной. И опять приказ: добиться 100%-ной вспашки зяби. И опять суровый разговор с Демиденко, результатом которого явились слова: «Раз так, то работайте по вопросам осенне-полевых работ с Тюлибековым» (вторым секретарем обкома).

При разговоре с Демиденко по телефону его голос звучал, как гром небесный, он убивал душу, так как никаких приличий при общении не соблюдал. Бородин тоже был твердым, порой даже жестким, но часто его можно было видеть и мягким, добрым, был озабочен состоянием здоровья секретарей райкомов. Демиденко тоже «отвел» мне 5 дней на излечение воспаления легких, сказав, чтобы я быстро была здорова.

Вскоре в московской больнице скончался Андрей Михайлович Бородин. Хоронили его в Кустанае. Хитрый и безжалостный ДВП продолжал сражаться с ним даже после его смерти: сделал все, чтобы отдельные секретари не приняли участие в панихиде. К примеру, меня он срочно отправил в командировку в Пермский край на заготовку кормов. Но толпы людей пришли попрощаться с А.М. Бородиным. Пришедших было так много, что даже сломали двери драмтеатра, где стоял гроб с телом. Затея Демиденко провалилась, кустанайцы простились со своим очень уважаемым руководителем, с живой легендой того времени. Он был пассионарной личностью от народа и пользовался авторитетом и поддержкой партии. Что по тем временам было главным условием успехов и неудач руководителей всех рангов.

...Чтобы выполнить обещания по сдаче хлеба, данные республике, Демиденко заставил правоохранительные органы проверить засыпанные при Бородине зернохранилища – сбивались замки, выгружалось зерно. И продолжалась борьба против людей БАМа. Первым делом взялся за его зятя – директора совхоза «Краснопартизанский» Переверзева Л.М. Была дана команда прокурору области (выдвиженцу ДВП) завести на зятя уголовное дело за разбазаривание совхозного добра. За то, что, доставая стройматериалы, возил в Сибирь мясо, зерно, горючее и так далее в обмен на лес, шифер, гвозди, металл. Кстати, эти операции делали директора почти всех хозяйств области, так как от обкома поступали задания на строительство от 30 до 100 особняков в год.

Но зять часто сам возил подношения выгодным для него людям во все инстанции, вплоть до Москвы. Подвел его собственный заместитель по хозчасти, который решил перебраться в кресло председателя профсоюзного комитета совхоза. Переверзев решил помочь своей «правой руке», но райком партии, которого удовлетворяла работа действующего председателя профкома, не дал согласие на его замену. И чуть не случилась смертельная беда. Действующий председатель профкома как-то, выгоняя утром машину из гаража, обнаружил под сиденьем самодельную бомбу, от которой шли провода к системе зажигания. Вызвали милицию. Замдиректора по хозяйству посадили в тюрьму.

В ходе следствия, он написал признание, указав своего патрона в заговоре. Письмо разослал в Москву, Алма-Ату, областным руководителям, прокурору. Следствие длилось недолго, Переверзева посадили. На меня – депутата Верховного Совета республики – было вынесено прокурорское определение. ДВП ликовал.

Между тем гонения на кадры продолжались. Однажды Демиденко решил посетить колхоз им. Карла Маркса. Познакомился с его председателем Роутом Андреем Александровичем, который хорошо вел хозяйство: надои, привесы, урожай всегда были одними из лучших в области.

Но у Роута был свой взгляд на повышение культуры земледелия. Причем взгляд независимый, держался он смело – никакого прислуживания или подхалимажа. ДВП он не нравился. А так как Роут уже был пенсионного возраста и здоровье его порой подводило, Демиденко дал мне «рекомендацию» – освободить его от работы. Я не согласилась.

Тогда участились негласные проверки хозяйственной работы колхоза: не раз видела на полях Роута работников областного сельхозуправления и инструкторов сельхозотдела обкома партии. Спрашиваю – что ищите, они улыбаются и молчат. Наконец ДВП мне заявил «Умрет Роут в кабинете или на борозде, отвечать будешь ты».

Я поехала в колхоз. Андрей Александрович уходить с поста не хотел. Длилось это несколько недель. Роут поинтересовался причиной его освобождения. Я рассказала, и он, жалея меня, написал заявление об освобождении его от обязанностей председателя. На колхозном собрании (я присутствовала) председателем избрали молодого специалиста Ветчтейна И.М., который работает и по сей день. Он не только не распустил колхоз, а значительно умножил его мощь.

Бывший же председатель заскучав на пенсии, решил, что сделал ошибку и написал обвинительное письмо на ДВП в ЦК КПСС. Второй секретарь обкома пригласил меня и Роута (в разное время), чтобы мы повторили наш разговор при подаче Роутом заявления об уходе. Наши слова совпали. Но я все равно получила нагоняй за откровенность.

Никто не отрицает, что все свои силы, энергию Демиденко отдавал работе. Но он всегда стремился казаться выше, умнее, авторитетнее, любил возвышенные слова, красноречиво выступал с текстами, написанными ему умными литераторами. И не терпел тех, кто перед ним не прогибался.

