Рыбачок

Рассказ Евгения Букина

            Еще немного – и день догорит в желтом пламени вечерней зари. Пора было собираться домой. Но Николай Иванович не спешил. Сидя на раскладном стуле, он уперся локтем в колено, ладонью – в щеку и безразлично смотрел на замерзающие лунки. Потом скептически глянул на горку окуньков, хмыкнул: рыба – хвост да глаза! Все равно соседа рада будет. Давно совестит: в магазине купишь – не та, морская, духовитости в ухе нет. А от тебя, мол, ни себе, ни другим пользы. Тоже, мне, рыбак.

            Николай Иванович прикинул, как будет домой добираться. В унтах, летном кожане упарится, пожалуй, по дороге. Как придет, первым делом, не раздеваясь, на плитку чайник поставит. Жена, конечно, разворчится, начнет считать, сколько извел добра на рыбалке и что принес на потраченные деньги. Он поморщился.

            Рядом, чуть дальше его те ни, отчетливой на поголубевшем снегу, легла еще одна. Николай Иванович решил выждать – не любил расспросов: как да что, сколько поймал, какая сорвалась… А иной прилипнет, начнет городить – стыдно становится. Пусть себе идет тот, который за спиной. «Видишь, солнце за лесом, как высоко по небу лучами шарит», - мысленно уговаривал он не известного.

            А тень, нарастая, не двигалась. Николай Иванович, любивший одиночество на рыбалке, удивился настойчивости человека, не выдержал и обернулся. На него вопросительно смотрели серые мальчишеские глаза. Он смутился, укорил себя: плохо-то как получилось. Извинительно спросил парнишку:

            - Тоже не ловится? Поздно уже.

            Мальчишка вышел вперед и присел на корточки. Глянул на лунки, мастерски сделанные удочки и, словно боясь чего-то сказал, кивнув:

            - Бур хороший.

            - А как же, - будто так и должно быть, отозвался он.

            - Сколько стоит?

            Николай Иванович, разглядывая мальчишку, пожал плечами. Было ему лет десять. Под подбородком не туго завязанные тесемки шапки, ватник не по росту, над вырезом рубахи шея ничем не прикрытая, растоптанные валенки. Сам – коренастый, краснощекий; глаза опушили длинные ресницы. Вздрогнул: сына ему напомнил. Не мог ответить чем, а похож, как похож! Сердцем чуял. Память подсказывала. Сейчас бы его Федя уже взрослым стал. Воспоминание о сыне, таком же крепыше, сдавило дыхание. Руки коченели, но он, сматывая удочки, не чувствовал мороза, думал о давнем, непоправимом.

            - Дядь, сколько бур стоит? – вывел Николая Ивановича из задумчивости мальчишка.

            Он снова посмотрел на него: замерзнет скоро.

            - Пойдем-ка, - сказал.

            - Пойдем, - согласился мальчишка.

            - Бур-то тебе зачем? Вон сколько лунок, садись на любую.

            Прогоняют, - ответил. – Не ты, говорят, крутил.

            - Мал ты для бура, не осилить тебе лунку. А так, что ж, отцу скажи, пусть купит. И на рыбалку вместе.

            - Ушел он.

            - И ты бы с ним.

            - Он к другой ушел. Молодую, красивую нашел.

            Николай Иванович глубоко вздохнул. Понял, что мальчишка чужие слова говорит, может, матери своей. И снова расстроился, что так сына нелепо потерял. Жена тогда от него ушла. А вторая – хоть и уважаемая, да не та. И этот вот такой бесприютный, видно.

            - Ты забирай окушков, слышь, - сказал.

            - Нельзя мне, - возразил мальчишка. – Мама все равно не поверит, что я поймал. Сколько ни ходил, - все пусто. Нет, не возьму.

            - Да бери, рыбачок, бери, - Николай Иванович посмотрел на его грубую самодельную подергушку и ласково улыбнулся. – И удочку в придачу забирай. А бур – нет. Не справишься еще сам: лед силен, метровый.

            Мальчишка растерялся, удивился, что такую ладную, красивую удочку вместе с рыбой подарили ему. Глаза засверкали радостью, таким благодарным светом, что к горлу Николая Ивановича подступил удушливый ком.

            - «Мало-то как надо», - подумал он.

1979 год