Дополненные воспоминания Надежды Визер
Утром 9 Мая 1945 года две сестры, Елена и Марина Тулиновы, собирались на суточное дежурство. Фронтовой госпиталь, где служили девушки, располагался на окраине польского города Ченстохов. Ох, как трудно было в то утро девчонкам заставить себя идти на работу! Накануне по радио торжественно объявили о полной капитуляции Германии. Была бессонная, фантастически счастливая и сумасшедшая ночь, полная восторга, криков, слез, стонов, плясок под гармошку, стрельбы, песен, фейерверков, – всего одновременно. Заснуть так и не удалось.
- Марина! Руки мыть, быстро! Раненого по срочной доставили, - строгой скороговоркой прокричала из коридора старшая медсестра и, уже подойдя к Марине, тихо почтительно добавила: - Сам оперировать будет.
«Сам» - начальник медсанбата, главврач и одновременно главный хирург госпиталя Арам Акопович Сантурян – уже был в операционной, куда на каталке две незнакомые санитарки ввозили раненого солдата.
Одевая перчатки, Марина узнала от медсестер, что ноги солдата фашист нашпиговал осколками, как ту колбасу салом. В полевых условиях на пятый день лечения у него появились признаки гангрены. Парню реально грозила ампутация обеих конечностей. Марина поняла, почему главный хирург остался в госпитале на вторые сутки: операция предстояла ювелирно сложная.
Марина, младшая из сестер Тулиновых, не по годам серьезная, умная и удивительно организованная, дисциплинированная девушка, за 2 года фронтовой жизни успела дослужиться от санитарки до перевязочной операционной медсестры. Мечтала выучиться после войны на хирурга.
Елена, Лена, Леночка, Лёля, ее миловидная улыбчивая старшая сестра, так и осталась обычной санитаркой. К хирургии, да и вообще к медицине, она была полностью равнодушной. Какая там медицина! В госпитале Лена была согласна делать любую грязную работу, - таскала тяжеленные баки с кипятком, стирала в речке гнойные бинты, мыла километры полов, чистила на кухне картошку - только чтобы лишний раз с болью и состраданием не смотреть на беспомощные окровавленные тела молоденьких солдат. До войны она, победительница многочисленных выставок живописи, мечтала о художественном факультете. Наверное, поэтому в госпитале Лена с удовольствием рисовала все, что требовало начальство. Да еще непременно участвовала во всех госпитальных и фронтовых концертах, - голос у нее был удивительной красоты и силы..
В маленькой комнатушке девушек ждала их мама, Тулинова Евгения Иосифовна, - тоже санитарка этого же госпиталя. Выпускница Харьковского института благородных девиц, знавшая несколько иностранных языков, танцевавшая на балах, вышедшая до революции замуж за дворянина, выпускника Харьковского университета, филологического факультета, - разве могла она представить себе страшные бомбардировки родного Белгорода, оккупацию и жуткий гул, доносившийся с Прохоровского поля. С того самого танкового сражения, которое историки потом назовут Курской битвой. Эвакуироваться не успели - накануне у мужа случился инсульт. Удар, как тогда говорили. Перед смертью просил хоть кусочек хлеба. Но хлеба взять было негде. Последний раз хлеб ели еще в конце 42 года: тогда Евгения Иосифовна кое-как выменяла у спекулянтки буханку черного липкого хлеба на последнюю свою драгоценность - золотое обручальное кольцо. Больше менять было нечего. Похоронив своего ненаглядного мужа под непрекращающимися разрывами бомб, она с дочками побрела по степи неизвестно куда. Фашисты перед Прохоровским сражением выгнали всех жителей Белгорода из домов. Началось бесконечное многомесячное голодное скитание. Сейчас бы их презрительно назвали бомжихами. Тогда таких несчастных скитальцев были тысячи и тысячи…. Может, икона Божьей матери, передававшаяся по наследству, а может, на роду так было написано, но вышли-таки три измученные женщины к своим. Взяли их на работу во фронтовой госпиталь. Вольнонаемными. Поверили им, пришедшим из оккупации. Евгения Иосифовна плакала от радости и горячо благодарила Господа за ниспосланное счастье. Усердно трудилась и день, и ночь на любой работе. Дочек держала в строгости. Сослуживцы относились с большим уважением к этой немолодой и немногословной интеллигентной трудолюбивой женщине. Вскоре Евгения Иосифовна получила первую благодарность от руководства госпиталя: она нашла на берегу речки траву – мыльный корень. Научила девчонок-санитарок с его помощью чисто отстирывать окровавленные бинты. Настоящего хозяйственного мыла не хватало… Госпиталь был передвижным, поэтому Тулиновы оказались к концу войны в Польше.
