Воспоминания о трагическом времени

Воспоминания Городничего Осипа Филипповича

В 1914 году я был мобилизован в царскую армию по случаю войны с Германией, служил в 574 Уфимской дружине, которая стояла на охране железной дороги Забайкалья, в качестве унтерофицера, потом фельдфебеля, а в момент выборного начальства в армии меня избрали командиром роты. По демобилизации пришел домой в поселок Введенский и был избран председателем Введенского волисполкома. С приходом колчаковских властей находился в Введенке, жил в нелегальных условиях, так как мне хорошо было известно, что в любое время я должен быть арестован колчаковскими властями. В волисполкоме работали и кулаки, так, например, Кувалдин Иван Афанасьевич, имеющий свою паровую мельницу, много скота, засевавший сотни гектаров земли за счет батраков, которых держал до 5 постоянных и сезонных 10-20. При распределении земли среди бедноты и среднего крестьянства он прямо говорил: «Без богатых людей вы не обойдетесь, бедняки не способны хозяйничать, где и среднее крестьянство не имеет опыта, Росссия пропала без хороших людей», - имея в виду кулаков, помещиков. А когда пришел Колчак, этот «член» волостного исполкома стал активным работником для Колчака, поставлял ему продовольствие и транспорт, но были в Совете и преданные Советской власти люди, которые были расстреляны Колчаком при его приходе: Панин Степан, Тараненко Иван. Семьи их были разорены и разграблены.

            В скором времени мы узнали друг друга с Летуновым и под его руководством была организована подпольная группа по борьбе против Колчака. В июле 1918 года группа состояла уже из 10 человек – Миляев Николай Иванович, местный учитель, Летунов Иван Егорович, студент Петропавловской школы, Летунов Семен Егорович, Каленик Роман, Колесников, Назаренко Лука, Манаников Дмитрий Капитонович, Сысенко Карп Петрович, Семыкин Прокофий Леонтьевич, Починок Иван Демьянович и Летунов Михаил Егорович, я, а всего 12 человек. Из поселка Аральского, кроме того, входил в нашу организацию Кононцев Дмитрий, как одиночка, также входили в нашу организацию два брата Екимова из Усть-Уйской станицы. Перед группой стояла задача: подготовка крестьянского восстания путем агитации против Колчака за Советскую власть и сбор оружия для готовящегося восстания.

            Из общей группы было выделено 5 человек, в которую входили Кононцев, Романов Коленик, Назаренко, Колесников Степан и Городничий Осип. Группа называлась боевым отрядом, командиром которой был назначен я. Обязанность этой группы – сбор оружия и охрана его, а также охрана всей подпольной организации. Припоминаю такой случай. Стало нам известно, что в поселке Аральском, откуда Кононцев Дмитрий, у одного из кулаков есть оружие, которое надо отобрать обязательно, тем более у кулака. В декабре 1918 года, под видом колчаковской милиции мы: Кононцев, Романов, Назаренко и я поехали в Аральский поселок – 35 километров от Введенки. Владелец оружия оказался Боголюбов, богач на весь поселок, к которому мы, за исключением Кононцева , зашли в дом, предъявив документы, что мы представители колчаковской милиции по сбору оружия для борьбы с коммунистами. Хозяин принял нас любезно, посадил за стол, угостил, как говорят «хлебом-солью», дал по стаканчику самогонки и в разговоре благодарил Колчака и нас как спасителей от коммунистов, а когда к нему было предъявлено требование на сдачу оружия – нагана и двух винтовок, то он сначала отказывался, что у него нет и согласился отдать добровольно лишь только тогда, когда его убедили, что мол мы собираем оружие доя спасения от коммунистов и только тогда она он нашел в подвале спрятанный наган и две винтовки с патронами и передавая нам, сказал «будем помогать вам всеми средствами и надеемся, что эти большевики будут уничтожены, но они, эти большевики есть и в нашем поселке, вот недалеко от меня живет Кононцев Дмитрий, он самый большевик, да еще говорит, что отомстим, надо его обязательно отыскать и арестовать, посадить в тюрьму и расстрелять. Но у него есть оружие и оружие надо у него найти». Предложил нам сделать обыск у него, добавляя, что Кононцев в такое время бывает дома, в время было один час ночи и шел буран, в такое время и погоду кулак предполагал, что Кононцев дома. Для того, чтобы отвлечь внимание и не проявить подозрительности, мы сделали у Кононцева обыск, взяв этого кулака как понятого, но оружия никакого не нашли, о чем составили акт, хотя по существу мы его и не искали. Провожая нас Боголюбов еще поблагодарил и выразил надежду, что большевики будут обязательно уничтожены и попросил еще приехать за Кононцевым и дал обязательство следить, когда появится Кононцев сообщить быстро. У меня лошади хорошие за день могут вернуться из Кустаная, а туда 65 километров. Кулак не предполагал и не знал, что с ним говорят большевики.

