Они с Украины

"Радянська Украина". 1954 год

            Заместитель председателя облисполкома Мухаметкалий Актаевич Досаев говорит:

            - Мы казахи вместе с украинцами растем, работаем. Все вместе. Он начинает перечислять названия богатых сел. Если закрыть глаза и на минуту забыть про то, что за окнами на сотни километров раскинулась казахская степь, может показаться, что ты на Украине: Досаев перечисляет села, названия которым дали украинцы, переселившись сюда еще тогда, когда его самого не было на свете. С родных мест этих людей выжило безземелье, нищета, кулацкая кабала. Мечта о счастье привела в бескрайнюю степь, лежащую еще совсем нетронутой. 

            Часть прибывших осела в казахских аулах, другие селились просто в степи. Строительным материалом для них была земля: нарезанные пласты земли кали один на другой. Так вырастали первые хаты.

            В новые села приходили казахи и строили себе землянки рядом с хатами украинцев-переселенцев. Украинцы стали друзьями казахов, много казахских и украинских семей породнились впоследствии между собой. Казахов с украинцами-переселенцами связывала общая доля. Всегда они находили поддержку друг у друга.

            Когда в этом году тысячи механизаторов-украинцев прибыли в область поднимать целинные земли, они услышали здесь украинскую речь, в приказах о своем назначении на работу прочитали украинские названия сел.

***

            Мы сидим на завалинке под хатой Ионы Тихоновича Нарижного.

            Вечер. Нестерпимая дневная жара потихоньку спадает. Из степи доходят запахи трав, которые, как говорит Иона Тихонович, начинают просыпаться. Две тучки неподвижно висят в ясном еще освещенном солнцем небе.          

            Направо и налево от нас тянется сельская улица. Она невелика – на ней 47 домов: тридцать из них побеленных, с крышами из соломы и камыша, принадлежат украинцам, а остальные – небеленые (казахи белят свои жилища только изнутри) с плоскими крышами принадлежат казахам. Ионе Тихоновичу эта улица кажется большой: вот там, показывает он, налево – клуб и правление колхоза, возле того дома сельсовет, в тот дом – это школа. А с этой стороны, он показывает в степь, - наши колхозные фермы. 

            Иона Тихонович еще мощный, крепкий, но года уже его чувствуются: ему далеко за шестьдесят. В колхоз имени Димитрова он работает экспедитором.

            - А когда я приехал сюда с отцом, мне было шестнадцать лет, - говорит он и тихонько смеется, покачивая головой и как-будто неверя, что ему и в самом деле когда-то было столько лет.

            Иона Тихонович родился в селе Поталихивцы, Сватовской волости, Купянского уезда, на Харьковщине. В семье было трое сыновей и пятеро девчат, «а земли на десять душ каких-нибудь четыре пая». Отец все время ходил на заработки в Донбасс, но и это мало поддерживало семью: к тому же, рассказывает Иона Тихонович, вскоре отец заболел.

            В начале этого века пять семей – Тихона Нарижного и Матвея Калиты из Поталиховки, двух братьев Хоменко, да Романа Демьяненко из соседних сел, распродав все, что можно было продать, приехали на станцию Лебяжье. Тут им сказали, что переселенцы обязаны ехать дальше – во Всесвятскую волость, как тогда назывался нынешний Урицкий район.

            Лето прожили в ауле Рамазанов – хозяева его откочевали на летние пастбища. Про пахоту и сев нельзя было и думать, один конь не мог поднять пласты земли, веками лежавшей нетронутой. На зиму Иона Тихонович пошел в работники к кулаку к кулаку Ременцу в селе Сорочинка. Сестру Домаху взял в няньки кулак Батуринец из села Всесвятского, старший брат Тимофей начал зарабатывать на жизнь, устроившись извозчиком, пошли кто куда и все другие члены семьи, остались в ауле только отец с матерью. Отец был на все руки мастер: мог и коня подковать, и бричку отремонтировать, и оконную раму сделать для новой хаты. Так за зиму собрали немного денег, на них отец купил двух бычков и, взявши с собой Иону Тихоновича пошел в степь.

            - Во многих местах перепробовали, - задумчиво говорит Иона Тихонович, - все искали, где вода близко. Без нее – нет жизни! Так дошли мы до этого места. Начали копать – вода! Выкопали колодец и начали землянку строить. Рядом с нами построился Матвей Калита из нашего села, а напротив – Федор Касатый да Иван Замрий из Запорожья. Впоследствии начали селиться и другие люди.

            Мимо нас, подняв пыль, проезжает автомашина и останавливается в центре села. Из нее со смехом соскакивают молодые люди. Это свободные от работы трактористы-украинцы, прибывшие сюда на освоение целины. Приехали с полевого стана мыться. Колхозной бани в селе нет, но у колхозников есть свои бани, и в определенные дни, установленные правлением колхоза, каждый владелец бани топит ее для трактористов.

            Через несколько минут возле нас остановился высокий худощавый человек с пакетом под мышкой. Это бригадир тракторной бригады Леонид Дейнега. Он приехал сюда со своей бригадой из Синельниковского района на Днепропетровщине. Дейнегу уже знают в Кустанайской области: это по его инициативе все трактористы начали соревноваться за высокую производительность машин и наибольшую экономию горючего.

            Бригадир живет через несколько домов, в хате Алексея Ратушного, тоже сына украинца, который переселился сюда еще до Великой Октябрьской революции. Бани у Ратушного нет, и Дейнега приходит мыться к Ионе Тихоновичу.

            Поздоровавшись с бригадиром, старик крикнул:

            - Мария, баня готова!

            У Иона Тихоновича пятеро детей и шестеро внуков, а если говорить про всех его родственников, то их не меньше полсела, Мария – одна из дочек старика.