Визит Горбачева

Осенью 1985 года Костанайский район посетил Михаил Сергеевич Горбачев. Побывав в нескольких хозяйствах, он решил встретиться со специалистами и учеными сельскохозяйственной опытной станции. О состоянии дел в хозяйстве докладывал директор станции Франц Христианович Шлосс. И он поторопился ответить на недосказанный Горбачевым вопрос. Это страшно возмутило Генерального секретаря ЦК КПСС. Он резко заявил, что надо снять директора с работы.

Горбачева не волновало, что работа умного и делового Шлосса оздоровила производственную и научную деятельность станции, что началась ломка психологии людей – уходило безразличие, равнодушие и безответственность главных специалистов хозяйства, что у людей появились моральные и материальные стимулы, улучшились экономические показатели станции. Благоустраивались поселки хозяйства, был построен современный детский сад, отремонтирован Дом культуры, строилось жилье, улучшились условия труда полеводов и животноводов.

И этот хороший задел в работе хозяйства желанием одного человека надо было уничтожить. Я ожидала, что ДВП защитит ценного работника, но он, как и другие члены обкома, молчал.

Тогда, не обращая внимание на строгие взгляды и одергивание сидящих в президиуме, я попросила Михаила Сергеевича не делать этого, а поручить рассмотрение его предложения на бюро райкома партии.

Доброе имя Ф.Х. Шлосса было спасено, а в мое личное дело попало определение «бунтарь», которое высказал ДВП в мой адрес после отъезда Горбачева. Это еще раз подтвердило смелость, желание Веры Сидоровой помогать людям.

Неудачный очерк

Большим мастером был ДВП и стравливать неугодных ему людей. Для этого он всегда находил причину, время и место. Однажды зашел в кабинет московский журналист с просьбой одного большого человека написать обо мне очерк в журнал «Сельская молодежь». Я торопилась улететь в Алма-Ату на сессию Верховного Совета республики, и времени для беседы не было.

Маркин сказал, что он знает обо мне уже больше, чем я сама о себе, и попросил поделиться первыми впечатлениями о степных просторах Казахстана. Я рассказала, как впервые увидела высокий прошлогодний ковыль, который был уже не живой, но свистел и «разговаривал» на ветру. И журналист, он же сценарист некоторых документальных фильмов, сравнил в своем очерке сухой мертвый ковыль с Бородиным А.М., который якобы был возмущен решением вышестоящих органов, рекомендовавших Демиденко на его место.

Побывал Эрнст Маркин и в школе, где училась моя старшая дочь. Там учительница литературы рассказала ему о сочинении Марины на тему «Кем ты хочешь стать?», которое было оценено на «отлично» за искренность. А в нем девочка якобы писала, что не хочет быть такой, как ее мать. Не хочет с утра до ночи находиться на работе, не хочет полумертвой от усталости приходить домой, не хочет просыпаться в три часа ночи или пять утра от телефонных звонков и слышать «хлеб, корма, молоко», не хочет признавать, что право на труд – это только право работать без отпусков, на износ.

На самом деле таких мыслей в сочинении моей дочери не было, в школу меня не вызывали. Марина, прочитав этот очерк, расплакалась, бросила журнал в угол и долго не выходила из своей комнаты.

А вот ДВП очерк понравился, об этом он сообщил в телефонном разговоре, пожелав при этом, чтобы моя «улыбка работала на силу зернового гектара».

Власть ДВП корежила человека. Он жаждал личной славы, унижал всех, кто был ниже по должности. Этому было подвержено и его ближайшее окружение.

Обкомовский подарок

Следующий случай, когда я стала орудием руководящего принципа ДВП «разделяй и властвуй», произошел на одном из пленумов ЦК партии, на котором я должна была выступать. За несколько минут до начала заседания ДВП дал мне листок бумаги, на котором была напечатана критика в адрес Союза писателей Казахстана, который, как там говорилось, слабо прославляет трудовые подвиги целинников. Этот текст я должна была включить в свое выступление, что я и сделала, не подозревая, что это ловушка, очередное стравливание.

После пленума ко мне подошел Гафу Каирбеков – известный поэт, прозаик, публицист, переводчик. В 1980 году за книгу стихов «Звездные судьбы» (о героях целины) он был удостоен Государственной премии имени Абая. Он напомнил мне о своих встречах с целинниками Кустанайской области. Конечно, мне стало стыдно за себя, за действия ДВП. Я часто корю себя за этот неосознанный, необдуманный поступок, совершенный против людей, которые умели видеть самое характерное и в жизни народа, и в природе.

В памяти случай, когда ДВП, позвонив, сообщил приятную новость: надо отправить водителя за новой автомашиной на завод. Когда мой аккуратный и очень опытный шофер Г.С. Яворский пригнал беленькую, последней модели «Волгу», работники ГАИ по приказу Демиденко отобрали ее, а старую черную «Волгу» из обкомовского гаража пригнали нам. У моего водителя был стресс: несколько дней не мог работать. Потом все же успокоился, отремонтировал и выкрасил в белый цвет обкомовский «подарок» и продолжал работать. Мне было неловко за действия нашего партийного лидера.

