Моя биография

Автобиография Алехина

Посвящается на память ИСПАРТУ ВКП(б) Кустанайского района и Комиссии Красных партизан города Кустаная

Дорогие товарищи!

            Памятен еще тот день для меня 17 декабря 1917 года, когда после развала Керенской власти, впервые мы, железнодорожники станции Кустанай бывшей Троицкой железной дороги собрались на митинг на платформе железнодорожной станции послушать речь бывшего комиссара-матроса Балтийского флота, прибывшего на станцию в Кустанай со своим отрядом в количестве 25 человек для восстановления  советской власти и оказания помощи в организации Красной гвардии на железных дорогах. С большим вниманием рабочие и железнодорожники в количестве 150 человек слушали пламенную зажигательную речь первого представителя рабоче-крестьянской власти и старого ветерана, революционера и закаленного борца за диктатуру пролетариата этого матроса-большевика Кононова. Митинг прошел с большим подъемом, несмотря на сильный холод и метель.

            Его дружеская товарищеская беседа с нами была для большинства присутствующих на митинге настоящим откровением, ибо он ясно указал нам путь, как нужно бороться с врагами рабочего класса и тут же призывал железнодорожников к открытому восстанию с оружием в руках против контрреволюции – за власть Советов. Лично на меня эта речь произвела глубокое впечатление.

            И с тех пор прошло четырнадцать лет, как я стал большевиком, а до это происходил: из крестьян Тамбовской губернии, Козловского уезда, Иловой Дмитриевской волости и того же села. Отец мой из бедных крестьян, батрак, не имея ни земли ни хозяйства на родине, вынужден был бросить свое родное село и перекочевать на Дон, в  станицу Урюпинскую, где сначала нанялся в работники к одному казаку, а затем ремонтным рабочим на железной дороге. На железной дороге отец мой проработал 33 года и в 1915 году умер от чахотки будучи на посту стрелочника в Ростове-на-Дону в городской больнице, оставив после смерти своей на моем иждивении, как единственного сына больную мать и 4-х малолетних детей, без всяких средств к существованию.

            Я родился 27 января 1890 года в станице Урюпинской бывшей области войска Донского. В 1899 году меня отдали учиться в начальную школу станицы Качалинской – бывшей области войска Донского. Эта казачья станица от места службы моего отца находилась далеко, а потому содержание мое – то есть за квартиру и учение от сначала платил 5 рублей в месяц, а затем прекратил оплату за учение, так как он получал жалованье 12 рублей в месяц, а семья была большая в количестве 7 человек. Поэтому я вынужден был каждое лето по приезду из школы на каникулы домой наниматься пастухом, пасти коров к местным железнодорожникам, за что получал по 5 рублей в месяц и на эти деньги продолжал учиться. В станице Качалинской я окончил так называемое двухклассное училище в 1906 году.

            После выхода из этой школы, в том же году был послан в Тамбовский учительский Екатерининский институт с ходатайством о принятии меня на казенную стипендию, как лучшего ученика, окончившим первым двухклассное училище. Но ввиду того, что в институт принимали детей знатных и богатых, тоя не был допущен даже на экзамен, как сын бедного крестьянина. Из города Тамбова сейчас же я отправился по личному желанию в город Новочеркасск области Войска Донского с целью поступить в учительскую семинарию, где после сдачи экзамена был принят учеником за собственный счет, несмотря на мои хорошие успехи в учебе, по прошествии 6 месяцев меня исключили за неуплату очередного взноса за правоучение, после чего я возвратился к своим родителям и стал искать себе работу.

            В 1907 году я поступил ремонтным рабочим службы пути на Юго-Восточную железную дорогу.

            Проработав рабочим два года в 1909 году я поступил списчиком вагонов, через год был перемещен в коммерческие конторщики, а затем в 1912 году назначен на должность таксировщика на той же железной дороге.

