• Narrow screen resolution
  • Wide screen resolution
  • Auto width resolution
  • Increase font size
  • Decrease font size
  • Default font size
  • default color
  • red color
  • green color
KOSTANAY1879.RU | Костанай и костанайцы! | Портал о городе и жителях
Главная arrow Творчество arrow Творчество arrow Партизанское движение против Колчака

Партизанское движение против Колчака

Печать E-mail
Автор Administrator   
04.09.2017 г.

Казгосиздат. 1957 год

 

С.Ужгин Н.Фролов

 

Возникновение советской власти на севере Казахстана

            Прежде чем перейти к описанию событий, связанных с подготовкой и проведением переворота, коротко остановимся на экономическом и военно-политическом положении городов Северного Казахстана, в которых развернулись позже события гражданской войны. Через город Оренбург открывался железнодорожный путь в глубь Средней Азии – к хлопку, нефти и другому сырью, крайне необходимому промышленным центрам Советской России. Челябинск был воротами к сибирскому хлебу. От Челябинска через город Троицк ответвлялась железнодорожная ветка на город Кустанай, от которого шел гужевой тракт к обилию хлеба, скота и других продуктов сельского хозяйства до Тургая, Атбасара и других пунктов, имеющих важное экономическое значение в жизни страны.

            В Северном Казахстане главную опору помещичье-капиталистического строя составляло зажиточное казачество, управляемое из Омска и Оренбурга. Города Кустанай, Кокчетав, Атбасар и Акмолинск граничили с казачьими станицами, то есть подвергались опасности набега контрреволюционных казачьих отрядов, что в дальнейшем и случилось.

            Эсеры и меньшевики, засевшие после февральской буржуазно-демократической революции в уездных и волостных земствах, немало потрудились, чтобы затуманить головы середняцкому крестьянству, убеждая его в том, что Учредительное собрание решит все насущные вопросы.

            В возникших после Февральской революции в Кустанае, Атбасаре и других городах Северного Казахстана солдатских Советах гарнизонов большинство мест принадлежало эсерам и меньшевикам, которые опирались на кулаков и баев. Характерно в этом отношении было положение кустанайского солдатского Совета, его возглавляли Слесарев, Луб, Алекрицкий Севастьянов (эсеры) Некрасов и другие (меньшевики). Однако власть принадлежала не Советам, а уездным земствам и городским думам – органам купцов, кулаков и реакционной интеллигенции, в том числе царскому офицерству.

            Гарнизон города Кустаная состоял из 246-го пехотного полка под командой капитана Григорьева; для кавалерии в резерве были лошади организации «Земконя», которой управлял барон Шеллинг. 246-й пехотный полк прибыл в город Кустанай на отдых. Командование предполагало пополнить его и отправить на фронт, но Февральская революция спутала все расчеты военного начальства и полк застрял в далеком глухом Кустанае. Офицеры полка приложили все усилия к тому, чтобы поднять упавшую воинскую дисциплину, мобилизовать солдат на «войну до победного конца». Большую помощь оказывал им в этом эсеро-меньшевистский Совдеп.

            В связи с этим можно привести такой факт. Во второй половине октября 1917 года в Кустанай приехал представитель Северо-западного фронта ефрейтор А.Жиляев. На пленарном заседании Совдепа с участием солдат и представителей рабочих, где обсуждался вопрос о сборе и отправке хлеба северному фронту, от имени делегировавшего полка выступил с речью эсер Жиляев. Смысл его речи состоял в злобных упреках по адресу трудящихся тыла, которые не имеют чувства патриотизма. Отстаивая лозунг правительства Керенского – «Война до победного конца», - Жиляев ополчился на большевиков, которые, как он говорил, самые опасные агитаторы против войны, а потому-де с ними следует расправляться крутыми мерами. В заключение своей речи Жиляев потребовал отправки в действующую армию нового пополнения людьми и посылки продовольствия. Выступавшие вслед за Жиляевым эсер Луб и меньшевик Некрасов, которые поддержали требование представителя Северо-Западного фронта. Однако подавляющее большинство делегатов голосовало против предложения о посылке продовольствия фронту и пополнения людьми армии. Это был первый и серьезный удар по эсерам и меньшевикам в Совдепе.

            После этого знаменательного события группа большевиков – участников революции 1905-1907 годов – развернула среди солдат гарнизона и рабочих города агитационную работу за переизбрание солдатского Совета, превращения его в Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. К концу ноября 1917 года в Кустанае был создан нелегальный отряд Красной Гвардии в составе 18 человек. Вскоре в Кустанай из Петрограда прибыл отряд матросов в количестве 50 человек под командованием матроса Чекмарева. Отлично вооруженные, матросы должны были вывезти из Кустаная несколько вагонов хлеба, занаряженного в Петроград, однако, ознакомившись с положением дел в Кустанае, Чекмарев совместно с кустанайской группой большевиков провели несколько собраний солдат гарнизона, а также митинг рабочих и крестьян, агитируя за избрание полноправного нового Совета и за свержение представителей власти уже не существовавшего Временного правительства Керенского, за изгнание из Совдепа меньшевиков и эсеров.

            В результате проведенной работы 25 декабря 1917 года вся власть в городе Кустанае и уезде перешла в руки вновь избранного революционного комитета под председательством матроса Чекмарева. Так, рабочие Кустаная, решительно поддержанные матросами Кронштадта и солдатами местного гарнизона, совершили переворот, низложили власть представителей правительства капиталистов и помещиков. 15-16 января 1918 года под председательством чрезвычайного комиссара Степного края Алибия Джангильдина состоялся первый в городе Кустанае съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и киргизских (казахских) депутатов.

            «Обсудив вопрос об отношении к Советской власти, - говорится в решении съезда, - съезд приветствует разрыв трудового народа с буржуазией и переход власти в руки Советов рабочих, солдатских, крестьянских и киргизских (казахских) депутатов, ибо только такая власть может осуществить требования народа, то есть переход земли в руки трудового народа без выкупа, контроль над производством и заключение справедливого мира».

            Первый Кустанайский съезд Советов высказал свое отношение к Учредительному собранию. В резолюции съезда по этому вопросу сказано:

            «Обсудив вопрос об Учредительном собрании, крестьянско-киргизский съезд постановил вынести доверие только такому Учредительному собранию, которое будет выражать волю трудового народа и проводить в жизнь все требования его, то есть санкционировать справедливый демократический мир, предложенный народными представителями, и переход земли трудовому народу без выкупа и т.д. Если же Учредительное собрание отступит от этих требований, то оно должно быть немедленно распущено…»

            В других городах Тургайской и Акмолинской областей вопрос о власти решался проще и быстрее, чем в Кустанае. Так, например, в Петровской волости Актюбинского уезда общее собрание единогласно постановило поддерживать власть Народных комиссаров, в резолюции Акмолинского Совета говорится, что Акмолинский  Совдеп… действует в полном контакте с декретами и постановлениями центральной власти – Совета Народных Комиссаров РФСР». То же было и в других населенных пунктах указанных областей.

            Эсерам удалось протащить в Кустанайский Совет сравнительно большую группу своих представителей, в которую входили Жиляев, Луб и другие. Всю свою деятельность эсеровская группа направляла на саботирование наиболее важнейших мероприятий Советского правительства и исполкома местного Совета по организации и укреплению Красной Гвардии, по созданию в уезде групп бедноты, изъятию у кулацких элементов оружия, по заготовкам для промышленных центров республики хлеба и т.д. Особо упорно боролась эсеровская группа за сохранение прежних прав городской думы и земской управы. И им удалось добиться того, что исполком Совдепа вошел с городской думой в соглашение – принял в свой состав от офицерской группы эсера Алекрицкого. Это, конечно, было ошибкой, оно не примирило думу с Совдепом, а обезличивало его как орган диктатуры пролетариата.

            Эсеры и меньшевики вкупе с другими реакционными элементами делали все для того, чтобы подорвать авторитет Совета рабочих, солдатских, крестьянских и киргизских (казахских) депутатов трудящихся. Обстановка усложнялась тем, что в городе было до 300 офицеров, которых уисполком, взяв на формальный учет, не проверил, в какой степени они лояльны к власти Советов. В этих условиях контрреволюция поднимала голову, не скрывая ни своих целей, ни намерений. Уже в конце декабря 1917 года казачий войсковой атаман Дутов стремился свергнуть Советскую власть на территории Оренбургского края, граничившего с Тургайской областью. К концу января 1918 года отряды Дутова под нажимом красногвардейцев отошли от Оренбурга, рассеялись по станицам, где мобилизовали силы для будущей борьбы с Советами. В этот период атаман Дутов оказал казахским буржуазным националистам серьезную помощь, послав им в Тургай большое количество оружия и боеприпасов.

            Мобилизуя контрреволюционные силы, дутовцы изучали состояние и численность гарнизонов в приуральских городах, находившихся под властью Советов. Свой удар по городу Кустанаю Дутов намечал нанести с юга, со стороны города Тургая силами казачьих отрядов и алаш-орды, с запада и северо-запада силами казаков станиц, граничивших с Кустанаем, он также намеревался захватить город Актюбинск; на востоке со стороны Акмолинска и Атбасара к нападению на Кустанай готовился атаман Сибирского казачьего войска.

            В этой обстановке необходимо было принимать срочные меры по укреплению обороноспособности Совета. Выполняя поручения партии, преодолевая эсеро-меньшевистское сопротивление, председатель Кустанайского уисполкома Л.Таран и военком Фролов к началу марта 1918 года сумели создать отряд, насчитывающий 300 человек красногвардейцев. Это было сделано вовремя, так как 18 марта 1918 года контрреволюционеры организовали в городе белогвардейский мятеж. Заговор контрреволюционеров был, судя по сохранившимся воспоминаниям красногвардейцев, тщательно подготовлен. Телефонная связь с уисполкомом рано утром в день мятежа была прервана, подготовлены специальные группы для нападений на оружейный склады, захвата советских учреждений. Начальник станции Филев, состоявший в группе заговорщиков, пытался угнать паровозы и классные вагоны с целью отрезать красногвардейцам возможность отступления из города, но железнодорожники-красногвардейцы предотвратили это предательство.

            Мятеж начался по такому, казалось бы, ничтожному поводу. Часть солдат, возвращаясь с фронта с оружием, спекулировала им на кустанайском рынке: оружие скупали торговцы. По распоряжению Советского правительства на коменданта станции Кустанай была возложена обязанность отбирать у отпускников и демобилизованных оружие. Утром 18 марта комендант железнодорожной станции Кустанай Кононов в сопровождении двух красногвардейцев явился на городской рынок и потребовал у одного солдата сдачи винтовки. Солдат, подстрекаемый спекулянтами, запротестовал, толпа набросилась на Кононова с криками: «Бей комиссара!», но Кононов в целях самозащиты выстрелил в воздух и выхватил из-за пояса гранату. Толпа на мгновение расступилась, чем и воспользовался Кононов. Сопровождаемый красногвардейцами, он забежал в помещение уисполкома, размещавшегося в Народном доме. В тот же момент мятежники, обезоружив часового оружейного склада, взломали железные двери, забрали винтовки и открыли стрельбу по окнам Народного дома. Члены уисполкома, прибывшие на заседание к 9 часам утра сочли благоразумным не отстреливаться, а через соседний двор отступить на станцию Кустанай. Они же приказали туда же отступить красногвардейцам гарнизона. Красногвардейцы комендатуры станции Кустанай завязали бой с мятежниками, подступавшими к станции, и сражались до тех пор, пока не погрузились в поезд все отступавшие.

            На станции Джаркуль (80 километров от Кустаная) отступающие встретились с ехавшими из города Троицка красногвардейским отрядом под командованием Толмачева. На следующий день 19 марта Кустанай без боя заняли красногвардейские отряды. После многолюдного митинга, устроенного на площади против Народного дома, уисполком приступил к своим обязанностям. Вскоре выяснилось, что организаторами мятежа были прапорщик Мартынюк и штабс-капитан Алекрицкий.

 

***

            Известие о мятеже чехословацкого корпуса Кустанайский уисполком получил 3 июня 1918 года. К тому времени чехословаки заняли уже Челябинск, Курган и быстро двигались вперед. Возникла угроза захвата ими городов Троицка и Кустаная, как баз, с которых открывался путь на юг к Орску и на юго-восток, в глубь казахских степей, в частности к городу Тургаю, где оперировали дутовские и алаш-ордынские банды.

            Троицкий Совдеп предложил кустанайцам организовать совместную оборону подступов к городам Троицку и Кустанаю путем объединения гарнизонов, это предложение было принято. 10 июня из Кустаная в Троицк было отправлено около 500 красноармейцев, которые по прибытию поступили в распоряжение штаба объединенного командования. Железнодорожники и крестьяне-бедняки из поселка Николаевского составляли особую боевую дружину.

            Чехословаки под прикрытием бронепоезда начали наступление на Троицк со станции Полетаево, находящейся в 26 километрах от города Челябинска. Сдерживая численно превосходящего противника, красноармейские части медленно отходили к городу Троицку. У станции Троицк завязался упорный двухдневный бой. На помощь троицким и кустанайским частям со стороны Верхне-Уральса спешил красногвардейский полк имени Степана Разина, но участь Троицка была решена до его прихода. Дутовцы, зайдя в тыл со стороны Солодянки, открыли по частям, оборонявшей станцию, убийственный артиллерийский огонь. Это было в тот момент, когда у защитников города Троицка иссякли боеприпасы. Прорвав кольцо окружения, красноармейские части отступили в направлении города Орска, где слились с полком имени Степана Разина.

            20 июня 1918 года состоялось последнее заседание Кустанайского уисполкома, на котором было принято решение всем партийным и советским работникам уйти в подполье и начать подготовку к восстанию против омского контрреволюционного правительства, которое было уже образовано эсерами и меньшевиками при опоре на штыки чехословаков и дутовцев.

            23 июня 1918 года Кустанай был без боя занят чехами и русскими белогвардейцами. Интересно отметить, что еще до сдачи города Троицка, эсеры – члены Кустанайского уисполкома – тайно обратились за помощью к командованию чехословацкого корпуса, послав в город Челябинск своего представителя учителя Жукова, который вернулся в Кустанай с чехословацким отрядом. Эсеры и меньшевики до свержения Советской власти организовали «Комитет народной власти».

            Деятельность «Комитета народной власти» началась с ареста активных советских работников. Многие члены уисполкома, поверив эсеровской гарантии личной свободы, добровольно явились в здание бывшего Совета, где были арестованы и отправлены в тюрьму. Наиболее видных большевиков эсеры расстреляли «при попытке к бегству». Среди расстрелянных были Перцев – командир Красной Армии, Дощанов – председатель Ревтрибунала и другие.

            26 июня «Комитет народной власти» опубликовал в своем органе – в газете «Народный путь» - постановление, в котором говорилось: «Кустанайский комитет народной власти доводит до всеобщего сведения, что все распоряжения и декреты так называемого Советского правительства и кустанайских комиссаров объявляются недействительными.

            Комиссариаты Советской власти: переселения, народного здравия, усовнархоза, юстиции и другие закрыты и делопроизводство их передано по принадлежности, то есть учреждениям до большевистского переворота».

            В этот же день всем волостным управам Кустанайского уезда было разослано следующее циркулярное распоряжение комитета «народной власти»:

            «Согласно постановления Кустанайского комитета народной власти и распоряжения Временного Сибирского правительства, все советские учреждения в Кустанайском уезде, в том числе волостные, сельские и аульные советы рабочих, крестьянских и киргизских депутатов ликвидированы и должны быть уничтожены; взамен их восстанавливаются все те учреждения, которые функционировали до большевистского переворота, то есть волостные сельские и аульные земские управы.

            Тем же распоряжением ликвидирован Кустанайский Совет крестьянских и киргизских депутатов и все подчиненные ему комиссариаты и восстановлены все действовавшие до большевистского переворота учреждения, в том числе и гражданская управа, которая начала уже свои действия.

            Сообщая об этом, Гражданская управа предлагает немедленно по получении сего предложить председателям и членам волостной земской управы, бывшим в этих должностях до большевистского переворота, вступить в исполнение своих обязанностей, восстановив действия волостной земской управы, а равно и председателям сельских и аульных управ, и о последующем донести».

            Немедленно после свержения Советской власти в уезде началось вылавливание «комиссаров», красноармейцев и всех сочувствовавших большевикам, за поимку которых объявлялись премии.

            В так называемом «объявлении» комендант города Кустаная писал: «Всех лиц, знающих о месте пребывания членов Советской власти и красноармейцев, или могущих дать какие-либо сведения о их деятельности, прошу лично или письменно делать об этом заявления коменданту города Кустаная».

            Малейшее подозрение в сочувствии большевикам было поводом для ареста. Кулацкие доносы на односельчан были массовым явлением и служили основанием для ареста, содержания длительного времени в тюрьме без суда и следствия. Обе тюрьмы города были переполнены «комиссарами», как значились по терминологии белогвардейцев советские работники. Некоторые из них были расстреляны без суда и следствия. Жен «комиссаров», если мужья не отыскивались, брали заложницами.

            Первого июля 1918 года в городе Кустанае открылся чрезвычайный уездный крестьянский съезд. На съезде присутствовало 252 делегата, большинство из них были кулаки и баи. Политическими идеологами съезда были эсеры, возглавляемые Передерием, Лубом и другими. Съезд принял решение, которое показывает лицо эсеров как врагов народа. Вот что гласило это решение:

            «Приветствовать совершившийся переворот и новую власть в лице Временного сибирского правительства с выражением полной надежды, что Сибирское временное правительство в самом непродолжительном времени созовет Сибирское Учредительное собрание и доведет страну до Всероссийского Учредительного собрания, которое сможет исцелить исстрадавшую родину, соединить все разрозненные ее части и восстановить разоренное ее хозяйство и лишь таким образом поведет Россию к возрождению, к светлой и новой жизни…»

            Все решения, кроме цитированного, принимались крестьянским съездом в виде пожеланий, что подчеркивало угодничество большинства съезда военщине.

            По окончании съезда эсеры провели частное совещание крестьян – делегатов съезда, на котором было решено организовать крестьянский союз. В состав организационной комиссии вошли Передерий И., Девяткин Е., Сиднев С. и Балашов А. Организационная комиссия выпустила обращение к крестьянам, и хотя это обращение носило реакционный характер, направленное на обеспечение интересов байско-кулацких элементов, все же оно не понравилось военному командованию, тем более, что было выпущено самостоятельно, комиссия была разогнана.

            В исключительно трудных условиях оказались в этот период большевики. Последние, как уже было отмечено, вынуждены были уйти в подполье, но с присущей им настойчивостью, рискуя жизнью, они проводили возможную работу среди трудящихся. Метод работы их состоял в том, что соблюдая предосторожность, они переходили из село в село и живым словом в какой-либо группе из 3-5 человек разоблачали сущность белогвардейщины, агитировали за подготовку вооруженного восстания. Из этих группочек стали возникать первые ячейки боевых дружин. Для согласования и единства действий представители групп собирались в каком-либо селе, за которым, по их мнению, не следили белогвардейцы.

