Воспоминания Грушина Ивана Алексеевича

По архивным материалам

Прибывшими из Челябинска частями порядок был восстановлен, совет приступил к работе, а главарь восстания, прапорщик Мартынюк, был посажен в тюрьму.

            Восстание кое-чему научило совет. Президиум определенно стал на советскую платформу. К этому же времени усилилась и связь с центром. Началась работа по организации сельских советов, комитетов бедноты и вместе с этим началось преследование всех контрреволюционеров и буржуазии.

            Созданный при совете военный отдел приступил к вербовке добровольцев в Красную армию, и одна рота была организована в один день. На содержание этой роты и на расходы красноармейцев совет брал деньги из налогов на буржуазию. При этом, чем больше росла армия и создавались учреждения, тем больше бралось денег с богатых.

            Опять создалась тревожная обстановка, появилась возможность нового выступления офицерщины. Но совет не испугался. Пользуясь прибывшими из Екатеринбурга в Кустанай воинским отрядом, он усилил нажим на буржуазию, обложив ее новым налогом и успешно собрал его.

            Однако, совет не был большевистским. Если посмотреть на его состав, то оказывается, что в нем не было ни одного бедняка и ни одного большевика. В его составе были даже крупные собственники.

            Марксистами, близкими к большевикам, считали С.Ужгина, И.Ф.Зонова и Эльбе, но и им пришлось многое переварить, чтобы стать большевиками. Что касается Тарана – председателя совета, Романова, Ангелюка и других, то их можно отнести к категории лиц, приемлющих советы, все они кажется, были максималистами.

            Однако, события поневоле революционизировали совет и его членов. Из центра получались задания, которые нужно было проводить волей или неволей.

           В начале апреля 1918 года пришло задание: совет должен изъять хлеб у крестьян и отправить в центр. Немедленно было созвано заседание, которое постановило отказаться от выполнения полученного задания. За этот поступок совет получил кличку «соглашательского». Центр был недоволен советом.

            Во второй половине апреля Екатеринбург, как областной центр выслал в Кустанай для обследования деятельности совета своих инструкторов. Первым приехал матрос-большевик Панов, а немного погодя Георгиев и Тронов, в сопровождении шести красногвардейцев, командированных в качестве взводных в воинские части города.

            Панов, убедившись в соглашательской деятельности совета, решил через Красную армию, в которой он завоевал авторитет, разогнать и организовать новый революционный комитет.

            На пасху члены кустанайского совета разъехались по деревням справлять праздник (это ли не советские деятели). И в это время Панов при помощи красноармейцев объявил исполком совершенно распущенным. Был организован революционный комитет в составе Панова, Тронова и Георгиева.

            В город стали спешно съезжаться члены исполкома и группироваться между собой. Положение Панова было не ахти, ибо часть красноармейцев следовала за старым советом. Тогда Панов предложил вопрос о власти обсудить на общем собрании красноармейцев. Старый совет согласился.

            Это собрание постановило:

1)      влить в состав исполкома революционного комитета и в дальнейшем вести работу совместно

2)      вызвать из Екатеринбурга комиссию для разбора

3)      обязать членов совета и ревкома подпиской о невыезде

Юридически совет был под судом красноармейцев, воля его и действия были сведены к нулю, несмотря на то, что «высшей властью» в кустанайском крае официально значился совет. Комиссии так и не дождались. Совет и ревком сработались, но 23 июня 1918 года Кустанай был занят белыми и чехословаками.

      Душой кустанайского белого переворота были эсеры, которые имели связь с центром. В совете на должности председателя был некий Луб, который вместе с эсером Матвеевым руководил подготовкой восстания. Луб, будучи у власти, на советские деньги послал учителя Жукова за чехами еще задолго до переворота. Первым делом эсеров был арест членов совета. Арест был проведен провокационно. Всем членам совета были разосланы повестки, на которых было предложено явиться для сдачи дел, причем была гарантирована полная свобода. Увидев на повестках знакомые подписи, члены совета явились и попали в тюрьму. Часть наиболее заслуженных большевиков была расстреляна «при попытке к бегству». Среди расстрелянных был Перцев, командир Красной армии и Дощанов – председатель трибунала. Расправившись с членами совета, эсеры приступают к созданию нового органа власти «Комитета народной власти».

