"Мы красные кавалеристы и про нас..."

Воспоминания Мирошниченко Федора Ивановича

            На первом же заседании кустанайского ревкома Фролову Н.С. назначенному уездным военным комиссаром, было поручено немедленно напечатать воззвание с призывом к трудящимся о добровольном вступлении в Красную Гвардию. С целью привлечения солдат в ряды гвардии и выявления их настроения, был организован митинг солдат 246 пехотного полка, находившегося в Кустанае.

            На митинге выступали: председатель Ревкома – руководитель отряда матросов Чекмарев В.М. матрос Грушин И.А.  и их выступления были встречены возгласами одобрения, аплодисментами. Офицерам полка, а также эсерам и меньшевикам, солдаты не позволили выступить.

            После митинга солдаты хотели избить офицеров и меньшевика Матвеева и только вмешательство Чекмарева спасло их от расправы. Для разъяснительной работы  и вербовки в ряды Красной гвардии, в поселки были командированы следующие товарищи: Мирошниченко – в Ерисковку и Малочураковку, Голубых в Садчиковку и Рыспай, Виенко в Боровое, Шладеев и Поршнев в Жуковку, Александровку. Выехали в поселки Панов, Киселев и другие. В отряд Красной гвардии одними из первых явились Казанцев Трофим, Двулучанский Яков, Вытоптов Федор, Иванов Иван, Бузинский, Мацевич, Голубых, братья Бабченко – одному из которых исполнилось только 16 лет и другие.

            Красногвардейцев разместили в казарме местной команды на берегу реки Тобол. В первые дни в казарму пришли человек 25-30. Красногвардейцы несли с собой оружие. Тогда было принесено ими 13 винтовок «ГРА». С каждым днем желающих вступить в гвардию было все больше и больше, но не хватало помещений и специалистов для обучения красногвардейцев.

            Решено было не гнаться за количеством, а освоить, организовать первые сотни красногвардейцев, а затем уже идти на дальнейшее количественное увеличение вооруженных сил.

            Среди добровольцев красногвардейцев оказались бывшие унтер-офицеры и фельдфебели старой армии, в частности, Перцев, Виенко, Куценко и я. Товарищ Фролов привлек к работе двух офицеров 246 полка: А.Селезнева и Огильви. Вот эти-то товарищи и стали кадровым составом будущего полка Красной Армии. Например, Виенко и Куценко были назначен командирами первых двух сотен.

            В этих двух сотнях, размещенных в казарме бывшей местной команды, начались регулярные строевые занятия, а также велась большая воспитательная работа: часто выступали Таран, Фролов, а впоследствии Панов, Тронов и Георгиев – командированные парторганизацией из Свердловска.

            Вопрос о снабжении обмундированием и оружием разрешился просто: его взяли из резерва местной команды и 246 пехотного полка. Но на покупку продовольствия и хозяйственные расходы совершенно не было средств. Ревком нашел тоже простой выход и из этого положения: крупные буржуи и торговцы были обложены контрибуцией. Ревком вызывал богатея и предлагал ему отдать часть денег (обычно половину) находящихся в банке в распоряжение Ревкома. Богатей немного упирался, спорил, но… подписывал чек.

            Когда пехотная часть оформилась и окрепла было решено создать особый кавалерийский отряд. Военный комиссар Фролов приказал выделить из пехотинцев 60 красногвардейцев служивших ранее в кавалерии. Командиром отряда был назначен я. Задача отряда – наведение порядка в поселках уезда, где еще не была установлена советская власть и изредка происходили кулацкие вспышки. Кроме того, кавалеристы осуществляли связь между отрядами (сотнями) Красной гвардии и несли патрульную службу по городу.

            Мне как командиру отряда Уисполком разрешил взять 200 лошадей у «Земконя». Лошади находились в поселке Александровском на откорме. Когда я приехал туда, то оказалось, что Жиляев уже забрал этих лошадей и распределил их среди своих родственников и знакомых.