Приближался мой день рождения. В.П. Демиденко поздравил меня с наступающим пятидесятилетним юбилеем и предупредил, чтобы никаких застолий не организовывала, так как это наказуемо. Однако весь день моего рождения в разное время приезжали коллеги – секретари райкомов, поздравляли, дарили цветы. И, конечно, нельзя было обойтись без чашечки...коньяку. И никто, к моему счастью, не донес об этом ДВП. Если бы он увидел море подаренных цветов, которые стояли не только на столе, подоконниках, но и на полу, услышал теплые поздравления, то наверняка завел бы персональное дело.

Персональное дело

Хотя персонального дела все же не удалось избежать: оно родилось, проросло и было поддержано обкомом. Организатором «дела» стал Переверзев Л.М. (зять БАМа) и его компания, которую он кормил, парил в персональной бане, возил на охоту.

Суть дела состояла в том, что, построив в районном центре великолепный Дом культуры (подарок Д.А. Кунаева за большой кустанайский хлеб), мы решили его хорошо оформить, в том числе создать и разместить в клубе картинную галерею – летопись целинного подвига, посвященную 25-летию освоения целины. Идея была поддержана всеми вышестоящими партийными инстанциями. Совет директоров при райсельхозуправлении утвердил смету использования централизованных средств на 1979 и 1980 годы.

Министр сельского хозяйства Моторико М.Г. принял решение о передаче картинной галереи «Земля целинная» стоимостью 186 тысяч рублей на баланс районного отдела культуры. Необычайность этой выставки была в том, что она состояла из картин, выполненных по заказу хозяйств района. Раньше эти деньги тратили на наглядную агитацию, которая никого не привлекала, а здесь была создана художественная летопись крупнейшего целинного района Казахстана. Но в итоге я была наказана...за отвлечение средств от сельского хозяйства.

Однако самым мерзким поступком Демиденко было поведение после заседания пленума ЦК Компартии Казахстана, когда было принято решение об освобождении Димаша Ахметовича Кунаева от должности первого секретаря ЦК. Димаш Ахметович, выйдя из зала заседания первым, одиноко стоял на большой площадке, где были выставлены столы для регистрации членов ЦК. Я подошла к Демике. Он говорит: «Клюют меня, Вера Васильевна, клюют». Я сказала: «Вы, Димаш Ахмедович, – золотое зерно. Если и захотят склевать, то подавятся!»

Потом подошел поэт Олжас Омарович Сулейменов, председатель Семипалатинского облисполкома, некоторые другие члены ЦК. А Демиденко, который раньше все свои речи начинал с высокопарных, хвалебных слов в адрес Кунаева, трусовато спрятался за чужие спины, видимо, опасаясь гнева нового первого руководителя республики Колбина.

Проработала я под руководством В.П. Демиденко около 5 лет, то есть 1500 дней. Среди них не припомню дней, прожитых без тревог. Но я и в этой напряженке старалась оставаться сама собой, как ни старался ДВП лишить меня самостоятельного мышления.

Часто задаюсь вопросом: почему никто никогда не поправил Демиденко, не осудил за унижение, запугивание кадров? Почему ему верили вышестоящие органы, награждали высокими правительственными наградами? Много можно задавать этих «почему?».

Видимо, потому что мы, зная власть ЦК КПСС, боялись возражать или бороться за свои убеждения. Каждый районный пленум начинался с избрания почетного президиума в составе Политбюро ЦК КПСС. Даже когда избирали К.У. Черненко Генеральным секретарем партии, ему бурно аплодировали, хотя все видели, как он немощен, еле передвигается. Многие боялись «потерять головы», власть, теплые места, ведь прямолинейных убирали с дороги, используя анонимные письма, которые проверялись с особой тщательностью.

Смутное время Колбина

С содроганием вспоминаю период руководства республикой Геннадия Васильевича Колбина. К примеру, он пытался включить в объем валового производства гусиной печенки, заставлял брать обязательства по сдаче хлеба государству в период кущения или всходов зерновых, устраивал гонения на кадры.

Словом, чудачеств было достаточно. Видимо, знал, с кого брать пример: будучи еще молодым секретарем райкома комсомола, удивлялась, слушая выступления Н.С. Хрущева (тогда Генсека партии) в Целинограде, который вполне серьезно заявил, что надо увеличивать производство мяса в Казахстане за счет...отстрела перелетной птицы, которой много водилось на полях северных областей.

Геннадий Колбин, будучи первым секретарем ЦК, стремился к еще большей власти. В Казахстане, как и во всех союзных республиках бывшего СССР, высшим органом власти являлся Верховный Совет, вот поэтому Колбин и хотел занять пост Председателя Президиума, получив тем самым единовластие. Властолюбивый карьерист, видя увлеченных работой людей, стал организовывать их преследование, шантаж.