Первым делом этот комитета была отмена всех советских распоряжений и директив. Так 26 июня было расклеено следующее объявление, напечатанное также в газете «Новый путь», в котором говорилось о том, что прежние органы власти закрыты и их распоряжения отменены.

Захватив власть, белые из офицерских отрядов выделили кадровые части и приступили к набору добровольцев и новобранцев. Но набор добровольцев совершенно провалился, а мобилизация пошла туго. Колчаковцам пришлось для мобилизации послать в села карательные отряды. Вот как описывает в газете «Степной крестьянин» селькор А.Соболев приезда карательного отряда в поселок Львовский: «6 марта ночью набат. Вскочили – казаки. Летают по улицам и рубят. Бившему в набат снесли голову… 12 человек вырвались из поселка. Казаки подожгли несколько домов. Началось насилование женщин. Зимой трудно было скрываться в поле, и почти все попались в руки казаков и милиции. В церковной сторожке били и истязали дезертиров нагайками, шомполами, прикладами. 10 марта в сторожку пришли милиционер Убей-конь и 5 казаков. Повели к Тоболу. Всю дорогу били и кололи их шашками. Подвели к проруби. Убеконь подал команду арестованным, чтобы бросались в прорубь. Товарищ Механош заплакал. Казак рассек ему щеку нагайкой. Товарищ Носов сказал: «Скорей убивайте нас, палачи». Казаки рассмеялись и начали бить его нагайками.

- Лезь в прорубь.

      Арестованные стали просить, чтобы их расстреляли. Казаки начали их колоть и рубить шашками толкая в прорубь. Механош и Насонов крикнули:

- Придет время, расплатитесь вы за нас…

Только весной Тобол выбросил 12 изуродованных трупов».

Еще кошмарное письмо из станицы Усть-Чартийской Ужгина, очевидца расправы:

«Поп подал есаулу Дубову бумаги – списки большевиков. Есаул скомандовал:

- Смирно… На колени… Шапки долой..

Толпа опустилась на колени.

- Вы должны выдать всех большевиков, - продолжал есаул, - списки у меня есть…

На середину вышел дед Онуфрий и сказал:

- Ну при чем тут мир. Только и охотников, что мои два сына.

Есаул скомандовал – лопаты сюда и заставил сыновей могилу копать.

Человек пять дюжих солдат помогли двум сыновьям выкопать яму в рост человека. Замкнутая конвоем толпа стыла в тихом ужасе. Женщины плакали невыразимыми слезами. Дед Онуфрий стоя на коленях, стеклянным взглядом впился в небо, или нельзя было понять молится он или кого-то проклинает.

- Ну чего тянуть волынку. Живо в яму его. Голову не зарывать, чтоб казнился старый подлец…

В рыхлой земле, пахнущей могилой, утонуло сухое сгорбленное тело деда Онуфрия.

- А этих молодцов сейчас же расстрелять на глазах у всех.

На глазах деда Онуфрия и были расстреляны его сыновья.

Есаул Дубов громко вызывает по фамилиям занесенных в списки большевиков. Десятка два обезумевших людей покорно ложатся на землю под крестное благословение священника. Короткий выстрел по лежачим. Тут же, почти рядом с трупами казачья нагайка справляет свою победную тризну…»

Население недовольное карателями стало роптать. Кое-где начались восстания. Такие восстания карались с необычайной жестокостью.

Поняв, что отдельными поселками ничего не сделаешь, жители, или скорее дезертиры стали объединяться. К этому моменту подоспела мобилизация фронтовиков. Приказ был расклеен в первых числах марта 1919 года. Но фронтовики не ехали на мобилизационные пункты. И вновь по поселкам поехали карательные отряды. К этому времени в Кустанай стали прибывать беженцы из Орска, Оренбурга и Бузулука. Население почувствовало, что красные напирают на белых.

Первая организация возникла в Александровском поселке, в 40 верстах от Кустаная. Объединяла на первых порах не более 30 человек, но потом выросла до сотни. Вождями стали К.М.Иноземцев и Иван Яковлевич Прасолов.