            В июле 1918 года в селе Жуковском, в 35 километрах от Кустаная, собралось до 30 человек – будущих дружинников. Они не предусмотрели того, что в роли шпиона очутится поп этого поселка Докукин. Этот шпион в рясе, как оказалось впоследствии, наблюдал за всем, что происходило в селе. Когда подпольщики собрались на совещании, он известил об этом случайно очутившихся в Жуковском казаков-дутовцев, которые окружили двор. Лишь немногим удалось скрыться от ареста. Арестованных, избивая плетьми, гнали пешком до Кустаная. В двух километрах от города, у женского монастыря, избитых, измученных поставили в шеренгу, требуя выдачи «сообщников» под угрозой расстрела. Но никто не выдал своих товарищей ради спасения собственной жизни.

            Весть о зверской расправе над подпольщиками-жуковцами быстро облетала все соседние поселки и аулы. По инициативе подпольщика Корнея Иноземцева, спасшегося случайно при аресте участников Жуковского совещания, в конце июля 1918 года, в поселках Боровом, Владимировке, Введенке, Александровке и Жуковке возникли большевистские группы по подготовке восстания.

 

***

Контрреволюционная белогвардейско-эсеровская организация, созданная 9 февраля 1918 года в городе Томске, объявила себя «Сибирским правительством». Представляя собой агентуру империалистов США и других стран Антанты, готовивших военную интервенцию против Советской власти, это «правительство» выполняло волю своих хозяев, содействовало установлению власти Колчака.

 

Белогвардейско-эсеровское «правительство Сибири» опиралось на штыки воинских частей чехословацкого мятежного корпуса и офицерские добровольческие отряды. Но этого было далеко не достаточно для того, чтобы держать в повиновении трудящихся такого огромного края и вести борьбу с Красной Армией. Попытки создать добровольческую армию провалились, никто из рабочих и крестьян добровольно не пошел защищать белогвардейцев. Поэтому «Сибирское правительство» решило провести мобилизацию, которая также не имела успеха. Тогда оно предприняло «решительные» меры. В опубликованном в газете «Новый путь» 19 августа 1918 года приказе командующего белой армией генерала Гришина-Алмазова было сказано:

 

«При осуществлении предстоящего набора новобранцев приказываю соответствующим начальствующим лицам и учреждениям приказывать, требовать, а отнюдь не просить и уговаривать.

 

Уклоняющихся от воинской повинности арестовывать, заключать в тюрьму для осуждения по законам военного времени. По отношению к открыто неповинующимся закону о призыве, а также по отношению к агитаторам и подстрекателям должны применяться самые решительные меры, до уничтожения их на месте преступления».

 

Но и этот грозный приказ не помог. Мобилизация проходила вяло, новобранцы не расположены были добровольно являться на приемные пункты, так как крестьяне воочию убедились, что белогвардейская власть, помимо всяких поборов, отнимает у них сыновей на братоубийственную, ненужную народу войну. Большинство крестьян решило не посылать своих сыновей в армию Сибирскому контрреволюционному правительству. Тогда белые решили послать для проведения мобилизации карательные отряды, так появились каратели и в Кустанайском уезде, состоявшие по преимуществу из дутовцев. Начались массовые расстрелы и неслыханные издевательства над крестьянами. Приводим один из многих фактов, имевший место в поселке Львовском, Кустанайского уезда:

 

«Ночью нас разбудил набат, - пишет в своих воспоминаниях свидетель расправы А.Соболев. – Вскочили все – оказывается, нагрянули казаки. Бешено носясь по улице, избивают плетьми и рубят встречных, набатчику отрубили голову. Бежать было некуда, а все же несколько человек из поселка вырвалось. Казаки подожгли много домов, стали насиловать женщин.

 

Трудно было скрываться в поле, почти все дезертиры попались в руки казаков и белой милиции. В церковной сторожке дезертиров истязали и били нагайками, шомполами, прикладами, подолгу оставляли лежать связанными в луже крови. Вечером в сторожку пришел милиционер Убейконь приказал арестованным броситься в воду. Кто не бросился в воду, того казаки сами бросали, начав затем на них «охоту». Едва кто показывался из воды, его тут же расстреливали. Так погибли все 12 человек».

 

Кошмарной была расправа с солдатами в городе Кустанае осенью 1918 года. В праздничный день на базаре собрались молодые, только что мобилизованные солдаты, отпущенные из казарм на свидание с родственниками. Среди солдат появился агент контрразведки прапорщик Гладких. Он ударил одного молодого солдата по лицу за то, что тот не отдал ему чести, солдат не остался в долгу и ударил прапорщика. За солдата вступились товарищи, сбили офицера с ног, стали наносить удары чем попало. На крик прапорщика о помощи прискакали казаки, патрулировавшие на рынке, солдаты не успели скрыться. Всех солдат с рынка погнали в казармы, помещавшиеся в бывшем двухклассном русско-киргизском училище. Согнанных во двор казармы построили в шеренги, потребовали выдачи виновных в избиении офицера Гладких. Солдаты молчали. После троекратного предупреждения о выдаче виновных никто не проронил ни слова. Тогда каждого десятого солдата тут же на глазах остальных расстреляли.

 

Много подобных расправ творили белогвардейцы, но они ни в коем случае не способствовали мобилизации. Те, кому надо было являться на призывные пункты, уходили в леса или скрывались в глухих местах. Призванные в армию, услышав о жестокой расправе, дезертировали. Поселки, расположенные далеко от города Кустаная, не дали ни одного солдата.


Глубокое подполье

 

            Одним из выдающихся пропагандистов и организаторов боевых дружин в Кустанайском уезде был коммунист Летунов Михаил Георгиевич. Приводим некоторые сведения о его революционной деятельности.

 

            Из сохранившихся архивных документов видно, что М.Г. Летунов был одним из организаторов солдатских комитетов воинских частей Двинского гарнизона. Он сыграл большую роль в решении солдат не идти в наступление по приказу Керенского, за что вместе с другими был посажен в двинскую, а затем переведен в московскую тюрьму. В тюрьме арестованные солдаты по инициативе Летунова объявили голодовку. Правительство Керенского, напуганное волнениями в воинских частях, вынуждено было освободить арестованных. Многие солдаты бывшего Двинского гарнизона принимали активное участие в октябрьских боях и героически сражались с интервентами и белогвардейцами на фронтах гражданской войны. После выхода из двинской тюрьмы М.Г. Летунов работал в военной организации Московского Комитета РСДРП(б), выполняя самые ответственные поручения, и участвовал в боях с юнкерами за установление Советской власти в городе Москве. Вскоре после этого М.Г. Летунов прибыл на работу в Кустанайский уезд.

 

            М.Летунов, К.Иноземцев и А.Кальментьев были участниками первого Тургайского областного съезда Советов. Поскольку Тургайский областной съезд Советов поставил задачу превратить город Кустанай в политическую и военно-экономическую базу Совета, организация отражения наступления алаш-ордынцев и белоказаков, а также и разгрома их была возложена на Летунова, Кальментьева и Иноземцева. Известно, что выполнить эту задачу быстро не удалось. Потребовалось несколько месяцев для того, чтобы привести в движение трудовое крестьянство и нанести серьезный удар белогвардейщине. Проследим вкратце конкретные условия, при которых началась подготовка для нанесения удара.

 

            Кулаки в русских поселках и баи в казахских аулах после свержения Советов тотчас же приступили к изъятию у бедноты земельных наделов, отведенных советскими органами из безграничных фондов богачей. Протестующих бедняков арестовывали и отправляли в тюрьму, потерпевшей стороной всегда оставалась беднота. На лиц, имевших хотя бы «шапочное» знакомство с советскими работниками, сыпались доносы в белогвардейскую милицию, они заключались в тюрьму.

 

            Положение большевистского пропагандиста-агитатора в поселках было до последней крайности тяжелым и рискованным: он во всякое время мог быть застигнут милицией врасплох. Поэтому пропагандисты в «своих» селах появлялись редко, агитацией и пропагандой в них не занимались, а вели ее в другом селе, будучи «в гостях» у какого-нибудь приятеля. У последнего собирались «дружки» по фронту. За чайком и велась задушевная беседа о положении в стране и подготовке боевых партизанских дружин.

 

            Уже в сентябре 1918 года сельские инициативные кружки по организации большевистской пропаганды существовали в поселках Владимировском (пропагандист А.Кальментьев), Александровском (К.Иноземцев), в Введенском (М.Летунов и Воробьев). Строгая конспирация в подполье – очень важное условие для успеха дела, однако по не опытности и неосторожности отдельных лиц бывали случаи провала целой организации. В летнее время фронтовые «дружки» предполагали собираться в поле, причем такие организаторы сельских инициативных кружков, как Летунов и Иноземцев, часто бывали в городе, где узнавали о составе гарнизона, настроении солдат и т.п.

 

            Как это ни странно, но городской рынок служил таким местом, где слышался голос недовольного крестьянства резкими скачками в экономике. Дело в том, что захватив власть, белогвардейцы ничего не могли дать крестьянству, оторвав район от промышленных центров, они не могли дать необходимых товаров, которые имелись при Советской власти. На рынке, на постоялых дворах крестьяне в разговорах со знакомыми обсуждали порядки, установленные белогвардейцами: реквизиции хлеба, фуража, лошадей, бричек. М.Г.Летунов, бывая в городе, прислушивался к крестьянским разговорам, нащупывал в них основное, которое может послужить главным в нелегальной политической агитации и пропаганде среди трудящихся аула и деревни.

 

            - Искру гнева, возникшую где бы то ни было: в ауле, в поселке, в отдельной ли избушке бедняка, раздувайте в пламя, чтобы всюду вспыхивали костры восстания, - говорил Летунов агитаторам. От малого случая, который мужику виден под носом, ведите речь до большого факта, связывайте малые случаи в большой узел, чтобы крестьяне сами доходили до понимания политики и в малых фактах.

 

            Пристреливает ли белый бандит домашнего гуся на улице в крестьянском поселке, спрашивай женщин и мужчин, были ли так при Советской власти? Поступали ли так большевики? Никогда не забывай внушать крестьянам, что не может быть крепкой Советской власти без партии большевиков. При агитации не надо оставлять в стороне женщину. Среди них много вдов с сиротами, кормильцы которых погибли на войне с Германией. Любая бедная крестьянка отзывчиво отнесется к нашим агитаторам, укроет их от белогвардейской власти.

 

            И действительно, сама крестьянская масса, в суждениях о ненавистных поступках агентов белогвардейской власти, вводила в оборот речи условные понятия. Так, белогвардейцы-милиционеры назывались «лайками», казаки – «шакалами». Если при встрече на рынке, сочувствующие большевикам крестьяне в разговоре при посторонних хотели осведомиться друг у друга о зверствах белогвардейцев, они объяснялись иносказательно.

 

            «В конце 1918 года и в начале 1919 года, - пишет в своих воспоминаниях партизан Иван Рубцов, - белогвардейские карательные отряды усиленно начали расстреливать рабочих и крестьян в Кустанайском уезде и особенно зверствовали они после восстания кустанайских партизан – в апреле 1919 года. Мы скрывались вместе с братом и другими товарищами, скрываться нам было очень трудно, но жить хотелось, мы были уверены в том, что Красная Армия победит, повсюду и везде будет установлена Советская власть, при которой трудовому народу жить будет лучше, а мы должны помогать Красной Армии, чтобы быстрее уничтожить белогвардейцев».

 

            Такая же примерно обстановка складывалась в казахских аулах. В волостных земских управах у власти очутились сплошь баи. Они ликвидировали все права, предоставленные Советской властью бедноте, лишили ее элементарных прав, а тех, кто ратовал за интересы бедняков, передавали следственным белогвардейским властям как агитаторов-большевиков.

 

            В то время, как в русских селениях власти проводили в жизнь приказ генерала Гришина-Алмазова о призыве новобранцев, в казахских аулах баи принудительно вербовали молодых людей в кавалерийские отряды джигитов алаш-орды. Если сыновья состоятельных родителей добровольно не желали вступить в эти отряды, родители платили за них главе управы откуп, а взамен их принуждали бедноту отдавать в алаш-ордынскую кавалерию своих сыновей.

 

            Казахи помнили еще 1916 год, когда волостные управители-баи торговали головами бедняков, восставшей против царского указа о мобилизации их на тыловые работы. Все это убеждало казахскую бедноту в том, что баи и их партия алаш-орда стремятся восстановить старые порядки.

 

            Постоянное общение с тружениками русских поселков, проникновение в аул большевистских листовок, угрозы белой милиции по отношению к тем, кто выступает против мероприятий, - все это способствовало углублению недовольства белогвардейской властью. В отдельных аулах стали возникать кружки сочувствующих большевикам, пропагандировавших необходимость вооруженного восстания. Например, в Карабалыкской волости таким кружком руководил бывший повстанец 1916 года Сеит Джантуаров.

 

            С течением времени между русской и казахской беднотой установилась своеобразная взаимопомощь: русские дезертиры-новобранцы скрывались у казахских бедняков в аулах, а казахские джигиты – у русских бедняков в селах.

 

            К поздней осени 1918 года положение в селах и аулах круто изменилось далеко не в пользу тех, кто думал, что белогвардейская власть навсегда укрепится. Имели место террористические акты: убийства милиционеров и казаков-одиночек, поджоги кулацких и байских имения и зимовок, угон скота из байских гуртов и косяков лошадей. В декабре 1918 года в поселке Введенском примерно в 100 километрах от Кустаная, состоялось нелегальное совещание пропагандистов-большевиков. На нем присутствовали представители почти всех русских селений северной части Кустанайского уезда.

 

            - Обстановка изменяется в наших интересах, - говорил на совещании Летунов. – Настало время от словесной пропаганды переходить к боевым действиям. Сочувствующие нам в селах и аулах группы надо теперь же перестроить в боевые дружины, вооружать их. Ставьте перед ними задачу о добыче оружия, где оно плохо хранится. Нам не пристало зевать, если попадет где-либо под руку белогвардейский милиционер или белогвардеец. Умейте только прятать концы в воду. Предостерегайте всех от засорения наших боевых дружин людьми неустойчивыми и прежде всего – кулацкими прихвостями. Белогвардейская часть реквизициями и всяким произволом обидела кое-кого из кулаков. Они теперь оборачиваются сторонниками Советской власти, только без коммунистов. Зорко следите, чтобы эти оборотни не проникли в наши дружины или не втерлись в наши ряды, когда мы лавой пойдем в решительный бой. Мы опирались и впредь будем опираться на бедноту, не отказываясь от помощи среднего крестьянства.

 

            На совещании возник вопрос о вовлечении сельского учительства в революционную пропаганду. Руководитель Александровского нелегального кружка по подготовке к восстанию Корней Иноземцев настаивал на составлении особого воззвания к сельским и аульным учителям.

 

            - Мы не откажемся от помощи учителей в пропаганде наших большевистских идей, - сказал Летунов. – Но рассылать по школам в адрес учителей особое воззвание я считаю лишним и для учителей опасным: попадет воззвание случайно в руки милиции и установят за учителем слежку, которой они не рады будут. Целесообразнее будет входить в соглашении с учителями путем личных контактов, проведением бесед в каждом отдельном случае. Чем меньше бумажных следов о наших связях с кем бы то ни было, тем меньше риска попасться в когти наших врагов: у них больше шпионов и провокаторов, чем нам иногда кажется.

 

            Совещание приняло решение о создании в поселках боевых дружин и о вовлечении в действенную политическую пропаганду учителей, пользующихся уважением и авторитетом у широких трудовых масс.


            Адмирал Колчак разогнал все эсеро-меньшевистские организации, разговоры о созыве Учредительного собрания прекратились. Все это вызвало замешательство и среди кустанайских эсеров. Возник вопрос – какой тактики держаться по отношению к явно монархическому курсу в политике Колчака? Тут снова появляется на общественной арене уже известный эсер Луб.

 

            Эсер Луб после контрреволюционного переворота оказывал белогвардейским следственным органам (контрразведке) услуги по фальсификации «обвинительных» материалов на содержащихся в кустанайской тюрьме большевиков и советских работников и одним из организаторов карательных отрядов. В офицерском кругу он, что называется, был своим человеком.

 

            Но после провозглашения диктатуры Колчака Луб неожиданно для своих друзей объявил себя сторонником необходимого мира с большевиками на основе: 1)Избрания Совдепов по четырехчленной системе и 2)полной безнаказанности со стороны созданной по его системе «Соввласти» всех активно боровшихся против большевистской Советской власти. В пропаганде своего взгляда он был осторожен, высказывал его среди некоторой части земских деятелей. Офицерская молодежь относилась к этим разглагольствованиям, как с сумасбродным, и не мешала ему распространять их. Известно, что эти взгляды впоследствии были сформулированы в эсеровском лозунге – «Советская власть без коммунистов». В возникшей в Кустанае профессиональной организации «Союз письменного труда» этот лозунг получил полное признание, а отдельные члены союза, бывая в уезде по служебным командировкам, пропагандировали взгляды Луба на прекращение в Сибири и Казахстане гражданской войны. Некоторые кулаки, возглавлявшие волостные земские управы, превратились в активных агитаторов за Советскую власть без коммунистов.

 

            Одним из единомышленников Луба из состава членов Совдепа первого созыва был Андрей Жиляев, скрывавшийся от советского суда за расхищение народного достояние – растранжиривание лошадей «Земконя». Будучи уверен в том, что большевики, преследовавшие его за контрреволюционный поступок, к власти больше не вернутся, он, как человек, честолюбивый, задумал стать героем в борьбе за Советскую власть без коммунистов.

 

            Таким образом, не напрасно руководитель кустанайских большевиков и один из организаторов восстания М.Г.Летунов опасался проникновения в повстанческую среду опасных для большевиков элементов, то есть сторонников требования создания Советов без коммунистов.

 

            Эсеры стремились создать эсеро-меньшевистские правительство, способное поднять на вершину давно истрепанное бурями революционных событий знамя Учредительного собрания. На местах руководители низовых эсеровских организаций на практике убедились, что идеи Советской власти овладели народными массами и что для них требуется новая стратегия и тактика – создать Советы без коммунистов.

 

 

 

Силы подполья множатся

 

            После установления диктатуры Колчака вся Сибирь фактически была разделена на «удельные княжества» казачьих атаманов. В Кустанайском округе, например, хозяйничали атаманы Анненков и Дутов. Основным занятием их отрядов было вылавливание дезертиров, которых, кстати сказать, было очень много. Это сопровождалось расстрелами, массовыми порками и безудержным грабежом крестьян.

 

            Еще хуже было положение трудящихся казахов. Кроме того, что они подвергались налетам со стороны казаков, их терроризировали и систематически грабили алаш-ордынцы, которые верой и правдой служили сначала атаману Дутову, а затем адмиралу Колчаку.

 

            В циркулярной телеграмме местным отделениям алаш-орды глава контрреволюционного «правительства» алаш-орды Букейханов писал:

 

            «…Незамедлительно приступите к сбору налогов за 1917и 1918 годы, договоритесь с атаманом оренбургских казачьих войск Дутовым о приобретении у него снаряжения и вооружения для милиционеров, также и о подыскании инструкторов для обучения милиционеров. О ходе работы нас извещайте. В Семипалатинской и Акмолинской областях к вербовке добровольцев приступили в спешном порядке. Там уже организовали отряды. Эти отряды вместе с казаками-офицерами отправлялись в Семиречье воевать с большевиками. Нужно вместе с казаками и башкирами и нам тронуться в Туркестан для борьбы с большевиками. Об этом Дутову послана телеграмма. Коммунистов-казахов не щадите».