.
С того дежурства, к удивлению Евгении Иосифовны, дочки вернулись не измученными, а оживленными, разговорчивыми. Сразу, с порога, начали, перебивая друг друга, рассказывать:
- Ой, какого старшего сержанта сегодня к нам на операцию привезли! – громко заговорила Марина, - Я таких не видела.
Елена с деланным равнодушием возразила:
- Да ну! Сержант как сержант. Я потом в его палате пол мыла. Лежит себе, молчит. Отходит после наркоза. Да и старый, наверное, - все виски седые. Не старший, а страшный! – засмеялась она
- Да не в этом дело! – закричала Марина. – Мам, представь себе. Привезли его. Ну, раздели, как положено. А он остался в подштанниках и как застеснялся, застыдился нас! Прикрываться начал! Ой, смех! Деревенский, наверное. Ну, не важно. Ввели ему обезболивающее и стакан спирта дали. Зафиксировали на столе, привязали, но Арам Акопович приказал мне еще и держать его на всякий случай, чтобы не дернулся невзначай. Ну, я налегла на него, а он хотя и под наркозом, а все равно не перестал стесняться. Зашипел сердито на меня:
- Слезь, чего ты, я сам!
Арам Акопович засмеялся и говорит ему:
- Ты что, дэвушке свыдание назначаешь? Успэешь, после операцыы.
Марина так точно передразнила акцент главного хирурга, что Евгения Иосифовна невольно улыбнулась. Главного хирурга, родом из Еревана, обожал весь госпиталь. НЕ было, казалось честнее, трудолюбивее, умнее добрее и бесстрашнее человека на всем свете. Он овдовел еще перед войной, и теперь, когда близилось время возвращения на Родину, все чаще с грустью думал, что возвращаться придется в пустой дом. Замужние дочки поразъехались, а младший сын погиб еще в наступлении под Москвой. Месяц назад Евгения Иосифовна начала изредка ловить на себе внимательные взгляды начальника. А неделю назад он с красивой старомодностью предложил ей руку и сердце. Любая женщина только мечтать могла бы о таком муже. И Евгения Иосифовна с симпатией смотрела на этого мужественного и благородного мужчину. Но как можно предать память своего покойного Александра, Шуры, Шурочки… Его могилка осталась заброшенной на кладбище у подножия Харьковской горы близ Белгорода. Удастся ли найти ее? Там тогда такие обстрелы шли…
- Мама, ты почему не слушаешь?
- Да-да, рассказывай, - Евгения Иосифовна попыталась унять свои тоскливые мысли.
Ну, Арам Акопович объяснил ему, что придется потерпеть:
- Где можно – магнитом потянем, а где можно – разрежем немножко. Ты не обращай внимания на боль, лучше рассказывай нам о себе. Ругайся, если не вытерпишь
- Не буду я при девушках ругаться.
- Многие ругаются, мы уже привыкли. А вообще что ты любишь?
- Стихи люблю.
- Стихи? Ну, парень, ты у нас первый такой. А что знаешь?
-. Много чего. «Онегина» до войны знал наизусть.
- Всего?
- Ну, да. А что такого?
- Редкий ты, однако, сержант. Ну, давай читай свои стихи.