            В 1914 году я был послан администрацией железной дороги на коммерческие курсы в город Воронеж.

            После окончания курсов я сейчас же был назначен в город Сталинград (бывший Царицын) таксировщиком, а затем товарным кассиром.

            В 1915 году дабы избавиться от мобилизации на войну, я переехал в Сибирь, где поступил на должность помощника начальника станции Нинеувельская около город Троицк, бывшей Троицкой железной дороги.

            В должности дежурного по станции прослужил один год. В 1916 году 15 марта меня перевели на станцию Кустанай на должность таксировщика, где я застал Февральскую революцию. И здесь же дождался Октябрьской революции. С первых же дней Февральской революции рабочие и служащие станции Кустанай выбирают меня в члены районного железнодорожного комитета, а при октябрьской революции сейчас же – волей большинства рабочих я избран в Революционный совет железнодорожных депутатов, председателем этого же совета станции Кустанай. На этой должности я работал до захвата белыми Кустаная и моего ареста.

            Я как активный защитник Советской власти контрразведкой белых первым был захвачен и посажен в кустанайскую белокаменную тюрьму.

            Родство мое с пролетарской революцией отмечено белыми тем, что дважды моя кандидатура выставлялась на расстрел. Первый раз в кустанайской тюрьме, второй в городе Тобольске 17 января 1919 года. После побега моего из Кустанайской тюрьмы меня судила следственная гражданская комиссия и военно-полевой суд белых, как большевика-революционера и организатора железнодорожной красной гвардии, которая активно боролась с оружием в руках против белых банд. В бытность мою на посту председателя Совета железнодорожных депутатов на станции Кустанай в 1917-1918 годах в самый разгар ожесточенной гражданской войны, по моей личной инициативе и моим руководством была наспех организована железнодорожная Красная гвардия, на которую было возложено в то время охрана службы железной дороги, не только на станции Кустанай, но и вне станции, то есть всей линии Кустанай-Троицк. Благодаря революционной стойкости и крепкой дисциплине железнодорожной красной гвардии на всей Троицкой железной дороге поддерживался порядок и крепко охранялась молодая советская власть. Состоя лично в этой гвардии рядовым красногвардейцем и руководя ею идейно совместно с комиссаром Антоном Поляковым (по профессии слесарь и родственник мне – муж моей сестры), я наряду со всеми красногвардейцами выполнял все воинские повинности. Первым, как председатель Совета обязан был участвовать везде, где только что-то угрожало Советской власти. Первое боевое крещение наш отряд принял совместно с отрядом Кононова 18 марта 1918 года в подавлении белогвардейского офицерского мятежа в городе Кустанае по усмирению которого вскоре пришлось лично мне отправиться по вызову главного железнодорожного Совета на Троицкий фронт против казачьих банд атамана Дутова, которые подняли мятеж в Троицко-Орском районах. Не успели подавить этот мятеж, как вновь был организован самый крупный и последний, так называемый чехословацкий мятеж, против которого были выставлены все силы, которыми располагала Советская власть в Троицке и Кустанае. Я беспрерывно участвовал на фронте с оружием в руках против дутовских и чехословацких банд в районе города Троицка и по Троицко-Челябинской железнодорожной магистрали, где начиная с апреля шли беспрерывные бои. В июне мы приняли самый ожесточенные бои, закончившиеся нашим разгромом. В последних боях под городом Троицком, при отступлении из Еманжелинской, Нижнеувельской, благодаря предательству командного состава из бывших офицеров, а также нашему тылу – красногвардейские части объединенную в одну группу в количестве целой армии около шести тысяч человек, почти что погибли целиком. После этого поражения наши красногвардейские части за малым исключением предательски были уничтожены чехословаками и казаками, большей частью в боях, а частью при паническом отступлении без всякого руководства, потоплены в реке Увельке. Я же с оставшимися в живых красногвардейцами, которых помню немного, кажется Куценко, который поспешно отступал со своим отрядом по направлению к Кустанаю, Казанцева и других, а также другими членами Троицкого уисполкома –Ивановым, Петровым, Малышевым (руководители главного железнодорожного Совета г. Троицка) и Троицкого исполкома успели прорваться и отступить поспешно в Кустанай. Приказом штаба обороны города Кустаная, все прибывшие с фронта части Красной Гвардии, а также кустанайский уисполком были распущены и власть в Кустанае через несколько дней, точно кажется 19 июня 1918 года была взята без всякого боя казаками, прибывшими из Троицка по железной дороге. А нам оставшимся в живых, пришлось спасаться от преследования белых в одиночку, и где попало.

