О работе уисполкома апрельского съезда 1918 года

Автор Administrator   
27.12.2013 г.

О политике тех лет

 

Съезд Советов крестьянских, солдатских и казахских депутатов состоялся 3-5 апреля 1918 года. Из разных волостей тогдашнего Кустанайского уезда на съезд прибыло свыше ста человек.

            По социальному составу это были преимущественно люди состоятельные или, как впоследствии их именовали, хозяйственные мужики и аксакалы. Произошло это потому, что выборы депутатов проводились в январе. Проводились «всем миром», с участием на сходах кулаков.

            Дня за три до открытия съезда в помещении Уисполкома, в Народном доме, началась регистрация делегатов. В графе «политические убеждения» против каждой почти фамилии значилось «трудовик, стоит на платформе советской власти».

            Борьба за состав президиума съезда началась еще в «кулуарах» третьего женского училища (улица Пушкинская, дом 15).

            В двух классах этого училища располагалась канцелярия продовольственной управы. Между делегатами вновь прибывшими и членами Уисполкома старого состава шли оживленные споры о кандидатах.

            Сутуловатый с бегающими глазами Луб сновал в толпе, горячился и жестикулировал руками, отстаивая преемственность связи «опытных» членов исполкома в руководстве съездом, но старания его, к огорчению руководимой им группы эсероствующих делегатов, не дали положительного результата: в президиум съезда были избраны С.С. Ужгин, Л. Таран и два казаха.

Из газеты "Правда"

            Работа съезда продолжалась трое суток. Днем говорили речи, выносились постановления, а ночью печатались бюллетени съезда. По отчетному докладу исполкома была вынесена резолюция о неудовлетворительной работе и неверной политической линии. Исполнительный комитет был переизбран, но сторонникам Луба удалось протащить своего вожака и, таким образом, уже в новом составе исполкома сейчас же после съезда Советов, наметился раскол по целому ряду принципиальных вопросов.

            Вновь избранные члены исполкома распределили обязанности и аппарат заработал по созыву комиссий, отделов, совещаний и т.д. Числа 10 апреля из Екатеринбурга прибыла 4-я Уральская дружина, державшая маршрут в направлении на Верхне-Уральск, в пределах которого появилась контрреволюционные отряды атамана Дутова.

            Пребывание дружины в городе Кустанае явилось для вновь избранного исполкома ступенью к политическому экзамену. На купцов и лабазников Кустаная, организовавших восстание против Совета в марте месяце, была наложена контрибуция. Вопрос о времени и порядке ее взыскания решался немедленно. Группа членов исполкома во главе с Лубом, имевшая неразрывную связь с городской эсеровской организацией, возглавляемой учителем Слесаревым, пыталась сорвать вопрос о контрибуции, боясь «осложнений с городским населением», которое по существу исчислялось наличием базарных агитаторов в лице Давыда Михалева и Двулучанского.

            Контрибуция была взыскана. Исполком приступил к организации своих красногвардейских отрядов. Не имея вооруженной опоры и правильного политического руководства, он рисковал каждый день столкнуться с открытым выступлением городских торговцев и деревенских кулаков.

            Совершенно ничтожная пролетарская прослойка внутри исполкома не играла руководящей роли, а вследствие этого большинство часто сползало на примиренчестве и нерешительность.

            Вопрос о вооруженной силе, основанный на пролетарской прослойке, приобретал первостепенное значение, однако исполком не решился вводить специальные обложения на вооружения, не черпал пополнений в ряды красногвардейцев из деревенских и аульных батраков. Энергичные и настойчивые требования организаторов красногвардейских отрядов товарищей Фролова, Виенко, Перцева и Панова часто упирались в нетерпимую медлительность в взыскании средств и добыче оружия из Екатеринбурга, который тогда фактически шефствовал над красногвардейским отрядом в городе Кустанае.

            Полное отсутствие в селах и аулах организаций бедноты окрыляло кулацкие и байские прослойки. Малейшим нажим на кулака, на бая, тотчас же, как барометр, показывал неблагоприятное для исполкома состояние в деревне. Предложение создать в деревне и ауле комитеты бедноты и через них углубить классовую борьбу исполкомом было провалено. Среди самих членов исполкома шла длительная дискуссия на тему о том, кого считать кулаком и кого трудовиком.