-И он начал читать Пушкина, мама, представь! - закричала Марина.
- Когда магнитом тянут, боль все равно чувствуется, - добавила она, - я сколько таких видела. Все орут. Все матерятся! А этот не кричал, не сквернословил, а читал наизусть … «Онегина»! Да долго так читал! Пушкина - на операционном столе! С ума сойти! Из него железо магнитом тянут, а он:
Кто там, в малиновом берете,
С послом испанским говорит?
Боль пересиливал? Или свихнулся от боли? Потом сознание потерял.
- Чего только на войне ни увидишь, - грустно сказала Евгения Иосифовна. – Какой мужественный характер! Сила духа, выдержка, редкое терпение. Интересно, сколько ему лет?
- Не знаю. На вид не молодой. И худущий, ужас. Кожа да кости. Он два раза сознание терял. Откачивали. И снова тянули. Там же больше сотни осколков. Говорят, еще несколько операций предстоит. Но Арам Акопович сказал, что все не вытащить. Так и будет всю жизнь хромать – греметь осколками. Зато с ногами! Если, конечно, сейчас гангрены не допустим.
- Очень необычный человек, - задумчиво проговорила Евгения Иосифовна.
- Да уж, конечно, - насмешливо хмыкнула Елена. - Худущий, как глиста. Ничего особенного
А на следующем дежурстве она хитро прошептала на ухо Марине:
- Я медицинскую карточку этого сержанта, ну, того, с осколками, посмотрела. И, правда, он деревенский, – на фронт уходил с поселка Федоровка. Область незнакомая – Кустанайская. Ты слышала про такой город – Кустанай? Я – нет. Мудреное название. Где-то в Казахской ССР.
- Он что, казах? Не похож.
- На вид русский, ты же видела. Только фамилия у него странная, как и он сам, - Визер. Но зовут просто – Алексей.
- Откуда же он «Онегина» наизусть знает?
- О. у него, оказывается, высшее образование! Скажи на милость! - иронично усмехнулась Лена. – Перед войной историко-литературный факультет закончил в Казахстане, в городе Уральске, работал завучем в школе, а потом в аспирантуру поступил, в Саратовский университет. Оказывается, он не старый! Ему всего 26 лет.
- Вот оно что! – протянула Марина. – Слушай, он однажды на перевязке строго спросил у меня, как я отношусь у простому народу. Я удивилась, а он говорит:
- Я же вижу, что вы с сестрой не из простых, из дворян, наверное. Но не гордячки. Молодцы девчата.
А месяца через полтора, Марина в коридоре госпиталя заметила, как Лена несет под мышкой костыли.
- Понимаешь, - виновато объяснила старшая сестра, пряча глаза, - этому Визеру прописали ноги разрабатывать. Ну, вот, поведу его.
- На отбой не опоздай! – иронично посоветовала Марина.
Так встретились в самом конце войны мои дорогие родители, Алексей и Елена Визеры, и прошагали они по жизни вместе, дружно, больше полувека, до самой смерти папы в 1996 году. Мамочку Елену Александровну мы похоронили в 2013 году. Она пережила папу на 17 лет и 17 дней…
Начиная с 50-летия Великой Победы, у меня появилось желание написать про фронтовую молодость своего отца. Но он даже думать запретил мне об этом. А пришедшему однажды в канун 9 Мая юному корреспонденту, который попросил папу рассказать о своих героических подвигах, со вздохом сказал:
- Ты, сынок, адресом ошибся. Какой я герой? Пехота. Самый обычный старший сержант, каких миллионы.
- Но ведь у Вас столько боевых наград!
- А у кого их нет?
- Но Вы до последних дней войны были на фронте. Сами говорите, что демобилизовали Вас только в январе 1946 года!