 

            Приказ Букейханова не щадить коммунистов-казахов выполнялся точно. Например, старейший коммунист Адильбек Майкотов, бывший председатель Атбасарского Совдепа, Акмолинской области, был зарублен без всякого суда и следствия.

 

            Кроме перечисленных фактов издевательства над крестьянами, белогвардейцы объявили мобилизацию лошадей, сбор упряжи, сапог, гимнастерок, брюк, белья, полотна, словом, всего, что нужно для армии. Вместо свободной продажи хлеба белые просто отбирали его у крестьян, отбирали они безвозмездно и скот. Отсутствие какой-либо законности, непомерно высокие налоги, контрибуции, грабежи, расстрелы и массовое избиение крестьян усиливало их недовольство колчаковским режимом.

 

            Эта обстановка способствовала быстрому росту нелегальных боевых дружин, одна за другой возникающих в бывших Тургайской и Акмолинской областях.

 

            Большевистские организации использовали все доступные формы и методы пропаганды и агитации. Они установили связи с коммунистическими организациями соседних Тургайского и Атбасарского уездов. Кустанайские подпольные организации большевиков распространяли напечатанные на гектографе листовке. Для наглядности приводим две листовки полностью:

 

«Братья крестьяне!

 

            Адмирал Колчак, подкупленный иностранными буржуями, призывает вас идти в ряды его армии и бороться за «свободу». Но за какую свободу, с кем бороться зовет он? – об этом не говорится. Мы разъясним. Колчак зовет на войну против наших братьев, отцов и родных. Кто в рядах красных? Рабочие и крестьяне. Как же мы пойдем, крестьяне на крестьян? Этому не бывать!

 

            Против кого воюют крестьяне и рабочие в армии красных? Против генералов, против буржуев, против помещиков и фабрикантов! Ясно, как день, что и мы пойдем воевать против буржуев, а не против рабочих и крестьян. Вот почему не надо идти к Колчаку в солдаты.

 

            Товарищи крестьяне! Вместо того, чтобы идти в солдаты к Колчаку, организуйте отряды да бейте колчаковскую милицию и офицерство, устраивайте восстания и боритесь за власть советов. Боритесь с надеждой на подмогу. Красные уже близко и буржуям гибели не миновать!

 

 

 

Товарищи крестьяне!

 

            Кровь наших отцов, матерей, сестер, братьев рекой проливается от расстрела казаков и всей своры белобандитов. Товарищи! Мы посланы, чтобы свергнуть палачей. Вы, наши братья, если вам дорога свобода, - поддержите нас! Присоединяйтесь к нам! Бейте белых – нашего общего врага, пока он слаб и малодушен. Мы идем к вам, вы должны знать, что нам надо одно – жить или умереть. Жребий брошен! Вперед за свободу! Ваши товарищи большевики».

 

            К большевистским листовкам рабочие и трудовое крестьянство проявляли большой интерес. Листовки переходили из рук в руки, кое-где их переписывали от руки и распространяли среди населения. Пропаганда и призыв большевистской партии дали свои результаты. Русские крестьяне и казахские трудящиеся пошли за партией большевиков, стали добровольно записываться в партизанские отряды, руководимые большевиками.

 

            В районе Котансах появился отряд под командой Краснощекова. В Южном Урале оперировал партизанский отряд русских и казахских трудящихся под командой рабочего города Оренбурга, большевика Жантуарова, носившего кличку Булат. Этот отряд представлял большую угрозу тылу белых, так как он состоял, главным образом, из фронтовиков. Кустанайские большевики были осведомлены о существовании этих двух отрядов, но установить связь им не удалось. Наличие в тылу белых отрядов красных партизан вселяло веру в кустанайских подпольщиков, в успех предстоящего восстания.

 

            Приведем некоторые выдержки из воспоминаний бывших красных партизан. Яков Анисимович Уколов пишет: «По объявлению белыми мобилизации скрывался с группой в 7 человек в полевой землянке отца.  В городе Кустанае держал связь с Поповым Николаем Максимовичем, через которого покупали у колчаковцев оружие – винтовки – по 14 пудов пшеницы за каждую. За покупкой оружия ездили Петр Ульянкин и моя жена Анна Прохоровна.

 

            Имели связь с большевистской организацией села Александровки, где подпольной группой руководили Иноземцев и Прасолов, а с селом Боровое через Михаила Прокопьевича Метелева, Андрея Барашева и Василия Турчанинова. Эти товарищи нам писали: «Мы с вами, стойте твердо за большевистскую партию, наберитесь терпения. В скором времени мы вместе с вами должны восстать против насильников-тунеядцев, кровожадныъ колчаковских палачей». В селах Борисо-Романовском и Введенском подпольной работой руководили Михаил Летунов и Николай Миляев.

            «В армию Колчака, - пишет Тищенко Василий Матвеевич,- попал в ноябре. Часть наша стояла в Кустанае в помещении реального училища. Вести агитацию среди солдат за переход к красным было очень опасно, так как среди нас имелся 16-летний доброволец под кличкой Гришка-барчук, он шпионил за солдатами. По его доносу офицеры расстреляли двух солдат, пытавшихся дезертировать с оружием в руках. Но эта расправа не устрашила солдат, а облегчила среди них агитацию и увеличила количество дезертиров».

            «В село Михайловку, - пишет Силютин Кузьма Никанорович, - приехал с фронта в декабре 1918 года. С Окуневым Романом начали организовывать группу бедноты, связались с большевистской группой в поселке Жуковском через Я.Уколова и В.Ченцова, присланных от Прасолова и Иноземцева. По заданию своей группы бывал в селах Степановке и Владимировке, где подпольной работой руководил Александр Нестерович Кальментьев. Он вел учет сбора оружия и все сведения направлял в село Введенку Михаилу Георгиевичу Летунову. По реке Убагану через поселок Каскагой, была налажена связь с подпольными группами сел Марьевки и Сергиевки Акмолинской области».

            Бывший командир партизанского отряда Городничий пишет, что он познакомился с М.Г.Летуновым и под его руководством была организована подпольная группа. Перед группой стояла задача – подготовка крестьянского восстания путем агитации против Колчака за Советскую власть и сбор оружия для готовящегося восстания.

            Коротко и ясно. Так определяют задачи краснопартизанских отрядов десятки бывших командиров в своих воспоминаниях. Дальше Городничий рассказывает следующее:

            «Нам стало известно, что в поселке Аральском Кустанайского уезда, откуда Дмитрий Кононцов, у одного из кулаков есть оружие, которое нам обязательно надо отобрать, тем более у кулака. В декабре 1918 года под видом колчаковской милиции я, Д.Кононцов, К.Романов, Л.Назаренко  поехали в Аральский поселок – 35 километров от поселка Введенского. Владельцем оружия оказался Боголюбов, богач на весь поселок, к которому мы, за исключением Кононцова, зашли в дом, предъявили документы, что мы представители колчаковской милиции по сбору оружия для борьбы с коммунистами. Хозяин принял нас любезно, посадил за стол, угостил, как говорят, хлебом-солью, дал по стаканчику самогонки и в разговоре благодарил Колчака и нас как спасителей от коммунистов, а когда к немы было предъявлено требование на сдачу нагана и двух винтовок, то он сначала доказывал, что у него нет, и согласился отдать добровольно лишь тогда, когда его убедили, что, мол, мы собираем оружие для спасения вас от большевиков и только тогда он нашел в подвале спрятанное оружие и, передавая его нам, сказал: «Будем помогать вам всеми средствами и надеемся, что эти большевики будут уничтожены. Но они, эти большевики, есть и в нашем поселке. Вот недалеко от меня живет Дмитрий Кононцов – он большевик, да его грозит отомстить нам. Надо его обязательно отыскать и арестовать, посадить в тюрьму и расстрелять. У него тоже есть оружие и оружие надо у него найти». Боголюбов предложил нам сделать обыск у Кононцова, добавляя, что он в такое время бывает дома, а время было час ночи и шел буран, в такую погоду кулак предполагал, что подпольщик дома. Он безусловно был дома, но кулаку это было неизвестно. Для того, чтобы отвлечь внимание и не проявить подозрительности, мы сделали у Кононцова обыск, взяв этого кулака как понятого, но оружия никакого у него не нашли, хотя мы его и не искали по существу. Провожая нас Боголюбов еще поблагодарил нас и выразил надежду, что большевики будут уничтожены, и попросил приехать еще за Кононцовым и дал обязательство следить, когда он появится, быстро сообщить. «У меня лошади хорошие, за день могут доехать и вернуться из Кустаная». А туда 65 километров. Боголюбов не предполагал и не знал, что с ним говорят большевики и как ярый враг Советской власти открыл свое звериное нутро. Таким путем собирали оружие для готовящегося восстания».


            В феврале 1919 года Колчак издал указ о мобилизации солдат старших возрастов. К этому времени гарнизон города Кустаная состоял из запасных солдат молодых возрастов, малообученных новобранцев. Кроме того, в городе имелись сотня алаш-ордынских джигитов и несколько эскадронов конницы атамана Дутова.

 

            Белогвардейское военное командование не было уверено в преданности всего гарнизона Колчаку, на фронт отправляло маршевые роты солдат без оружия. Кустанайские большевики в распространявшихся среди солдат листовках разъясняли им политику Колчака, разоблачали его как верного слугу российских и иностранных капиталистов и призывали солдат, смотря по возможным обстоятельствам, или дезертировать с пути на фронт в родные села и там объединяться в повстанческие дружины, или же, по прибытии на фронт, переходить на сторону Красной Армии.

 

            Среди мобилизуемых Колчаком солдат запаса старших возрастов оказались все организаторы готовящегося восстания. Начатому делу грози срыв. В то же время в самом городе Кустанае сложились благоприятные условия для решительных революционных действий против колчаковщины: недовольство солдат мобилизацией, озлобление трудового городского населения, как и мобилизованных, военных террором, обысками, грабежом и незаконными массовыми арестами.

 

            Все руководители инициативных групп по подготовке восстания условились выехать из сел в город Кустанай, но не являться на сборный военный пункт, а обсудить создавшееся положение с городскими большевиками-подпольщиками. Соблюдая предосторожности, Летунов, Кальментьев и другие организаторы нелегальных дружин повели на постоялых дворах, где остановились мобилизованные, агитацию за уклонение от явки на сборный пункт.

 

            «Односельчане, хорошо знавшие, спрашивали, когда мы приходили к ним в казармы или встречались на постоялом дворе, в какую часть мы определены, - писал в своих воспоминаниях А.Кальментьев. – Мы им неизменно отвечали, что у нас своя, особая организация, которая воевать против Красной Армии не будет и советовали мобилизованным тоже не ходить на фронт».

 

            На нелегальном совещании большевиков города Кустаная с участием прибывших коммунистов из поселков было принято решение: выделить группу коммунистов для оперативной работы по проверке готовности боевых дружин к восстанию, агитаторам в каждом поселке призывать мобилизованных солдат к возвращению по домам. На этом же совещании был создан Комитет действия, в который вошли: Летунов, Кальментьев, Иноземцев, Воробьев и Миляев. Переменными резиденциями комитета по конспиративным соображениям должны служить поселки по выбору М.Г.Летунова – руководителя комитета. В городе для связи с Комитетом действия осталось два коммуниста. Остальные разъехались по селам и аулам.

 

            К началу марта 1919 года Комитет действия располагал почти полными данными о количестве подпольных боевых дружин в поселках Кустанайского уезда. Была установлена связь с большевиками, подготовлявшими восстание в Кокчетавском и Курганском уездах.

 

            Случаи разоружения одиночек колчаковских милиционеров наблюдались все чаще и чаще. Милиционеры и казаки не рисковали появляться в аулах и поселках в одиночку. Набеги казачьих карательных отрядов на поселки по вылавливанию дезертиров и большевистских агитаторов не давали белогвардейскому командованию утешительных результатов: население тщательно скрывало дезертиров и других лиц, нашедших убежище в поселке или ауле. Кулаки и баи, боясь мести со стороны нелегальных дружин, более скрытно стали держать связь с белогвардейцами, не осмеливаясь выдавать сторонников Советской власти.

 

            Во второй половине марта Комитет действия в поселке Введенском созвал совещание руководителей подпольных инициативных групп и командиров боевых дружин. М.Г. Летунов предложил собравшимся высказаться о возможности восстания при благоприятно сложившихся в городе и уезде обстоятельствах, причем указал на плохое вооружение бойцов, которых во всех дружинах насчитывалось до 3000 человек.

 

            - Это передовой, крепко спаянный, беспредельно преданный Советской власти и партии большевиков отряд будущей краснопартизанской армии, - говорил Летунов. – Однако надо ожидать, что в самом же начале восстания к нам присоединяться многие крестьяне, ненавидящие колчаковщину, но политически мало сознательные и, быть может, вольются в наши боевые ряды люди не совсем надежные, скажу прямо – нам враждебные – с целью разложить наши ряды. Поэтому мое мнение такое: в каждой роте организовать ячейку коммунистов, которые будут вести политическую работу и следить чтобы в наши ряды не проникали враждебные Советской власти и партии коммунистов люди.

 

            Командир одной дружины Г.Прасолов высказался против поспешности восстания и предложил из среды нелегальных дружин выделить легальную поселковую самоохрану.

 

            - Кого и от кого она будет охранять? – спросил Летунов.

 

            - Ну, вроде народной милиции следить за порядком, - с замешательством объяснил Прасолов.

 

            - То есть ты предлагаешь отдать всех дружинников на съедение волкам? – возразил Летунов. – Представь, что завтра ты явился к колчаковской власти с желанием быть на селе старшим «народной», как ты говоришь, самоохраны. Хорошо, - ответят тебе. – Вылови нам по этому вот списку скрывающихся большевиков. Преподнесут тебе списочек, а в нем на первом месте все мы, с которыми ты сейчас сидишь рядом. Скажи по совести  - как ты себя почувствуешь?

 

            Прасолов сознался, что не предвидел такого оборота событий.

 

            На совещании произошел неожиданный инцидент, вызвавший опасение у многих участников за единство мнений и поступков командиров боевых дружин.

 

            «Раскол мог погубить дело в самом начале, - писал в своих воспоминаниях Александр Кальментьев. – Жиляева никто на совещание не приглашал, явился самовольно в возбужденном настроении и обидой за то, что с его дружиной не считаются. Участники совещания не знали прошлого Жиляева, а главное того, что он самовольно роздал лошадей «Земконя» и скрывался от Советского суда за этот поступок. Правда, ходили слухи, что в поселке Сосна он организовал боевую дружину. Однако, поскольку он в этом случае действовал в отрыве от коммунистов, недоверие к нему Комитета действия было вполне естественным, требующим проверки.

 

            На совещании Жиляев решительно возражал против организации в боевых ротах и батальонах большевистских организаций. Он говорил:

 

            - Зачем нам в ротах и полках комячейки? Они помеха командиру. Командир отвечает головой за жизнь бойцов и никакие ячейки не имеют права наводить ему ревизию. Ни к чему тоже в роте или полку политическая агитация. Это лишняя обуза командиру.

 

            Все решительно осудили мнение Жиляева. Большинство участников совещания высказалось за восстание после весенней распутицы и предлагали Комитету действия в целях предотвращения выступлений, подобных речам Жиляева и Прасолова, еще шире поставить среди дружинников массово-политическую работу.

 

            - Выступление Жиляева и Прасолова действительно заслуживают порицания, - сказал в заключительном слове Летунов. – Правда, Жиляев в нашей среде появился впервые, все же надо помочь ему освободиться от заблуждения. Помнится за ним есть какой-то поступок против Советской власти.

 

            - Кто старое помянет – тому глаз вон! – огрызнулся пословицей Жиляев. – Я теперь исправился, заявил он и демонстративно покинул совещание. Летунов продолжал:

 

            - Восстания подготавливаются, но не делаются по расписанию. Оно в наших конкретных условиях может вспыхнуть и завтра. Нам надо быть готовыми к тому, чтобы стихия не смяла нас, не отбросила в сторону. Условимся выручать друг друга при набеге колчаковской милиции.

 

            Совещание согласилось с Летуновым, но выходка Жиляева на совещании внесла тревогу в среду организаторов и руководителей восстания. Члены Комитета содействия Кальментьев и Иноземцев настаивали на составлении особой листовки – письма к крестьянской бедноте, разоблачающего взгляды Жиляева. Летунов стал возражать против оглашения фамилии Жиляева. Он говорил:

 

            - Нельзя преждевременно горячиться. Огласка во всеобщие сведения фамилии Жиляева, скрывающегося от белых, может принести плохие результаты. Нас же обвинят или в предательстве, или во взаимной склоке между нами. И то и другое – на руку белым. Жиляев политически малограмотный. Мало ли и среди нас политически малограмотных людей? Надо их перевоспитывать, разъяснять им их заблуждения. Таким же путем необходимо воздействовать и на Жиляева в личной беседе с ним, переубедить его. Я еще раз предлагаю провести в наших подпольных дружинах беседы о том, почему в каждой дружине нужна ячейка коммунистов и почему нужен политический, наш, большевистский контроль над беспартийным командиром боевой части. С этими доводами Кальментьев и Иноземцев согласились.

 

            Вернувшись в поселок Сосна, Жиляев поделился своими впечатлениями, вынесенными с совещания командиров нелегальных боевых дружин. Он не пожалел своего красноречия перед своими дружинниками и для того, чтобы очернить большевиков, руководителей Комитета действия и представил дело так, будто бы коммунисты против участия в восстании беспартийных дружинников и их командиров. По провокационному предложению Жиляева его дружинники решили провести агитацию в группе дружинников сел: Долбушинского и Борового за то, чтобы не допустить коммунистов к руководству восстанием, то есть за восстание без коммунистов, но эти попытки не имели успеха.

 

            Например, подпольная организация села Борового, возглавляемая большевиком Медведевым, решительно выступила против домогательств и контрреволюционных взглядов Жиляева. Потерпев тут поражение, Жиляев с несколькими своими единомышленниками направился в Долбушинский поселок.

 

            Тем временем в Кустанайском уезде начались отдельные мелкие крестьянские вооруженные выступления против колчаковщины. Так, в селе Львовском крестьянин Челкашин с сыновьями и братьями убили несколько колчаковских милиционеров, которые бесчинствовали в поселке и пытались насиловать женщин. Челкашины были расстреляны карателями. Скрывавшиеся в поселке дезертиры решили отомстить за Челкашиных. Крестьянин Царенко объединил в боевую дружину 50 бывших солдат, не желавших служить белым, и стал ожидать удобного случая. Случай представился: через поселок бежали из Актюбинска от Красной Армии колчаковские милиционеры. На них-то и напал Царенко со своей дружиной, полностью истребив их.

