Пролески

Стихи Евгения Букина

Пролески. Алма-Ата: Жазушы

1985 год

В новой книге поэта идет разговор о любви к родной земле, об исторических событиях, происходящих на этой земле, целинном подвиге казахстанцев. Взволнованно пишет Евгений Букин о суровых днях Великой Отечественной войны, которую он прошел солдатом. Стихам поэта свойственны лиризм, высокая гражданственность.

Вспомнить

Как школьный урок,

Исступлено

Твердишь и зубришь наизусть:

Что надо запомнить –

Позабудь!

И, властно смирив свою совесть

Как вещи,

Дела разобрал,

И вышла житейская повесть

Вся в розовом свете добра.

Но нет и не будет покоя,

Какой ни возвел бы редут:

Все помнить тебе до отбоя,

До самых последних

Минут!

Сказ про кузнеца

Здесь, где выезд был к Чагану,

Тракт на Гурьев брал разбег,

У избы последний встану

Я – не пришлый человек.

Хорошо! – скажу в восторге.

Хорошо, - замечу вам:

Даже дальние пригорки

Уступила степь лесам.

Над плотиной – мост, что надо,

Не чета тому, старью.

И шальная автострада

Острием летит в зарю.

За спиной завод вздыхает,

В небе лайнер метит путь.

А чего-то не хватает,

Самой малости, чуть-чуть.

Не пойму и сам сначала.

Вспоминаю.

Ба, да здесь

Раньше кузница стояла.

Вот и сказ, пожалуй, весь.

Только грустью, грустью темной

Сердце мается мое:

Мне не кузни закопченной –

Жаль хозяина ее.

Дядя Петя, дядя Петя!

Глаз вприщурку, руки в бок,

Ты не выйдешь на рассвете

За родительский порог.

Не посмотришь деловито,

Разговор не поведешь…

Подставляет конь копыто,

И ты, знай себе, куёшь.

С прибауткой соленой,

Что ни байка – скипидар.

И гогочет люд крещеный,

Отъезжая на базар.

Всем по-доброму, с охотой

Ты заказы раздаешь:

Чину – вензель на ворота,

Коновалу – острый нож.

Улыбаешься, довольный:

Людям – скарб,

Рукам – хвала!

Запоешь ты на приволье,

Про султаны ковыля,

Про казачку молодую –

Деву дивной красоты.

Про такую, что вторую

Не найдешь на свете ты.

Ну а голос – чудной силы!

Словно сам себе ковал,

Словно степь его растила,

В струях пестовал Урал.

И не хочешь – в душу впустишь,

Как ни лют – слеза проймет…

Это было там,

Где пустошь

И бурьян теперь растет.

Перебиты годы-птицы.

Ни тебя, ни песни той,

Что послушать –

Как омыться

Родниковою водой.

Нет давно пешни счастливой, -

Отслужила, как могла.

А ловка, крепка на диво

До чего она была!

Дядя Петя, дядя Петя, -

Как отметина в судьбе!

И сложил я строки эти,

Словно памятник тебе.

Иртыш-Караганда

Над серым сором мчатся облака.

Их тени –

Словно взмыленные кони,

Роняют пену, белые бока,

Уходят

От таинственной погони.

Цветет полынь, и горечи струя

Течет по краю ветра к окоему,

Где, приподнявшись, пристально змея

Следит за жизнью,

Как хозяйка дома.

И в это место падает, слепя,

Ковш экскаватора гремуче, с ходу.

Канал идет…

Канал прошел в степях

И, как сестру, привел за руку

Воду.

Баскачкин мост

Баскачкин мост,

Баскачкин мост…

Вразброс в болотце горстка звезд.

Луны осколок молодой

Тюльпаны режет, как косой.

Баскачкин мост,

Баскачкин мост,

Хватало здесь горючих слез

С тех давних пор,

Когда Чингис

Без должных пропусков и виз,

Сам бог себе и господин,

Вот здесь баскака посадил…

Уходит ночь, и тепловоз

Лучами фар нащупал мост.

Рождая грохот, лязг и гул,

От тени прошлого спугнул.

И из зари, сияя весь,

Возник мой пригород,

Как песнь.