            Возвратившись в Кустанай я доложил о самоуправстве Жиляева Уисполкому, который принял решение отдать под суд Жиляева, но тот скрылся. Уисполком разрешил взять лошадей с кустанайского конезавода, что и было сделано. В это же время из Троицка и Челябинска были получены седла и прочее кавалерийское имущество. Для того, чтобы получить это нужно было Фролову съездить в Ленинград и Екатеринбург и только после этого началось более или менее систематическое снабжение кустанайских вооруженных сил оружием, обмундированием и всем необходимым.

            Следует обратить внимание на бытовую сторону жизни красных кавалеристов. Ревком отвел для красногвардейцев дом из 5 комнат на Михайловской площади. В этом доме было размещено 50 красных кавалеристов, а остальные 20 устроились на частных квартирах рядом с этим домом, ставшим казармой. Кавалеристы сами прибрали комнаты, достали койки, были получены постельные принадлежности. Словом, в очень короткое время бойцы были устроены очень хорошо.

            С начала организации особого кавалерийского отряда проводились строевые занятия с бойцами, причем обращалось особое внимание на укрепление дисциплины. В строю запрещались разговоры, распоряжения начальника считались законом. Самовольное оставление отряда, неисполнение приказаний – строго каралось. Благодаря этому особый кавалерийский отряд был образцовой воинской частью. Бойцы отряда во внеслужебное время поддерживали связь с населением, которое часто посещало митинги и доклады на международные темы, проходившие в казарме отряда.

            Политическая работа среди бойцов усилилась в апреле 1918 года, когда в Кустанае оформилась партийная организация и коммунисты влились в отряды гвардии.

            Председатель кустанайского комитета партии Панов лично уделил красногвардейцам много внимания. Тесную связь с красногвардейцами поддерживал председатель Уисполкома Таран, который внимательно следил за организацией и укреплением отряда и оказывал ему всяческую помощь.

            Таким образом, бойцы кавалерийского отряда, как и пехотинцы, были тесно связаны с партийным ядром и Уисполкомом, всегда был в курсе работы этих организаций, в курсе всех политических событий.

            Около дома, отведенного под казарму, был поднавес, который бойцы переоборудовали под конюшню на 100 лоашдей. Уход за конями был образцовый. Надо отметить, что бойцы очень внимательно относились к коням, хорошо кормили лошадей и ежедневно проводили тренировку.

            В очень короткий срок кавалерийский отряд стал заметной, дисциплинированной и неплохо вооруженной боевой единицей кустанайского Совета. Было отрадно глядеть как кавалеристы, а также пехотинцы маршировали по городу, возвращаясь с песнями с занятий в казармы.

            После заседания Совнаркомом декрета от 23 февраля 1918 года об организации Красной армии, кустанайский уисполком командировал в Москву Фролова за получением инструкции по вопросу организации Красной армии.

            По возвращении Фролова из Москвы в апреле месяце 1918 года была проведена реорганизация вооруженных сил Кустаная. Из разрозненных сотен, отрядов и дружин был сформирован 16 Уральский стрелковый полк. Командиром полка был назначен Перцев, командирами рот Виенко и Куценко.

            Кавалерийский особый отряд, как вполне сформированная единица, остался в прежнем составе, с командиром Мирошниченко. При военном уездном комиссариата был создан Военный совет в составе: военкома Фролова, командира полка Перцева и бывших офицеров-прапорщиков 246 пехотного полка Огильви и Селезнева.

            Вскоре 16 Уральский полк стал неузнаваемым: установилась крепкая революционная дисциплина, занятия проходили точно по расписанию, в казармах – чистота и порядок. Политическая работа была поставлена очень хорошо. Полк стал большой силой.

            Влияние полка очень ярко сказалось при разрешении конфликта, возникшего между уисполкомом и Ревкомом в апреле 1918 года. Дело в том, что уисполком веле нечеткую, почти соглашательскую линию при решении отдельных вопросов, а вновь организованный Ревком требовал и совершенно справедливо, решительных большевистских действий. Начались трения. Тогда коммунисты полка потребовали созвать объединенное заседание уиполкома и Ревкома и разрешить все спорные вопросы. Собрание состоялось. Председательствовал Фролов – как представитель полка. После прений было решено: влить в состав уисполкома весь состав Ревкома и избрать Панова (предревкома и председателя уездного комитета партии) заместителем председателя уисполкома.