Однажды в телефонных аппаратах трех завотделами, председателя и его заместителя были обнаружены «жучки» для прослушивания. Первое, что я сделала, сняла находящийся внутри трубки зеленый квадратик с четырьмя хвостиками. Телефон перестал шипеть. До этого я много раз вызывала монтера, так как по городскому телефону невозможно было нормально разговаривать – шипел, как змея. Утром зашла к Закашу Камалиденовичу Камалиденову, который тогда был председателем Президиума Верховного Совета Казахской ССР, и показала «жучка», он спросил, где взяла. Рассказала. Камалиденов З.К., не медля, принял меры. Через 2 дня меня аккуратно, но очень долго допрашивали три генерала – москвичи, в конце рабочего дня не разрешили уехать домой.

После этого происшествия Колбин поднимал меня с отчетом на каждом заседании бюро ЦК по самым разнообразным вопросам, начиная от соблюдения норм Конституции республики до...внедрения откорма гусей (это его идея) для производства гусиного печеночного паштета.

На одном из заседаний он, нечаянно задремав, выронил из рук цветные карандаши. Проснувшись от звука их падения, он встретился со мной взглядом. В его глазах я увидела такую злость, что поняла – мне несдобровать.

Вернувшись с заседания, обнаружила на столе телефонограмму, в которой говорилось, что заместители председателя Президиума и председателя Совмина будут участвовать в заседании бюро ЦК только в том случае, если их вопросы есть в повестке. Вот уж сон оказался в руку: накануне я видела во сне здание ЦК Компартии республики, которое почему-то было обнесено высоким металлическим забором.

Вся работа Колбина в должности первого лица республики была игрой, спектаклем, режиссеры которого сидели в Москве. Экономику республики поставил на волевое, диктаторское управление, преследовал честных партийцев, создавал большое количество всяческих комиссий и штабов, которые имитировали бурную деятельность. Стравливал руководящие кадры, плел интриги, устроил гонения на Д.А. Кунаева и людей, с которыми тот трудился.

Однажды у меня в кабинете раздался резкий, как сирена, звонок телефона, установленного по указанию Колбина для связи с ним. Подняв трубку, услышала: «Вера Васильевна, а не мешаем ли мы друг другу в работе?» Я ответила: «Если я Вам или кому-то еще мешаю, то я немедленно уйду».

Вскоре ко мне зашел Михаил Иванович Исиналиев, бывший министр иностранных дел, и рассказал, что Колбин предлагает ему должность заместителя председателя Президиума Верховного Совета (то есть мою), а сам он займет кресло председателя. Колбин не предполагал, что у него нет опоры под ногами. Михаил Иванович разъяснил, что народ Казахстана и, в первую очередь, интеллигенция не позволят ему возглавлять еще и Верховный Совет. От предложения М.И. Исиналиев отказался.

Через несколько дней меня пригласили в ЦК, упрекнули за то, что без согласования с ними подписала письма ректорам вузов с просьбой восстановить студентов, отчисленных за участие в декабрьских событиях. Мне предложили написать заявление об освобождении от должности по состоянию здоровья, при этом выразить благодарность Г.В. Колбину за совместный труд.

Заявление я написала, конечно, без всяких благодарностей. Но в ЦК КПСС предложение Колбина о моей отставке не поддержали. Позвонил второй секретарь ЦК республики М.С. Мендыбаев и приказал вернуться на свое рабочее место. Весь этот «спектакль» длился около часа.

Так же быстро закончилось и правление Колбина. Но как показало время, уход Колбина положил начало большим переменам не только в Казахстане. Непродуманные шаги Горбачева по перестройке, сплошная говорильня о застое и великих планах, отсутствие политической воли и организаторских действий, привели к краху великой страны – СССР. Помогли ему в этом многочисленные болтуны, подхалимы, лодыри, показушные люди, которых в руководстве страной было много. Вот и случилась трагедия.

Но среди руководителей партийных органов было много и хороших людей, талантливых организаторов. С теплотой вспоминаю работу Н.Е. Кручины, О.А. Козыбаева, Морозова, К.Х. Тюлебекова, М.Р. Сагдиева, Б.А. Ашимова, С. Н. Струкова, В.К. Месяца и многих, многих других, получивших в народе авторитет и признание. В стране в разные времена было на кого опереться. И если бы вовремя поддержали этих деловых людей, то спокойно, без взрывов в людских душах построили бы суверенные государства из бывших советских союзных республик.

В низах народ верил своему руководству, трудился, давая стране хлеб, металл, уголь...

За свою жизнь Вера Сидорова проработала на многих должностях и в разных эшелонах власти, прошла испытания на политическую, психологическую надежность, стала воистину мудрым и коммуникабельным руководителем. Это ее личная заслуга и победа над злом и невежеством, а иногда и над собой. На протяжении всех прожитых лет ее окружали добрые и умные люди, пассионарные, каждый по-своему.

В книге Сидоровой сотни фамилий и имен и о каждом из них она готова вспоминать с благодарностью. Они этого заслужили.