            Почти в каждом поселке создавались подпольные группы. Руководили этими группами коммунисты: в Введенке – Летунов, в Алешинке – Мулер Григорий, в Александровке – Иноземцев.

            В конце 1918 года Колчак объявил мобилизацию рождения 1898-1899-1890 гг. К этому времени приурочивалось восстание в Кустанае, когда съедутся мобилизованные – в день мобилизации. С мобилизованными выехала наша группа во главе с Летуновым М.Е. Часть, которая остановилась в доме Чуракова на Михайловской площади, в нижнем этаже, откуда предполагалась связь со всеми остальными организациями. Из нашей организации были назначены командиры для руководства восстанием. Починок Иван Дементьевич ротным командиром, Романов Каленик ротным командиром, Сысенко Карп – помощником командира конного отряда, Миляев Н. начальником штаба, Назаренко Лука командиром роты, Городничий О.Ф. командиром батальона, но восстание было сорвано. Пьяные солдаты на базаре избили одного офицера напав на группу офицеров, после чего власти предприняли самые строгие меры против движения солдат и мобилизованных. Усилило охрану из надежных солдат, а мобилизованные еще не съехались. Не все приехали и организации. Угрожала опасность оставаться в Кустанае, так как властям стало известно, что готовится восстание и что есть руководящие товарищи в Кустанае. Пришлось выехать из города. Выехали и призывники, а некоторые вернулись с пути, узнав, что восстание сорвано.

            Мобилизованные вернулись обратно в поселки и принесли с сбой оружие, которое им было выдано.

            Один из таких вернувшихся – Куропаткин Федор Александрович рассказывал:  «я, родился в 1899 году. Я в Кустанай ездил не с голыми руками а свинтовкой и патронов было достаточно, но не на приемный пункт, а бить белых антихристов, но это не удалось, так вот я и вернулся обратно. Придет время, когда мы все равно выгоним проклятых колчаковцев». Но Куропаткин в группе не состоял, а чутьем слышал о восстании и только теперь вступил в подпольную группу. В момент восстания  вступил в партизанский отряд и от начала до конца отважно боролся против врагов в боях под Жуковкой, в Кустанае, в поселке Сундуках, в Тургае с алаш-ордой и на Туркестанском фронте. Теперь Куропаткин еще живой, живет в Введенке, уже старик и энергия уже не та, что была в годы гражданской войны.

            В отряде Куропаткин был одним из любителей петь песни, всегда бывало пел и своими песнями развлекал ребят. Любимой песней у него была «Стонет и тяжко вздыхает наш русский народ». Эту песню почему-то уважал весь наш отряд, который всегда хором подхватывал «и руки он к нам простирает, нас он на помощь зовет» и продолжали дальше.

            В январе 1919 года собралось совещание в Введенке, или можно сказать съезд. Где присутствовали: Прасолов и Иноземцев из Александровки, из Долбушенки – Жиляев, Колодко, Белявцев, из Алешинки – Мулер, член партии. Намечалось новое время восстания, время устанавливалось, когда растает снег.

            В декабре 1918 года колчаковская милиция приехала в Введенку с тем, чтобы собрать под угрозой оружие у всех мобилизованных, которые вернулись домой – дезертиров, как они говорили с фронта. Сами они сделать ничего не могли, им нужна была помощь, нужны были предатели, которых они безусловно нашли. Некий гражданин Дерунов Иван обязался указать, где живут эти самые дезертиры, но он ночью был убит, а милиция сбежала и больше не приезжала для сбора оружия. Впоследствии стало ясно, что Дерунова предателя убил Починок Семен, который подлежал аресту, как дезертир, но население Починка не выдало.