 

            Узнав о событиях в поселке Львовском, боевая дружина поселка Денисовского, вооружившись кто чем мог, прибыла на помощь львовцам на случай появления карательного отряда. Вскоре сюда прибыл карательный отряд, насчитывающий 300 казаков. Повстанцы оказали упорное сопротивление, но не смогли сдержать напора втрое превосходящего силами врагам. До 700 крестьян подверглись пыткам и истязаниям. Кроме замученных и убитых на месте, по приговору военно-полевого суда 12 человек были расстреляны, многие осуждены на различные сроки каторжных работ и тюремному заключению. Львовское восстание и было сигналом к всеобщему крестьянскому восстанию Кустанайского уезда.

 

Поход на Кустанай

            О восстании в поселке Львовском и участии в нем граждан Денисовского поселка стало вскоре известно Комитету действия. Летунов и Миляев составили и распространили воззвание-листовку ко всем крестьянам, рабочим и ко всем сочувствующим вооруженной борьбе за восстановление Советской власти. Воззвание за подписью «Ваши братья-большевики», напечатанное на гектографе, рассылалось с конными нарочными по поселкам и аулам, где у комитета действия были уже свои надежные люди.

            Воззвание призывало трудящихся взяться за оружие, уничтожить колчаковских агентов, подниматься всем против карательных отрядов, биться насмерть.

            Красная Армия недалеко, - говорилось в листовке. Она бьет колчаковских извергов. Погоним же и мы врага, достойно встретим нашу избавительницу Красную Армию. Отомстим за смерть наших отцов и братьев, павших от рук зверей-колчаковцев.

            30 марта 1919 года в поселке Введенском было созвано совещание членов Комитета действия для решения вопроса о дне восстания похода на Кустанай. Откладывать сроки восстания дальше было уже невозможно, так как белое командование сделало некоторые выводы из восстания львовцев, а близость белоказачьих станиц к районам, где была особо густа сеть нелегальных повстанческих дружин, грозила тем, что белые могли для разгрома подполья внезапно выслать казаков из станиц Луговской, Усть-Уйской и Звериноголовской. Приближение весенней распутицы также диктовало необходимость ускорения восстания.

            Совещание членов Комитета действия приняло решении: оповестить все организации и дружины о том, чтобы они были готовы в любое время выступить в боевой поход; сборные пункты решено было указать только тогда, когда будет дан сигнал к восстанию.

            Через два дня после совещания Комитета действия в поселок Введенский к Летунову из поселка Борового прибыл нарочный с извещением, что дружина, руководимая Колодко, убила в поселке Долбушинском приехавших туда белых милиционеров и направилась в Боровое. Поводом к убийству белых милиционеров послужил арест члена Долбушинской группы подпольщиков, бывшего шахтера Донбасса дружинника М.Виенко. Долбушинские дружинники решили вырвать из рук палачей своего товарища и, ворвавшись в сельскую управу, перебили белых милиционеров.

            Летунов отдал приказ о сборе всех дружин в селе Боровом. К приходу отрядов, получивших указание Летунова, белая милиция в Боровом была уже уничтожена, а в Боровое из соседних поселков прибыло свыше тысячи крестьян-повстанцев. Здесь же был и командир повстанческой дружины поселка Сосна – Жиляев.

            На совещании членов большевистского Комитета действия был выработан план наступления на город Кустанай, намечены кандидаты в штаб партизанской действующей армии, а на пост командующего был выдвинут Летунов. Когда эта кандидатура стала обсуждаться на собрании командиров дружин, Жиляев предъявил требование передать командование ему, угрожая, в противном случае, апеллировать к тысячной массе «своих» крестьян. Между Комитетом действия и Жиляевым возникли трения. Учитывая обстановку и во избежание раскола среди руководителей восстания, Комитет действия согласился оставить Жиляева на посту главного командующего до занятия Кустаная, избрав начальником штаба большевика Миляева, адъютантом Летунова. План наступления на Кустанай, выработанный Комитетом действия на собрании, командиры теперь уже не дружин, а командиры рот и полков приняли без возражений и изменений.

            Бывший красный партизан Кузьма Никифорович Силютин с возмущением пишет в своих воспоминаниях о том, что Андрей Жиляев самовольно объявил себя главнокомандующим крестьянской армией. Он в день наибольшего прилива в село партизан справлял свадьбу, женившись на казачке Луше. Потом, после того, как обвенчался в церкви, Жиляев разъезжал по улицам села верхом на белом коне, изображая из себя генерала, с голубой лентой через плечо, подражая известному в истории руководителю крестьянской войны Емельяну Пугачеву. На свадьбе Жиляева участовали только его близкие единомышленники, которых насчитывалось около 100 человек. У бежавших в Боровое актюбинских купцов было конфисковано золото и серебро, Жиляев с женою взяли его на «сохранение».

            Когда Летунов указал Жиляеву на недостойное поведение в такой ответственный момент, и подражание Емельяну Пугачеву, Жиляев ответил, что он взял Боровое и ему указывать нечего.


            При выступлении из Борового штаб партизанской армии получил сведения о выходе из города Кустаная двух карательных отрядов по направлениям: через поселки Жуковский и Владимировский. М.Летунов и Н.Миляев решили окружить Жуковскую группу белогвардейцев и уничтожить ее. Командующий А.Жиляев согласился с их планом и повел подчиненные ему дружины через поселок Давыденовский, в котором расположился правофланговый отряд белогвардейцев. В ауле №5 (в 12 верстах от города Кустаная) был послан представитель повстанцев с извещением о восстании и выступлении партизанской армии на город Кустанай. Казахская беднота призывалась действовать в тылу белых. Поселок Жуковский повстанцы успели занять до подхода белых, разбросали на въезде бороны вверх зубьями, установили наблюдательные пункты и, замаскировавшись, заняли выгодные позиции.

 

            Бои начались почти одновременно на обоих направлениях. Первое столкновение произошло на подступах к поселку Владимировке. Здесь повстанцы под командованием А.Кальментьева встретили казачий кавалерийский отряд. После короткого боя белые отступили в направлении поселка Давыденовка, потеряв убитым командира отряда и несколько раненых казаков. Партизанская кавалерия, преследуя отступавших, направила из отход к поселку Жуковка, где уже начался бой с другой группой белых.

 

            Подошедший к поселку Жуковка отряд белых располагал артиллерией и пулеметами. Отдельные партизаны, находясь в засаде, несмотря на запрещение открывать огонь, не удержались от соблазна снять с седла несколько всадников и открыли стрельбу. Кавалерия белых спешилась, рассыпалась в цепи, повела наступление на поселок, где находились повстанцы. Командование партизан запретило одиночкам стрелять без команды. Белые были озадачены прекращением огня.

 

            Артиллерия их открыла огонь по поселку. Под прикрытием артиллерийского огня, спешившиеся казаки пошли в атаку. Подпустив их на ружейный выстрел, замаскированные партизаны открыли частый и меткий огонь, поражая противника наверняка. Казаки пришли в замешательство и отступили. Началась перестрелка, появились раненые и был убит младший брат М.Летунова Дмитрий Летунов.

 

            М.Летунов, налюдавший за боем, послал командиру левого фланга приказ прорваться в тыл противника, но эта попытка не увенчалась успехом. Ночь прошла в перестрелке. К партизанам подходили резервы.

 

            На другой день по повстанцам, занимавшим оборону в Жуковке, белые снова открыли орудийный и пулеметный огонь. Партизанский наблюдатель с церковной колокольни сообщил командованию о движении конного отряда со стороны Давыденковского поселка и что среди жуковской группы началось замешательство. Как выяснилось, это был отряд белых, отступавших от села Владимировки, который партизаны заставили отступить на Жуковку. Ведшая под Жуковкой бой группа белых, не ожидая подкрепления у себя в тылу кавалерию, приняла ее за красную конницу, пришла в замешательство и стала свертываться. М.Летунов воспользовался этим, дал приказ к общей атаке. Белые, не выдержав натиска, быстро отступили, потеряв при этом пушку.

 

            Путь отступления белым по тракту отрезала Давыденковская группа партизан. Кавалерия белых, преследуемая Жуковской группой партизан, спешно отступала по глубокому снегу, прорвалась за тракт за поселком Давыденковским, в 12 верстах от Кустаная, но и тут их ожидала неудача. Казахская беднота, так называемого «Долгого аула» (аул №5), сев на своих лошадей и вооружившись укрюками и дробовиками, с гиком выскочила на тракт. Белые впавши в панику, снова свернули в сторону и по глубокому снегу отступили к городу.

 

            Таким образом, в первом бою партизаны одержали полную победу. Это было 4 апреля 1919 года. До Кустаная  оставались считанные версты. Давыденовка и «Долгий аул», а с юго-запада Нечаевка и другие поселки были заняты партизанами, в ряды их вливались новые повстанцы, в том числе трудящиеся казахи.

            Перегруппировав свои силы, командование партизан повело решительное наступление на Кустанай двумя колоннами по правому и левому берегам реки Тобол, чтобы охватить город с трех сторон. Правобережной колонной партизан командовал Летунов, левобережной – А.Жиляев. Колонны выступили в ночь на 5 апреля 1919 года.

            Отступив в город, белоказаки хорошо были осведомлены о плохом вооружении повстанцев, но они хорошо знали их храбрость и мужество. Штаб гарнизона решил не сдавать города и биться за него до подхода помощи из города Троицка. О приближении партизан были даны телеграммы высшему командованию колчаковской армии.

            Оборона города Кустаная белым командованием была спланирована так: главный удар по партизанским отрядам наносился у монастыря, что расположен в двух километрах от города. Этот монастырь, обнесенный высокими кирпичными стенами, стоял на высоком берегу реки Тобола. Колокольня монастырской церкви представляла отличный наблюдательный пункт. Сосредоточив у монастыря артиллерию, белогвардейцы хотели расстреливать партизан на открытой местности прямой наводкой. В этой части города были сосредоточены только надежные казачьи части, на вооружении которых имелось несколько пулеметов. На мобилизованных русских солдат и башкир командование не надеялось и не только не вооружило их, но и не выводило из казарм. На случай неудачи командование белых за ночь сделало необходимую подготовку к эвакуации.

            5 апреля в 5 часов утра левофланговая колонна партизан под командованием Колодко и Жиляева подошла со стороны поселка Затобольского почти вплотную к городу, а правофланговая, под командованием Летунова и Миляева, - к монастырю. Когда наступающие колонны красных стали видимыми, белые открыли по ним сильный артиллерийский огонь.

            М.Летунов передал командование Н.Миляеву и, поручив ему продолжать наступление, сам возглавил конную особую группу Воробьева. Глубоким обходным маневром левого фланга белых без боя занял железнодорожный вокзал. Операция удалась потому, что белое командование не ожидало появления партизан со стороны Рязановского поселка. Заняв вокзал, конники Летунова и Воробьева стремительно ворвались в ту часть города, где расположена тюрьма. Это диктовалось необходимостью спасения заключенных большевиков, советских работников, красногвардейцев и сочувствующих Советской власти.

            Тем временем партизанские пешие колонны приближались к городу почти без выстрела. Узнав о занятии повстанцами вокзала, белые пришли в замешательство. Пользуясь этим, партизаны усилили наступление. Левофланговая колонна с громовым «ура» пошла в атаку. Белые сняли артиллерию и отступили в центр города, где завязались уличные бои, но сопротивление их было сломлено. К 12 часам дня сопротивление белых совершено прекратилось.

            К полудню 5 апреля 1919 года Кустанай был полностью очищен от белогвардейцев. Их командование все же успело вывезти из города оружие, боевые припасы и другое военное имущество. Упоенное победой, партизанское командование не организовало преследование отступающих, не говоря уже о том, что оно не догадалось отрезать отступление и эвакуацию по железной дороге. До занятия вокзала белые эвакуировались по железной дороге, а когда станцию Кустанай заняли красные, эвакуация города и отступление белых завершилось гужевым транспортом, через татарский поселок.

            За несколько дней до занятия повстанцами города Кустаная белогвардейское командование было осведомлено о начавшемся в селе Боровом восстании, заранее потребовало от высшего командования подкрепления, объявило город на осадном положении, терроризировало рабочие окраины и взяло под особое наблюдение постоялые дворы, систематически проводило в них обыски. Хватали и арестовывали приезжающих в город крестьян, подозревая их как лазутчиков красных партизан.

            Крестьянин поселка Владимирского Петухов, арестованный казаками на постоялом дворе и сидевший в милиции до вступления красных партизан в город, в своих воспоминаниях писал:

            «Я сказал арестованным, что красные недалеко от города. Все они обрадовались, заметались из угла в угол, но успокоились и легли спать. Проспали до рассвета. На рассвете послышались залпы орудий. Арестованные стали стучать в дверь. Оказывается караула белых уже не было, вскоре прибывшие красные партизаны освободили нас. Мы плакали, потому что нас спасли от расстрела».

            В тюрьме арестованные советские работники и бывшие красногвардейцы накануне занятия города красными ожидали расправы, и, вооружившись поленьями, решили умереть в столкновении со стражей, но живыми в руки палачей не даваться.


Партизаны в Кустанае

 

            Занятие красными Кустаная было встречено трудящимися города с большой радостью. Очевидцы этих событий говорят, что в этот день «Было как в самый большой торжественный праздник».

 

            Командование красных партизан обратилось к населению города с воззванием в форме приказа №1. Это единственный дошедший до нас документ, по которому можно судить и о политическом лице штаба партизан и его понимание создавшейся обстановки. Приводим текст этого воззвания-приказа, обнародованного 5 апреля 1919 года.

 

Приказ №1

 

Командующего всеми революционными силами города Кустаная и его уезда.

 

По городу Кустанаю. 5 апреля 1919 года.

 

            Всем жителям города Кустаная предписываем для спасения страждущей революции пойти на помощь революционному войску, свергнувшему иго насилия, грабежа и кровавой расправы. Гарантируем полную неприкосновенность личности и безопасность имущества.

 

            Просим дать лошадей, фураж и принимать расквартированных людей революционного войска.

 

            Имеющих оружие всякого рода просим немедленно сдать в Штаб командующего армией (контора на мельнице Уразаева).

 

            Все доктора и фельдшера должны немедленно прибыть в штаб с имеющимися у них медикаментами и перевязочными средствами.

 

            Имеющим пишущие машины и шапирографы представить в штаб.

 

            Товарищей рабочей типографии просим приступить немедленно к исполнению своих обязанностей, для чего следует прибыть в штаб.

 

            Товарищи солдаты, имеющие на руках оружие, немедленно должны явиться в штаб.

 

            Скрывшимся офицерам гарантируется полная свобода, если они примкнут к революционному войску.

 

            Всем скрывшимся члена военной и гражданской милиции предлагается немедленно явиться в штаб с имеющимися у них на руках оружием.

 

            Лица, скрывающие офицеров, солдат, милиционеров предшествующей власти, будут караться военно-революционным судом.

 

            Командующий войсками Жиляев

 

            Начальник штаба Миляев

 

            Адъютант Летунов

 

            Поздно вечером 5 апреля 1919 года состоялось собрание актива красных партизан, на котором, вместо Комитета действия, был избран Революционный Военный Совет армии в следующем составе: Виенко, Воробьев, Грушин, Драпов, Жиляев, Иноземцев, Кальментьев, Колодко, Кугаевский, Летунов, Миляев, Селезнев, Таран.

 

            Возникшие еще в Боровом разногласия между Жиляевым и М.Летуновым и другими большевиками, здесь еще больше углубились и обострились. Это наглядно видно из материалов заседания Военного Совета 6 апреля 1919 года. На этом заседании Жиляев выступил с такой речью:

 

            - Я созвал вас, чтобы обсудить, что мы будем делать дальше. Я знаю, что в нашей среде есть белогвардейцы, им я не нравлюсь, но мои ребята знают, как уничтожить всех врагов. Я думаю, что надо бороться с врагами-колчаковцами во имя страждущей революции и святой борьбы за свободу. Мы поможем большевикам скорее уничтожить буржуев, лишь бы у нас хватило геройства.

 

            Мы не случайно останавливаемся на описании разногласий, возникших между Жиляевым и организованным Революционным Военным Советом. Жиляев как главнокомандующий партизанской армией возомнил себя великим полководцем, а удачное взятие Кустаная вскружило ему голову. Жиляев, опираясь на своих единомышленников, заранее позаботился о том, чтобы ореол славы присвоить себе. Он прекрасно понимал, что опору ему следует искать среди малосознательных партизан, перед которыми произносил туманные демагогические речи, указывал им, что «темные силы» мешают ему работать, что эти «темные силы» есть в штабе и в Военном Совете и что он надеется только на партизан. Его друзья и сторонники немало поработали над тем, чтобы доказать, что только благодаря Жиляеву партизаны имели такой блестящий военный успех. Летунов, Кальментьев, Иноземцев и другие коммунисты, по свойственной коммунистам скромности, не стремились к популярности. Их главная забота и все способности были направлены на укрепление боевой дисциплины в отрядах.       Может возникнуть законный вопрос – почему же Жиляев не был отстранен от главного командования, а, наоборот, Революционный Военный Совет оставил его главнокомандующим. Дело в том, что большинство членов Военного Совета было из товарищей, освобожденных 5 апреля из тюрьмы, они совершенно не знали Жиляева и голосовали за то, чтобы оставить его главнокомандующим. Именно это и следует считать огромной ошибкой большинства членов Революционного Военного Совета, хотя начальником штаба был избран М.Летунов.

 

            Основное разногласие между Военным Советом и командующим партизанскими силами состояло в том, что последний требовал наступления на город Троицк, а затем на Челябинск. Коммунисты – члены Совета Летунов, Миляев, Кальментьев и другие, учитывая то, что в городе скопилось 25000 партизан и, что эта армия плохо вооружена (пики, дробовики, а большинство и этого не имели), считали невозможным не только наступление, но и активную оборону. Потому они предлагали вывести партизанскую армию на соединение с Туркестанским фронтом Красной Армии. Это было совершенно правильное предложение, так как в тылу у Колчака были слабые гарнизоны, 25000 армия партизан прошла бы почти без потерь, помогла бы Красной Армии быстрее разгромить оренбургскую группу белых войск.

 

            Как только были высказаны эти предложения, Жиляев заявил: «Я говорил, что здесь враги белогвардейцы. Выпущенные нами товарищи оказываются трусами. Но я не допущу отступления. Некоторые из них много читали, переучились. Но мы и без науки взяли Кустанай. Мы будем наступать, а врагов или нежелающих положить живот за народ, посадим в тюрьму».

 

            Коммунисты пытались его образумить,  доказать ему бессмысленность его бахвальства, так как нельзя было неорганизованную и почти безоружную 25-тысячную армию вести под пушки и пулеметы. Жиляев тут же покинул заседание Совета, собрал несколько сот партизан и провел с ними беседу о том, что в Военном Совете сидят трусы и изменники. Такой демагогией он поднимал свой авторитет. Поведение Жиляева обсуждалось на Революционном Военном Совете, однако большинство не согласилось снять его с поста главнокомандующего. Это была вторая крупная политическая ошибка Совета.      

 

            Несмотря на позицию, занятую главнокомандующим, большинство членов Военного Совета приняло постановление одной группе отступить на город Орск, а другую группу оставить для обороны города. Однако это постановление Жиляев отменил. Тогда по настоянию М.Летунова Реввоенсовет принял постановление: послать в направление Актюбинска через Тургай и Иргиз отряд в 300 бойцов под командованием Тарана; принять арьергардный бой с наступающими из Троицка белогвардейцами и отступить вслед за отрядом Тарана из Кустаная; безоружных партизан вывести в глубокий тыл.