«Огромное спасибо за совместный труд людям моего поколения: П.М. Чернышу, С. А. Медведеву, Ю.Ф. Пластовцу, Л.В. Мацупе, А.А. Боровскому, В.Г. Семеновой, М.И. Исмагамбетовой, Ю. Михайлову, В.П. Ремезову, И.К. Терновому, И.В. Сартисону и другим. Некоторых из них уже нет на этом свете, многих разделили расстояние и страны. Но с Юрием Федоровичем Пластовцом – бывшим первым секретарем Кустанайского обкома комсомола, крупным начальником органов КГБ, генеральным директором учебного центра Ассоциации охранных организаций РК – до сих пор поддерживаю дружбу.

Юрий Федорович – чуткий, отзывчивый и внимательный к людям человек, сын участника Великой Отечественной войны Федора Федосеевича Пластовца, защитника Сталинграда, личного шофера маршала Советского Союза, командующего 62-й армией Василия Ивановича Чуйкова. (см. указ соч. с. 117)

Вспоминаю о прошлом... Мне более 80 лет, но память о прошедшем я сохранила. Память – великое дело. Только она может оградить нас от будущих ошибок и опрометчивых поступков. Память плюс слово – великое дело. Словом созидаются большие дела, словом преображаются и уничтожаются человеческие души.

Задаю себе вопрос: счастлива ли я? Да, я счастлива тем, что живу. Живу за рано ушедшего в иной мир моего отца – участника Великой Отечественной войны, за короткую жизнь братьев.

Счастлива тем, что меня понимал простой народ. Более 40 лет я занималась активной трудовой деятельностью. И всегда в водовороте событий, среди людей, среди их многочисленных суждений, просьб, хвалебных речей, критики, зависти...

Когда я вышла на пенсию, а потом отошла и от общественной работы, то поначалу мне хотелось остаться наедине с собой, особенно после перестройки, после распада СССР. Мне очень по душе строчки А.С. Пушкина:

...Когда порой воспоминанье

Грызет мне сердце в тишине,

И отдаленное страданье

Как тень опять бежит ко мне;

Когда, людей повсюду видя,

В пустыне скрыться я хочу...

Но проходят мои годы. Позади осталось много памятных дат. Спасибо судьбе, она подарила мне сравнительно долгую жизнь...

В начале первой главы своей книги Вера Сидорова искренне призналась своим читателям «Когда мне грустно – я вспоминаю хлебное поле». Такое единение с землей, хлебным полем может чувствовать только смелый, добрый и пассионарный человек. Такой она была, есть и остается.

А чего добилась Вера Сидорова для своего самоутверждения в этой жизни? Очень многого. Она Герой Социалистического труда, кавалер двух орденов Ленина и трех Трудового Красного Знамени, 12 медалей, в прошлом депутат Верховного Совета, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Казахской ССР, член ЦК Компартии Казахстана.

Ее имя внесено в книгу «Выдающиеся женщины планеты Земля», выпущенную под эгидой ООН.

Истоки пассионарности Жазита Кудайкулова

У казахов, с которыми я живу более 60 лет, есть много обычаев и традиций, которых не имеют многие славянские народы и нации. Кроме всем известного гостеприимства и постоянства к различным приверженностям жизни они, по определению Льва Гумилева, имеют широкое « пассионарное поле обусловленное наличием биохимической энергии – пассионарности» (см. Лев Гумилев. Древняя Русь и Великая степь», изд. АСТ, Москва, 2008, с. 830)

Знаменитый 90-летний акын Аске, говорят, как-то спросил своего молодого коллегу Сейтжана: «Кто из рода Жаппас самый достойный?» Тот недолго думая, ответил: «Самый достойный из них Жылгельды, я уже не говорю о других». А популярный акын Алдакуат этот вопрос описывает так: «Жылгельды образует четыре рода. От Жаппаса ведут свою родословную Калкаман. Старшим среди жылгельдинцев является Сары, которого отец Есмурат благословил на добрые дела». Также бытует обычай, когда аксакалы произносят бата (благословление), говорят: «Будь богат верблюдами как Жарасбай среди Жаппасов». Жарасбай был правнуком Есмурата, и его сын Мыркы (Мырхайдар) построил мечеть в Мекке. А мы ведем свою родословную от Карабатыра, от старшего внука Есмурата. Так написал в своей книге «Земля моя родная, Карабатыр» Жазит Кудайкул. (Далее см. сноски по книге: Костанай 2020, 165 с. С. 8-9)

А мой прадед Досбол, сын Карабатыра, родился в 1830 году на берегу озер Айганыс и Тыгыз, на территории современной агрофирмы «Карабатыр». Раньше эта территория называлась Бестюбинская волость, которой долгое время управлял достопочтенный би Исмаил.

Наш дед Кудайкул был одним из уважаемых людей среди сородичей. Благодаря своей мудрости, справедливости и добропорядочности он заслужил высокого звания бия и пользовался среди народа большим авторитетом. Я всегда горжусь тем, что мой дед всегда заботился о своем народе, призывал их к дружбе и согласию, воспитывал у них чувство истинного патриотизма к родной земле. Он умер в 1920 году, тогда ему было 90 лет.