Баскак – татарский пристав для сбора податей и надзора за исполнение ханских повелений

Вагончик

Не зеленые, при ступенях,

А кирпичного цвета – их

Волокли по степи весенней,

Волоком без дорог стальных.

Ну, а мы –

Молодыми были,

И в тоске по родным краям

При коптилках мы в них грустили –

Не вели только счета дням.

Он теперь за поселком светлым,

Где поля да поля кругом,

Доживает век незаметно,

Глядя черным разбитым окном.

Как ужи, заползают ветры

В ветхий домик, ища тепла…

Мы-то знаем по всем приметам, -

Целина

Сквозь него прошла.

Хлебороб

Последний круг –

И отрешенность.

Последний круг –

И с плеч гора.

И стала слышной

Монотонность

Осенней песни комара.

И с рук больших

В горячих венах

Усталость,

Каменно остыв,

Стекает в землю

Постепенно,

По капле,

Словно дождь с листвы.

Лежит в копне,

Как навзничь сбитый,

Под звездами велик и мал.

В лице – улыбка,

Взгляд открытый.

Он отдыхает.

Он устал.

В лугах

У нас в лугах такие травы –

Хоть чай заваривай и пей!

Ну и, само собою,

Слава

Идет про наших косарей.

Скирды, скирды в речном низовье,

И сколько их – пойди, сочти! –

Как будто древнее становье

Остановилось на пути.

И жутко кажется порою,

Что там,

Где озеро ребят,

Стрела рассталась с тетивою

И лебедь больше не взлетит.

Что у кургана, на развалине,

Дозор хлопочет над костром.

За горизонт,

Как в щель копилки,

Скользнуло солнце пятаком.

Луга дымят,

И степь молчанье,

Как и века назад, хранит.

И в заревой вечерней рани

Совхоза вспыхнули огни.

Дождь

Блещут молнии в небе вспоротом –

Словно два кузнеца вперебой

Высекают, играючи, молотом

Из железа огонь голубой.

Я расхристан стою, обрадован,

Хохочу и кричу, как шальной:

- Сыпь, родимый!

Лей над бригадами,

Над пшеничкой,

Чтоб встала стеной!

Припусти на травы духмяные, -

Нам не жить ли с тобою в ладу!

Вешний дождь, куда надо,

Полями я,

Как слепого,

За руками веду.

Будара

Заворожен, стою у яра:

Внизу –

Проворна, весела

Казачья хищная будара

Бросает в волны два весла.

Берет с разгона перекаты

И суводные омута,

Еще немного

И, крылатой,

Ей покорится высота!

Но, словно лебеди волшебниц

Из расписного рукава,

В эпоху атомных свершений

Дошли о лодке

Лишь слова.

Ну что ж,

Благодарю за малость,

Иду в музей, смотрю, смотрю,

Как в буйный Каспий ты влетала

И в пугачевскую зарю.

А за рекою

Дождевая

Накрыла туча крутояр.

Нелегкий век там доживает

Великий мастер тех будар.

В окно пролилась просинь неба,

Хмельной полынью донесло…

Быть может, день еще –

И в небыль

Уйдет и это ремесло.

Перепел

Базар гортанный, азиатский

Водил меня.

Где ни ступи, -

Все шепчет вкрадчиво и сладко:

Купи, пожалуйста, купи!

Все чаще сглатывал слюну я,

Но пробирался сквозь содом

И шел, и шел,

Ряды минуя

С халвой, щербетом, миндалем.

Туда,

Скорей: в тени деревьев,

Где полдень  тих и не горяч,

Он ждет давно в лавчонке древней –

Мной облюбованный пугач!

Его литую тяжесть явно

В руке почувствовав уже,

Я представлял,

Как утром рано

Марьямку встречу в парандже.

И, как большой,

Поставлю точку:

Её отцу скажу, что он

Прав не имеет кутать дочку

В дурацкий этот балахон.

«Да что там, - думал я, ликуя, -

Рахат-лукума не видал!»

Но и поныне не пойму я,

Как занесло меня тогда

Два петушка,

Комочка серых,

Как на току в степи сошлись.

У торгашей сдавали нервы,

И ставки падали, росли.