Когда организация окрепла, она стала создавать ей подобные в соседних поселках. Конспирация была скверная, и об организации знали все крестьяне. Но выдать подпольщиков могли лишь богатые и зажиточные земляки, но те боялись возмездия и провалов было мало.

Алешинская организация возникла так. Некто П.Кириченко, зная всех просоветски настроенных фронтовиков, написал некоторым записки, в которых приглашал к себе в гости. На первом же собрании присутствовало 15 человек.

У фронтовиков были привезенные с фронта винтовки, оружие, гранаты, револьверы. Особенно деятельно работала Введенская организация под руководством Летунова, который объединил все близлежащие ячейки. Не довольствуясь работой в деревне, он начал вести подготовку восстания в городе.

Было постановлено захватить оружие в городе, что было на станции и в вагонах, но этот план выполнить не удалось. Тогда центр был перенесен в поселки. Агитация велась устно.

Г.Муляр рассказывал курьезный случай. На базаре было много солдат и офицеров. Один из подпольщиков стал вести разговор о власти. Какой-то офицер послушал немного и увидев в толпе своего солдата приказал ему идти домой. Тогда один из солдат назвал офицера барбосом. Офицер схватился за оружие, но ему кто-то дал по уху. Офицер упал. Еще кто-то ранил офицера в бок кинжалом. В другом конце базара избили другого офицера. Базар стал разбегаться. Появилась милиция. Начались аресты невинных. Случай этот стал раздуваться.

К распространению слухов подпольщики прибегали часто. Так был пущен слух, что взят город Челябинск, а в Кустанай прибыл огромный караван верблюдов с винтовками и пулеметами. Белые настолько растерялись, что выпустили указ, где обещалось вознаграждение тому, кто укажет местоположение каравана.

Было много письменных листовок и воззваний. Особенно хорошо работал союз работников письменного труда.

Часто прибегали к распространению по «божьей системе». В начале текста писалось: «По велению господа нашего Иисуса Христа, я раб божий, посылаю тебе рабу божьему письмо, которое ты перепиши и пошли всем сородичам твоим. Если ты это сделаешь, то улучшение жизни ты получишь». А в конце текста, после подписи, ставилось «аминь». Ну а в середине писалось само воззвание.

Агитация имела успех и колчаковцам приходилось прибегать к репрессивным мерам. Две кустанайские тюрьмы были битком набиты арестованными по обвинению в большевизме.

Кустанайским начальником гарнизона был сначала штабс-капитан Ключик, затем есаул Серов, затем штабс-капитан Яковлев, и, наконец подполковник Томашевский. Все они были одинаково жестоки. Второй неограниченной властью считалась контрразведка. Кто-то писал донос, что тот или иной человек большевик. За ним приходили и забирали и учиняли допрос с пристрастиями. Через каждые три минуты били плетью или шомполом, и в конце концов арестованный начинал говорить, что он большевик. Начальником контрразведки был кустанаец офицер Зеленский.

Связь с арестованными была через пищу. В тюрьму жены и родные приносили щи

и хлеб. В мясе скрывалась небольшая мозговая кость. Мозги удалялись и туда закладывалась записка. Пообедает арестант, достанет кость, прочитает записку, напишет ответ и отдаст жене через надзирателя. Этот способ настолько привился, что не было обеда без костей. Также в тюрьму приносились газеты, их доставлял Ноев, служащий на почте.

            В конце сентября в Кустанай прибыл отряд анненковцев под командой офицеров капитана Сергутского и поручика Тупицына. Отряд этот состоял исключительно из добровольцев. Прибыв в Кустанай, первым делом они отобрали у кооператива 4 вагона муки, несколько сот пудов мяса и разных других продуктов.

            Капитан Сергутский взял сотню казаков, окружил тюрьму, выбрал из 300 арестованных 37 самых «важных» большевиков и увел их в свой эшелон. На вокзале арестованных разбили на две части и загнали в два товарных вагона. Отъехва от Кустаная на 18 верст, остановился. Из вагонов были взяты четыре товарища – Горклава, Мацевич, Котелов и Бородулин были расстреляны.

            В Троицке Сергутский привел к вагонам пьяную компанию, которой предоставил «комиссаров». Но к счастью поезд отправили дальше в Челябинск.