Когда умер дед, моему отцу Кариму было 15 лет. А его мать, наша бабушка Хадиша, была из рода Жагалбайлы, старшей сестрой вышеупомянутого одаренного акына Алдакуата. Наш отец с юных лет принимал активное участие в построении новой жизни, общался с передовыми, образованными людьми своего времени, учился у них трудолюбию и порядочности, набирался опыта. Он в 1930 году женился на будущей нашей матери Зейнеп Сартбаскызы. Оба были членами Коммунистической партии. Отец трудился в Житикаринском, Жаилминском, Орджоникидзевском и Камыстинском районах. Где бы он ни трудился, везде пользовался заслуженным авторитетом.

Мои родители в годы Великой Отечественной войны и после всегда помогали бедным, малообеспеченным, многодетным семьям. Об этом я много раз слышал от пожилых людей казахской, русской, немецкой и других национальностей. Очевидцы их добрых дел и поныне живут в этих районах. Среди них я назвал бы 94-летнего жителя поселка Мечетное Султана Баймуратова, 85-летнюю жительницу поселка Бестобе Варвару Пашкову и многих других.

В нашей семье было пятеро детей: Сабит, Жазит, Уахит, Мухтар и Жагыпар. Наш отец Карим после продолжительной болезни умер в 1959 году в совхозе «Уркашский». В то время мне исполнился 21 год, а самому младшему Жагыпару (Жакену) было всего три года. Все мы с матерью жили у старшего брата, который после окончания Алматинского сельхозинститута работал главным инженером совхоза «Уркашский».

Казахи говорят: «Слава хорошего отца кормит детей и после его смерти», «Пусть умирает отец, но пусть живут те, кто видел добрые дела твоего отца». Это особенно чувствовал я, так как воспитывался у бабушки, не очень отличался примерным поведением. Сильно тосковал по отцу и маленький Жагыпар, так как он был любимцем папы.

Наша мать Зейнеп старалась сделать все, чтобы мы не чувствовали себя сиротами. Наша добрая мать не то что ударить, но ни разу в жизни не ругала нас.

Брат Сабит, как старший в семье проявлял о нас всех истинно отеческую заботу, воспитывал личным примером, постарался всем дать образование. Он также как и отец был уважаемым человеком среди своих коллег и сверстников и в своем трудовом коллективе. Одно то, что около 30-ти лет возглавлял районную «Сельхозтехнику», говорит о многом. Мы также старались быть достойными своего старшего брата и не подводить его. Уахит окончил Оренбургский сельхозинститут, работал агрономом, секретарем комсомольской и партийной организаций. Мухтар окончил факультет журналистики Казахского государственного университета, занимал высокие должности в тогдашней столице республики – Алматы. Все мы создали свои семьи, имели детей. Таким образом, из большого шанрака Карима выделились 5 домов. Только жаль, что все это не видел наш добрый отец.

Но наше счастье длилось недолго. Не знаю, кто сглазил нас что ли, мне в течение шести лет пришлось пережить самые трудные времена. За короткое время я потерял мать и всех своих братьев. Теперь мне одному пришлось проявлять заботу о пяти семьях. Поэтому я не имел права отчаиваться и горевать. Пришлось крепиться, старался достойно нести свою ношу и не уронить высокой чести рода Кудайкуловых. Все силы и знания отдавал служению своим близким, людям, которыми я руководил. И Аллах увидел и оценил мой скромный труд, он дал мне силы создать частную агрофирму «Карабатыр», которой высокую оценку дал Президент Республики Н.А. Назарбаев. Надо сказать, достижению таких успехов способствовали многие причины. Во-первых, меня поддерживал дух моих родителей, во-вторых, помогали поддержка и советы старшего брата Сабита, в-третьих, в моих повседневных трудных делах всегда поддерживала моя верная супруга Жумакуль Анапиякызы.

Время, как быстротечная река, проходит быстро. Какой же оставляет след? Что я скажу завтра своим потомкам, внукам и правнукам о своих делах? Приходится задуматься. Даже простым, нормальным людям всегда есть о чем задуматься. А пассионарным личностям тем более. Большей частью эти руководители, деятели всегда в первую очередь заботятся не о себе. Таким беспокойным неравнодушным пассионарным семьянином был Жазит Каримович Кудайкулов. Свое детство он считает самой счастливой порой жизни.

«Я родился 17 мая 1938 года. В то время мой отец был председателем колхоза им. Фрунзе, в поселке Аксу, который расположен на границе Карталинского района Челябинской области. А наши родственники жили в колхозе «Елтай», расположенном на берегу озера Шагалы, в тридцати километрах от нашего родного аула Карабатыр. А почему колхоз назывался «Елтай», это тоже особая история. Когда столицей республики стал г. Алматы, первым председателем казахского правительства был назначен один из достойных сынов казахского народа Елтай Ерназаров. В его честь и был назван колхоз. Это было одно из крупных хозяйств, расположенных на юге Денисовского района Кустанайской области. (см. там же с. 11)