- Я что, один такой?. Даже до Берлина не дошел. Контузило меня весной 1945 г. в Польше на Сандомирском плацдарме. Слыхал про такой? Ты лучше о моих младших братьях напиши. Вот, действительно, герои, - пацанами на фронт убежали! Самому младшему, Визеру Арсентию, в 1941 году было только 14 лет. Юнгой был на Северном флоте. Среднему, Визеру Ивану, к 1941 году исполнилось шестнадцать, но все равно подросток, вроде сына полка. А воевал героически. Закрыл собой командира. Выжили оба! А родной дядька мой Николай Климентьевич Визер был смертельно ранен и умер в госпитале под городом Ржев. Ты читал Александра Твардовского: «Я убит подо Ржевом?» Так вот это про таких, как он. Да и отец мой Визер Аксентий Климентьевич, в 1941 году был призван. Полгода воевал, до первого ранения. Потом уж подчистую списали по ранению и по возрасту.
- Слушай, сынок, - вдруг оживился отец. – Давай я лучше тебе смешную историю расскажу. Вот стояли мы в одной деревушке. И приехал туда…
Это был «конек» моего отца – рассказывать веселые байки из своей военной молодости.
Часто отец со смехом рассказывал нам с братом, как его перед отправкой на фронт муштровали в «учебке» на станции Джаркуль под Челябинском.
- Знаете, кто самый страшный в армии? Думаете, генерал? Ошибаетесь! Ефрейтор. Для меня никого не существовало страшнее нашего комвзвода ефрейтора по фамилии Гамаюн. Я во взводе был единственным с высшим образованием. В основном у курсантов – неполное среднее. Понятно, что гонял меня этот Гамаюн больше всех. Каждое утро для меня начиналось с его злорадного грозного обещания: «Я с тебя, гад, ВЫЩЕЕ образование вышибу!».
И все-таки однажды отец преодолел страх перед всесильным и всемогущим ефрейтором. Накануне отправки на фронт стояли они всего в двадцати км от родной Федоровки. И вот кто-то из земляков сообщил, что папина любимая младшая сестренка Раечка тяжело и опасно заболела. И отец решился на самоволку. Что это значило в военное время - рассказывать не надо. Но ночной марш-бросок в 40 км только ради того, чтобы приласкать и поцеловать пышущую от жара девочку, обнять отца с матерью, он преодолел до подъема. Смеялся над собой:
- Не думал, не гадал, а попал в марафонцы.
Я как-то не выдержала и спросила:
- Папа, почему мы ничего не знаем о твоей настоящей фронтовой жизни? Как будто это была не война, а военная игра «Зарница».
Отец долго молчал, а потом нехотя выдавил из себя:
- Война, дочка, - это тяжелая, грязная работа. Потрясение для нормального человека НЕ хочу бередить душу лишний раз. Скольких друзей лишился…. Ты ж знаешь, я немецкую речь до сих пор слышать не могу. Свастику эту видеть не могу. НО самый жуткий период был, когда . после госпиталя летом 1945 года отправили нас в леса на Западной Украине бороться с остатками бандеровских банд. Если честно, я думал, что не вернусь живым оттуда. Они были пострашнее фашистов. А знаешь, почему? Мучили и убивали С УДОВОЛЬСТВИЕМ, СО ЗЛОРАДСТВОМ. Так хочется забыть все.
Забыть войну не удавалось, – ночами мой отец «ходил в атаку» еще лет двадцать после войны. Во сне кричал, стонал, вскакивал, с кем-то спорил, ругался. Сказывалась контузия. У мамы на такой случай всегда была под рукой микстура Павлова, но она мало помогала. Остаток ночи проходил без сна.
