Муж у меня был хороший...

"Убаганская заря". 1991 год

            Евдокия Ивановна получила от мужа всего два письма – одно с дороги, другое – с фронта. Это было в сорок втором году. После этого вестей от него не приходило. Ни в военные годы, ни в последующие.

            Посылала запросы в военные комиссариаты, а отовсюду был только один ответ: пропал без вести. Так и живет она уже полвека с привычной этой мыслью: пропал. Похоронен ли он в братской могиле или лежит на дне реки, попал ли в огненный бомбовый смерч, а, может, сгинул где-нибудь в плену? – ничего она не знает о своем муже, Василии Марковиче Кобзаре.

            А был он хорошим человеком. Жили в Малой Чураковке, был тогда там колхоз. Работал Василий Маркович добросовестно, с душой. Был бригадиром и даже председателем одно время. Но мало работником – мужем, отцом был хорошим, любящим. Детей любил, никогда не обижал.

            - Я иной раз прошу быть построже с ребятами, а он все улыбался: «Ты ведь больше  не будешь так делать?» - спрашивал сына или дочку.

            Детей у них было пятеро. Всех их вырастила Евдокия Ивановна одна. Замуж она больше не выходила. С пятерыми кому нужна? Когда мужа на фронт забирали, старшему было тринадцать, младшей Катюше – годик. Из-за малолетней дочки не смогла даже до Затобольского райвоенкомата проводить.

            Дети выросли. Сын и дочка уже сами пенсионеры. Одного, правда, сына похоронила – умер в сорок пять лет от тяжелой болезни.

            Наш разговор с Евдокией Ивановной – прерывистый. То о нынешней жизни говорим, то о прошлом. То о Василии Марковиче, то о детях и внуках.

            - Сильно скучала я, когда его забрали. Вроде полный дом детей, а мне все не хватало его, все не хватало. Потом все ждала вестей. Похоронка не идет и писем нет – ни мертвый, ни живой. Золовка моя похоронку на своего мужа получила. А мы как-то сидим у нее, вдруг дверь открывается – и заходит Игнат. А мы-то его уже оплакали. И когда пришел, тоже кричали, от радости или от горя, не поймешь… Я потом опять своего мужа искать начала. Опять стала писать по военкоматам. И опять мне отвечали, что пропал без вести. А я надеялась: думала, похоронки не было, значит надо ждать, вдруг в плену был, сейчас, может освободили… Потом время прошло, перестала думать об этом, привыкла…

            Кроме ожидания была еще в ее жизни работа, нужда сопровождавшая все военное и послевоенное лихолетье.

            - Одна юбка была. Постираю, высушу, снова надеваю. У детей – по рубашонке. Постираю, высушу, надену и так все время, пока не стала жизнь помягче. А сейчас ничего, жить можно. Хоть не все гладко, а не плохо. Дети помогают, все у меня есть. Я уж и отказываюсь, когда они мне денег предлагают или одежду. У меня этого добра хватит. Только беру, когда продукты дают – уточку, гуся, свининки. Этим всем они меня обеспечивают. Соседи хорошие, тоже помогают. Только и спрашивают: «Ивановна, вам, может, чего-то надо?»

            Евдокии Ивановне восемьдесят два года. Живет она в Силантьевке, в многоквартирном доме. Комнатка что она занимает, крошечная, можно сказать. Но все у нее в порядке – постель, холодильник, стол, шкаф. И сама она вид имеет благообразный, располагающий к себе. Всю жизнь она с достоинством несет два звания – мать и вдова.

                                                                                 Л.Иванова