Борьба за Кустанай

            Потеря Кустаная всполошила главное командование «верховного правителя» России – Колчака. И это вполне понятно, так как потеря Кустаная грозила расширением восстаний в ближайшем тылу колчаковцев – в Курганском, Петропавловском, Атбасарском уездах.

            Еще до занятия красными партизанами города Кустаная атаман Дутов телеграфировал Колчаку о положении в уезде. Он писал: «почти в каждом селении имеется большевистская организация… в разных селениях взято 74 большевика».

            «В Атбасарском уезде, - писала «Казахстанская правда» в номере за 6 апреля 1939 года, - ко времени Кустанайского восстания уже существовало несколько красных партизанских отрядов. 30 марта на конспиративном собрании в поселке Мариновке под руководством большевиков был создан штаб восстания и в тот же день была обезоружена и арестована колчаковская милиция».

            В городах Тургае и Иргизе комиссар Тургайской области А.Джангильдин восстановил власть Советов и организовал из казахской бедноты советские кавалерийские отряды, вооруженные винтовками и пулеметами.

            Таким образом, опасной линией для белого командования, где в любое время могло вспыхнуть восстание, была линия Петропавловск-Кокчетав-Акмолинск-Атбасар общей протяженностью более 600 километров, а город Кустанай мог превратиться не только в руководящий центр обширной территории, но и в очаг восстаний против Колчака в северных областях Казахстана. Именно на это и указывал впоследствии в заграничных мемуарах генерал Гопнер, который писал:

            «В середине апреля нам приказали выделить особый отряд для подавления восстания в Кустанайском уезде. Это было уже третье восстание в одном и том же уезде. Два восстания были подавлены карательными отрядами. Рассказывали, что такие деревни, из которых добровольцы ушли в Красную Армию, даже сжигались. Второе восстание подавил Сахаров, очистив Кустанай…»

            Получив сведения о готовящейся отправке белогвардейских войск из Троицка, коммунисты-партизаны развернули огромную организационную работу: кузнечные мастерские круглосуточно ковали пики, чинили дробовики, лили картечь, набивали патроны; мелкие отряды объединялись в роты и полки. За городом, в пределах железнодорожной станции, рылись окопы.

            В течение двух суток организовался отряд из 300 пехотинцев и 50 кавалеристов для отправки на Актюбинский фронт через Тургай и Иргиз. Командиром отряда назначили бывшего председателя Кустанайского уисполкома Л.Тарана, политработником – Иноземцева.

            В день отправки отряда в дальний боевой путь на многотысячном митинге партизан М.Г.Летунов произнес напутственную речь, которая в воспоминании Александра Кальментьева, приводится по записи бывшего редактора первой кустанайской советской газеты «Вольное слово» Романова:

            «Товарищи бойцы! – разнесся по рядам партизан громкий густой голос Летунова. – Все вы люди степные, все пахари, все труженики-землеробы. Всем вам случалось видеть, когда в яркий солнечный день открываются взору далекие горизонты и весь мир радуется хорошему солнечному дню. Эти дни – счастливые, солнечные дала нам Октябрьская социалистическая революция. Она принесла нам власть Советов, власть трудового народа – рабочих и крестьян. Мы стали хозяевами и строителями нашей жизни. Но недолги были эти дни. Враги народной свободы – наши российские и заморские – черными тучами ополчились на нашу Советскую власть. Они снова садят на народную шею царя, помещиков, буржуев, банкиров. Много купили они на свое золото генералов, терзающих трудовой народ, как хищные коршуны. На них подкупленный англичанами Колчак душит народ Сибири и Казахстана.  

            Партия большевиков, народный вождь Ленин подняли народ на восстание против вековых врагов трудящегося народа. И мы с вами встали под это знамя. Но, товарищи и братья-бойцы! Поглядите вперед! Не видно теперь далекого горизонта в наших степях: его заслонили орды дутовцев и алаш-ордынцев, бандиты озверелых казачьих и крестьянских кулаков, казахских баев, а дальше английский наемник и чужеземные войска.

            Есть ли на свете такая сила, которая одолеет нашу родную народную Советскую власть? Нет такой силы и никогда не будет. Наше восстание против Колчака показало, что трудовой народ может опрокинуть черные тучи врагов, смести их с лица родной земли. Партия большевиков приведет нас к полной победе над врагами. Вам выпала на долю высокая честь уничтожить на пути к Туркестанском фронту Красной Армии все банды алаш-орды и разбойного атамана Дутова. Остающиеся здесь товарищи-бойцы будут прокладывать путь на соединение с рабочими Урала и с наступающей оттуда Красной Армией. Трудовой народ победит, и тогда снова откроется дальний светлый горизонт, наступят солнечные радостные дни создания новой счастливой народной жизни. Поклянемся же, братья-бойцы, не щадить своей жизни за Советскую власть!

            - Кляне-е-емся! – отозвались потрясающим гулом тысячи голосов».

            Чтобы быстрее покончить с красными и быстро захватить Кустанай, Колчак выделил самые надежные части: капелевцев, одиннадцатый бузулукский офицерский полк, две школы прапорщиков и др. Командовал белыми войсками известный генерал-палач Сахаров.

            Утром 8 апреля белые начали наступление. Бой за Кустанай продолжался днем и ночью почти трое суток. Рано утром 9 апреля красные партизаны отбили ожесточенную атаку противника в районе нефтяного склада. До полудня белые непрерывно вели по партизанам артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь. Выстрелы со стороны партизан были очень редки. Думая, что у партизан истощились боеприпасы, противник предпринял атаку, но дружным огнем атака была успешно отбита.

            Несмотря на явное превосходство противника, настроение красных было бодрое и держались они стойко. Дни и ночи в кустанайских мастерских готовились боевые патроны. Ни одна гильза не пропадала даром: выстрелянные гильзы собирались и направлялись в мастерские, где их снова заряжали. Революционный подъем захватил и женщин. Они приносили в окопы пищу, разносили патроны, перевязывали и уносили тяжело раненых.

            Утром 10 апреля 1919 года началась подготовка к решительному наступлению, а затем и наступление белых. Город обстреливался тремя батареями противника. Партизаны дрались с огромным мужеством и героизмом, в цепях располагались таким образом: один с винтовкой и два безоружных, как только убивали того, кто имел винтовку, его быстро заменял другой. Но мужество и героизм безоружных людей не могли устоять против вооруженного до зубов противника. Понемногу белые теснили партизан, и к вечеру бой проходил на окраине города, принявший еще более ожесточенный характер на его улицах.

            В 4 часа дня 10 апреля появившийся в штабе Жиляев распорядился напечатать приказ об отступлении, подписав его, главнокомандующий покинул штаб и больше в него не возвращался.

            Вот текст приказа:

Приказ №6

Главнокомандующего всеми военно-революционными войсками Кустанайского уезда.

1.Сосредоточив большие силы, неприятель разрушает город и уничтожает трудовое население. Сопротивление доблестных красных партизанских частей далее невозможно, а потому приказываю отступать.

2.Сборный пункт для отступающих – поселок Ерисковский и Большечураковский. Оттуда приказываю идти на соединение с отрядом Тарана.

3.До окончательного оставления города начальником гарнизона назначаю Кугаевского.

Командующий армией Жиляев

За начальника штаба Кугаевский

            Приказ, напечатанный на пишущей машинке, не был объявлен по всем полкам и ротам. Сам Жиляев с приближенными первым дезертировал с позиций. Бои продолжались, пока белые, окружив город, не ворвались в него с тыла. Началось беспорядочное отступление, во время которого под огнем неприятельских пулеметов много погибло бойцов партизанских отрядов. Трупы белых и красных валялись по улицам от центра до вокзала. По ним в 9 часов вечера 10 апреля 1919 года генерал Сахаров въехал в город Кустанай.

            Членам Революционного Военного совета Летунову, Кальментьеву и Миляеву, оставшимся среди сражавшихся партизан, с трудом удалось вывести бойцов из-под удара белогвардейцев и направить через Затоболовский поселок, в сторону Борового. Белогвардейцы, заняв город, не решились преследовать отступавших красных партизан.

            Следует отметить, что Миляеву не удалось отступить в числе других из города. Судьба его так и осталась неизвестной и по сей день. Кальменьев с отрядом партизан отступил в направлении села Боровое.

            Летунов, выйдя из города с незначительной группой бойцов, послал отряду Тарана нарочного с извещением о поражении и отступлении партизан из города Кустаная и рекомендовал продолжать борьбу с алаш-ордынцами и дутовцами. Поставив целью снова собрать партизан в боевой кулак, Летунов решил проникнуть в соседний Атбасарский уезд, договориться с тамошними большевиками о совместном новом походе на город Кустанай. Однако мечте не суждено было осуществиться: на пути к ее осуществлению он с товарищами погиб.

            Подробности гибели Летунова следующие:

            Приказ Жиляева о сосредоточении партизан в поселках Ерисковском и Большечураковском для перегруппировки партизанских сил давал возможность белогвардейскому командованию наверняка идти по следам отступающих партизан и уничтожать их. Поэтому Летунов из поселка Затобольского разослал конных нарочных с приказом командирам отступающих партизанских отрядов сосредоточиться в окрестностях Борового и там перегруппировать свои силы.

            Эти действия Летунова диктовала создавшаяся обстановка, не допускавшая ни часу промедления, требовалось сохранить живые силы партизанского войска. Большие надежды Летунов возлагал на Кальментьевка, возглавившего отход партизан от города Кустаная на село Боровое. По его предположениям Кальментьев имел все возможности в короткий промежуток времени создать на севере Кустанайского уезда ударный кулак, способный к серьезному сопротивлению белогвардейцам. Рассчитывая в дальнейшем объединить этот отряд с силами партизан села Мариновки Атбасарского уезда и начать новую повстанческую борьбу на линии Атбасар-Петропавловск-Акмолинск-Кустанай. Ему был известно, что в пределах Петропавловского уезда оперирует крупный партизанский отряд Ковалева. Перспективы представлялись Летунову весьма отрадными, тем более, что он был уверен в успехе операции отряда Тарана, направившегося в город Тургай, где предполагалось соединение его с советским гарнизоном.

            У аула Испулова Летунова и его спутников встретил верховой казах, предложивший им передохнуть в ауле, подкрепиться пищей. Зная казахский обычая о гостеприимстве, запрещающий чинить какие-либо неприятности гостю на территории ала, Летунов доверился верховому и направился с товарищами в аул.

            Им действительно отвели особую зимовку, подали угощение. Ничего не подозревая, партизаны составили винтовки в угол, сами занялись едой. В этот момент в зимовку ворвались алаш-ордынские джигиты и стали избивать гостей, выволокли их на улица и расстреляли.


Белогвардейский террор

 

            Генерал Сахаров, въехав в Кустанай по трупам героев – красных партизан, приказал навести строгий «порядок». Началась дикая расправа над большевиками. В первый момент расстреливались все мужчины, «похожие на повстанцев», выходившие на улицу. Затем начались налеты на квартиры жителей. Отцов, мужей, братьев расстреливали на глазах близких, партизан вешали на воротах, убивали прикладами. На улицах валялись тысячи трупов и никто не смел убирать.

 

            В городе в связи со спешной эвакуацией оставался национальный башкирский полк, который не принимал участия в боях против белых, но большинство башкир-новобранцев сочувствовало партизанам. Одного подозрения в этом белогвардейскому командованию оказалось достаточным, чтобы расстрелять весь полк из пулеметов. При повальных обысках на окраинах города добивали тяжело раненных партизан, вынесенных сострадательными женщинами (женами рабочих) с поля боя, а рабочих, приютивших раненых, расстреливали или вешали.

 

            Начальник гарнизона подполковник Томашевский 12 апреля издал приказ №9, которым устанавливалось расписание богослужения в пасхальные дни: «Хождение прихожан, - говорилось в приказе, - в ночное время из одного прихода в другой по военным обстоятельствам категорически воспрещается… Обнаруженных в какой-либо стачке, пропаганде, шпионаже и агитаторстве против существующей Российской власти – на месте без суда и следствия предавать смерти».

 

            В другом приказе №16 от 22 апреля 1919 года тот же подполковник Томашевский писал: «Я лично убедился, что в восстании большевистских банд в городе Кустанае и поселков его уезда принимали фактическое участие не только мужчины, но и женщины, позволяя себе производить стрельбу из-за углов, окон, крыш и чердаков по нашим доблестным защитникам родины. До сего времени эти преступницы в меньшей степени оставались в стороне, не получив должного возмездия за предательство по отношению к родине. Считаю совершенно неприменимым и слишком почетным расстреляние и повешение такого рода преступниц, а почему предупреждаю, что в отношении означенных лиц будут применяться мною исключительно розги вплоть до засечения виновных. Более чем уверен, что это домашнее средство произведет надлежащее воздействие на эту слабоумную среду, которая по праву своего назначения исключительно займется горшками, кухней и воспитанием детей будущего, более лучшего поколения, а не политикой, абсолютно чуждой ее пониманию».

 

            После свержения Советской власти, в июне 1918 года – пишет участница кустанайского восстания Екатерина Севостьяновна Покшина-Забрудская, - узнав, что в лесу от преследования белых скрываются Уколов, два брата Ждановых, два брата Черносветовых, Сурков и другие, и связалась с ними, приносила продукты питания и извещала их о приближении белогвардейских карательных отрядов.

 

            С 5 по 10 апреля 1919 года работала в отряде товарища Зенцова санитаркой. После сдачи Кустаная не успела отступить с партизанами и осталась дома в Затобольском поселке. Меня выдали белым местные кулаки – Лапин и Поляков.

 

            Каратели хотели меня повесить, но потом «помиловали» двадцатью пятью плетями со свинцом, а мою трехлетнюю дочь, которая, видя, что меня избивают, с плачем бросилась ко мне, один из карателей схватил мою девочку и, ударив головой об пол, убил ее насмерть.

 

            От сильных побоев плетьми и убийства на моих глазах дочери-малютки я потеряла сознание. Когда поздно ночью пришла в сознание, то мне сказали, что каратели собираются расстрелять меня. Выбравшись из поселка, я с большим трудом разыскала свой отряд. 19 апреля 1919 года под станицами Усть-Уйской и Каменской наш отряд принял бой. Разгромив белых, мы захватили так необходимое нам оружие, в том числе одно трехдюймовое орудие. С Усть-Уйской станицы мы пошли на поселок Полтавку и заняли его при небольшой перестрелке. Здесь 22 июня 1919 года я была назначена командиром конной разведки. В отряде Зенцова пробыла до полного разгрома белых».

 

            Неописуемые зверства чинились белогвардейцами в разных поселках, и особенно  в поселке Озерном. Через несколько дней после взятия Кустаная часть пленных партизан белые погнали в поселок Озерный (35 верст от города). В Озерном их группами по 150 человек расстреливали из пулеметов. Офицеры Киряков, Ясаков, Синдеев, Котельников, Спиридонов, Михайлов и Котунов после расстрела переворачивали трупы и, если кто подавал признаки жизни, его пристреливали или разбивали голову рукояткой  нагана. На квартиры офицеры возвращались в крови, как мясники и, умывшись, предавались пьяному разгулу.

 

            В селе Боровом карательный отряд, вызванный кулаками, согнал на площадь всех крестьян этого огромного поселка. Попы из церкви вынесли иконы и хоругви для совершения молебствия. По рассказам очевидцев, злодейские действия карательного отряда в Боровом были таковы:

 

            В тесной арестантской камере сельской управы сидели 17 человек арестованных белогвардейцами, которых кулаки отнесли к категории самых опасных коммунистов. В числе арестованных были руководитель нелегальной боевой дружины Павел Медведев, активные партизаны Семен Акелелов и Иван Репин.           

 

Конвоир – казачий урядник, открыв двери, приказал арестованным следовать за ним. Партизаны медлили.

 

- Покурим, товарищи, в последний раз, - сказал сидящий на корточках Николай Суконнов. И в камере повисла густая синеватая полоса табачных дымков. Молчаливыми взглядами партизаны прощались друг с другом.

 

Во дворе их тесным кольцом окружили казаки с обнаженными саблями. На площади, заполненной народом, оцепленной вооруженными казаками, арестованных поставили в стороне от народа. Священник Дроздов продолжал молебствие о даровании победы колчаковскому воинству.

 

После молебна казачий офицер приказал всем оставаться на своих местах, не исключая и церковного клира с иконами. Семнадцать партизан, отделенных от народа, конвоиры поставили плечом к плечу и лицом к берегу озера. По сигналу раздался залп, это был залп по партизанам. Огромная толпа народа в ужасе заколыхалась: крики гнева, рыдания женщин долго оглашали площадь.

 

Офицер громко назвал фамилии и имена крестьян, которых казаки при выходе из толпы, ставили в отдельную группу. Их оказалось до 70 человек. Началась порка плетьми. Одним наносили 50 ударов, другим 100, на иных же налагали контрибуцию деньгами.

 

«В рыбный выселок, расположенный недалеко от поселка Жуковки, - пишет бывший партизан Федор Семенович Дьяков, - прибыл карательный отряд в составе 100 человек казаков. Оцепив выселок, казаки приступили к обыскам и арестам. Арестовали 9 человек, в том числе: троих Кобзевых, отца Дмитрия Алексеевича и его двух сыновей Петра и Игнатия, трех братьев Лысенковых – Василия, Степана и Ивана, Ивана Букеева, Андрея Шарова и Чистякова из поселка Владимировки.

 

Всех арестованных избили до потери сознания плетьми и шомполами, а затем бросили в амбар, закрыли на замок и поставили часового. После этого начли грабить все, что попадало им под руки, насиловали женщин. Закончив грабеж, каратели вывели всех 9 человек арестованных и повели к озеру на расстрел, по дороге их избивали, выкручивали руки и головы набок, требуя выдачи руководителей.

 

На берегу озера из всех изрубили шашками, при этом Степан Лысенков остался жив, так как от удара концом тупой шашки он упал, потерял сознание, а когда поздно вечером пришел в себя, то уполз в камыши.

 

На другой день жители захоронили трупы измученных героев. Жена и мать Кобызева здесь же на могиле умерла от разрыва сердца».

 

Нельзя не привести воспоминаний «расстрелянного» и зарытого в могилу, но случайно спасшегося Бородулина.

 

«Однажды, - рассказывает Бородулин, - начальник карательного отряда Сергуцкий и адъютант Тупицин явились в тюрьму и отобрали 37 человек, в числе которых был и я.

 

Нас повели на вокзал. Приведя, или, вернее, пригнав на станцию, нас разместили в двух товарных вагонах.

 

Вечером из нашего вагона были вызваны к начальнику отряда Гарклав, Котелев, я и Мацевич. У всех отобрали деньги.

 

Вскоре поезд тронулся. В вагоне было холодно. Мы с Котелевым легли в угол вагона под нарами, прижавшись друг к другу. Я даже заснул, угревшись. Очнулся от сильного толчка вагона. Поезд остановился. Вдруг двери вагона с шумом и грохотом раздвинулись и к нам ввалились три казака. Они зажгли свечу и приказали нам раздеться и оставаться в одних рубахах и кальсонах. Когда мы раздевались, казаки с остервенением хватали наши вещи.