Так как мое детство прошло там, также все близкие родственники жили там, Елтай мне до сих пор кажется ближе и милее, чем родина моих предков аул Карабатыр. Несмотря на то, что Елтай находится почти рядом с Камыстинским районом, его передали в состав Тарановского района. К сожалению, это было сделано по настоянию нашего же земляка, тогдашнего председателя колхоза Еркуата Кунтуарова. С тех пор и началось его постепенное падение. В настоящее время от него осталось одно лишь название. В 90-е годы, когда началось возрождение нашей истории, мы не раз писали в высшие правительственные органы о возрождении Елтая. Но наши обращения остались без ответа…

Тут я хочу рассказать об одном достойном представителе Жаилмы – Касымхане Ерсарине. Мой старший брат Сабит в 1954 году окончил Житикаринскую среднюю школу и поступил на инженерный факультет Алматинского сельхозинститута. К. Ерсарин, в то время работавший в столице радиожурналистом, оказал ему неоценимую помощь. Хотя он не состоял с нами в родственных отношениях, он всегда интересовался нашими семейными делами, делил наши радость и горе.

Касымхан-агай всю жизнь трудился на республиканском радио. Динмухамед Ахмедович Кунаев ему первому из радиожурналистов собственноручно вручил орден «Знак Почета». А супруга Касымхан-агая – кандидат медицинских наук.

Я окончил десятилетку в 1956 году. Тогда мой отец работал председателем колхоза «Аксу» Орджоникидзевского района. В это время как раз началось освоение целинных и залежных земель. Вновь были организованы многие совхозы. На целину стало поступать много техники, стройматериалов. Были открыты краткосрочные курсы трактористов, комбайнеров, шоферов. И я во время летних каникул поступил на курсы по подготовке водителей. Мне дали новую автомашину. Вскоре я неплохо овладел водительскими навыками. Однажды я аульную молодежь посадил на свою машину и решил прокатить их с ветерком. Недалеко от нашего колхоза, в километрах пяти-шести проходила железнодорожная линия. И на переезде я столкнулся с паровозом, и он потащил за собой мою машину. Все очень перепугались. Спрыгнули с машины. А новый автомобиль был разбит вдребезги, но человеческих жертв не было, отделались легким испугом. Мне до сих пор становится не по себе, когда вспоминаю этот случай. Как не переживать, если разбил совершенно новую машину. Страшно было держать ответ перед отцом. Ведь я его очень подвел. Он был руководителем колхоза, коммунистом, уважаемым человеком в районе. Когда ему сообщили об этой аварии, он первым делом, оказывается, спросил: «Что с моим сыном? Он жив?» Когда узнал, что я жив и невредим, он облегченно вздохнул и ничего не сказал. Это еще раз говорит о его благородстве и беспредельной отцовской любви к своим детям, железной выдержке и мудрости. Когда я вспоминаю этот случай, меня до сих пор гложет чувство стыда и угрызение совести. Тогда я дал себе клятву, больше никогда и ни при каких обстоятельствах не подводить своих родителей и быть достойным их славного имени…

Впоследствии колхоз «Аксу» был присоединен к совхозу «Аятский», и отец стал работать председателем аулсовета. В 1956 году родился наш самый младший брат – Жагыпар (Жакен). Его не случайно назвали Жагыпаром. Сын нашей тети Амиров Жагыпар в то время работал первым секретарем Актюбинского обкома комсомола. Был делегатом XIX съезда КПСС. Все родственники гордились его успехами. Поэтому отец назвал своего младшего сына Жагыпаром, чтобы он тоже вырос достойным сыном своего народа. Дядя Жагыпар уже ушел из жизни. Семья его живет в городе Актюбинске. До сих пор мы общаемся с его семьей, по-прежнему поддерживаем родственные отношения.

Так проходило мое счастливое детство. После окончания десятилетки я хотел продолжить учебу. Но в то время, чтобы поступить в ВУЗ, необходимо было иметь производственный стаж. Тут мне помог мой дядя Толыбай Омаров, работавший тогда в Камыстинской районной милиции. При его помощи устроился шофером в Житикаринскую автобазу. Меня теперь все больше волновало здоровье отца. Когда ему стало совсем плохо, он бросил работу. Чтобы по серьезному лечиться и получать квалифицированную медицинскую помощь, родители с тремя маленькими детьми переехали в г. Житикару. В тот же год старший брат Сабит окончил институт и устроился на работу в обком комсомола. Теперь в семье стало двое работающих, чему были очень рады наши родители.

Отец, почувствовав, что его болезнь неизлечима, 22 ноября 1958 года пригласил к себе нас с Сабитом и вручил нам свое собственноручно написанное завещание. В нем он написал: «Дети мои родные, мои жеребеночки! Для меня нет большего счастья, если в будущем станете самостоятельными и счастливыми людьми. Это и будет самый прекрасный памятник для меня. Я надеюсь, что у вас все будет хорошо в жизни. Дорогой Сабит, вы с Жазитом уже встали на ноги. Теперь ваш долг – воспитывать младших братьев, вывести их в люди. Не обижайте маму Зейнеп. Я сожалею только об одном: при жизни ни на одной вашей свадьбе не присутствовал. Тут уж ничего не сделаешь, против судьбы не попрешь. Дорогие дети мои Сабит, Жазит, Жагыпар, Мухтар и Уахит! Я ухожу из жизни. Прощайте! Я всегда думал и заботился о вас. И вы не забывайте своего папу! Ваш папа, 22.11.1958 г.»