            4 июля 1918 года белогвардейцами я был пойман вместе с железнодорожным красногвардейцем Григорьевым (он же являлся моим заместителем председателя Совета) в казахских степях в 45 километрах от города в ауле казаха Досса Кадырова, откуда нас на подводе привезли в тот же день в Кустанай и посадили в белокаменную тюрьму. Просидев в тюрьме один месяц 5 августа 1918 года по особому списку контрразведки белых, в числе 37 человек, так называемых кустанайских комиссаров, я был выдан совместно с другими товарищами-большевиками, которых помню не всех, а именно: Романова, Коченова, Кияткина, Грушина, Голубых, Рогодева, Крюкова, Тарана, Цыганкова, Алекрицких, Бородунина, Мацевича, Котелова, Косенко, Шора, Григорьева, Зонова, Заднепровского, Гарклава (латыша, которого расстреляли в пути ночью 7 августа 1918 года при перегоне Кустанай-Озерная), Селезнева, комиссара просвещения – учителя, фамилии не помню, кА лицо рябоватый и других в руки на растерзание карательного казачьего отряда под командой капитана Сургуцкого, который посадив нас на поезд и по дороге к Челябинску в ночь с 6 на 7 августа 1918 года на перегоне Кустанай-Озерная высадил из вагона четырех товарищей и около полотна железной дороги их расстрелял. Всех нас пленников ожидала та же участь – дальше в пути, или в Челябинске, где стоял штаб известного атамана Анненкова, который ожидал нас, чтоб взять в свое распоряжение от товарища Сургуцкого. Но к великому нашему счастью, в Челябинске всех нас оставшихся в живых из поезда карательного отряда по особому ходатайству наших жен (жена моя, Григорьева и другие, сейчас же после нашего взятия карательным отрядом, отправились в Челябинск, где подняли вопль перед высшими военными властями, а также сообщили об этом нашим челябинским товарищам, которые работали в различных частях Колчаковской армии и в штабах под флагом Учредиловцев). Вот этот вопль и под давлением общественного мнения, созданного в нашу защиту челябинскими товарищами большевиками, заставили высшие военные власти города Челябинска освободить нас из карательного отряда капитана Сургуцкого и отравить нас в Челябинскую центральную тюрьму. Затем, через двое суток 9 августа 1918 года нас вновь отправили назад в кустанайскую тюрьму. Во время стоянки на станции в Челябинске произошел характерный случай, который подтвердил, что среди нас имелся предатель. Имя этого предателя Шор, которого капитан Сургуцкий, после неоднократных вызовов в свой вагон, приказал освободить с возвращением всех взятых вещей в вагоне у него казаками. Лично у меня сложилось такое мнение, что Шор среди нас является предателем, так как его поведение к заключенным во время совместного с ним пребывания в кустанайской тюрьме, явно выдавало его. Находясь в тюрьме, Шор все время пользовался всеми привилегиями и полной свободой со стороны тюремного начальства, а также военных властей, которые нас посещали, что и давало повод нам, думать о том, что он прямой сторонник белых.

