Сильнее смерти

"Ленинский путь". 1975 год

            В этот неуютный февральский вечер на душе у парторга было так же сумрачно, как и на совхозной улице. Из головы не выходил разговор на бюро райкома. И в «Приреченском» надои по сравнению с прошлогодними снизили, и ремонт тракторов продвигается туговато. Вот и решили, чтобы и на ферме, и в мастерской тон задавали партийцы. А сколько других больших и малых забот у парторга. Так и проходят в них день за днем. Не заметил, когда поседел. Что примечательного было в жизни? Вспомнилась Журавлевка, небольшой степной поселок на берегу Аята. Там прошло босоногое детство. Потом стал учить грамоте сельских ребятишек.

            После службы в пограничном отряде Тоцкого направили в военно-политическое училище. Война застала в Ленинграде. В первый же ее день он в звании политрука роты был направлен на передовую. За раздумьями Тоцкий не заметил, как пришел домой.

            - Наконец-то дождалась, - поднялась навстречу, оторвавшись от стопки ученических тетрадей, жена. – Тут тебе телеграмму принесли. Из Ленинграда.

            - Интересно, от кого же? Слушай, что пишут: «Поздравляем с Днем Советской Армии. Желаем долго еще крепко стоять в жизни, как в бою за самое дорогое. Пусть вспомнится, как в бою за самое дорогое. Пусть вспомнятся вам бодрящий ветер Балтики и беспримерная борьба Ленинграда. Как участнику этой борьбы, выражаем искреннюю признательность. А. и Т. Вельтовы…»

            В сочинском санатории «Приморье», куда Тимофей Тимофеевич приехал по путевке поправить здоровье, ни с кем знакомства не заводил. Коротая свободное время у моря. Однажды Тоцкий обратил внимание на пожилого мужчину, лицо которого показалось ему знакомым. Тот присел рядом, разговорились.

            - Кажется мне, что где-то вас уже видел, - обратился, извинившись, к собеседнику Тимофей Тимофеевич. – Но где, не могу припомнить. – Вы случайно не были в Эстонии в первые дни войны?

            - Был. Потом попал в Ленинград. Пережил блокаду. Так и остался в этом городе навсегда.

            - Может быть, там и врезалось в память ваше лицо. Я был тяжело ранен в бою за Раплу. Очнулся на операционном столе в Таллинне. Будто в полусне услышал сказанные полушепотом слова: «В братской могиле уже лежал, крайним был. Санитар догадался, что жив.

            - На миг представил вздыбленную разрывом землю и хлестнувшее жгучей болью белое пламя. Эта боль еще сильнее обострилась после того, как снова пришел в сознание. Услышав голос доктора, я с отчаянием попросил: «Не надо отнимать ногу». На просьбу он ответил: «Лучше тебя знаю, что делать». Оставил таки ногу.

            - Все ясно голубчик, - обрадовался собеседник. - Мы с вами безусловно виделись в этом полевом госпитале лицом к лицу. Я был главным хирургом. Очень многих довелось оперировать. Обычно мне доставались самые тяжелые. Видимо, и вы не обошли меня. Что ж, давайте теперь познакомимся. Зовут меня Андрей Викторович Вельтов…

            Остервенело фашисты бомбили в первые дни войны прибалтийские города и пограничные укрепления. Рота, в которой был политруком Тимофей Тимофеевич, вступила в бой на подступах к городу Хаансулу. Силы были неравными. Противник высаживал на берег новые воздушные и морские десанты, занимая плацдарм для броска на Нарву и Ленинград. В первых числах августа гитлеровцы овладели городом и железнодорожным узлом Рапла. Десятого августа бойцы получили приказ во что бы то ни стало отбить его у фашистов. Подразделение уже начало пробиваться с левого фланга в город, как по цепи атакующих застрочил вражеский пулемет. Смертельное ранение получил командир роты. Командование принял на себя молодой политрук. Бойцы прорвались через укрепления. Но гитлеровцы обрушили шквальный минометный огонь.

            - Вперед! За мной! – отдал команду политрук и тут же упал, сбитый взрывной волной. Рота вырвавшись из зоны минометного обстрела, вступила в город вместе с другими подразделениями, Рапла была освобождена. Но об этом Тоцкий узнал позже. После того боя он очнулся через несколько дней на операционном столе. Об этом рассказал бывшему военному врачу-хирургу во время встречи в Сочи.

            Но более тяжелые испытания ждали политрука впереди. Восемнадцатого августа над вышедшим на простор Финского залива судном «Сибирь», переправлявших раненых, закружили фашистские самолеты. Они забросали судно авиабомбами. Одно из них разорвалась за левым бортом, взметнув столб воды. Потом взрывы раздались справа, сзади, впереди…

            - Потопят гады, - в отчаянии процедил комиссар Устинов, с которым Тоцкий лежал рядом в одной каюте. – Давай, политрук, попрощаемся. А коль уцелеем, то будем мстить фашистам до полного уничтожения.

            В этот момент авиабомба прямым попаданием угодила в дымовую трубу корабля. Он содрогнулся от мощного взрыва. Раздался треск в каюте. Вместе с обломками стены рухнула дверь.

            «Кажется еще жив», - подумал Тоцкий, почувствовав резкую боль во всем теле. Он увидел кровь на ноге и руке. Один осколок пробил загипсованную ногу, второй угодил в руку, третий застрял в пробковом поясе. Каюту заполнил едкий запах дыма. Он залил через пролом.

            Кто-то из матросов помог Тоцкому пробраться к борту, пристегнул понадежнее пробковый пояс.

            - Выбрось меня, друг, за борт, - попросил Тимофей. Потом, охваченный холодной морской водой, он старался изо всех сил отплыть подальше от тонущего корабля.

            Немногим удалось спастись. Большинство было тут же расстреляно фашистами с самолета. Несколько часов Тоцкий держался на волнах, теряя порой сознание и вновь приходя в себя. Окоченевшего и обессилевшего подобрала его где-то в море подводная лодка. Высадили в Кронштадте. Оттуда переправили в госпиталь.

            Сильнее смерти оказался боец из Казахстана. В труде, как в бою, политрук на переднем крае. Вот уже тридцать лет Тимофей Тимофеевич на хозяйственной и партийной работе. Был директором целинного совхоза, сейчас возглавляет партийную организацию в «Приреченском».

                                                                                    А. Фещенко