 

Мы молчали. Почему это так случилось, я не знаю. Я в тот момент посмотрел на Котелова и Гарклава, они были мертвенно бледны и, очевидно, эта мертвенность сковывала наши мысли.

 

Когда мы разделись, с противоположной стороны открылась дверь, но не более как на четверть. Первым подошел к двери Мацевич, его повели по сходням-доскам и поставили на край вырытой ямы. Вторым подошел Котелов, его поставили около двери, за ним подошел я, а за мной Гарклав.

 

            Котелов, стоя, заслонил собою полуотворенную дверь вагона, я стоя сзади него, смотрел через его плечо, как рыли нам могилу – яму в 2-3 саженях от поезда. Но вот и яма готова. Котелов спустился из вагона. Палач взял его за правую руку и подвел к яме, где стоял Мацевич.

 

            Затем палач пошел за мной, но я в это время пошел сам. Помню хорошо, как дрожь пробежала по телу, когда ноги почувствовали свежую осеннюю росу, и меня обдало холодным воздухом. С правой стороны поставлен был Гарклав. У меня мелькнула мысль: как бы дать знать остальным нашим товарищам о своей участи, но все как-то сковывалось. Затем, повернув голову назад, я увидел, что позади нас стояли 4 казака с винтовками на изготовку. Я видел, хотя в полутьме, как стояли остальные: кто с лопатой, кто с винтовками возле вагонов. Сергуцкий, как мне показалось, стоял на ступеньках своего вагона, а Тупицын, разместив нас и отойдя в сторону, готовился к подаче команды.

 

            В голове с молниеносной быстротой проносились мысли одна за другой…

 

            Заря, звезды, небо, как хорошо, но еще секунда… и все померкнет, и мысль больше уже не будет работать…

 

            - Пли! – послышалась команда.

 

            Грянул залп. Мне ожгло правый висок.

 

            Очнулся я, уже лежа в яме лицом вниз, затаив дыхание. Тут только я почувствовал, что живой. Начали забрасывать нас землей. Потом слышу кто-то заговорил, и затем послышались шаги.     Слушаю… Вдруг щелкнул затвор и раздался выстрел.

 

            - Ну, - мелькнула мысль, - достреливают. Теперь уже не уцелеть. Лежу, как мертвый. Раздается второй выстрел. Посыпалась земля. Я снова почувствовал, что я жив.

 

            Когда становилось невмоготу душно, я руками, или вернее, из рук, оказавшихся у лица сделал себе углубление, и в момент падения земли чуточку старался поднимать голову, отчего ко мне со свистом проникал свежий воздух. Я дышал, пока была возможность. Так делал я до тех пор, пока бросили засыпать. Через образовавшуюся между комьями щель ко мне проникал воздух.

 

            Пролежав некоторое время, я стал осторожно поднимать голову и, совершенно освободив ее от земли, стал осматриваться.

 

            Поезда на пути уже не было.

 

            Я вылез из ямы. Осмотрелся кругом, было темно.

 

            Я потрогал руку Котелова, она была еще мягкая и теплая. Затем срыл землю с его головы. Мертвый. Потрогал голову Гарклава. Тоже. Я побежал прямо в степь от линии железной дороги в одной рубашке и кальсонах.

 

            Перейдя железную дорогу, залег отдохнуть в подсолнечниках. Тут я только почувствовал боль в ноге, оказывается был легко ранен в ногу».

Тарановцы в походе

            Отступая в район села Боровое, партизаны только на следующий день узнали о предательстве А.Жиляева. Как выяснилось, в самый критический момент боя Жиляев снял с левого фланга свою боевую дружину и покинул Кустанай. Этим он дал возможность противнику без боя прорваться на этом участке фронта в город.

            В селе Владимировка (в 35 верстах от Кустаная) на общем митинге по предложению Кальментьева партизаны приняли решение разбиться на мелкие группы и скрываться вдали от Борового, не прерывая между отрядами связи. Так, например, Иванов с отрядом в 100 человек удалился в пределы села Всесвятского. Другие группы скрывались в аулах и камышах крупных озер, надеясь в ближайшее время мстить белоказакам и колчаковской милиции. Впоследствии так и случилось, о чем речь пойдет дальше.

            Вышедший еще до падения Кустаная отряд Тарана по пути разоружил районную колчаковскую милицию в селе Семиозерном и беспрепятственно дошел до поселка Чолаксай. Здесь его догнал Жиляев со своим отрядом насчитывающим 600 бойцов. Тарановцы узнали об участи постигшей партизанскую армию в городе Кустанай.

            15 апреля 1919 года состоялся объединенный митинг партизанских отрядов Тарана и Жиляева. На митинге обсуждался вопрос, куда идти. Таран, Иноземцев, Окунев и другие коммунисты высказывались за объединение отрядов и направление его по старому маршруту, то есть Тургай-Иргиз, при этом вносилось предложение, командиром объединенного отряда назначить Тарана. Это взбесило Жиляева и его близких единомышленников. Он заявил:

            - Нам нет интереса защищать Туркестан. В Кустанае у нас будет своя крестьянская Советская власть, за нее и надо воевать, а не искать напрасной смерти в Азии. Веремся в Кустанай выручать своих братьев.

            Демагогия Жиляева возымела своей положительное действие на партизан его отряда. Попытки переманить в свой отряд бойцов отряда Жиляева не увенчались успехом. Утром следующего дня отряд Жиляева выступил обратно на Кустанай.

            Об отношении крестьян поселка Чолаксй к тому и другому партизанскому отряду приводим как свидетельство выписку из рапорта начальника уездной колчаковской милиции штабс-капитана Загайного от 22 апреля 1919 года за №45.

            «…11 апреля, - писал Загайный, - в Чолаксай прибыл отряд пехоты и конницы красных под командой Тарана приблизительно 500 человек. 12 апреля прибыл начальник штаба Жиляев с отрядом красных приблизительно 500 человек… Когда въехали красные в поселок Чолаксай, то по приказанию был созван сход, где жителям поселка было объявлено… если кто хочет присоединиться к ним (красным), то должен признать Советскую власть и Таран просил чолоксайцев жертвовать для красных. Жители с радостью откликнулись на зов Тарана и жертвовали кто чем мог. Когда приехал Жиляев, то он издал приказ о реквизиции бричек, тарантасов, лошадей, овса, муки, быков и другого имущества… Из прилегающих поселков Чолоксайской волости жители идут охотно в ряды Красной Армии. Отряд Тарана захватил железнодорожную станцию Аксуат Южно-Сибирской железной дороги, где забрано все, что имеется на станции, притом взят один легковой автомобиль. Красные думают рыть окопы вокруг Чолоксая. Ими послана разведка в город Тургай под руководством комиссара Киселева, они также полагают сделать набег на город Орск…»

            Начальник милиции Загайный кое-что преувеличил в событиях, но его свидетельство о том, что «жители с радостью откликнулись на призыв Тарана и идут охотно в ряды Красной Армии» весьма характерно звучит в рапорте этого слуги Колчака.

            Отряд Тарана действительно пользовался большим авторитетом и среди казахской бедноты. Постоянным осведомителем, проводником отряда до Наурзума был бедняк Канапия Кайдосов. Он ездил по аулам, агитировал за большевиков и призывал бедноту помогать красным партизанам.

            Изгнание из Наурзума белых имело немало значение в переломе настроения в казахских аулах. Трудящиеся убеждались, что белые не так сильны, как они о себе кричали и что красные гораздо сильнее их, а главное – не занимаются грабежами и насилием, в чем хотели их убедить русские белогвардейцы и казахские националисты – алаш-ордынцы.

 

***

            В отряде Тарана велась массовая политическая работа, печатался на пишущей машинке «Походный листок» во время привалов кто-нибудь читал «Походный листок» или рассказывал содержание интересной книжки, делились наблюдениями над природой.

            Политическая работа среди крестьян проводилась как путем устной агитации, так и распространением среди них листовок в форме воззваний, печатавшихся на пишущей машинке. Вот выдержки из одного воззвания:

            «…Крестьянство не выдержало насилия колчаковщины и сказало: «Долой наемников буржуазии!» Все восстают против власти ненавистного омского правительства и изгоняют из городов, сел и аулов ненавистных представителей этой власти, успевших достаточно зарекомендовать себя насилием. Куда бы не приходил вверенный мне отряд, он всюду встречает поддержку местного населения, которое охотно дает отряду все необходимое. Отряд командирован командующим всеми революционными силами города Кустаная для изгнания насильников с территории Кустанайского уезда, соединения с другими революционными отрядами и будет биться за правое дело, биться за спасение революции.

            Всем, кому дорога революция, дороги интересы трудового народа, должны немедленно смело встать в ряды вверенного мне отряда, вместе сражаться против власти контрреволюционеров.

            Контрреволюция не спит, еще пытается противиться новой рабоче-крестьянской власти и во имя капитала старается удержаться. Если вы добровольно не поступите в революционный отряд, то контрреволюционная власть насильно мобилизует вас и вы тогда будете лишены возможности помочь общему делу народа».

            Находясь долгое время во враждебном окружении, организаторы кустанайского восстания против Колчака не знали того, что происходит на Восточном фронте и, в частности, в ближайшей к Кустанаю полосе, объятой огнем гражданской войны, а потому и не предвидели обстоятельств, постигших отряд Тарана.

                        Заграничные хозяева Колчака восторгались наступлением на Восточном фронте. Им и Колчаку рисовалась Москва, ее Кремлевские башни. В декларации французского правительства, переданной Колчаку Пишоном, значилось: «Считаю своим долгом от себя и от имени всего французского народа принести поздравления Франции и высказать Вам чувство восхищения перед доблестью ваших войск… Мы будем продолжать оказывать Вам материальную и моральную поддержку».

            В глазах американского президента Вильсона, французского премьера Клемансо, английского премьера Ллойд-Джорджа, японского маркиза Сайондзи «адмирал Колчак поднялся на высоту и перед его глазами уже белели стен Кремля и сияли купола московских церквей»,  - писал в своих мемуарных записках управляющий делами колчаковского Совета министров генерал Гинс.

            Имело ли это торжество империалистов какое-либо отношение к походу отряда Тарана на соединение с Красной Армией на Туркестанском фронте через город Тургай? Несомненно, имело. «Правительство» Алаш-Орды, обитавшее в городе Семипалатинске, также возлагало большие надежды на весеннее наступление Колчака. Тургайские алаш-ордынцы сманеврировали и ввели в заблуждение чрезвычайного комиссара Степного края Алибия Джангильдина: они заявили, что изъявляют полную покорность Советской власти, прекращают борьбу с ней. Им разрешили войти в Тургай и их «милицейским» отрядом в количестве 300 человек с условием, что они во всем будут выполнять требования военкома, Амангельды Иманова. Кроме этого, глава тургайских алаш-ордынцев Байтурсунов с 36-ю другими видными алаш-ордынцами должен был явиться на станцию Челкар для поездки в Москву. Однако в Челкар приехал только Байтурсунов, остальные уклонились, обещав явиться в Оренбург, где Джангильдин с Байтурсуновым остановятся на несколько дней. Но и туда они не прибыли. Все эти вожаки партии алаш, возглавляемые Омаром Алмасовым и Дуоатовым, решили произвести в городе Тургае переворот, к чему заранее готовились. Здесь у них существовал свой нелегальный штаб, а под видом милиционеров имелись обученные владеть оружием джигиты, которые по заданию штаба завели приятельские отношения с красноармейцами военкома Иманова, зазывали их к себе, угощали и вели нужную алаш-орде пропаганду, то есть разлагали. Помощник Иманова Тактабаев, будучи в сговоре с алаш-ордынцами, пользуясь хорошим расположением к нему Амангельды, всячески усыплял бдительность военкома. Таково было положение накануне подхода отряда Тарана к Тургаю.

            Узнав от своих разведчиков о движении со стороны Наурзума партизанского отряда, штаб ала-ордынцев выслал навстречу отряд под начальством Омара Алмасова, последний при встрече с командиром отряда партизан Тараном назвался «представителем» Тургайского Совдепа. Беседуя с Тараном и Иноземцевым и ссылаясь на закон, по которому переходящие с «вражеской стороны» на советскую территорию воинские части должны добровольно сдать оружие, Алмасов в категорической форме заявил:

            - Если ваш отряд действительно советский, то, не доходя до Тургая, вам надо разоружиться и выслать в город депутацию для переговоров об условиях объединения с тургайским советским гарнизоном. Таков приказ центральной Советской власти.

            Л.Таран не поверил доводам Алмасова. Заподозрил какую-то скрытую махинацию и решил вступить в город, не разоружив отряда. Он не был знаком с Амангельды Имановым, надеясь встретить в городе Тургае чрезвычайного комиссара Степного края Алибия Джангильдина, проводившего в январе 1918 года в городе Кустанае первый уездный съезд Советов, на котором был секретарем Л.Таран.

            Оставив отряд на привале, на расстоянии одного перехода к Тургаю, Л.Таран и Н.Иноземцев решили поехать в город для переговоров с товарищем Джангильдиным. Партизаны не хотели их отпускать.

            - Пошлите делегатами других, - говорили они. – Мы опасаемся за вашу жизнь. Кто знает, есть ли в Тургае наша власть.

            - Я знаком с товарищем Джангильдиным и надеюсь все уладить на пользу общего нашего дела, - заявил Л.Таран.

            По настоянию партизан в город поехали в качестве делегатов Л.Таран, Н.Иноземцев, Романов и Свиридов. Чрезвычайного комиссара А.Джангильдина в Тургае не оказалось. Делегатов партизанского отряда арестовали, затем арестовали. По воспоминаниям Романова, Советской власти в Тургае, когда они туда явились, уже не было. Из воспоминаний А.Джангильдина видно, что алаш-ордынцы свергли Советскую власть в Тургае в марте 1919 года.

            В отряде Тарана ко времени подхода к Тургаю было 400 бойцов, в том числе два эскадрона кавалерии, в числе их было много фронтовиков примкнувших к отряду из населенных пунктов. Всюду, где останавливался отряд Тарана, возникали сельские Советы или нелегальные крестьянские комитеты, ставившие своей задачей накопление сил для переговоров для борьбы за Советскую власть.

            На время переговоров делегации в Тургае командование отрядом было поручено Г.Прасолову. О контрреволюционном перевороте в Тургае в отряде Тарана никто не знал. Алаш-ордынцы расставили за городом повсюду пикеты для того, чтобы никто не проник в отряд Тарана и не сообщил об участи, постигшей делегацию партизанского отряда.

            На следующий день после ареста руководителей отряда алаш-ордынцы выслали к партизанам парламентеров, в числе которым был маар Алмасов. Парламентеры предъявили подложный приказ от имени чрезвычайного комиссара Степного края Джангильдина о вступлении партизан в город Тургай при условии разоружения. Алаш-ордынцы сообщили, что Таран и его спутники заняты в Тургае приготовлением квартир и продовольствия для партизан.

            После долгих переговоров, при которых партизаны требовали возвращения Тарана и Иноземцева, командир отряда Прасолов приказал партизанам разоружиться. Построив безоружных партизан в колонну, Прасолов повел их по направлению к Тургаю. Не успели партизаны отойти от лагеря и трех километров, как внезапно были окружены вооруженными алаш-ордынскими джигитами, заранее скрытыми в засаде. Безоружных партизан объявили арестованными и под сильным конвоем погнали в направлении Атбасара, где был штаб казачьих карательных отрядов.


Подъем новой волны партизанского движения

 

            Во второй половине апреля 1919 года в Кустанае распространился слух о том, что на севере уезда мелкие краснопартизанские отряды сливаются в единый поток, который грозит нахлынуть на город. Беспокойство и страх (среди купцов, чиновников и белогвардейцев) еще более усилились после того, как 20 апреля по городу были разбросаны листовки, извещавшие о том, что час расплаты за зверства белогвардейцев недалек.

 

            22 апреля начальник Кустанайского гарнизона подполковник Томашевский опубликовал приказ следующего содержания:

 

            Приказ №16

 

Гарнизону города Кустаная и всему гражданскому населению Кустанайского округа

 

22 апреля 1919 года, город Кустанай.

 

1.За последние дни в городе циркулируют самые разноречивые и ложно-панические слухи о противнике, который, якобы, собравшимися силами из уезда ведет наступление на город Кустанай. Темные и зачастую интеллигентные массы придают этим слухам особое значение, стараясь так или иначе оставить город или же заранее отправить из последнего свои семейства. Подобные ложные слухи несомненно распространяются низами общества, сторонниками большевиков, Жиляева и К., стремящимися всеми мерами в предсмертной агонии подорвать доверие к существующей законной Российской власти во главе Верховного правителя. Я со своей стороны, как начальник города и уполномоченный по охране благополучия всего Кустанайского края, предупреждаю граждан, что никакой опасности городу и уезду не грозит в данное время. Большевистские банды во главе со своими хулиганам, Жиляевым и К., наголову разбиты и после короткого ограбления добрых граждан города, сломя голову, в панике бегут, стараясь скрыться в глуби киргизских степей. О возвращении их не может быть и речи.

 

            Здесь с ними все покончено. Из числа оставшихся, не успевших бежать, многие уже позорно нашли себе место на виселице или сражены пулями. Карательные отряды, высланные мною по всему уезду, беспощадно преследуют Жиляевскую банду, расправляясь с ними самыми суровыми и крутыми мерами.

 

            В самом скором времени все большевистские банды не только здесь, но и по всей Российской территории будут сметены с лица земли без всякой пощады. Большевики бегут везде, оставляя Самару и весь Приуральский край.

 

            Жителям всех классов населения для блага родины вменяю в неуклонную обязанность выдать всех скрывающихся красных армейцев, бандитов, грабителей и арестантов, выпущенных Жиляевым их тюрьмы. Выдать всех лиц, хотя бы косвенно причастных к партии большевиков, а также и тех, кто до сего времени хранил у себя всякого рода огнестрельное  оружие и награбленное казенное добро.

 

            Добрые граждане России пусть поймут, что от этого будет состоять благополучие нашего дорогого отечества.

 

            Напоминая жителям о полном благополучии города и уезда, предупреждаю, что виновные в распространении ложных и панических слухов, как отступники и сторонники большевистских банд, без суда и следствия будут расстреливаться и публично повешены для пресечения всякого рода зла.

 

2.Я лично убедился, что в восстании большевистских банд в городе Кустанае и поселков его уезда принимали фактическое участие не только мужчины, но и женщины, позволяя себе производить стрельбу из-за углов, окон, крыш и чердаков по нашим доблестным защитникам родины. До сего времени эти преступницы в меньшей степени оставались в стороне, не получив должного возмездия за предательство по отношению к родине. Считаю совершенно неприменимым и слишком почетным расстреляние и повешение такого рода преступниц, а почему предупреждаю, что в отношении означенных лиц будут применяться мною исключительно розги вплоть до засечения виновных. Более чем уверен, что это домашнее средство произведет надлежащее воздействие на эту слабоумную среду, которая по праву своего назначения исключительно займется горшками, кухней и воспитанием детей будущего, более лучшего поколения, а не политикой, абсолютно чуждой ее пониманию.