            В кустанайской тюрьме я просидел до 25 октября 1918 года. Помню, меня освободили в один день с красногвардейцем Голубых А. по постановлению гражданской следственной комиссии. Но комиссия хоть и освободила меня под особый надзор, но военно-полевой суд военных властей Кустаная в тот же день постановил меня расстрелять вместе с красногвардейцем Григорьевым.

            Гражданская комиссия опередила на несколько часов вынести свое постановление, а потому я был освобожден из тюрьмы, за что и получил большую нахлобучку от начальника гарнизона капитана Яковлева. По распоряжению последнего, а также коменданта города 26 октября 1918 года за мной на квартиру по Барабашевской улице №37, утром часов в 10 был послан казачий отряд в количестве 6 верховых под командой хорунжего Попова, который имел ордер на мой арест. Того же числа в 9 часов 45 минут мне на квартиру явился сын бывшего кустанайкого торговца татарина Уразаева и передал мне, чтобы я немедленно убрался из квартиры, так как он Уразаев, при проезде через штаб коменданта города своей лошади слышал приказ казакам о моем аресте. Я за пять минут переоделся в татарскую одежду и скрылся. После моего ухода тут же явился хорунжий Попов, перевернул все верх дном, даже печь развалил в бане и не найдя ничего возвратился в штаб. Этот хорунжий для обыска и моего ареста приезжал ко мне домой три дня подряд, пока не убедился, что меня нет даже в городе, то передал в штаб одного лишь Григорьева, которого под конвоем отправили в Троицк, а из Троицка на станции Еманжелинская вывели из вагона и в лесу придушили. Эта ужасная расправа была совершена по приказанию коменданта станции Кустанай чешского офицера Смирного и начальника той же станции Филева.

            Я же после этого случая благодаря содействия своим родственникам крестьян из села Татьяновки сейчас же успел бежать из Кустаная на Урал в Мраморский завод около города Екатеринбурга к своей сестре, а затем 20 декабря 1918 года ввиду неблагонадежности своего зятя, который принял меня враждебно, я вынужден был выехать со своей больной женой и грудным ребенком в город Тобольск к своему второму родственнику. В Тобольске на реке Иртыше в сибирской тайге я проживал у своего родственника Семена Ивановича Малыш по паспорту Пономарева Аггея Степановича в доме у которого по прошествии двух недель познакомился с тобольскими большевиками-подпольщиками Иваном Лопатиным и другими. По рекомендации их, а также моего родственника, который, надо сказать, был противником Советской власти, я устроился в Тобольской центральной каторжной тюрьме в качестве писаря к известному генералу, фамилию которого сейчас забыл.

            На меня было возложено по поручению тобольских большевиков немедленно связаться с видными арестованными большевиками и передавать им информационные сведения о положении на фронтах и т.д. В это время в тюрьме находилось около десяти тысяч большевиков, взятых в плен со всех концов Сибири. Но мне не удалось выполнить это задание, так как по неосторожности несовершеннолетней девочки моего родственника я был выдан тобольской колчаковской контрразведке не как Пономарев, а как Алехин Максим Абрамович, которого ищет кустанайская контрразведка по всей Сибири. На основании этих данных 17 января 1919 года по приказанию начальника тобольской контрразведки я был захвачен казачьим конвоем на квартире моего родственника в 10 часов вечера после моего прихода из бани.

