Из церковно-приходской жизни переселенцев в Кустанайском уезде

"Оренбургские епархиальные ведомости". 1909 год

            Быстро населяющийся край Тургайской области имеет представителей крестьянства чуть не всех губерний Российской империи. В каждом селенье в 100-150 дворов собралось жителей не меньше, как из 10-15 губерний. Между переселенцами можно встретить и жителей Кавказского края.

            В 1903 году явились первые поселенцы на отведенные участки в Тургайской области. Увидев, что земли много, стали писать радостные письма своим родным и знакомым, приглашая и их на новые земли. Приглашенные дружно поехали в Тургайскую область, и через год заняли все нарезанные участки. Но народ все прибывает и прибывает, так что во многих поселках не приписанных жителей стало столько же, сколько и приписанных.

            Многие из переселенцев, прежде чем решиться ехать в неизвестный край, побывали во многих губерниях, ища своего счастья и свободной земли, и, только после нескольких лет неудачных исканий, решились ехать в большинстве Христовым именем в Тургайскую область. Этот род новоселов в поселках составляет самый бедный и беспокойный элемент, как в политическом, так и в религиозно-нравственном отношении. С ними не всегда могут сговориться даже и свои односельчане. Изъездив чуть не половину России, они много видели и еще больше слыхали и, не соображаясь с местными условиями, толкуют о многом вкривь и вкось. Счастье тех поселков, где таких поселенцев не более двух десятков домов; где их же набирается больше, там идет постоянная вражда среди населения.

            Религиозная жизнь не устроена и оставляет желать многого. Новых поселков в Кустанайском уезде много и в каждом поселке при нарезке земли отведено 120 десятин для причта и школы. Эта отведенная земля наталкивает новоселов на мысль, что у них в каждом поселке должен быть свой причт, между тем и сами живут в холоде и голоде: дома саманные или из земляных пластов с земляными же полами. Дворовых построек у большинства нет.

            Несмотря на бедность и неустроенность, каждый поселок мечтает иметь своего священника. Дело похвальное, но все же приходится спрашивать: «где же вы поместите священника?» - Да вот у Петра Сидоренко снимем хату, и будет тут батюшка жить, пока ему свой дом не выстроим. «А если Сидоренко не сдаст?» - Ну как обществу не сдать! Сказали тоже! – удивляются новоселы и начинают ходатайствовать о самостоятельном причте. Дают обязательство выстроить приличные дома для причта. После усиленных просьб, Епархиальное начальство открывает пока временно приход и назначает священника. Приход торжествует. Посылают подводы за семейством священника. Снимают лучший дом в поселке у Сидоренко из двух комнат с земляным полом. Скот, если есть у священника, более зажиточные крестьяне разбирают на прокорм к себе. Видя всеобщую радость и готовность сделать всевозможное для причта, вновь назначенный священник мирится с тем, что ему приходится жить в саманной, хотя и лучшей в поселке, хате. Тем более, думает священник, что это пока, временно, каких-нибудь 5-6 месяцев, а там, Бог даст, выстроит и деревянный дом. Слава Богу, что хоть молитвенный дом деревянный, а то здесь не редкость встретить и молитвенные дома из самана и даже из земляных пластов. Начинает священник служить в молитвенном доме. Народ ходит к церковным службам усердно и молитвенный дом всегда полон до тесноты. Священник не нарадуется, глядя на усердное посещение церковных служб. Благодатный край, - размышляет священник: есть над чем поработать, здесь не пропадут труды даром! И священник ревностно принимается за исполнение своих обязанностей: ходить исправно в школу заниматься по Закону Божьему, вечером делает спевки; в праздники служит вечерни с акафистами; устраивает чтения в школе; словом работает, не покладая рук и не замечает, что среди прихожан начинает расти недовольство и, что особенно обидно, по самым пустым случаям, главным образом на обрядовой стороне при совершении треб. Например, при совершении брака, по мнению прихожан во многих поселках нужно обвязывать платком руки пред тем, как обводить брачующих вокруг аналоя, после чего поступает платок в пользу священника. С этим обычаем священники, благодаря платку, скоро свыкаются, но с другими многие из священников никак не могут примириться и чрез это наживают много неприятностей. Иные же священники, избегая неприятных столкновений с прихожанами, делают различные уступки их обычаям. Так после смерти каждого прихожанина и даже младенцев позволяют ударять 3 раза в колокол, чем как бы сообщается родным и знакомым о горестном событии. Этот обычай уже вошел в широкое употребление и не кажется уже странным, но бывают и такие случаи, - приезжает какой-нибудь мужичок на базар или ярмарку и вспоминает, что у него была дочь или сын когда-то похоронены без звону. Идет к священнику и просит «продать звону умершему». Против такой заочной «продажи звона» священники единодушно восстают, несмотря ни на какие домогательства со стороны родственников умершего и ропот своих прихожан, видящих в подобном отказе ущерб церковным доходам, причем приходилось слышать от прихожан такие разные рассуждения: «налоги на церковь накладывают, а доход церковный сокращают. Если бы деньги за звон шли в пользу батюшки, наверно бы он не стал отказывать звонить по умершим».