            Числа 15 марта я получил известие от Летунова о тревоге. Это было ночью. Немедля ни минуты при полном вооружении, которое у меня было с собой – винтовка с патронами и наган,  я быстро явился в назначенное место – школу, где уже были Летунов М.Е., Миляев Н.И., и Летунов И.Е. которые читали распечатанный пакет от Долбушинской организации, где руководили Колодко и Жиляев. В этом пакете было написано, что Долбушинская подпольная организация была вынуждена выступить, уже расправилась с местной милицией в селе Боровском, где центр милиции во главе с начальником Лобовым, который тоже убит и идет расправа с местными предателями. В письме просит немедленного выхода, а если этого не будет, то будет он, Жиляев, сам продолжать организацию отряда и будет действовать. Срочно была послана разведка в Боровое для связи Лихолетов Семен Данилович, Романов Каленик и Сысенко Карп Петрович, с тем, чтобы убедиться и сообщить о немедленном выезде всей нашей силы. Связисты-разведчики к 5 часам утра уже вернулись, подтвердив написанное Жиляевым и привезли еще письмо с просьбой о принятии срочных мер по организации отряда.

            Надо было принимать меры срочно по сбору всех людей не только своего поселка, но и Каменки, Белоярки, Надеждинки и других.

            К 10 часам утра 2 апреля 1919 года все население поселка Введенского, а также актив из других поселков уже были в школе – в сборе, где было объявлено о событиях в Боровском. Из нашей боевой группы в 5 человек организовался отряд в 670 человек. Командиром Введенского отряда был назначен я, ротными Починок Иван Дементьевич, Романов Каленик, Воробьев Максим из Белояровки и Сысенко Карп Петрович.

            Председателем сельисполкома в Введенке был назначен Манаников Капитон, уже пожилой человек, причем религиозный, из бедняков и всей душой поддерживал Советскую власть. В момент прихода карательного отряда, 20 марта 1919 года, когда наш отряд выехал в Боровое и находился там, из Усть-Уйской станицы приехал карательный отряд в составе 100 человек и первого попавшегося на улице избивали плетками, приговаривая, что мол «вот оказывается где большевики, всех поубиваем». По улице шел как раз этот Манаников Капитон, и с ним шел парень лет 15-ти, звали его Ванюшкой, несколько у него мозги не работали, когда подбежали к ним четверо всадников- стали их бить плетьми с требованием «говорите – где у вас тут большевики», то этот самый Ванюшка с просьбой не бейте меня сказал, я покажу вам большевиков. Когда его бросили бить, этот самый Ванюшка указывая пальцем на Капитона и говорит – это у нас самый большевик и больше у нас нет большевиков, только он один. А Манаников был очень большого роста человек, пожалуй во всем уезде, вот поэтому Ванюшка и подумал, что спрашивается человек большого роста и показал на своего спутника, что мол это самый большевик на всю Введенку.

           Каратели приняли это за чистую монету, и потащили его в сельсовет. Кгола привели его в Совет, пришел поп Топоров, который отстоял Мананикова от расстрела. Он доказал, что этот Ванюшка не при своем уме, в чем они потом сами убедились, кроме того доказал, что Манаников религиозный человек  большевиком быть не может.  Поп тоже не догадался, что он Капитон будучи религиозным, был на стороне советской власти.

            Кстати, надо сказать, что его сын Дмитрий Капитонович, хотя в подпольной организации не состоял, но был на особом учете у нас и имел при себе винтовку, о чем мы знали, надеялись на него и как только он узнал, что тут создается отряд, первым пришел с винтовкой и был убит в бою в Кустанае.

            Каратели поставили Мананикова председателем сельской управы. Как председателю ему было известно, когда приедут каратели или приехали, и он быстро сообщал об этом семьям партизан, иначе каратели будут казнить, громить их.

            Карательный отряд, 21 марта собрал в Введенке на площадь всех мужчин, выстроил их в строй как солдат. К этому времени из Кустаная была вызвана милиция Колчака, во главе с Давиденко Иваном Васильевичем, которая вела расправу с подозрительными лицами. Дом Летунова Михаила Егоровича как руководителя восстания подожгли. Сухенко Кузьма Романович, сын которого был в подпольной организации, был убит в Троицке белыми, как разведчик от нашей организации для связи с Красной Армией, во дворе его дома разложили костер и намечали сжечь, но какими-то судьбами остался цел. Самому Сухенко судом пришлось спастись. Когда каратели вошли во двор, он был в избе и, когда стали открывать дверь сеней, его прикрыли случайно дверью и пошли в избу, зная что он тут и жертва верная для них, но как только они вошли, Кузьма Романович вышел и ему удалось скрыться.