            На одном расширенном заседании в мае месяце стоял вопрос о хлебном налоге на кулаков. Потребовалось в кратчайший срок создать хлебный фонд на операционные нужды, связанные с питанием красногвардейских частей. Хлеб сначала заготавливали по нормированным ценам, близким к базарным (частный рынок), средств не хватало. Прибывшие из Челябинска эмиссары продовольствия (Грушин и другие) настаивали на посылке в села специальных отрядов по сбору с кулаков единовременного хлебного налога. Предложение свое они мотивировали тем, что накануне сенокоса богатые мужики в город не повезут и будут выжидать и видов на новый урожай и повышения цен, а между тем на местах есть кулаки, располагающие запасами хлеба по 10 тысяч пудов на одно хозяйство (Боровская, Федоровская, Воробьевская и другие волости).

            Дискуссии о кулаках и трудовых многосемейных хозяйствах, прибегающих к наемной силе, было посвящено заседание, длившееся с 10 часов утра до 5 часов вечера.

            Члены исполкома Панасенко, Редько и воробьевские делегаты доказывали, что в условиях Кустанайского уезда, где крепкие хозяйства держатся главным образом на власти стариков, не разрешающих семейных разделов, не допустимо применять методы нажима и относить эти хозяйства в разряд кулацких.

            Второй довод противников хлебного налога состоял в том, что на твердых почвах казахской степи хозяйство вынуждено иметь не менее трех рабочих лошадей или же трех пар волов. Потому мол наличие в хозяйстве пяти голов рабочего и молочного скота не является признаком кулачества.

            В конечном итоге вопрос передали в комиссию, а там он был погребен по первому разряду. Все это не могло быть не учтено кулацкой верхушкой деревни, видевшей, как большинство исполкома с усердием на практике творит кулацкую политику.

            На этой почве между большинством исполкома и только что организовавшейся ячейкой большевиков начались трения. Прибывшие из Екатеринбурга товарищи (Панов, Георгиев, Тронов), приобретая с каждым днем авторитет среди отрядов красногвардейцев, требовали решительного изменения политики исполкома.

            Председатель исполкома Лаврентий Таран был по натуре человек мягкий и недостаточно решительный и отчасти в его личных качествах заключалась причина слабости нажима на контрреволюционные элементы города и деревни. Политически он стоял выше многих членов исполкома. Как человек малограмотный, впервые познакомившись с политическим движением в рядах царской армии в февральскую революцию, он свои политические убеждения определял программой максималистов и в беседе с близкими друзьями откровенно сознавался, что в складе его натуры больше бушующего, анархического, нежели организационно-выдержанного начала.

            Приведем несколько фактов, характеризующих неустойчивость и политическую невыдержанность Тарана. Относился он к Лубу, оказавшимся провокатором, расстрелянным в городе Кустанае по суду ревтрибунала в 1921 году, отрицательно. Уже тогда для многих было ясно, что комиссар внутренних дел Луб ведет двойную игру, добиваясь у исполкома отставки, но Таран бывал с ним на каких-то товарищеских беседах украинцев в доме доктора Шурупова. Туда же захаживал совсем еще молодой советский работник Чернобаев. Иногда подолгу беседовали в доме Моренец, где жили «коммуной» Чернобаев, Таран и другие. Луб говорил об Украине, о Раде. Говорил увлекательно, поблескивая оправой очков, и Таран заражался украинским шовинизмом.

            Незадолго до падения Советской власти в Кустанае в первых числах июня в следственной комиссии были получены сведения об офицерском заговоре. Душой контрреволюционного заговора был полковник Сукин, живший в бывшем доме Зеленского. Сукин был арестован комиссаром юстиции и передан в штаб главнокомандующего отрядами Красной Гвардии товарища Перцева. Перцев не согласился без согласия с Тарана держать полковника Сукина под арестом свыше трех суток. Таран же, подойдя к оценке события формально (мало улик) освободил полковника на вторые сутки. Полковник немедленно бежал в Челябинск, где впоследствии командовал карательным отрядом белых.

            Позднее для следственной комиссии, организованной специально для борьбы с контрреволюционными выступлениями, стало ясно, что Таран допустил ошибку и, тем не менее, когда был арестован барон Шелленг (Шиллинг), уличенный в офицерском заговоре, Тарана с большим трудом удалось убедить в необходимости расстрела барона.

            Но в то же время Таран был энергичным и непримиримым сторонником поимки алаш-ордынцев. По его инициативе исполком организовал летучий отряд, посланный на поимку алаш-ордынцев в направлении на Чолаксай.