Пассионарные личности и особенно руководители нередко и справедливо упрекают молодежь за плохие знания истории своего края, его прошлого. К примеру, в нашем крае имеется соленое озеро Уркаш, оно зимой не замерзает. Его солью казахи пользовались еще издавна. Во время колонизации царской Россией этого края прибывший сюда русский купец Назаров открыл свою артель по добыче соли и разбогател на ее продаже. А в Советское же время эта соль для нужд населения не употреблялась. Только с 1991 года, когда Казахстан стал независимым государством, народ вновь стал заниматься добычей уркашских солей. (cм. там же. с. 19)

Вода в озере обладает еще и лечебными качествами. Мимо озера Уркаш раньше проходила караванная дорога из Бухары, Акмолы до города Троицка. По ней свои караваны водили среднеазиатские торговцы и баи Младшего жуза из рода Байулы. Среди них был многочисленный род Жаппас.

Всем известно, что в советское время бытовало мнение о казахах как о кочевом народе, не имевшмо своего постоянного местожительства. А в самом деле было не так. В действительности же каждый казахский род имел свою определенную территорию, по которой кочевал по утвержденному на общем сходе трех жузов маршруту. Например, род Жаппас обычно зимовал на берегах Сырдарьи, а с наступлением весны начинали кочевку по маршруту с юга на север. От Сырдарьи до города Троицка через западные земли Костанайской области. Поэтому основную массу населения Житикаринского и Камыстинского района составляли казахи Младшего жуза.

На западной части озера Уркаш находился лог Карасай длиной 15-20 километров. Отсюда вода впадает в озера Тениз, Алаколь и Киндикты. На их устье находился аул Карасу. Также много народа жило у озер Сулусары, Жарколь, Каиндысор, Жолшора, Шукуркопа.

Российские власти, учитывая большое будущее Уркашского региона, в логу Карасай построили мост, от города Жаманкала (современный Орск) до Атбасара установили телефонные столбы, чтобы между ними была постоянная связь.

Уркашский регион, кроме своей соли, также был богат дикими зверями и птицами, рыбой. Об этом часто говорили руководители геологоразведочной экспедиции, которые в 50-е годы работали в районе Карасу. (cм. там же. с. 20)

История страны – история народа

Наш род Жаппас издревле обитал на берегах древней реки Сырдарьи. Занимался скотоводством. Жаппасы в начале XVII века постепенно стали переселяться на северные регионы Казахстана. Здесь наши джигиты стали жениться на девушках из родов Кипчак, Аргын, Керей, а их джигиты – на девушках из нашего рода.

Таким образом, зародились новые кровнородственные связи. А крупные баи вплоть до 1928 года, т.е. даже в советское время, продолжали кочевой образ жизни, разводя свой многочисленный скот.

В течение двух веков роды Жаппас, Телеу и Серкеш расселились в аулах Дос, Котюбок, Кошкарбай, Арыстан, Иман-Денисовского, Шагалалы (Елтай), Смаиловка, Окан, Карабатыр, Аксу, Аксакал, Тунгиык, Ушколь, на территориях бывших совхозов им. Алтынсарина, «Дружба», «Уркаш», «Бестауский», «Свободный» Камыстинского и других районов – Жаилминским районом.

Первым волостным здесь был Достык сын Смаила из рода Жылгельды-Жаппас. Это был очень образованный человек, прогрессивных взглядов. Это и помогло ему избежать особых гонений со стороны Советской власти. Он прожил до 90 лет и умер на земле своих предков Дерменсай (центральная усадьба совхоза «Покровский» Денисовского района).

У нашего родоначальника Жылгельды-Жаппаса было четверо сыновей: Сары, Есмурат, Конакбай и Токай. От Есмурата родились Курман, Каска, а от Каски четыре сына: Алыбай, Карабатыр, Отетлеу и Маржа. «Фонд имени Жаппас-ата» в 1998 году в издательстве «Тумар» (г. Кзылорда) выпустил книгу «Родословная казахов и летопись рода Жаппас». Все, кто заинтересован знать своих предков до седьмого колена, могут найти там для себя все необходимые сведения.

От нашего пращура Карабатыра произошли Ордалы и Кадырали, от Кадырали – Кудайкул, Досбол, Закир и Ораз. От Кудайкула родился Карим, Омар, Оспан, от Карима – Сабит, Жазит, Уахит, Мухтар и Жагыпар. От Сабита – Кайрат, Жанна, Алтынай, от Жазита – Марат, Даулет, Гульвира, от Уахита – Ринат, Олжас, Жалгас, от Мухтара – Эльдар, Данияр, Санжар, от Жагыпара – Жанибек.

А сын Жараспая Мыркы вместе с отцом Абая Кунанбаем в 1876 году совершил паломничество в Мекку. Говорят, чт