            На площади над выстроенными людьми всячески издевались, выспрашивали, кто у вас большевики, выдавайте их, иначе сожжем весь поселок. Население молчало, не говоря ни слова, а кое-кто пытался подстрекать, что вы молчите говорить надо, а мы их всех знаем, не надо молчать. Один из таких предателей-подхалимов был Юрченко Трофим, который был не в строю, а свободно ходил вместе с милицией, что уже определяло его предательское лицо. Но он хотел, чтобы крестьянство само указало на большевиков. И вот на требование, кто у вас большевики, в частности кто такой Летунов М.Е., гражданин Починок Дементий Романович, сын которого в партизанском отряд ушел, Семен, который убил Дерунова, лежал дома больной тифом, но был спрятан. Так вот, этот Дементий уже старик лет 75-80, когда спросили: «кто знает Летунова, шаг вперед», он выступил вперед, и сказал, что Летунов – человек, наш Введенский, мы его все знаем, как хорошего человека. После чего Починка взяли домой, вернее какими-то судьбами ему самому удалось уйти домой, сбежать вернее, так как ему рядом стоящие люди подсказали, что будет беда, надо спрятаться, он и убежал домой. Вслед за ним пришла милиция во главе с Давиденко Иваном Васильевичем – заместителем начальника милиции Боровского участка, который разложил костер во дворе с целью сжечь все, но костер они сразу не стали поддерживать, начали издеваться над стариком, семьи которого дома не было, все сбежали и попрятались где кто мог. Стали бить плетками и приговаривать: «Вот тебе Летунов, вот тебе Михаил Егорович, вот тебе хороший человек, - ты большевик и он большевик, зачем и спалим также, как и твоего Летунова», имея в виду дом, который горел, и тушить не давали. Починок был такой человек, который не молчал ни перед какими страстями, как и тут он не молчал. Также не молчал как и на площади выступая с характеристикой Летунова. Он умолял Давиденко, что Иван Васильевич, товарищ ты мой друг, ты же наш Введенский, мы с вами жили вместе, чашка и ложка у нас была одна, а теперь ты меня хочешь замучить, если убивать, то убивай меня из винтовки, но не мучайте плетками, а когда они приостановились бить, он попросил угостить как старого друга. К этому времени у него была самогонка целый бочонок, он его притащил и поставил на пол, достал закуски и говорит: «Сами распоряжайтесь, это за то, что вы меня выпороли, теперь после бойни, надо выпить», - налил себе стакан, выпил, а потом им налил, в потом они сами себе стали наливать и доналивались, что при помощи ребятишек и старика ушли. Старик весь в синяках, но все-таки живой. Неизвестно, что было бы, если бы не было самогона, а то находчивость м смелость Починка, к тому же самогонка спасла жизнь и дом старика, да и не только одного старика, дом мой находился рядом с Починком, так что все подряд могло сгореть. Семья была вынуждена прятаться, никого в доме не было.

            В чем заключалось знакомство Починка с Давиденко И.В. В 1900 году, когда не было поселков нигде, лишь был Кустанай и Александровка, если русское население было кое-где, то жили небольшими заимками 2-3 двора километров 50-70 одна от другой. В числе таких заимок была заимка т/н Булгаковское, где потом образовался поселок Аральский. Там жил крестьянин Булгаков, богатый мужик. Там, как раз, жил и Давиденко Василий, отец Давиденко И.В. с семьей. Семья у него была большая, в том числе уже был и Иван Васильевич, этот самый начальник милиции Колчака, а теперь оказался каратель. В те годы там жил и Починок со своей семьей, приехавший из Харьковской области. Жить было больше негде, только там можно было приютиться. Вот там они и жили в одной большой землянке, вернее Давиденко Василий, отец Ивана,пустил Починка на квартиру, а Булгаков имел свое жилье, располагал большим количеством скота, инвентаря того времени, а земли сколько глазами окинешь. Починок и Давиденко батрачили у этого Булгакова, а когда в Введенке нарезали землю, Починок переехал в Введенку и Давиденковы переехали на Голышки, это от Борового километров 15 и там жили до 1907 года, а потом переехали в Введенку и жили как старые друзья. Вот почему Починок угощал самогоном своего карателя, возможно старое знакомство и оставило его в живых.