            Но на его вопрос о бане никто не отвечает. На пороге хаты, положив палец в рот, появляется пятилетний Коля, беловолосый, краснощекий сын Марии.

            - Все на огороде что ли? – спрашивает у него дед.

            - На огороде.

            - А ну-ка, сбегай, спроси мать, готова ли баня.

            Через минуту с огорода слышится женский голос: «Готова!», и Дейнега исчезает за хатою.

            Подходит племянник Ионы Тихоновича заместитель председателя колхоза Тимофей Несмеянов, сын одной из сестер старика.

            - Добрый вечер, - говорит он, - сесть можно?

            Иона подвигается на завалинке и снова продолжает воспоминания, прерванные разговором про баню. Вспоминается ему, как заявился в село сорок пять лет тому назад чиновник в фуражке с кокардою, которого Иона Тихонович называет «сельским начальником»; как кричал этот чиновник, что приехавшие поселились не там, где дозволено и пригрозил всех выселить, как село сложившись, угощало его водкой, как протрезвившись он принудил всех подписать какую-то бумагу и, когда они поехали во Всесвятское за нищенскою помощью, которая, как они слышали, выдавалась переселенцам, им показали эту бумагу и сказали, что отказываются от помощи.

            Помывшись, Дейнега вернулся. Он стоит, опершись рукою о косяк, и с интересом прислушивается к тому, что рассказывает пожилой колхозник.

            - А кто же все же назвал село Мелитополем?

            - О названии долго спорили, - говорит рассказчик. – Разные названия предлагали, зависимо от того, кто откуда приехал. Мы с отцом, например, предлагали назвать Новое Сватово, а Мелитополь это предложил Федор Касатый; он жил под Мелитополем. Друзья, - говорил он, - вы только послушайте, какое слово Мелитополь! Как будто листья молодые шумят! И правда, как будто листья… Ну мы и порешили… Веселый, добрый человек был Федор. Бывало выйдет в степь весной и все стоит, радуется, а вскоре в 1911 году умер от тифа. И Матвей Калита умер. Много людей умерло тогда. Помощи ни откуда не было – заболеет человек и гибнет, как муха.

            - Набрались же вы беды, - говорит Дейнега.

            - Конечно, - соглашается Иона, - по самое горло набрались. Вас вот в Кустанае с цветами встречали.

            - А как же, - улыбается Дейнега, - так и должно быть. Вышел я из вагона, на перроне полно людей, мороз 30 градусов, а до меня пробирается пожилая женщина с цветами, в газету их завернула, чтобы не промерзли. Здравствуй, сынок, - обратилась она ко мне и подает цветы и свой адрес, чтобы я у нее жил, потому что в гостинице всем не разместиться. Что поделаешь? Пришлось взять и адрес и цветы. С этими цветами в руках я и выступал на митинге.

            - Цветы – это она хорошо сделала: большое дело вы пришли сюда делать, - говорит Иона Тихонович, - да оправдаете ли те цветы?

            - Стараемся, - серьезно отвечает Дейнега. – Николай Столяр, Анатолий Данько, Николай Пелипас – все ребята целые сутки с машин не слазили б, когда б я разрешил. До 10 июля поднимаем 2500 гектаров целины в вашем колхозе. Да для весеннего сева наша бригада немало вспахала. В общем выходит около 3000, а бригадами Токарева и Прохватского 6500 гектаров целины подняли. Да еще мягкой пахоты наша бригада 900 гектаров выполнила и забороновала 4000 гектаров.

            - Так значит – неплохо? – сказал племянник Ионы Тихоновича. – Наш колхоз, благодаря вам, первым в районе закончил сев. К тому же хлеба какие. Сила! Если в прошлом году мы выдали по 5 килограммов на трудодень, то в этом году более того выйдет.

            - Теперь дело пойдет, - задумчиво говорит Иона Тихонович, - теперь пойдет… Не те времена… Машины! Ты, бригадир, должно быть, рублей с тысячу за прошлый месяц заработал?

            - Около двух. Да еще деньгами и хлебом получу в колхозе за это время. Если брать прошлогодний трудодень, то будет до тысячи рублей деньгами и полторы с лишним тонны хлебом. Трактористы тоже неплохо зарабатывают. Николай Столяр, например, тысячу шестьсот рублей получил за месяц.

            Дейнега повернулся к Несмеянову.

            - Вот мы вас с председателем колхоза скоро самих в баню поведем. Почему еще не начали строить дома для трактористов, как было утверждено?

            - Скоро начнем, завозим материалы.

            - Пора уже, Несмеянов, пора! Вот закончим работу, поеду за семьей…, а кое-кто в нашей бригаде жениться надумал.  

            Иона Тихонович затих, отдавшись, как видно, каким-то своим думам.

            - Правильно, - тихо говорит он, - все правильно… Строй дома, правление. А мы как начинали… Ты на быков: цоб-цобе, а они несчастные – ни с места… Каждый пласт не то чтоб потом, кровью его поливали. Отвоюешь у степи небольшой клочок и сидишь на нем как сова…

            Уже давно возле колхозника стоят его внуки Коля и семилетняя Настя.

            - Дедушка, - говорит Настя, ласкаясь к нему, - а меня в трактористы возьмут?

            - Возьмут, - говорит дед, - тебе-то какая забота? Куда захочешь – туда и пойдешь.

            Темнело. Яркие звезды покрыли небо, еще сильней запахли травы. Дейнега прощается и исчезает в темноте. Слышно как заводят мотор и вдруг голубой свет автомобильных фар осветил сельскую улицу. Где-то играет гармонист, слышатся звуки «козачка». Мимо нас снова мчится машина, но уже в обратном направлении – в степь.

                                                                                              Иван Костин