Напугал

Воспоминание Петра Любченко из книги "След в жизни"

После окончания Великой Отечественной войны – почему-то наша местная шпана избрала для своих сборов – Парк культуры и отдыха, где сейчас плавают лебеди. Очаг примитивной городской культуры был огорожен высоким решетчатым забором, поверх которого торчали остро заточенные пики. На его территории – волейбольная площадка, комната смеха, пневмотир и пивные ларьки. Посреди парка стояли скульптуры – И.В.Сталина и С.М.Кирова. Входные билеты – платные. Директор зеленого городского уголка – Войкин, в прошлом активный участник и организатор духового оркестра.

На пересечении нескольких аллей на досчатой возвышенности, огороженной металлической сеткой, находилась мечта всех молодых людей – единственная городская танцплощадка. Около нее и происходили начальные стадии выяснения отношений между – наримановскими, краснопахарьскими и красно-колесно-кузнечными группировками. Поводом для драки, в затемненных местах нашего небольшого городишки, мог послужить любой пустяк: - не так что-то сказал, нечаянно толкнул, наступил на ногу. И, как правило, милиция являлась тогда, когда потасовка заканчивалась. Кто-то шел с расквашенной физиономией, другой – выплевывал зубы, выбитые кастетом или свинцовым налодошником. Третьих – ложили на телегу и везли с ножевой раной в больницу.

У наримановских главенствовал некий Пруссаков, вокруг которого крутились его верные и мстительные шавки. Они-то и избрали объектом издевательств меня, малорослого пацанчика. То ногу подставят, то заклюют шелбанами. Раз половинкой безопасной бритвочки, зажатой между пальцами, порезали мою новую рубаху, досталось и телу. Долго я терпел эти издевательства, а заступиться некому. Кому хочется отведать их заточки в темном переулке.

И однажды я решился на невозможное: «или пан, или пропал». Телефонист, Мишка Курников, по моей просьбе, дал мне кусок кабеля, в свинцовой оболочке. Я его разрезал по всей длине, распрямил и ножницами откромсал две полоски и придал свинцовым пластинкам форму лезвия финских ножей. Приделал к ним деревянные ручки. И с таким «холодным» оружием – явился в парк, спрятав свои творения в рукавах курточки. Ждать пришлось недолго. Меня начали толкать, шпынать, но я сумел протиснуться к главарю. Сделав вид, что меня доняли, подбежал к Пруссаку, вытащил две финки. Одной ударил в его пах, а с другой бросился на верных шакальчиков. И они отбежали на безопасное расстояние.  

Пруссак не мог понять, - его ударили финкой, а ему не больно. Шестерки тоже в недоумении. Я же стоял взъерошенный в образовавшемся кругу и легко выправлял свинцовые лезвия финок. И это на виду посетителей танцплощадки. Раздался хохот. Но я не успел насладиться триумфом победителя. Налетели милиционеры и меня, с вещественными доказательствами повели в участок. Но я успел крикнуть, что в следующий раз приду с настоящими финками.

В Горотделе не знали, что со мной делать. Финки – на столе, но они не настоящие. Дело – не пришьешь! Со мной беседовал бравый старшина-фронтовик – Ахметов. Долго, терпеливо, по-человечески. Я не скрывал, почему так поступил, своих обидчиков не назвал. Сиксотство в нашей мальчишьей среде – не поощрялось. И меня, прочитав назидательную лекцию, отпустили домой. А у Горотдела, долгие часы ждала меня заплаканная мама… Ее «воспитательную» работу помню до сих пор.

Вечером, настырно пришел в парк. Решил – будь, что будет! Пруссака и его «ординарцев» не было. Их после случившегося засмеяли. Более взрослые парни встретили меня добрыми приветствиями. Они, несомненно, переживали за свою трусость. Как-то так потом получилось, что по вечерам, вроде бы по пути, меня доводили до дома несколько парней…

Демобилизовался я в 1954 году. И вечером, в форме, пошел на танцы. Хотелось повидать друзей, знакомых. И надо же было такому случиться такому совпадению – на одной из аллей столкнулся с Пруссаком. Мы оба узнали друг друга. И что я не ожидал, он первым подал мне руку. Поздравил с возвращением из армии. Сели на скамейку и долго разговаривали на разные темы. Неожиданно засмеявшись, сказал мне:

- Ну, ты тогда меня гад и напугал, что я чуть не обделался! Мои шестерки хотели посадить тебя на нож. Но я им это дело запретил. Мол, сам справлюсь. Да и твои заступники подкинули писульку «Если тронешь Петра – хавиру сожгем!» Еще и в дровяник поставили бутылку керосина.

И мы дружески расстались… Иногда вижу бывшую наримановскую грозу. Ходит с трудом, видимо, старческие недуги одолели…