Это сейчас появились термины «афганский синдром», «чеченский синдром». Опытные психологи лечат опаленных войной мальчишек. А после той войны кто об этом думал? Вся страна лежала в руинах. Надо было выживать самому и возрождать пепелища. Отец выжил во многом благодаря моей мамочке. Ее выдержке я завидовала. Всегда ласковая, улыбчивая. Не помню, чтобы она когда-нибудь возражала папе или сердилась на него. Благородная интеллигентная сдержанность, приветливость. Я не представляю, чтобы мама могла сплетничать о ком-то или злословить. Это невозможно было даже вообразить. Как отец гордился ее дворянским происхождением! Гордился даже тогда, когда ему, коммунисту, партработнику, было бы лучше скрывать и ее дворянство, и то, что из оккупации вышла… Через всю жизнь пронес свою самоотверженную любовь к ней, восхищение ее художественными талантами. Страдал, что война помешала их осуществить. 21 июня 1941 года моя мама получила открытку из Московского текстильного института, с факультета художественной росписи тканей. Деканат уведомлял, что ее художественные работы успешно прошли конкурсный отбор, и Тулинова Елена может приезжать на вступительные экзамены. На следующий день она услышала то жуткое объявление о начале войны, которое раскололо ее жизнь на «до» и «после». После, с маленькими детьми на руках, мама окончила лишь учительский институт заочно, одновременно работая учительницей в начальных классах. Работала всегда добросовестно. В 1960 году была избрана делегатом съезда учителей Казахстана, была награждена медалью «За трудовую доблесть».
Мечта моей тети Марины - после госпиталя поступить в медицинский, чтобы стать хирургом, - тоже не осуществилась. До войны она успела окончить только 7 классов, и после войны ей, уже взрослой девушке, нелегко было снова садиться за парту получать аттестат о среднем образовании, чтобы ее допустили к вступительным экзаменам в медицинский. К счастью, у Марины была вторая любовь – музыка. После окончания муз. училища, переехав из Белгорода к нам в Казахстан, она всю жизнь проработала преподавателем музыки по классу фортепиано в музыкальной школе г. Кокчетава. На пенсию вышла в 84 года. В настоящее время не прервала связи с родной школой, постоянно помогает советами молодым педагогам. В прошлом году ее родная школа торжественно отметила девяностолетие Марины Александровны Тулиновой. В торжествах, кроме представителей администрации города, принимали участие ее первые ученики, их дети, внуки и правнуки, которых Марина Александровна тоже обучала.
После смерти моего папы я долго рассматривала его небольшой личный архив. Среди бумаг нашла стопку характеристик, выданных старшему сержанту Визеру Алексею Аксентьевичу. Думаю, в то суровое время высоким стилем не особенно выражались, Но о старшем сержанте Визере А.А. было написано только в превосходной степени. Отмечали главные черты его характера: стойкость, мужество, честность, высокий патриотизм, уважение к товарищам. Я бы добавила сюда силу воли, высокую порядочность, требовательное отношение к себе, справедливость, доброту, огромное трудолюбие. Но главным все-таки была готовность и умение вовремя прийти на помощь, пожертвовать собой – ради людей, ради работы, ради Родины. Самоотверженность - то самое главное в моем папе, чему он никогда не изменял, где бы ни находился и кем бы ни работал.. Это было его второе «я», воспитанное, в первую очередь, родителями, простыми крестьянами. Крестьянская дореволюционная НРАВСТВЕННОСТЬ.
Папа не рассказывал нам о своей работе. Приходил домой, и все его мысли начинали занимать мы – его семья. О работе красноречиво говорят награды – три ордена Трудового Красного Знамени, Орден Знак Почета, бесчисленные медали, грамоты, звания «Заслуженный…», ветеран и т.д.
Характер у него был неровный. Мог вспылить, справедливо раскритиковать. НО никогда не было при этом стремления оскорбить, унизить. И что самое главное - с войны он вернулся НЕ ОЗЛОБИВШИСЬ. Да пожалуй, этой самой злобы, которая так часто встречается в нашем современном мире, я не встречала ни у папиных родственников, ни у друзей, прошедших через ад фашизма.