            При совершении водосвятия, многие просят совершить его над больным местом страждущего, например, над головой. Неудобно отказывать, но и соглашаться нет возможности, и избирают среднее. После погружения в воду креста, священник, вынув крест из воды, держит его над головой болящего, пока с креста скатится вода.

            Освящение домов переселенцы просят совершать по особому чину с помазанием стен дома елеем и с зажжением свечей по стенам после помазания. Этот чин освящения имеется в требниках киевского издания, но о нем редкие знают из священников Оренбургской епархии и многие из них ужасно теряются при освещении домов, чувствуя, что они не так совершают освящение домов, как привыкли видеть прихожане на своей родине.

            Во время хождения вокруг церкви старушки подают гривны и копейки в руку священника, от которых так же большинство отказывается.

            Один священник рассказывает такой случай: «Ходим мы с псаломщиком по домам с богоявленской водой, служим молебны и кропим дома, как следует, но все же видим что прихожане как будто чем-то недовольны, но вот одна побойчее из прихожанок удивленно спрашивает: «Разве крест иорданский на дверях писать не будете?» - Какой крест? – удивленно спрашиваем. – «Иорданский крест! У нас на старине так делается: батюшка поет, дьячек на дверях крест иорданский пишет, и еще вокруг креста круг обводит». После этого им дают пшеницы, сала, колбасы и прочее. – «В нашей епархии нигде так не делается». – Чудно все у вас как-то делается, - с сожалением высказывается хозяйка и пожимает плечами.

            Мало по малу со стороны прихожан ропот на священника усиливается. В свою очередь священник открыто начинает выражать прихожанам неудовольствие. Добрые отношения с прихожанами рушатся. Прихожане начинают косо посматривать на священника и не стараются о лучшем устройстве домов и дворов для причта, а со стороны священника начинается усиленный период писания просьб Преосвященству о переводе на другое место.

            Вместо перевода получается благочинным указ – принять меры к сносному проживанию причта. При помощи благочинного, с угрозою закрытием прихода, причтовые помещения кое-как устраиваются и причт немного успокаивается, но священник заветную мечту перейти в другой приход не оставляет и так или иначе через 2-3 года добивается перевода в новый приход. Присылают другого священника, которому живется уж несколько лучше своего предшественника. Приход понемногу налаживается. Немало неприятности выпадает причту при совершении свадеб, когда приносят такие документы, которые названия этого не заслуживают и в оправдание ссылаются на то, что они де новоселы, как будто с новоселов нельзя и спрашивать подлежащих документов. Справедливые требования они считают за придирчивость, да и приходится нередко венчать на основании не метрик, а удостоверений сельских старост, рискуя своим служебным положением, а прихожане все равно не сознают того, что делает для них священник. Когда согласишься венчать по таким документам, то спрашивают:

            - Сколько же, батюшка, вам за венчанье?

            - Вы сами же определили приговором 10 рублей.

            - Определить то, правда, определили, так это значит, что нельзя больше брать, а меньше можно, - наставительно говорит мужичок, почесывая затылок.

            - Можно и совсем ничего не брать, так чем же мы с псаломщиком будет жить?

            - Мир велик, прокормит и вас, - продолжает мужичок.

            После долгих переговоров дают 3-5 рублей, да еще начинают грозить, если де не повенчают за 3 рубля, уйти в штунду: там, мол, даром повенчают. Поневоле повенчаешь и задаром и без требуемых документов.

            Вообще нелегко живется священнику в переселенческих поселках Тургайской области.

                                                                     Священник А. Волгин