            Анненковцы не кормили арестованных, заявив, что их все равно расстреляют. Но явились чехи, и заявили, что не дадут казакам убивать без суда. Вмешательство чехов объясняется тем, что жены арестованных послали в Челябинск к чешскому командованию делегацию с просьбой освободить политических. Их не освободили, а вновь отправили в тюрьму, чему они и рады были после анненковцев. В Челябинске арестованные просидели три недели и отправили в Кустанай. Но в Кустанае в тюрьме тоже было небезопасно. Белые к тому времени усилили преследования против «подозрительных» и часто приводились люди избитые. На улице контрразведка зарубила Пшеничного и Водясова.

            В одном из поселков крестьяне Челкашин с сыном организовал нападение на милицию и перебил ее. Карательный отряд захватил его и доставил в тюрьму. Они сидели рядом с камерой политических и те выяснили, что милиция хотела изнасиловать девушек и угнать лошадей. Когда Селкашин узнал об этом он взял винтовку и убил двух милиционеров, а после, при поддержке всех крестьян напал на отряд.

            После приговора Челкашины жилт в тюрьме три дня. Они вели себя спокойно, мало разговаривали. Утром часов в пять, на четвертый день пришли казаки, взяли приговоренных и увели, а днем в газете уже сообщалось о приведении приговора в исполнение. Сидевшие в одной камере с осужденными товарищами сообщили, что когда пришли за Челкашиными, они спокойно встали, долго одевались и не проронив ни слова, ушли. Сыну Челкашина было 15 лет.

            Но Челкашиных все же судили, а других просто расстреливали без всякого суда. Лучшим организатором расстрелов был начальник кустанайской военной милиции штабс-капитан Загайный.

            Недовольными колчаковцами были уже не только бедные крестьяне.

            - Большевики только хлеб брали, а белые все берут. Скоро ли их чертей не будет, - рассуждали крестьяне.

            В поселке Боровое начальник милиции белых Головин вел себя очень возмутительно и был ненавидим населением. 1 апреля он послал отряд милиционеров в Долбушенский поселок для ареста подпольщиков, но явившись напились до пьяна, стали бесчинствовать. Жиляев с товарищами напал, перебил их. Отсюда и началось восстание, получившее название Жиляевское.

            Перед взятием Кустаная тяжелую ночь пережили арестованные в тюрьме. Часов в 9 вечера пришел надзиратель и сказал, что белые готовят список кого будут расстреливать утром. Арестованные вооружились кто коленьями, кто песком, кто кирпичом или посудой. Всю ночь не спали. Часов в 12 надзиратель сообщил, что повстанцы уже подходят к городу и что об этом известили сидящих в конторе офицеров. Он пришел часа через 3-4 и сообщил, что белые требуют ключи от камер и угрожают расстрелом начальнику тюрьмы за невыдачу большевиков.

            Часов в пять арестованные услышали стрельбу, а через полчаса прибежал надзиратель и говорит, что начальник тюрьмы спрятал ключи и не отдает их белым, несмотря на угрозы. Офицеры арестовали его, ищут ключи, но не могут найти.

            Но скоро раздались выстрелы и крики «ура» и в тюремный коридор ворвалась толпа с красными бантиками…

            Вскоре вернулись белые и начались тяжелые бои в Кустанае. К вечеру первого дня бои происходили уже на окраинах города. Выделялась жена Жиляева. Кто она, мало кто знает. Говорят – казачка. При обороне Кустаная она командовала конным отрядом. Первые дни она не отходила от Жиляева ни на шаг. Когда белые напали на город, она с отрядом оказалась в самом тяжелом месте у вокзала, куда прибыло около сотни казаков. И надо отметить, если не она, много бы понесли потерь повстанцы. С гиком и ревом понесся партизанский отряд навстречу казакам. Впереди на красивом коне скачет Жиляева, украсив грудь красным большим бантом. С шашкой наголо она, дико размахивая руками, врезалась в казачью сотню и начала рубить. Ни один кавалерист не рубил так ловко, как она. Но главное – она воодушевляла. Повстанцы дрались как львы, и в короткое время сотня была смята, уничтожена. Весь день видели Жиляеву на самых опасных участках боев.