 

3.Начальнику уездной милиции распространить настоящий мой приказ среди всего населения города. Начальствующим и должностным лицам принять решительные меры к оповещению поселка и исполнению приказа. Коменданту города – наблюсти за исполнением приказа и виновных немедленно привлечь к ответственности по указанной мной выше мере наказания.

 

            Подлинный подписал начальник гарнизона полковник Томашевский

 

            С подлинным верно: старший адъютант подпоручик Шевченко

 

            Это писалось для устрашения и успокоения населения. Сам же подполковник Томашевский не был спокоен и боялся. 24 апреля в секретной телеграмме (№394) он писал высшему начальству в Оренбург: «Прошу разрешения отправиться мне в уезд с отрядом для окончательного подавления повстанцев и проверки власти на местах». Не дождавшись ответа, 25 апреля в телеграмме №416 бил уже тревогу: «Из поселков Кустанайского уезда поступают на мое имя заявления о скрывшихся большевистских отрядах. Не располагаю свободными силами воинских частей гарнизона. Срочно прошу выслать сотни две конных для переброски в поселки и поимки мятежников».

 

            Оживление деятельности краснопартизанских отрядов был напуган далеко не один Томашевский. Начальник колчаковской милиции 6 участка Кустанайского уезда в рапорте от 19 апреля 1919 года за №497 писал: «В Павловской волости крестьяне всех поселков присоединяются к большевикам, уже избран Совет, назначены комиссары, они достаточно имеют огнестрельного оружия. Необходимо как можно скорее поспешить отряду войска численностью не менее 300-400 человек с необходимым боевым снаряжением».

 

            Возобновление партизанского движения в Кустанайском уезде было откликом на Мариинское восстание в Атбасарском уезде. Это вытекает из сопоставления дат документов колчаковских властей города Кустаная и одновременными действиями карательных отрядов в обоих соседних уездах. Как уже сказано, 19 апреля начальник 6 участка колчаковской милиции, константируя переход крестьян Павловской волости на сторону большевиков, требовал высылки карательного отряда. Того же 19 апреля, на рассвете, из Атбасара к Мариинке подошел карательный отряд в 300 сабель. Все население поднялось на борьбу с карателями. Мужчины и женщины сели на коней. Развернув цепь по всему фронту, партизаны с криком «ура» перешли в контратаку. Противник бежал.

 

            Во второй половине мая 1919 года белогвардейцы ликвидировали Мариинское восстание в Атбасарском уезде, сожгли в поселке 120 домов и расстреляли около 2500 повстанцев. Так как восстаниембыл охвачен одновременно Кокчетавский и Акмолинский уезды, белые до подавления Мариинского восстания давали из Атбасара такие, например, приказы:

 

            «Все старосты и сельские сходы ответственны перед мною головами и имуществом, если мною будет узнано, что находящиеся в селах дезертиры и большевистские агитаторы до сего времени находятся на свободе, то названные старосты без всякого суда и следствия будут расстреляны... Приказываю всем старшинам, старостам и обществам немедленно в своих селах арестовать дезертиров и большевиков».

 

            Остатки разбитых в Марииновке отрядов снова организовались и пробивались в Тургайские степи и в первую очередь на террииторию соседнего Кустанайского уезда. Таким образом, Кустанайский уезд снова становился центром партизанского движения, но уже при другой, изменившейся исторической обстановке: Красной Армией Колчаку был насенен сильный удар.

 

            В этой обстановке Жиляев, применяя угрозы, запретил всякую критику его неблаговидных поступков, боясь партизан, он окружил себя телохранителями из числа преданных ему единомышленников.

 

            Как явствует из воспоминаний партизана К.Н. Силютина, Жиляев принимал за должное молебны в селах по случаю его прибытия и подношения ему по русскому обычаю хлеба и соли. В селах, через которые проходил его отряд, не проводилось никакой политической работы среди трудящихся. Отслужили мобелен и довольно. Например, разгромив внезапныс ночным налетом казачий отряд в 100 человек в поселке Сундуки, отряд ни на один день не задержался, чтобы провести митинги призвать трудящизся вступить добровольно в его отряд, как это практиковал Таран. А между тем в этом бою были захвачены трофеи – более 90 лошадей, много винтовок и боеприпасов. Имелась возможност хорошо вооружить новое пополнение.

 

            Удачным уничтожением в поселках Сундуки и Лихачевском малочисленных казачьих отрядов Жиляев гордился как большой победой, и тем старался поднять свой авторитет в глазах партизан.

 

            В районе села Борового Кустанайского уезда отряд Жиляева появился в последних числах апреля 1919 года. Коммунисты Р.Окунев и К.Силютин повели среди партизан агитацию за смещение Жиляева с поста командира как шкурника и скрытого врага, примазавшегося к партизанскому движению.

 

            В поселке Боровом Жиляев, следую зверским методам белогвардейцев, проводил экзекуцию (порку плетьми) На улицах появлялся с голубой лентой на груди, что должно было подчеркивать его высокое генеральское положение. Честолюбие и самодурство Жиляева возмущало население. Жены расстрелянных белогвардейцами красных партизан через делегатку Навзорову вручили жене Жиляева – Лукерье – на имя Жиляева протест такого содержания:

 

-Пока царствует Колчак мы не утешимся в нашем горе. На что надеешься ты, водя красных партизан вокруг своих мест? Слезыжен и матерей убитых бойцов неужели не трогают твое сердце? Не требуют отмщения? Проклянут тебя из века в век, если ты еще будешь отсиживаться у своего гнезда и губить людей. Тебе указан прямой путь навстречу Красной Армии. Иди прямой стежкой, не виляй душой. Ты называешь себя большевиком, а какой ты большевик? Ты покинул в опасности советский отряд Тарана и привел сюда своих людей на гибель. Так большевики не поступают. Если у тебя есть стыд, искупи свою вину: иди на выручу покинутых тобой товарищей в Тургайских степях.

 

Под давлением большевиков и недовольства крестьянской бедноты Жиляев вынужден был (как это оказалось впоследствии) временно передать командование отрядом Колодко.

Выступивший партизанский отряд, теперь под командованием Колодко, почти от самого села Борового преследовался карательным отрядом капитана Могилева. К поселку Чолаксаю на уничтожение отряда Колодко Дутов выслал казачий кавалерийский отряд, успевший занять Чолаксай до прихода партизан. Жители Чолаксая, сочувствующие большевикам, узнав в чем дело, заверили казачий отряд, что партизаны прошли в степь другой дорогой. Казаки покинули Чолаксай, а спустя три дня через него благополучно прошел отряд Колодко.

Приближаясь к Тургаю, партизаны расспрашивали и узнавали о судьбе военкома Амангельды Иманова, Л.Тарана, Н.Иноземцева и других советских работников. Одни рассказывали, что узники алаш-орды живы и находятся в тюрьме, другие же говорили, что они все расстреляны. Из расспросов казахской бедноты выяснилось и то, что алаш-ордынский гарнизон Тургая состоит из 800 джигитов, вооруженных трехлинейными винтовками и 4 пулеметами. Всем стало ясно, что предостоит упорный бой.

В 10 километрах от Тургая алаш-ордынские джигиты обстреляли разведку партизан. Отряд партизан развернулся в боевой порядок двумя колоннами. 17 мая 1919 года с раннего утра до позднего вечера продолжался бой. Наступающие цепи партизан упорно продвигались вперед. После приближения вплотную к городу был дан приказ о штурме. С громовым «ура», на плечах побежавших алаш-ордынцев партизаны ворвались в город. На мосту через реку Тургай джигиты сделали последнюю попытку к сопротивлению однако, были смяты и утоплены, немногие спаслись бегством... Вследствие темноты партизаны не стали преследовать бегущих из города алаш-ордынцев, ночь провели без сна, посменно находясь в разъездах, охранявших подступы к городу.

Утром из опросов жителей и бывших красноармейцев военкома Иманова, примкнувших к партизанам, выяснилось, что никого из арестованных алаш-ордынцами в живых не осталось.

К Тургаю подходил карательный отряд капитана Могилева. Партизаны покинули город и в боевом порядке направились в город Иргиз.

 

Тарановцы под конвоем

Поскольку партизаны отряда Тарана «добровольно» сдали алаш-ордынцам винтовки и сабли, их не подвергли личному обыску. Некоторые из них успели припрятать по карманам гранаты и револьверы системы «наган». По свидетельству партизана В.Т.Ченцова, здравствующего и поныне, 20 человек владели такого рода оружием.

Большинство партизан было убеждено, что их гонят в Атбасар на растерзание карательному отряду. Люди думали, что краше умереть в борьбе с конвоем, чем бесславно погибнуть под пулеметами карателей. Мысль о внезапном нападении на конвой подбадривала пленников, но это нужно было осуществить по общему согласию.

Каждый конвоир ехал верхов вплотную к арестованным. Ночью на привалах они не столь уж усердно наблюдали за партизанами, которые шепотом передавали один другому соблазнительную мысль о нападении на конвой и разоружении его. Партизаны Ченцов, Иванов и Селезнев согласились забросать дремавший конвой гранами, после чего остальным броситься в бой за овладение оружием конвоя. Количество партизан в четыре раза превышало количество конвоиров, следовательно, удача представлялась весьма вероятной. О заговоре знал и бывший командир отряда, заменивший Тарана, Прасолов.

На пятый день пути партизан остановили на дневку у небольшого озерка у которого стояли две юрты. Едва успели партизаны перед вечером развести костры, как Прасолова потребовали в юрту, чего ранее не наблюдалось. Конвоиры не сходили с коней и зорко следили за партизанами. Через несколько минут начальник конвоя приказал партизанам построиться повзводно и входить не в ту юрту, где был Прасолов, а в другую. Вслед за арестованными входили конвоиры и обыскивали партизан. Отбиралось все до перочинных ножей включительно. Так рухнула надежда на разоружение конвоя. Утром на другойдень партизан погнали дальше, но Прасолова среди них уже не было. Участь его так и осталась навсегда неизвестной, как неизвестным осталось имя провокатора, выдавшего заговор.

У поселка Кен Атбасарского уезда конвой неожиданно исчез, партизаны очутились на свободе, но «свобода» мало радовала, так как на почве недоедания партизаны ослабли, а несколько человек заболели тифом.

«Поздно вечером конвоиры загнали нас в глубокий лог, огражденный по берегам мелким березняком. Больных товарищей мы вели под руки, - писал в своих воспоминаниях партизан В.Г.Ченцов. – Еще с вечера мы заметили суетню среди конвоиров. Они переругивались, о чем-то спорили и на этот раз не разводили костров для приготовления ужина, не расседлывали лошадей.

Ночь прошла в тревоге: мы опасались какой-нибудь зверской выходки конвоиров, грубо обращавшихся с нами после того, как был раскрыт неудачный заговор о нападении на них. Многие из нас предполагали, что они загнали нас в лог с целью расстрелять всех поголовно. Всю ночь никто не сомкнул глаз.

На рассвете наступила тишина. Кое-кто из нас осмелился выползти из лога. Конвоиры не окликали смельчаков, не щелкали по обыкновению затворами винтовок. Оказалось, что конвой исчез. Радости партизан не было пределов. Все вышли из лога, рассыпались по березняку, замитинговали. В логу остались только те, кто не мог двигаться без посторонней помощи. Увидев вдали блеск солнечных лучей на крестах церкви, тотчас выбрали делегатов, послали узнать, что за поселок, а сами попрятались в логу, выставив дозорных. Ни крошки хлеба ни у кого не было.

Делегаты вернулись из поселка не одни: жители поселка Кен собрали по дворам печеного хлеба и привезли на двух телегах. Хлеб поделили пайками, все приободрились, благодарили делегатов от сельского общества за братскую помощь. Посельчане в свою очередь изъявили желание всех тяжело больных партизан разместить у отзывчивых людей поселка Кен. Больных положили на телеги и увезли. С ними ушла и медсестра Журавлева, муж которой, Селезнев, тоже заболел.

Суток пять мы жили в логу, поддерживаемые помощью крестьян. В течение этого вреени поселяне собрали кое-какое оружие, насушили сухарей и все сдали нам, советуя удалиться от поселка на случай появления в пределах его белогвардейских казчьих отрядов. На шестые сутки, все способные самостоятельно двигаться, имея немного оружия, выступили в поход по направлению к Кустанайскому уезду. Чтобы не быть заметными большим скопищем, было решено разбиться на несколько групп. Дня через три дня нас настигли несколько крестьян поселка Кен, спасшихся от преследования карательного отряда за оказание нам помощи: многих порубили саблями и убили всех наших оставшихся в поселке товарищей.

Днем мы прятались или в камышах озер или в лесу, а ночьюшли дальше. Встречались изредка казахские аулы. Бедняки-казахи снабжали нас пресными лепешками, сушенным сыром (куртом) и сообщали, где грозит нам опасность от белогвардейцев-казаков и алаш-ордынцев. Так добрались мы до родных мест, добыли оружие и снова боролись с белогвардейцами, а в августе месяце под Кустанаем соединились с частями Красной Армии».

На последнем привале при подходе к Тургаю Л.Таран выделил из отряда несколько кавалеристов, в том числе казахов, для глубокой разведки в тыловых селах и аулах. Вернувшись обратно, разведчики не нашли отряда и узнали о его разоружении. Об этой печальной вести решили донести до сведения кустанайцев, рассказывая на пути к Кустанаю в селах и аулах о несчастьи, постигшем отряд Л.Тарана.

Всякими окольными путями им удалось встретитьсяс рабочими города, жившими на окраинах. Так узнали кустанайские большевики об участи отряда Л.Тарана, о небывалом предательстве алаш-ордынцев. В распространяемых по городу и уезду листовках с известием об участи отряда Тарана говорилось: «Отомстим палачам за гибель наших братьев, за сотни замученных отцов, за поруганную честь наших жен и дочерей...»

Не взирая на жестокий белогвардейский террор, коммунисты, кроме распространения листовок, воззваний, в широких масштабах вели антиколчаковскую работу путем так называемых подбросных писем на постоялые дворы, с надписью на конверте «приезжим». Неизвестные люди на листке, вложенном в конверт, писали:

«Прочитай, перепиши и тайно пошли близкому по мысли и сердцу человеку. Колчак терзает нас войной, плетьми, расстрелами. Докуда будем терпеть бичевание нашей жизни извергами? Наша жизньхуже адской муки. Выпрямим же согбенные спины ипойдем с оружием на палачей. Скоро настанет час расплаты. Красные войска прогнали колчаковскую орду с Урала, идут к нам. Будем же готовы к встрече братьев-красных воинов, наших избавителей от неволи. Заряжайте дробовики, дружно поднимайтесь на Колчака, на всю его орду!»

 

Крушение жиляевщины

Выступивший после боя из Тургая отряд Колодко в двух километрах от города Тургая обнаружил могилу и отрыл труп Тарана. При осмотре оказались три огнестрельных раны, причем труп еще не разложился. Из-за этого партизаны заключили, что Л.Таран был расстрелян алаш-ордынцами за день до подхода партизан к городу Тургаю. Л.Тарана похоронили с почестями. Некоторые партизаны, знавшие его лично, плакали, все клялись отомстить врагам за смерть боевого товарища.

«Приближаясь к городу Иргизу, мы выслали двух парламентеров, - пишет в своих воспоминаниях Уколов, - из города Иргиза также выслали двух человек, которые дали сигнал движения вперед. В Иргизе был советский гарнизон, начальником его – Киселев. Встречали нас с музыкой двух оркестров. После всех страданий нет слов выразить, с каким восторгом м соединились с красноармейцами. Долго не смолкали крики «ура».

На следующий день начальник гарнизона товарищ Киселев распорядился истопить все имеющиеся в городе бани. Мы помылись, переменили белье, привели себя в порядок. Тут стал показывать себя Жиляев. Он предложил священику города Иргиза отслужить благодарственный молебен. Мы все были в недоумении: командир нашего полка товарищ Колодко, командиры батальонов – Силютин, Городничий, Окунев и другие переговариваются меж собой: «В чем дело? Что такое? Да он с ума сошел!» Командиры, красноармейцы местного гарнизона как-то сразу стали смотреть на нас с презрением. Мы говорили командиру полка товарищу Колодко: «Антон Степанович, иди-ка хоть ты, может тебя послушает он, дурак. Что он выдумал. Уговори, чтобы отменил это дело». Когда Колодко сказал Жиляеву: «Андрей Егорович, зачем это и кому этот молебен нужен? Как-то ведь неудобно». Жиляев ответил: «Как зачем? Разве ты не понимаешь, что наша взяла? Мы супостатов разбили, вотпусть командиры посылают партизан помолиться богу». Когда товарищ Колодко рассказал нам,  в чем суть дела, мы со стыдом разошлись по своим квартирам. Жиляев все же молебен отслужил и дал приказ готовиться к выступлению в Челкар.

При наших проводах начальник гарнизона товарищ Киселев, с улыбкой изумления смотря на Жиляева, распрощался со всеми нами и пожелал нам успеха в разгроме колчаковских банд. Несмолкаемо играли два оркестра.

В нескольких километрах от города Челкара нас встретили два представителя Красной Армии. После митинга мы направились в город, где нас встречали все красноармейцы и комсостав гарнизона, играл духовой оркестр.

Командование фронта предложило полку отдохнуть от дальнего и трудного пути, Жиляев, рисуяс, закричал: «Не надо нам отдыха, мы пришли не отдыхать, а воевать» и, горячась, добавил: «Я буду воевать за Советскую власть без коммунистов!»

Этой выходке Жиляева командование Туркестанским фронтом не придало особого значения, назначив его третьим помощником командующего фронтом, предложив ему поехать на месяц в Ташкент и там отдохнуть, но и на этот раз он отказался и обиделся на то, что его назначили не на боевой участок, а на административно-хозяйственный пост. Устраняя Жиляева из отряда, командование Туркестанского фронта надеялось перевоспитать и переубедить его, но, как будет сказано ниже, доверие Жиляев не оправдал и назначение его было большой политической ошибкой.


Актюбинский фронт составлял северо-восточную часть Туркестанского фронта. Этот фронт имел огромное стратегическое значение. Через Оренбург-Актюбинск, которые были заняты Дутовым, открывался прямой путь похода на город Ташкент. Создавалась реальная угроза гибели Туркестанской Советской Социалистической республики. Будучи отрезана от Советской России, она вела борьбу на три фронта. С юга наступали англичане и белогвардейцы, с востока головорезы Анненкова и армия Бахила, с севера южная группа войск Колчака, возглавляемая Беловым. К этому следует добавить напряженную и тяжелую борьбу с внутренней контрреволюцией, организовавшей в Ташкенте белогвардейский мятеж.

Такова была военно-политическая обстановка к моменту прибытия в распоряжение Туркестанского фронта кустанайской группы, возглавляемой теперь Колодко и автором этой книги Н.С. Фроловым. По прибытии в Джурун командир и комиссар полка приняли решение не прерывать связи с кустанайскими большевиками. Для этого в Кустанай был отправлен Рошевский, но вследствие того, что он и оставшиеся в поселке Алексеевском Кодин и Наветкин были кем-то расконспирированы, вынуждены были бежать от преследования карателей и прибыли обратно на фронт. Наша связь с Кустанаем была прервана еще и потому, что белогвардейские части усиленно шли в обход нашего правого фланга, где им помогали алаш-ордынцы. Пробраться кому-либо из нас в Кустанай было невозможно.