В конце пятидесятых годов пьяный шофер на служебной легковушке сбил моего девятилетнего брата. Это было невероятно: тогда в Кустанае машин было мало, улицы были практически пустыми. И ухитриться сбить ребенка на полном ходу, на пустой улице - переломать ему обе ноги, руку, ключицу, сдавить почки, - это я не знаю, как надо было напиться. Самое страшное, что после сильнейшего сотрясения мозга, мой братик не приходил в сознание больше месяца. Сказать, что мои родители страдали - ничего не сказать. Отец грозно кричал: «Если сын не выживет, - буду пожизненного требовать для гада» Через полтора месяца узнав, что мой брат пришел в себя и что смерть ему больше не грозит, к нам домой явилась жена этого шофера. С порога кинулась со слезами папе в ноги, умоляя пощадить ее мужа, отца двоих малолетних детей. Помню, как она громко кричала, выла, плакала, что денег у них нет, но она ВЕЧНО будет на нас работать – мыть полы, стирать, шить одежду… Надо сказать, что после войны папа не мог выносить ничьих слез. Мама строжайше запрещала кому-либо в доме плакать при нем. Услышав женские вопли-визги, мама ледяным тоном велела женщине немедленно покинуть дом. Но было поздно. Папа сам довел рыдающую тетку до дверей, что-то говорил ей, успокаивал, утешал. А наутро забрал свое заявление из милиции.
Отец ушел из жизни 20 лет назад. Но до сих пор я часто ловлю себя на мысли: надо бы у папы спросить, надо бы посоветоваться с ним. Не у кого спрашивать, не с кем советоваться… Разруливать свои проблемы надо самой… Но он был и остается моим, нашим компасом, - этот необычный человек, настоящая Личность.
Краткая биографическая справка моего отца
Алексей Аксентьевич Визер
Дата рождения - 10 февраля 1919 года.
Место рождения – поселок Успеновка, Костанайская область, Казахстан. Из крестьян-бедняков.
Дата смерти – 4 декабря 1996 года.
Место смерти – город Алматы.
Профессия – учитель русского языка и русской литературы
Трудовая деятельность официально зарегистрирована в трудовой книжке с 13 лет. Первая должность - преподаватель на курсах по ликвидации неграмотности.
Участник, инвалид Великой Отечественной войны.
После войны:
1. Инструктор Федоровского райкома КП.
2. Зав. отделами Кустанайского обкома КП.
3. Инспектор аппарата ЦК КП Казахстана.
4. Председатель Республиканского профсоюза высшей школы и научных учреждений Казахстана.
Награжден боевыми и трудовыми орденами и медалями СССР за заслуги перед Отечеством.
Его жена Визер (Тулинова) Елена Александровна (1921.31.03 - 2013.21.12), уроженка России, гор. Белгород
1. 
21. Старший сержант Визер Алексей, 1945 год, сентябрь, Ченстохов, Польша
4. Старший сержант Визер Алексей, 1942 год, Действующая Армия
1. Старший сержант Визер Алексей, 1945 год, Ченстохов, Польша
1. Старший сержант Визер Алексей, 1945 год, Ченстохов, Польша
Визер Арсентий
5. 
1. Визер Алексей с друзьями-студентами, 1938 год, Уральский педагогический институт
1. Моя бабушка, Тулинова Евгения Иосифовна (сидит, крайняя справа), сентябрь 1945 года, фронтовой госпиталь, Ченстохов.
Моя мама, Тулинова Елена Александровна, 1946 год. Снимок сделан перед отъездом из Белгорода в Кустанай к папе.
На
1.
1. Мой папа в 1936 году перед отъездом на учебу в Уральский пединститут.
Съезд учителей Казахстана 1960 г. мама, делегат съезда, пятая слева во втором ряду стоит
Наша семья празднует золотую свадьбу моих родителей. Слева от папы, Визера Алексея Аксентьевича – моя мама, Визер Елена Александровна. Справа – ее сестра, моя тетя, Тулинова Марина Александровна. 1996 год, Алматы. Через полгода папа уйдет из жизни. Маму мы похороним в 2013 году.
Моя тетя Тулинова Марина Александровна 9 Мая 2014 года. Кокчетав
9-го Мая я – у папы. 2012 год, Алматы
6.