            При сильном морозе в 56 градусов, в 12 часов ночи, казачий конвой вывел меня из квартиры и повели в Тобольскую тюрьму, но по дороге, благодаря пьяным конвойным, мне удалось бежать из под конвоя двух казаков и вахмистра в тайгу, а затем при содействии большевика Ивана Лопатина, мне удалось бежать в город Тюменьпо документу выданного мне Лопатиным на имя Малышева Семена Ивановича, по профессии псаломщика 29 лет. В селе Парфеново, что в трех километрах от Тюмени за рекой Турой я остановился в одной крестьянской избе переночевать. 18 января 1919 года староста этого села, деревенский кулак Токарев узнал, что из духовного звания, а поэтому предложил мне остаться в их селе и служить псаломщиком или же сельским писарем. Я согласился на последнее предложение и по постановлению сельского схода вступил в исполнение своих обязанностей сельского писаря села Парфенова Городовой волости Тюменского уезда. Здесь на новом месте в бытность мою писарем я вел неустанно подпольную работу среди местных крестьян. Ни один крестьянин мобилизованный из этого села не уходил на фронт в армию Колчака, предварительно не побывав в моей квартире, где я каждую ночь под страхом смерти, выдавал каждому уходящему на фронт крестьянину удостоверения в том, что такой-то солдат является в действительности не добровольцем, а мобилизован насильно Колчаком. В то время по приказу главнокомандующего адмирала Колчака, все солдаты колчаковской армии якобы являлись добровольцами с той целью, чтобы меньше переходили солдаты белой армии в плен красным, и одновременно запугивая тем, что красные не одного добровольца в плен не берут, а расстреливают. Поэтому на основании этого приказа, выдача таких справок строго воспрещалась под страхом смертной казни. Но я выдавал такие справки всем мобилизованным крестьянам села Парфеново, которые все потом сдались в плен к красным, не принимая участия в боях.

            12 марта 1919 года в городе Тюмени было подготовлено восстание воинских частей местного гарнизона против Колчака. В этот памятный день войска местного гарнизона под влиянием агитации большевиков отказались идти сражаться на Пермский фронт против Красной Армии. В агитации этого восстания активное участие принимал и я. За все это в конечном счете я жестоко поплатился своим здоровьем, но вместе с этим потерял во время гражданской войны своих родных: жену, мать, сестру и зятя комиссара. Жена моя умерла во время чахотки, полученной в награду после долгих тяжелых невзгод и скитаний вместе со мной по Сибирской тайге, спасая меня от преследования Колчаковской контрразведки. Мать моя старушка и младшая сестра пропали без вести во время гражданской войны, а зять комиссар, то есть муж моей второй сестры, по профессии слесарь Поляков Антон, как комиссар железнодорожной красной гвардии станции Кустанай расстрелян карательным отрядом генерала Сахарова без суда и следствия в городе Кустанае 9 апреля 1919 года  во время так называемого Жиляевского восстания.

            В селе Парфеново, в тылу у белых, я оставался работать на пользу рабочего класса до последних дней, то есть до самого прибытия Советских войск в город Тюмень. Это было 8 августа 1919 года.

            По вступлении в город Третьей Советской армии я сейчас же явился в Политотдел штаба и предложил свои услуги вступить добровольцем в эту армию. По распоряжению начальника штаба этой армии я был назначен как квалифицированный железнодорожник начальником станции Тюмень по приему и пропуску воинских эшелонов идущих на фронт на Ялуторовск и Ишим. Проработав один месяц, я тяжело заболел на почве нервного расстройства и был освобожден от службы и отправлен по болезни на место прежнего своего места жительства в город Кустанай. В 1926 году по болезни, я вынужден был уехать на юг, где и по сие время проживаю со своей семьей. Служу сейчас в Новороссийском торговом порту в качестве ответственного исполнителя по железнодорожным претензиям.

            Вот мой тернистый жизненный путь, который пройден мною в течение 42 лет. Вся моя жизнь от начала до конца по сегодняшний день протекала на трудовом фронте, в борьбе за интересы трудящихся.

            Я наичистейший пролетарий, не имеющий ничего, кроме собственного труда и до сих пор в поте лица своего честным трудом зарабатываю себе хлеб, а поэтому на моем жизненном пути единственная дорога – это революционный путь совместно с пролетариатом и его авангардом коммунистической партией.

12 ноября 1932 года

Город Новороссийск, улица Пролетарская дом 20 кв.13

ГАКО Р-1 Оп.1.Д.13.Л.32-38