            Решение оказалось очень жизненным и правильным: Таран и Панов быстро сработались. Работа пошла слаженно, открывались большие перспективыпо развертыванию дальнейшей советизации, но помешало контрреволюционное выступление чехословаков и белогвардейцев.

Кустанайцы на фронте

            28 мая 1918 года уисполкому по прямому проводу сообщили, что чехи обезоружили челябинский гарнизон, захватили все оружие, разгромили Совет и двигаются в направлении Троицка, и что к ним присоединяется контрреволюционное офицерство и казачество, во главе с атаманом Дутовым. Как только было получено сообщение о выступлении белых и чехословаков, то 16-му Уральскому полку было дано задание выехать на фронт Полетаево-Троицк.

            В своих воспоминаниях военный комиссар Н.С.Фролов пишет: «По получении сведений о мятеже, кустанайский военный совет привел в боевую готовность все свои вооруженные силы и решил оказать помощь Красной Армии в Троицке. Первый отряд был направлен в Троицк из 400 человек во главе с Виенко. Вслед за ним, с другим отрядом выехали Перцев и Фролов. В Троицке Перцев, Виенко и Фролов участвовали на совещании Троицкого военного совета, на котором присутствовали руководитель троицких большевиков Апельбаум, комиссар транспорта Иванов и командиры Красной Армии Сугаков и Шванский.

            Распределили участки боевых позиций, а на случай неудачи условились отступать в сторону Кустаная. От станции Полетаево наши отступали под давлением превосходящих сил чехословаков. Все боевые силы мы сосредоточили у станции Троицк, где закрепились и вели жаркие бои на всех участках фронта. Но силы наши с каждым днем убывали, снаряды и патроны истощались, а к противнику прибывали резервы, в том числе дутовцы. После боев 18 июня 1918 года Троицк был занят чехословаками и дутовцами.

            Зверски белогвардейцы расправились с пленными красноармейцами, советскими работниками и сочувствующими советской власти.

            План нашего отступления на Кустанай не осуществился, так как город противником и штаб нашего фронта очутился в плену. Мы с частью раненных красноармейцев прибыли 19 июня в Кустанай, где мы уже не застали уисполкома, так как получив сведения о поражении, уиспоком постановил эвакуироваться и уйти в подполье с целью собрать силы и поднять крестьянские массы на восстание».

            Более полно описывает бои кустанайцев на фронте Виенко:

            «На утро, - пишет он, - мы вступали в Троицк. Наш отряд должен был выступить на станцию Полетаево. На станции Эманжелинской я узнаю, что станция уже занята белыми. Покуда мы занимали новые позиции и ждал дальнейших распоряжений, чехословаки успели подвести шестидюймовое орудие и начали наступление, причем, им активно помогали казаки двух близлежащих станиц. Мне передали из штаба категорический приказ немедленно отступать к Троицку. Мы начали отступление. Наскоро оборудовали бронепоезд и посадили на него взвод красноармейцев. Отсупили под огнем противника. Когда мы отступали на станцию Нижняя Увелька, разведка донесла, что неприятель нас преследует. Мы остановились на разъезде, чтобы выбрать удобную позицию и дать отпор белогвардейцам.

            Впереди был бронепоезд и платформа с пулеметом. На рассвете мы двинулись на станцию Нижняя Увелька. Казачий конный отряд был расположен подле станции. По видимому, они не ожидали нашего маневра, потому, что кони у них были расседланы, сами они разулись и мирно кипятили чай, как будто на привале. Подойдя вплотную, мы быстро сняли выставленный казаками пикет, и, открыв стрельбу, подошли к станции. Казаки, сломя голову, бросились бежать в рассыпную. Бегство было настолько стремительным, что они не успели даже захватить обувь и фуражки, не говоря о лошадях, седлах, сбруях и продовольствии, которые попали в наши руки.