            В это время моя жена с грудным ребенком должны была скрываться и вынуждена была на лодке переплывать Тобол в самый разлив и у знакомого казаха Иржанова скрывалась, иначе каратели замучили бы ее. Хотя этот случай остался трагическим на всю жизнь, так как приходилось управлять лодкой не имея опыта, она осталась жива и все же спасла ребенка, лодка опрокинулась и они чуть не утонули… Теперь бывший ребенок Елена, побывала на фронте Великой Отечественной войны, как медработник…

            Итак, наш отряд прибыл в Боровое 19 марта 1919 года, где был создан Жиляевский отряд. Командиром 2 батальона в этом отряде был назначен я. Вороницкий Иуда Макарович – командир 1 батальона, прапорщик старого времени, полный георгиевский кавалер. Селютин Кузьма Никанорович командиром батальона, фельдфебель старой армии, Киселев Тимофей Кузьмич командиром 4 батальона, командир полка Колодко Антон, Починок Иван Д. ротный командир и Окунев Роман Прохорович командир роты, Сысенко Карп Петрович командир полка разведки. В Боровском селе была ликвидирована колчаковская милиция, также восстановлена советская власть, организован отряд в числе 2500 человек, разбит на 4 батальона и роты.

            Надо сказать о некоторых спорах Жиляева с Летуновым, начавшиеся с первого дня организации отряда. Когда мы пришли в Боровое, стоял вопрос о том, кто должен возглавлять отряд в командовании. На совете, в здании, где теперь парткабинет, проходил тогда совет, решили назначить командиром отряда коммуниста из Александровской организации. Он был в чине офицера старой армии, поэтому ему как специалисту хотелось доверить руководство отрядом. Но Жиляев пошел против этого, что мол тут бывшие офицеры у руководства будут и выступил против Летунова доказывая, что Летунов по социальному происхождению из богатых людей, кулак и так далее. Настроил всех против Летунова и этого офицера-коммуниста, к тому же он был пленный, он доказывал, что это есть немецкий шпион. Разногласие дошло до того, что чуть не получилось столкновение, но благодаря выдержке Летунова, это не случилось. Жиляев у боровских и долбушенских партизан имел большое  доверие, которые узнав, что якобы Жиляева хотят репрессировать, хотят его отстранить от руководства отрядом, передав белогвардейцу, как он выразился, направились с оружием туда, где заседал совет, но благодаря Летунову и Мулеру с Иноземцевым все было устранено. Летунов и другие согласились на руководство отрядом Жиляевым, совет остался под руководством Летунова. Надо сказать, Жиляев имел большое влияние на отряд и малейшее неподчинение его политике, могло кончится расстрелом тех, кто это мог допустить.

21 марта 1919 года было решено выступить на Кустанай тремя направлениями  - одна группа пошла по направлению Владимировки и должна была из Самодуровки вступить в Кустанай, вторая группа – должна была двигаться Александровка-Борисо-Романовка от монастыря в северной части город – зайти в Кустаная. Третья группа должна двигаться поселок Жуковский-Жуковский выселок, на станцию Кустанай, войти с западной части города Кустаная. Командирами были: в первой группе Владимирской Селютин, командир 3 батальона и Киселев – командир 4 батальона, общее руководство – Колодко. Во второй группе Александровка-Борисо-Романовка, монастырь командир батальона Варницкий первый батальон и третья группа. Жуковский поселок через Жуковский выселок на станцию Кустанай запасной части Кустаная – второй батальон, командир батальона Городничий О.Ф. Такое направление было взято с места на Кустанай с тем, чтобы с трех сторон северной части, восточной части и западной части Кустаная окружить одновременно, так и было сделано. Все три группировки выступили из Боровского поселка одновременно, до Александровки должны были двигаться две группы вместе, 2 батальона и 1 батальон, а там уже каждый пойдет своим направлением – первый на Борисо-Романовку, второй на выселок Жуковский и на станцию. В поселке Жуковском обе группы остановились ввиду того, что 22 марта утром встретился карательный отряд белых, который уже знал, что отряд наш двигается на Кустанай и тут, не доезжая 3 километров, этот отряд принял боевой порядок, стал обстреливать поселок. Партизаны заняли позицию, край поселка, крайние землянки, окружив кольцом поселок и заняли так называемые гумна южной части поселка, которые были окопаны канавой и там сложено сено, солома. Отряд белых наступал с южной части по дороге из Кустаная. Завязался бой. Надо сказать, что мы мало стреляли, а если и стреляли, то без промаху, такое было указание, так как для нас дорого стоил каждый патрон. Белые стреляли беспрерывно, они имели два пулемета, пушку, винтовки, у каждого достаточное количество патронов, чего у нас далеко не хватало, а винтовка у нас была лишь у одного из 10, пополнить неоткуда, поэтому каждая пуля для нас была очень дорога. На токах у нас был убит Летунов Семен Егорович, Манаников Дмитрий был ранен, который потом умер и двое еще были ранены, которые потом двигались с отрядом в полевом госпитале. С токов передняя часть наших бойцов потом отступила в землянки. Целый день белые наступали на поселок. К вечеру каратели решили пойти в атаку, которые полностью овладели гумном или токами, где уложен корм крестьян на зиму и оттуда пошли смело в атаку. Приказано было бойцам бить только без промаху. И вот один из партизан, который сидел возле трубы на крыше крайней землянки убил командира, в чине полковника, Иванова, как узнали потом из документов. Партизан оказался Ковалевым Михаилом, молодой отважный боец, рождения 1902 года. После этого в отряде белых получилось замешательство. Команда была дана второму батальону выступить навстречу уже подходившим белым к поселку, а первый батальон должен был оказать потом помощь, но эта помощь не потребовалась.