И в миг,

Когда раскрытым клювом

Кровавил перепел настил,

Сквозь плотный круг прорвавшись чудом,

Я побежденного прикрыл.

Я тут рукою волосатой,

Как непутевого щенка,

Рванул за ухо,

Кроя матом,

Меня хозяин петушка.

Я целый год копил копейки,

Так долго ждал святого дня!

И вот

С ладошки в тюбетейку

Они посыпались, звеня.

Базар орал в торговой раже,

Как и века назад,

Давно

Росло на ситцевой рубашке,

Алело липкое пятно.

Сидел за пазухой мой крестник,

Немалой купленный ценой.

Мулла кричал на минарете,

Сияло небо бирюзой.

В рядах сновали водоносы,

Вопя заученно слова.

Вожак верблюжий,

Горбоносый,

Вводил на площадь караван.

А я бежал проулком пыльным

Под сытый хохот, свист и крик

Туда, где заросли полыни,

Где сливы падали в арык.

Комочек теплый,

Мной спасенный,

С рук жадно воду пил и пил;

Потом шагнул в шатер зеленый,

Не опуская больше крыл…

Пурга

Ревет пурга,

И сладко спится мне.

Я словно вижу наяву,

Как вяжет солнечными спицами

Апрель кудрявую траву.

С ладошки узенькой небоязно

Сизарь по зернышку клюет.

И далеко еще до поезда,

На фронт который увезет.

Так близко степь, дождем омытая,

Вокзальной кладки кирпичи,

Где надо мной, как по убитому,

Внезапно мама закричит.

И вот пурга хвостами лисьими

Остатки дня сметает в ров.

Я сплю в окопе и под выстрелы

Не оторвусь от детских снов.

И в час, когда звезду последнюю

Размыла ночи пелена,

Комбат, права войны наследуя,

Вперед, за бруствер,

Бросил нас.

Когда нахально и уверенно,

Рыгая пламенем, хрипя,

Сто тысяч жерл в тебя нацелено,

Все пули

Ищут лишь тебя,

Мети, пурга, -

Прошу я мысленно, -

Крути шальные виражи,

А там уж мы покажем истинно,

Что значит финские ножи.

Одни глаза оставь, пожалуйста,

И руки; руки сбереги.

Не оставляй нам только жалости,

Чтоб вечно помнили враги.

Мети, пурга,

Порой полуночной,

Жги все живое на ветру!

И мы в траншеях,

Словно в улочках,

Возникли призраками вдруг.

Снега хоронят крик задавленный

И гаснут выплески ракет.

Черным-черно еще на западе,

А за спиной  встает рассвет.

В чужом окопе

Крепко спится мне.

Вновь словно вижу наяву,

Как вяжет солнечными спицами

Весна веселую траву.

С ладошки узенькой доверчиво

Сизарь по зернышку клюет.

И далеко еще до вечера,

Когда пойдет в атаку взвод.

И рядом степь, дождем омытая,

Вокзальной кладки кирпичи,

Где надо мной, как по убитому,

Вдруг страшно

Мама закричит.

Дема

Где в Башкирии далекой,

Вьется речка Дема –

По утрам камыш высокий

Крепко вяжет дрема.

В роще солнечная птица

И поет, и плачет,

Мне поэтому и снится

В гимнастерке мальчик.

Упадет он и раскинет

Смертно руки в Польше,

На ресницы ляжет иней,

Не растает больше.

Грудь пробили десять граммов –

Ни родни, ни дома,

Для него была как мама

Ласковая Дема.

Он рассказывал пехоте

Про нее часами;

Нет товарища по роте –

Обелиск за нами.

Да еще звезда из жести,

Отзвуки салюта,

Чтоб растила гроздья мести

Горькая минута.

Чтобы в праздники и в будни,

Под раскаты грома

Помнил: есть на свете чудо –

Голубая Дема.

Чтоб, печальная, ночами,

Словно мать, устало

Ту звезду она, как память,

На груди качала.

Сапун-гора

У синей бухты дремлет Севастополь,

К бульварам сонно ластится волна.

За розовым туманом –

Там Европа,

И ничего она нам

Не должна.

Все, как и было.

Может быть, и лучше.