            С нашей стороны потерь не было, кроме трех, легко раненных товарищей. После этого я послал подразделение Казанцева, чтобы выбить неприятеля из села Николаевского. Быстро сняв казачий пикет, рота стремительно заняла деревню, захватив почти всех казаков в плен.

            Когда мы пришли к Троицку, то увидели, что положение города очень тяжелое. Почти все поселки вокруг города были охвачены контрреволюционными восстаниями. Мы решили город не сдавать. Соорудив блиндажи, поставив, и укрепив оружие, мы приготовились к обороне.

            Наша разведка принесла сведения, что все обстоит благополучно, но на утро началась стрельба, причем второй снаряд попал в вагон-ресторан, где помещался наш штаб участка. По видимому прицел был взят точно по вокзалу, где стоял штабной вагон, отмеченный красным флагом.

            Как только первый снаряд упал я побежал на позицию и вскочил на лошадь. Передовая линия начиналась за будкой, где находилось депо. В 200 саженях от него были расположены: кустанайский отряд до станции Солодянки, Николаевский отряд – до мельницы и еще дальше железнодорожная дружина, занимавшая участок за кирпичным сараем.

            Неприятель двигался по ложбине со стороны станции Солодянки на кустанайцев, намереваясь отрезать нас от вокзала и прочих наших частей. Первым шел неприятельский бронепоезд. У нас же был, представленный штабом бронеавтомобиль, под названием «Республиканец». Этот броневик мы направили таким образом, чтобы отогнать цепь противника от линии железной дороги. Это нам удалось сделать и белый бронепоезд начал отступать.

            Бой продолжался около двух часов, причем нажим все время на наш левый фланг. Белые, видимо, были хорошо информированы о расположении наших частей.

            Но все же их наступление было отбито. Как только их поезд подходил к линии окопов, мы начинали непрерывную пальбу. Они ясно видели, что сбить кустанайцев не так то легко. Тем не менее наступление белых продолжалось. Чехословаки наступали без перебежек. Они не ложились и стреляли на ходу, наводя панику на наших бойцов.

            Железнодорожники стали отступать в полном беспорядке. Их позицию тотчас же занял Николаевский отряд. Белый броневик заставил замолчать наши пулеметы. В бою был ранен один из наших командиров Таран (однофамилец председателя Уисполкома), который, несмотря на уговоры, уйти с позиции, после ранения все время оставался в строю.

            Николаевский отряд также стал отступать. Мне пришлось идти вместе с ним. С кустанайцами я связь потерял и был уверен, что у них не хватало патронов, что их окружили и все они перебит, но позже оказалось, что вес не так. Когда все были охвачен паникой, кустанайцы продолжали драться, и перейдя в контратаку, заставили чехов отступить.

            Но все же после ожесточенных боев нашим частям пришлось оставить вокзал. При отступлении у на было 92 раненых из 200 человек. Мы потеряли 4 пулемета. Бой продолжался с 6 часов до 2 часов ночи. Противник потерял меньше чем мы, и занял хорошую позицию.

            В это время  к нам подошла рота интернационалистов из военнопленных мадьяр. Эта рота была предоставлена в распоряжение Виенко, и мне было приказано взять вокзал. Было сформировано 2 эскадрона, из которых один пошел вокруг Солодянки, а другой направился за кирпичный сарай, где он разбил конную казачью разведку «Бородачей» как наши называли пожилых уральских казаков.

            После этого мы начали выступать, сбили неприятельский броневик, заняли вокзал и обратили неприятеля в бегство. Нам досталось много ценных трофеев: 7 пулеметов, 2 орудия, бронепоезд.

            После боев наши красные части поредели. Особенно пострадали кустанайцы и рота интернационалистов. Троицкий отряд потерпел значительно меньший урон.

            Таким образом получилось, что у нас выросла техническая мощь и вооружение, но сильно пострадали наши человеческие резервы. Мы не могли за недостатком людей использовать 48 пулеметов, оказавшихся в результате боев у нас.