            Не признавая в принципе вооружений плановой борьбы в условиях окружения Кустаная дутовскими бандами и алаш-ордынцами, кустанайский уисполком мирился с расхлябанностью в революционном трибунале. Формально ревтрибунал не подчинялся исполкому. Председателем трибунала был Омар Дощанов, личность в политическом отношении весьма подозрительная. Членами следственной комиссии при трибунале были Панасенко и Редько. Оба политически малограмотные. Хитрый и умный Дощанов оказался в трибунале диктатором. И все свое внимание, всю энергию товарищей по работе направлял на брачные и калымские  споры между казахами разрешая их на основе шариата и казахского быта. Контрреволюция, поднимавшая голову, очутилась вне поля зрения ревтрибунала. Стоило больших трудов добиться смены Дощанова и назначения Давыденко. Властный и честолюбивый Омар Дощанов повел активную борьбу с отдельными членами исполкома, добивавшимися смены руководства в ревтрибунале (против Кубанцева и Ужгина) и потерпел поражение лишь благодаря вмешательству прибывших из Екатеринбурга товарищей Георгиева и Тронова.

            Внутренние группировки в исполкоме сплошь и рядом приводили к крайнему обострению во взаимоотношениях. Причина группировок – разнородный социальный состав. Характерно, что в активе исполкома в качестве полноправного депутата состоял бывший поп-миссионер Хакимжан Саркин.

            Это был человек выше среднего роста, сухощавый, с черной бородкой. Он обычно говорил фистулой. Он был больше националист, чем интернационалист.

            Разнообразный социальный состав исполкома, избегавший руководства и спайки с ячейкой РКП (б) с трудом налаживал организационную деловую работу. Он больше перестраивался, растрачивал силы в дискуссиях и терял свой авторитет.

            При исполкоме был совет народных комиссаров, в который входили: председатель совета, он же командир юстиции – Ужгин, внутренних дел – Луб, народного образования – Захаров, здравоохранения – Пижончиков, народного хозяйства – Кугаевский, земледелия – Котенко, военный – Фролов, финансов – Зонов, труда – Эльбе печати – Романов Н.

            По структуре исполкома совет народных комиссаров был подотчетен пленуму Уисполкома. После образования комиссариатов (отделов) советская работа исполкома стала относительно налаживаться. В практике появилась плановость, но политический облик исполкома перековывался с большой натугой.

            К июню 1918 года исполком имел два отряда красногвардейцев, но у него не было прочной связи с соседними городами, ни пролетарской опоры в Кустанае и уезде. И оттого он оказался бессильным организовать быстро и стремительно помощь Челябинску, в котором началось контрреволюционное выступление чехословаков.

            После начала выступления было созвано общее собрание парторганизации, на котором обсудив вопрос о восстании, постановили:

            Всех членов партии зачислить в Красную Гвардию.

            Послать агитаторов по уезду по набору добровольцев в Красную Гвардию (агитаторами назначили Чиркова, Коченова, Паршнева, Голубых, Георгиева, Киселева). Голубых и Киселев ездили в поселки Половниковский, Лаврентьевский, Семеновский. Особого успеха не имели, как и другие агитаторы.

            Все члены партии были вооружены японскими винтовками. Часть организации несла гарнизонную службу, а часть уезжала на фронт под Полетаево и Троицк, где и участвовали в боях (Панов, Чирков, Чурсин, Голубых, Сяткин и другие). Пробыли там до сдачи города Троицка. Отступили с остатками Кустанайского 16 Уральского полка. После отступления (в доме где ОК ВКП(б) было устроено военное совещание, на котором большинством голосов было принято решение распустить всех по домам.

            По окончании совещания я и товарищ Панов пошли в комнату, где стали уничтожаться документы партийной организации. (Дело было примерно 14-15 июня 1918 года). Библиотека была разобрана подошедшими членами организации по домам.

            Товарищ Панов взял себе только печать комитета. В номерах Моренец стали изготавливать поддельный паспорт и начался побег в одиночку каждого члена организации из Кустаная.

            В силу создавшейся обстановки организация прекратила свое существование, не развернув должным образом работу.

            Большим тормозом в работе явилась борьба с УИК по всем вопросам, которые ставили наши представители  в УИК. Со стороны членов УИК было большое сопротивление. Как характерный факт, когда нас зачислили в 16 Уральский полк, то отдельные члены УИК возражали против нашего вооружения (боялись как бы парторганизация их опять по шапке не ударила). Средства УИК для парторганизации тоже давал с боя. В общем парторганизация все свое внимание сосредоточила на Уисполоме, который не проводил пролетарской линии, этим самым другие участки работы хромали на обе ноги.

            Большинство членов организации были арестованы (в том числе и я), коллегиумом офицерства, который был создан 17-20 июня 1918 года. 20 июня прибыли две сотни казаков и с этого момента и настали тяжелые времена для всех работников Советской власти.

                                                                                                       Голубых

 

 ГАКО Р-1 Оп.1 Д.6