Проходят трудно пестрые лета…

А я иду все вверх и вверх и круче

Туда, где умирает высота.

По-человечьи горбится нагорье

Под тяжестью гранитных смертных плит.

И сотни лет не сгладят боль и горечь

Утрат моей

Все помнящей земли.

Кричала ночь

Кричала ночь неизъяснимо

Густою, черною немотой,

И все снаряды били мимо –

Они летели стороной.

И он запел в окопной нише

На языке, понятном мне,

Как за рекою зреют вишни,

Дробится солнце на волне.

И фронт молчал,

Устав от крови,

От боли, принятой землей.

Какой отмечена любовью

Та песня ночи огневой!

Ракеты рвали небо ало,

И в свете робком, неживом

Летели лебеди устало

Туда –

На родину его.

А он на ощупь, по привычке,

Вгонял патроны в автомат…

Так шел к победной перекличке

Через Берлин домой солдат.

Все, что было…

Загуляли ребята,

Об Урале запели,

Как выходят ночами

Севрюги на мели.

Как девчонка босая

С коромыслом спускалась,

В ведрах,

Полных до края,

По солнцу плескалось.

…Над ребятами небо

Густо звезды прошили,

Далеко по Уралу

Песни грустные плыли.

Нет, мы жили не просто,

Степь хранит наши корни.

И пускай над погостом

Крик ликует вороний.

Все, что было, тебе мы

Без остатка отдали.

Помяни же нас к слову,

Вспомни нас,

Приуралье!

Пролески

Как только солнце длиннорукое

Согреет утром скалы голые,

Цветут они,

Пролески хрупкие,

Сияя жарко

Синем полымем.

Пролески –

Горные подснежники!

Сквозь иней

В каменных расщелинах

На белый свет

Глазами нежными

Глядят доверчиво,

Как женщины.

Они всегда

Такими видятся –

И беззащитными, и чистыми,

Как те цветы

Далекой Лидице,

Сожженной начисто фашистами.

Творчество

Все это просто,

Очень просто,

Как проявленье, скажем, роста.

Вот только рот свело от жажды,

И тетивою –

Мускул каждый.

Дышать вот только трудно что-то,

Как будто вновь –

В броске пехота.

Да кровь, сжигающая память,

Гремит в висках

Колоколами.

- А на доске –

Листы проекта,

Как песня, что еще не спета.

…Мазок лишь нужен на мольберте,

Чтоб доказать,

Что нету смерти.

Чтобы сказать…

А утро всходит,

Таким же мир остался вроде.

И все так просто,

Слишком просто.

Как головой бросаться с моста.

Я в этом вижу

Еще срываются метели,

Но, как бы ни было,

В бору

Синицы весело запели,

И это, знаю я,

К добру.

И ручеек, одетый в иней,

Теряясь в белом далеке,

Уже забился жилкой синей,

Как вена

На моей руке.

Уже не осень…

Уже не осень,

Но и не зима,

И потому такая кутерьма.

И яблоня –

Ветвями на рассвет, -

Поверив солнцу, распустила цвет.

А там, где высь,

Заоблачная даль,

Прощальный крик, извечная печаль.

Там животворный каплею тепла

Опять на крыльях осень уплыла.

Мороз под вечер ветви обожжет, -

И яблоня весной не расцветет.

И в этой сути вящая есть суть:

Как дерево,

Меня не обмануть:

Ни трелью, что повисла на луне,

Ни теплотой,

Разлитой на плече.

Ни ожиданьем необычных смен:

Ведь все к зиме,

Давно идет к зиме.

Последний снег

Последний снег

Туман весенний

Сосет, как сахар, до зари;

И улетают из селений

В лесную чащу снегири.

Теперь им что –

Раздолье птахам,

Теплеет неба синева.

И в степь спешит пораньше пахарь

Послушать,

Как растет трава.

Я не в обиде,

Пусть забудут.

Чей корм клевали из горсти:

Еще не раз метели будут,

Чтоб вспомнить к форточке

Пути.

Апрельский мотив

Апрель пробил себе дорогу.

Ручьи,

Ворочаясь, в снегу

Родили смутную тревогу,

Печально-странную

Тоску.

О ком? О чем?