            После кратковременной передышки чехословаки вновь предприняли выступление, целью которого был захват Троицка. Наступление началось в ночь с 18 на 19 июня. Наши военные силы были малочисленные, резервов никаких, подкреплений тоже. Раньше нам говорили, что должно прийти подкрепление из Екатеринбурга. Однако, подкрепления не было, и долго ждать его мы не могли, поэтому решили сдать город.

            Под градом снарядов и пуль, под треск пулеметов и ружейной пальбы остатки наших кустанайских красноармейцев отступили из под Троицка в Кустанай, куда прибыли 19 июня и были распущены военным советом по домам».

Приведем еще воспоминание красногвардейца-кавалериста Двулучанского. «По приказу военного комиссара Кустаная Фролова, пишет Двулучанский Яков. Командир особого кавалерийского отряда Мирошниченко, выделил на фронт половину отряда, подобрав для них лучших лошадей с седлами. На фронт повел кавалеристов зам командира отряда Иванов.

            Мы приехали в Троицк, нас сразу же прикрепили к 3-му батальону, которым командовал Виенко. Штаб батальона стоял на станции Троицк в классном вагоне. Виенко был ранен в голову, но продолжил командовать. Нас сразу же послали в бой. Несколько раз казачья станицы Солодянка переходила из рук в руки. Многих товарищей убили и нас осталось совсем мало. Зам командира кавалерийского отряда Иванов Иван, кавалеристы Вытоптов Федор, Двуреченский, Федин стойко сражались с казачьими бандами под станицей Солодянка на троицком фронте. Во время захвата власти белогвардейцами в Кустанае в июне 1918 года красные кавалеристы Иванов, Вытоптов, Двуреченский, Федин были схвачены белогвардейцами и расстреляны у стены во дворе дома Советов, где помещается ныне музей.

            Командир 16 Уральского полка Перцев оказался не на высоте своего положения – оставив остатки разбитой Кустанайской красноармейской части у станции Золотая сопка, приехал в Кустанай 18 июня 1918 года и доложил Уисполкому о взятии Троицка белогвардейцами и о том, что остатки кустанайских разбитых отрядов красноармейцев приближаются к Кустанаю, что дальнейшее сопротивление бесцельно.

            Подобную паническую информацию Перцев сообщил красноармейским частям Кустаная.

            Результаты такого поведения Перцева, не замедлили сказаться. Красноармейцы начали спасаться – разбегаться по поселкам. Часть членов Уисполкома также скрылась в поселках.  Остатки 16 Уральского полка были распущены, красноармейцы уехали в поселки, или перешли на нелегальное положение. Многие из них были выданы кулаками и расстреляны, многие заключены в тюрьму. Командир полка Перцев после взятия Кустаная скрывался, но был пойман и расстрелян. 19 июня 1918 года к вечеру в Кустанай прибыл военный комиссар Фролов с ранеными красноармейцами. К этому времени в Кустанае остался лишь кавалерийский особый отряд в составе 70 человек. Отряд охранял учреждения и город.

            Под охраной кавалерийского отряда Фролов, Куценко и братья Пухальские уничтожили все документы. Было созвано совещание Военного совета, Уисполкома и уездного комитета партии, на котором было решено красноармейцев распустть и перейти в подполье.

            Фролов с указанной группой товарищей на двух подводах с оружием выехал из Кустаная в направлении Актюбинска. Кавалерийскому отряду приказал следовать левой стороной реки Тобол также по направлению к Актюбинску.

            27 июня 1918 года кавалерийский отряд подошел к Орску. Не дойдя 8 километров до города встречный крестьянин сообщил, что Орск занят белогвардейцами, в городе идут повальные обыски и аресты. Мы не решились входить в город и ночью подошли к станице Ново-Орской, где нас встретили обстрелом. Наш отряд отступал в беспорядке, но потерь не было. Нас преследовали почти 40 километров.

            Через несколько дней отряд подошел к Аман-Карагайскому лесничеству. Здесь на совещании решили разъехаться по одиночке и скрываться до установления связи с действующими отрядами партизан, или Красной Армии».

ГАКО Р-266 Оп.1 Д.7

Продолжение завтра