Ради жизни на земле

"Знамя Октября". 7 мая 1972 года

            Танки появились на рассвете. Григорий только успел задремать, как раздалось: «Приготовиться к отражению танковой атаки!».

            Расчет быстро покинул землянку. Григорий Шраменко проверил готовность орудия и до боли в глазах стал осматривать заснеженное поле. Декабрьская поземка мешала сосредоточиться на предметах. Ветер, кидал снежные льдинки в лицо, больно сек щеки.

            - Орудие к бою! Цель слева. Зажигательными… Координат ноль-ноль…

            - Не торопись, не торопись, Шраменко, - прервал его команду командир батареи. – Ближе подпускайте. И бейте наверняка.

            Танки медлили разворачиваться в боевой порядок. Шли вяло – мешал глубокий снег. Потом, вдруг разделившись на три группы, стали охватывать батарею.

            - В клещи хотят взять, гады, - решил Григорий. – Пожалуй около десятка будет. Пора крошить…

            Морозный воздух стеклянным перезвоном разорвали первые снаряды.

            - Командир, два сразу горят! – обрадовано закричал наводчик. – Вот так мы, спасибо нам.

            - Не отвлекаться, целиться в головной…

            Вскоре еще три танка, будто наткнувшись на невидимые преграды, остановились и от них потянулись черные шлейфы. Остальные повернули за спасительный снежный курган.

            - Не думаю, ребята, что оставят они нас в покое, - сказал политрук. – Но как бы там ни было, дрались вы геройски.

            - Танки противника! – прервала команда политрука.

            Один, два, три… Сержант Шраменко досчитал до 20 и прервал счет танкам.

            На этот раз стволы черных махин еще издали стали окутываться огненными сполохами. Два фонтана взметнулось впереди орудия. Упал наводчик, за ним заряжающий. Расчет таял на глазах. А танки все ближе. Один вырвался на орудие.

            Шраменко прямой наводкой только успел произвести выстрел, как дыбом встал  снежный вихрь около орудия. Ватными вдруг показались ноги и почувствовал, что падает он в пустоту. «Ну вот и все», - змейкой шевельнулась облегчающая мысль.

            Очнулся Григорий Шраменко через несколько дней в госпитале. Долгим было выздоровление. Не мог двигаться, потерял речь. Только мысль билась в опаленном мозгу, не уставая. Она мешала забыться, уйти от картин боя, отдохнуть.

            При каждом осмотре врач спрашивал:

            - Слышишь меня, герой? – Ну и хорошо. Значит и говорить будешь. Организм у тебя сильный, а духом не падай.

            А потом учился говорить снова, как в детстве, по слогам. Около года провалялся по госпиталям, но выстоял, вышел победителем и из этой трудной схватки.

            А потом опять были бои. И даже потруднее. Под Корсунь-Шевченковской, на Днепре. Освобождал Прагу. В перерывах между боями в 1944 году вступил в ряды КПСС. Помнит, как полковой комиссар сказал тогда коммунистам: «Он за Москву стоял насмерть, товарищи, в 41-м тяжелом году. Орден Красной Звезды там заслужил. Достоин быть в наших рядах».

            …Давно отгремели тяжелые бои. Распаханы окопы в воронки. Земля залечила свои раны. Только, порой, ночами не спят фронтовики. Раны людские живучи. И не все забывчиво. Вот и Григорий Захарович Шраменко – шофер совхоза имени XXIII съезда КПСС накануне Дня победы напишет письмо своему бывшему командиру полка. Поздравит его с праздником, вспомнит боевых товарищей, доложит о сегодняшней своей жизни. А она у него завидная.

                                                                                                       А.Уралов