            На ночь бой затих, а утром снова сеча. Об отступлении никто не думал. Но не хватало оружия. Лежали по трое. У одного винтовка и двое с пиками или с шашкой. Как только убивали одного, кто имел винтовку, она переходила к другому. Вскоре Жиляев подписал приказ об отступлении, но он уже был не нужен, повстанцы и так уже отходили.

            10 апреля в 5 часов вечера Кустанай был взят белыми. Началась расправа. В первый момент расстреливались все мужчины, появлявшиеся на улице. Затем начались налеты на квартиры жителей. Отцов семей расстреливали на глазах родных, публично насиловали женщин, вешали на воротах и убивали прикладами.

            В Кустанае был башкирский полк. В восстании он не принимал участия. В дни восстания им выдавался партизанами хороший продовольственный паек, то они симпатизировали Жиляеву и запомнили его фамилию «Енерал Жиляй».

            Они увидели в петлицах у партизан красные банты и в знак солидарности украсили себя такими же. Когда в город зашли белые, башкиры не сняли с себя бантов. На вокзале к поручику приводят группу башкир человек в 300. Кто твой начальник? – орет на ближайшего башкира офицер. «Енерал Жиляй» - отвечают за него все приведенные башкиры. «Расстрелять эту сволочь!» - отдает приказ офицер.

            Целых пять дней продолжались расстрелы и только на шестой успокоились.

            Еще во время восстания Жиляев показал себя как властолюбивый человек, желающий командовать. Потом это качество развилось в нем сильнее. Уже в Кустанае он не считался с реввоенсоветом и делал так, как хотел. Не подчинялся он и в Чолаксае и ушел от отряда Тарана. С первых дней появления в Челкаре он понял, что ему придется подчиняться фронту и реввоенсовету и что дни его командования и властвования прошли. Но Жиялев – партизан, он заражен этим духом и идет на провокации и даже измену. Штабных он называл «кашмышниками» и бездельниками. Но особенно он был против начальника штаба Колузаева, которого готов был убить.

            Он начал подбивать партизан идти обратно в Кустанай. Его арестовали и посадили в товарный вагон. Просидев под арестом одну ночь, он бежал, прибыл в полк и с несколькими партизанами ворвался в штаб. Но в штабе был уполномоченный из Москвы Кобозев, который сумел уговорить партизан и штаб остался целым.

            Для успокоения партизан начальник штаба Колузаев был заменен Астраханцевым. Но и это не помогло. Жиляев готовил бунт. В этом деле ему помогли жена и трое верных друзей: Володин, Стефановский и Гуренко.

            Числа 30 августа было донесение в Реввоенсовет, что с правого фланга что-то неблагополучно. Астраханцев поручил Жиляеву взять 60 человек и отправиться в разведку, что тот и сделал. Вернулся с разведки, он не посчитал нужным доложить в штаб, а лег спать. Астраханцев велел его разбудить и потребовал отчета. Жиляев отказался. Его снова арестовали и посадили на станции Аральское море в вагон. Во время маневра паровоз зацепил вагон с арестованными, чтобы переставить на другой путь. Жена Жиляева закричала в окно: «Товарищи. Нас везут в Ташкент, чтобы расстрелять. Спасите».

            Некоторые из приверженцев Жиляева, как Вицко, Кудрин, Володин бросились на выручку. Выломали дверь и выпустили Жиляева. Тот схватил шашку и бросился в штаб. Первым был убит политком штаба, а затем ранен Астраханцев, который сидел за работой и не успел опомниться. Прихвости Жиляева нашли шесть мундиров черного сукна, которые держались для артистов заезжего театра, обвинили штаб в измене.

            Жиляев хотел вызвать возмущение у партизан, но это не помогло. Бунтовщиков набралось не более полусотни. Все они были погружены на судно «Киргиз» и на якоре поставлены в море от пристани в верстах пяти. Следствие тянулось недолго. Вскоре был назначен суд. Жиляев, его жена, Володин, Стефановский и Гуренко были приговорены к расстрелу.

Грушин Иван Алексеевич

ГАКО Р-266 Оп.1 Д.10