Плывет и тает,

Быть может, тоньше,

Чем любовь,

На двух положенная тайна

И неосознанная новь.

И на торжественном восходе,

Когда горит заря, скользя,

В душе

Такое что-то бродит,

Что словом

Выразить нельзя.

И ожидание,

И трепет,

И ощущенье,

Что грядет

В мои распахнутые степи

Из всех,

Что были,

Лучший год.

И все же это – там,

За гранью,

Уже смещенных чувств весной.

И только небо

Так реально,

Что чуешь

Крылья за собой.

***

Здравствуй! –

Сказал в счастливый день.

Здравствуй! –

Отозвалась, не зная,

Что от любви

Ложится тень

И люди

По любви шагают.

Ломают дом…

Дорога снова далека.

Ты не волнуйся только, сердце:

Как перевалим облака –

И повстречаемся мы с детством.

И вот стою, ошеломлен,

Ломают,

Старый дом ломают.

Седая пыль со всех сторон,

Над крышей голуби летают.

Отец оперся на клюку

И слезы мать сдержать не может.

Их утешаю, как могу,

Стараюсь быть,

Как можно строже.

А на душе…

Не дай-то бог

Такое вынести любому:

Осилив тысячи дорог,

Прийти к разрушенному дому!

Петух

Как будто бы от века и поныне

Стояла тишина на всей земле,

И падал ли под утро

Густой иней,

Или роса мерцала в полумгле.

Но в городе забыли, и не знают,

Как буйно,

Надрываясь и хрипя,

Он утром

О себе напоминает,

И утверждает как певца –

Себя,

Он утром не поднимет

Криком звонким,

Чтоб ты прошел к реке тропинкой той,

Где лилии навстречу солнцу створки

Раскроют над сияющей водой.

Неужто

Я однажды в полдень жаркий,

Забыв начало этого стиха,

Поведаю мальчонке в зоопарке

Про редкостную птицу –

Петуха?

***

Полуденное солнце поплавки

Среди кувшинок

Так впаяло,

Что всем предположеньям

Вопреки

И на закате не клевало.

Когда, как мед,

Густой пахучий зной

Стекал в озера и дубравы

И в сумерках сиреневых

Росой

Мерцал серебряно на травах.

Горел костер и плавил темноту,

Привычно звезды зажигая.

И все здесь

Обретало простоту

И жизнь,

Которой я не знаю.

Синица

Синица песенкой знакомой,

В окно ударила, звеня.

Ей говорю вдали от дома:

Ну, здравствуй,

Милая родня!

Я раньше думал почему-то,

Ты гнезда вьешь

В краю таком,

Где вьюги бешеные люто

Вприсядку пляшут босиком.

А ты,

Смотри-ка, залетела

Бог весть куда,

И вот поди ж –

Над снегом южной розы белой,

Над кипарисами летишь.

Неужто вправду,

Чтоб отныне

Молву досужую пресечь,

Решила ты,

Что море сине

Должна и вправду ты поджечь?

Раковина

Увезу ее в далекий город.

И, когда обрушится тоска,

К уху приложу –

И вот он, грохот,

Вот он,

Свет кинжальный маяка.

И рассвет забрезжится,

Пылая,

За чертой,

Где чаек голоса,

Явится из юности,

Сияя,

Бригантина в алых парусах.

Встреча

Отяжелел серебряный тальник.

Ночь крошится и тает за увалом.

Еще немного,

Чуть,

Какой-то миг –

И вот заря

Пробьется над Уралом.

Какая тишь!

Ей в горсти несу.

В ней тайна красок,

И июля запах.

В ней гомон листьев в утреннем лесу,

Лиса крадется на бесшумных лапах.

Кулак сжимаю крепче,

Все сильней.

А разожму –

И душит мягкий ворот:

Ладонь пуста,

Лишь линии на ней,

Как дальние дороги в шумный город.

Сквозь пепел слепо смотрит уголек,

Как филин желтым глазом,

Не мигая.

Я простираю руки на восток

И солнце над собою поднимаю.

И ухожу.

Вперед летят года.

Но время

Вновь приказывает властно

Уже не мне,

А сыну, чтоб сюда –

Пришел сюда сказать Уралу

Здравствуй.