Н.С.Фролов вначале был назначен политкомиссаром продотряда Туркфронта и одновременно председателем военно-революционной комиссии.

В первых числах марта 1919 года ему поручили сформировать особый отряд, который и был создан. В апреле 1919 года командование фронтом решило оставить город Актюбинск и начало готовить воинские части к отступлению.

К этому времени военные силы северного участка Туркестанского фронта состояли из разных отрядов: Перовского, Туркестанского, Казалинского, Челкарского, Актюбинского, Шкарупинского и сборного Оренбургского рабочего полка. В составе отрядов и Оренбургского сборного полка в основном были железнодорожные рабочие и бывшие батраки: русские, украинцы, казахи, киргизы, узбеки и другие. Общее количество всех красноармейцев составляло примерно 3500 человек, под единым командованием штаба фронта, под руководством Коммунистической партии.

Отступая от города Актюбинска по направлению к городу Ташкенту, главным образом по железнодорожной линии, красноармейские части вели упорные бои за каждую станцию, за каждый разъезд. При защите станции Кандагач на левом фланге фронта полностью погиб Перовский отряд (300 человек) вместе с командиром коммунистом Селивановым.

Белогвардейские кавалерийские части стремились обходным маневром с обеих сторон отрезать отступление красноармейским частям. Отступив до станции Эмба, отряды решили закрепиться, ожидая подкрепление из города Ташкента. Не дождавшись подкрепления, командование фронта решило пойти в бход неприятеля по направлению к городу Тумиру, но, понеся большие потери вживой силе, вынуждены были отступить. В этой операции был ранен и вышел из строя командующий фронтом Краснощеков.

15 мая 1919 года на станцию Эмба из Ташкента прибыло подкрепление в составе двух батальонов мадьяр, австрийцев и отряд Колузаева в составе 500 человек. Колузаев был назначен командующим Туркфронтом. Но большинство командиров отряда и часть работников политотдела недоверчиво отнеслись к назначению Колузаева, как к бывшему эсеру. Впоследствии наши подозрения опавдались, о чем скажем ниже.

Во второй половине мая 1919 года штабу фронта стало известно, что со стороны Тургая движется какая-то воинская часть, вскоре была получена телеграмма от военкома Иргизского гарнизона товарища Киселева, сообщавшего, что это отряда кустанайских красных партизан.

Прибывший отряд кустанайских партизан насчитывал 750 человек. Отряд был переформирован в Четвертый кустанайский полк. Командиром полка назначен товарищ Колодко, а комиссаром пишущий эти строки Фролов. Среди командного состава и рядовых бойцов была проведена необходимая работа: о дисциплине в Красной Армии, о беспрекословном выполении приказов, налажена массово-политическая работа среди красноармейцев и комсостава.

После непродолжительного отдыха в городе Челкаре Четвертый кустанайски полк прибыл на станцию Эмба, где принял участие в наступлении на станцию Джурун с целью ее захвата.

Оттягива части, находящиеся в центре, и пропустив наши части в глубь своей обороны, противник попытался обойти наш левый флнаг в направлении 66 участка против станции Эмба. Но из этой попытки ничего не вышло. После того, как Четвертый кустанайский полк занял оборону в районе 66 участка, Жиляев спровоцировал некоторую часть близких к нему бойцов и решил арестовать командира и комиссара полка Колодко и Фролова. Тут же Жиляев собрал митинг, на котором доказывал, что кустанайскому полку не следует оставаться здесь дальше и защищать какую-то Среднюю Азию.

-Нам нужно, - говорил он, - идти своим полком на город Кустанай, выручать своих отцов и братьев, а то комиссары заведут нас своей политикой в дебри, они создают какие-то партячейки, а мы обходились и обойдемся без них и комиссаров.

Но большинство красноармейцев были уже в курсе общего положения и, хорошо зная поведение Жиляева, не только не пошло за ним, а, наоборот, решило тут же уничтожить Жиляева и его единомышленников. Для предотвращения самосуда командирам и политработникам не мало пришлось приложить усилий. Жиляев по указанию политотдела фронта был арестован и заключен в арестантский вагон с тем, чтобы отправить его в Ташкент.

С 66 участка Четвертый кустанайский полк был направлен на правый фланг фронта с задачей занять 10,11,12 и 13 участки, что в 35 километрах от станции Эмба, где сосредоточивались неприятельские части, готовившиеся через Мугоджарские горы отрезать нам путь на Ташкент, а все красные части окружить и истребить. После ночного пешего 35-километрового перехода рано утром полк с незначительными боями занял 10 и 11 участки. Противник был застигнут врасплох и панически бежал. К полудню белогвардейцы начали постепенно переходить к контрратакам, а к 3 часам дня уже завязался сильный бой, неприятель начал обход нашего правого фланга. К исходу дня, не дождавшись обещанного Колузаевым подкрепления, мы с боем оступили и, пользуясь темнотой, вернулись на станцию Эмба. Зная об этом, командующий фронтом Колузаев рано утром послал в бой на бывший участок четвертого кустанайского полка 2 батальона мадьяр и с ними часть русских коммунистов товарища Рыжова и других, которые, попав в окружение, были полностью уничтожены. Это Колузаевская операция подтвердила наши подозрения, ибо посылка двух батальонов на явную гибель и нежелание вовремядать кустанайскому полку подкрепления, являлись изменой.

В этих боях силы были далеко не равные. Против одного кустанайского полка на 10 участках белые имели 2-й и 5-й пластунские казачьи полки, золотой полк, состоявший из офицеров и добровольцев и 42 троицкий стрелковый полк. Увлеченные превосходством своих сил, неприятельские части, особенно кавалерийские шли в безумные атаки, где и понесли большие потери.

По пути нашего движения на станцию Эмба нас на рассвете встретил Жиляев, который, как выше сказано, был арестован. Оказывается, его освободил командующий фронтом Колузаев. При встрече полка Жиляев обратился к бойцам с провокационной речью, в которой говорил, что вот вы сражаетесь с белыми, не щадя своей жизни, а какая-то комиссия, прибывая из Ташкента, начинает аресты. Комиссия собирается арестовать Колузаева, прибывшую для расследования причин неудачных боевых операций. Комиссар полка Н.Фролов через Колдышева предупредил Кобызева об опасности. Но последний не придал этому серьезного значения и не принял соответствующих мер.

С приходом на станци. Эмба кустанайский полк после двух бессоных ночей расположился на отдых и тут же не только все бойцы, но и командиры уснули. Жиляев воспользовался этим, организовал группу из своих родичей и преданных ему 45 человек, арестовал председателя и членов следственной комиссии Кобызева, Бондаренко, Колесникова и других.

Арестовав следственную комиссию, Жиляев на площади собрал митинг. Мы с Колодко приказали на всякий случай окружить собравшихся на митинг. Жиляев обвинял командование фронтом в том, что оно не обеспечило войска в достаточном количестве продовольствием, боеприпасами и снаряжением. В толпе начали раздаваться возгласы, одобряющие арест следственной комисии. Я, как комиссар полка, взял солов и внес предложение: митинг закрыть, комиссию из-под ареста освободить, вернуть арестованным оружие, комиссии дать полную возможность продолжать работать и помогать ей. После этого мы вместе с комиссией Кобызева приступили к подготовке нашего отступления на город Челкар. Вопрос о поступках Жиляева и Колузаева отложили до прибытия в новое место дислокации.

При отступлении со станции Эмба белогвардейские части повели ожесточенное наступление. Кавалерийские части противника шли в атаку на наши поезда, но расстреливались в упор нашими войсками из винтовок и пулеметов.

При отступлении на город Челкар Четвертый кустанайский полк был оставлен на станции Соленое для охраны железнодорожного моста и предупреждения возможного обхода и прорыва противника на город Челкар. 14 суток здесь вел упорные бои кустанайский полк и отошел только после того, как был получен приказ об отступлении в Челкар.

10 июля 1919 года из Ташкента в Челкар прибыли назначенные Реввоенсоветом Туркфронта командующий актюбинским участком А.Астраханцев, председатель Реввоенсовета И.Брегидзе и комиссар фронта И.Казарин. Колузаев был отстранен от командования и впоследствии арестован вместе с его начальником штаба Опрышко, быввшим офицером царской армии. Колузаевский отряд был расформирован. Жиляев дал клятвенное обещание, что он в дальнейшем не повторит своих вредных действий и его оставили под особым наблюдением.

Командование фронта приняло решение связаться с центром Советской России. Для этого на аэроплане «Юнкерс» были направлены два товарища фамилии которых теперь установить не удалось. Но самолет по пути на город Оренбург испортился и сделал вынужденную посадку на территории белых. Оба товарища были расстреляны. В дальнейшем для установления связи с центром командование направило окружным путем товарища Харченко (женщина) и коммуниста Егорова. Однако в Темире они были задержаны и доставлены в Джурун, где белые их опознали и расстреляли. Таким образом, все попытки связаться с центром Советской России были безуспешны.

Накапливая силы, белогвардейцы все более и более усиливали нажим на наши части. Силы Красной Армии и расположение ее частей были хорошо известны противнику, так как при отступлении от Актюбинска до Челкара, притаившиеся и скрывавшиеся от нас наши противники могли пересчитать не только красноармейцев, но и знать их вооружение. К тому же в разгар большого боя на станции Улпан, вылетевший из Челкара для обозрения неприятельских сил и его расположения летчик Цветков, перелетел на территорию, занятую белыми, исдался им. Несомненно, что этот предатель дал противнику полную о нас информацию.

Командующий белоказачьими войсками генерал Белов, сосредоточивая свои силы для решительного наступления, одновременно готовил свою экспедицию для связи с хивинским Джунаид-ханом и бухарским эмиром обходным путем по южному побережью Аральского моря и Каракалпакию. Учитывая эту реальную угрозу, командование Туркестанского фронта решило организовать из гражданских судов Аральскую военно-морскую боевую флотилию. Организацию военной флотилии Реввоенсовет постановлением от 28 июля 1919 года поручил мне – Фролову. Выделив из Четвертого кустанайского полка команду в количестве 50 человек, мы немедленно приступили к организации Аральской военной флотилии. Остальная часть команды судов была укомплектована за счет мобилизации моряков Аральского водного транспорта и военных моряков, находившихся на территории Туркестанской республики. Под военные боевые суда были перееоборудованы: пароход «Туркестанец», моторные судна «Коммуна» и «Киргиз», катера «Соколик» и «Голубка», 2 баржи и 3 парусных лодки. Остальные были пришвартованы к берегу и растакелажны. Организованная военно-морская флотилмя фактически перебазировалась на южное побережье Аральского моря. В Муйнаке и Учшане, где население в основном составляли уральские казаки-старообрядцы, были установлены комендатуры.

Наряду с организацией военно-морской флотилии, командование фронта, командиры и политработники воинских частей провели большую работу по организации и укреплению обороны с тем, чтобы поселок Аральск стал неприступной крепостью.

Вокруг поселка и станции Аральское море срочно возводились проволочные заграждения, копались окопы протяжением по фронту до 8 километров, устраивались блиндажи. Все взрослое население поселка и станции принимало активное участие в укрепление обороны. 10 августа 1919 года из Ташкента стало поступать подкрепление живой силой и боеприпасами. Сюда прибыли: отряд Коновалова, коммунистический полк, туркменская кавалерийская часть. К этому времени личный состав флотилии составлял более 400 человек.

Срели сосредоточившизся в Аральске основных частей Красной Армии были пущены в ход контрреволюционные кривотолки о бесполезности нашей обороны и боя под поселком и станцией Аральское море. А Жиляев отказался выполнять приказание командующего фронтом А.Астраханцева об укреплении наших позиций, заявив, что «эту вашу затею я выполнять не буду», за что Жиляев был отстранен от командования, арестован и заключен в арестанский вагон для отправки в Ташкент. Это было 14 августа 1919 года. Но его единомышленники: жена Луша, его родные Володин, Степанов, Гуренко и несколько бывших партизан из поселков Долбушинского и Боровского, так называемые «земляки» Жиляева, к ним присоединились кое-какие «молодцы» из других частей, окружили поезд в самый момент его отправления и освободили Жиляева. Освобожденный Жиляев с группой в 115 человек бандитски напал на Реввоенсовет фронта, убил начальника особого отдела Чарикова, арестовал и избил председателя Реввоенсовета фронта Бригадзе, саблей нанес тяжелое ранение командующему фронтом Астраханцеву, чем самым вывел его совершенно из строя, жестоко избил помощника командующего фронтом Чекурина и секретаря Реввоенсовета Кузьменко и бросил их в арестное помещение. Комиссар фронта Казаринов, помощники командующего фронтом Коновалов, Кузьмин и другие работники штаба и политотдела были на передовых позициях, которых защитили бойцы Оренбургского коммунистического полка и других воинских частей. Я избежал ареста потому, что в это время был в плавании по Аральскому морю.

Вся эта предательская авантюра Жиляева происходила в момент активной подготовки наступления на нас белогвардейцев. Одним словом, Жиляев открывал свободный путь колчаковской армии вглубь Средней Азии.

Через несколько часов жиляевский боевой пыл сократился потому, что большинство воинских частей, в том числе аральский военный флот, кустанайский, оренбургский коммунистический полк, коноваловский и челкарские отряды и другие соединения части Красной Армии открыто возмущались мятежом и потребовали от Жиляева прекращения бесчинств и созыва фронтовой конференции, на которой он должен будетсообщить о причинах разгрома им Реввоенсовета. Жиляев согласился и дал распоряжение по всем частям о присылке своих представителей на конференцию с условием, что делегатами могут быть только рядовые бойцы. Запрещая присутствие в качестве делегатов командиров и политработнико, Жиляев расчитывал своей демагогией ввести в заблуждение представителей рядового состава Красной Армии. Следует отметить, что после разгрома Реввоенсовета фронта Жиляев объехал со своей вооруженной свитой головорезов весь фронт и объявил себя командующим фронтом, так как Реввоенсовет «изменил» армии, а потому он, Жиляев, разгромил его и принял на себя командование.

Разгромив Реввоенсовет, Жиляев хотел освободить своего единомышленника Колузаева, который был арестован Реввоенсоветом. Но Колузаев от его предложения отказался.

Получив сведения о происшедших событиях в Аральске, штаб фронта в Ташкенте вызвал Жиляева к прямому проводу. Спрашивают: «Кто у аппарата?» «Я», - отвечает Жиляев. «Кто вы?» «Я – командующий фронтом». «Кто вас назначил командующим?» «Народ, армия». «А где помощник командующего фронтом Коновалов?» «На передовой позиции». «Вы признаете Советскую власть?» Жиляев нескоько поколебался и ответил: «Да, признаю. Ах, да что я с вами морочусь» - и ушел от аппарата.

К 9 часам вечера того же дня от всех воинских частей на конференцию в здание железнодорожной школы прибыли делегаты. Понятно, что требование Жиляева не допускать на конференцию командиров и политработников не было выполнено. Мы с товарищем Степановым проверили мандаты делегатов и предложили избрать президиум для ведения конференции. Большинством голосов в президиум были избраны: от Аральского флота Н.Фролов, от Четвертого кустанайского полка Вавилин и Степанов, от Оренбургского коммунистического полка Ф. Муравьев и от Челкарского отряда Романов.

В первую очередь армейская конференция выдвинула кандидатуру Д.Коновалова на пост временно командующего фронтом и тут же предложила ему приступить к исполнению своих обязанностей. Конференция обратилась к главному командованию фронтом в Ташкенте с просьбой утвердить решение о назначении Коновалова.

На повестке дня конференции стоял вопрос: «О разгроме Реввоенсовета фронта». Докладчик, как инициатор этого разгрома, выступил Жиляев.

На конференцию Жиляев явился со своей женой и частью своей свиты, держал себя высокомерно. На нем была надета кольчуга, с одной стороны в деревянной коробке висел «маузер», с другой, на золотой цепочке «браунинг» №2, полевая сумка и бинокль. На жене его, Луше, с правой стороны «браунинг», с левой – шпага в серебрянной оправе, а на руках золотые браслеты и золотые кольца.

Доклад Жиляева длился 2 часа. Начал он от рождения до последних событий, затем перешел к обвинению руководства как штаба, так и Реввоенсовета фронта. Главное обвинение, которое прдъявил он, состояло в том, что в штабе хранились белогвардейские мундиры длятой цели, подчеркивал он, чтобы во времябоя одеть их и перейти на сторону белых, причем показывал и потрясал мундирами. Кончив речь, Жиляев сел на свое место рядом с президиумом конференции. Выступили в прениях и осудили поведение Жиляева 12 человек.

Конференция продолжалась до 3 часов следующего дня и приняла такое решение.

1.Поскольку арестованы и изолированы члены Реввоенсовета, до разбора дела необходимо арестовать и изолировать Жиляева и его помощников.

2.Создать комиссию для разбора сложившегося конфликта. Если виноват в своих действиях Реввоенсовет, то судить его, если виноват Жиляев, то судить Жиляева. Результаты расследования комиссии представить на утверждение 2-й фронтовой конференции.

3.Объявить по всем воинским частям о явке в комиссию лиц, принимавших участие с Жиляевым в разгроме штаба Реввоенсовета.

4.Просить Ташкент о присылке в Аральск членов правительства Средней Азии.

5.Провести митинг немедленно по всем войсковым частям фронта, где сообщить о результате конференции.

Подчиняясь решению конференции, Жиляев снял с себя все вооружение и положил на сто президиума конференции. Жена его последовала примеру мужа, также сняла оружие. Чета Жиляевых была арестована и отправлена на судно «Киргиз», стоявшее на рейде в 6 километрах от берега, а на следующий день были арестованы все участники жиляевского мятежа.

Члены Реввоенсовета Бригадзе, Казарин, Кузьменко, Чекурин и Астраханцев от всякого могущего быть эксцесса были переведены на вооруженный пароход «Туркестанец», где им после жиляевских побоев оказывалась медицинская помощь.

Продолжение будет здесь же

Красноармеец Белиенко

 

Красноармеец Бутенко Алексей Федорович

Берестов Илья Иванович партизан Жиляевского отряда

Бородин Александр Александрович партизан Жиляевского отряда

Бакчаков Иргаза

Кочетков Г.В. участник подполья из Владимировки

Березкин Павел Афанасьевич

Нуянзин Петр Афанасьевич

Грождин Иван Игнатьевич

Николаев Василий Данилович

Одинцев Дмитрий Григорьевич

Пяткин Андрей Иванович

Малиновский Август Лаврентьевич

Драпов Павел Георгиевич

Кижатко Вадим Макарович

Кузнецов Василий Касьянович

 

Последнее обновление ( 18.01.2018 г. )
 

Добавить комментарий


« Пред.   След. »

Из фотоальбома...


Семья Максименко


Силантьевцы


Молодые мамы

ВНИМАНИЕ

Поиск генеалогической информации

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

 

 
 

Друзья сайта

      Спасибо за материальную поддержку сайта: Johannes Schmidt и Rosalia Schmidt, Елена Мшагская (Тюнина), Виталий Рерих, Денис Перекопный, Владислав Борлис

Время генерации страницы: 0.242 сек.