            Белые окончательно струсили, получилась паника и кто куда. У них в стороне стоял обоз и в другой стороне стояли кони, так как они все были на лошадях, кавалеристы и часть пехоты на транспорте. Бросились к лошадям, к транспорту, но не успели ни  туда, ни к транспорту, так были отрезаны партизанами первого батальона. После чего бросились в степь, в поле, а это было 22 марта, снегу было много, кое-кто даже успел лошадь взять, но на дорогу не успел, а бросился в степь, но бежать было некуда, все они были в снегах догнаны нашими партизанами 2 батальона, а транспорт был уничтожен первым батальоном и к сумеркам весь отряд белых был разгромлен, который по словам состоял из 250 человек хорошо вооруженных солдат под командованием полковника, который тут же был убит, при попытке пойти в наступление. Одновременно выстрелом из пушки, партизан Колесников был ранен, а меня засыпало землей из потолка землянки, которая была разрушена выстрелом из пушки. Меня освободили Стаценко Денис и другие.

            Надо сказать о том, как отнеслось крестьянство поселка Жуковского на этот бой и разгром карателей. Все крестьяне от малого до взрослого как мужчины, так и женщины находились в боевой готовности, кто с чем, кто с вилами, кто с лопатами, кто с граблями, кто с веревкой в руках. И как только мы бросились в атаку, а первый батальон двинулся в отрез транспорта и коней, крик «ура» усилился до такой степени, что ничего не было слышно, кроме ура, в это время все население выступило со своим оружием в руках, и с криком ура бросилось на карателей. Последние окончательно растерялись и бросились кто куда, бросая даже оружие, спасаясь бежали, но почти никому не удалось уйти от партизан.

            Теперь наш отряд имел и пушку и пулемет. Пушка была передана в первый батальон, который утром пошел по Кустанайской дороге Жуковский высок и на станцию. Одновременно, как потом мы узнали, во Владимировке тоже отряд белых пытался сделать встречу нашему отряду, но узнав о неудаче и разгроме белых карателей под Жуковским, вернулся, не принимая никакого боя. Таким образом, уже власти Кустаная, колчаковские войска, под командой генерала Сахарова знали, что партизаны будут идти на Кустанай и предполагали, что наступление будет из Владимировки через Самодуровку и из Жуковского через монастырь, но ни в коем случае не думали, что отряд пойдет на Жуковский выселок и выйдет на станцию, так как по этому пути совершенно дорога плохая, мало продуктов и мало кто по ней ездит и не знали нашего плана в этом направлении. 23 марта в час ночи все три группировки двинулись на Кустанай с расчетом перед рассветом атаковать город с трех сторон. Но получилось немного не совсем так. Мой батальон в дороге задержался на 30 минут. Надо сказать, с первым батальоном ехал Летунов М.Е. и Миляев Н.И. которые возглавляли общее руководство группы. Ехали мы на транспорте около 120 подвод и 40-50 верховых партизан, часть впереди, часть сзади. Так называемая конная разведка, которой командовал Сысенко К.Н. Отъехав от Жуковского выселка километров 5, как стали догонять наш батальон верховые, о чем сообщили – задняя наша разведка, отряд остановился, задняя часть пошла в разведку и выяснилось, что 20 человек из поселка Жуковского и Жуковского выселка опоздали вместе выехать и догоняли отряд, влившись в него, а потом двинулись вперед. Это нас задержало на 30 минут, против установленного времени прибыть на станцию Кустанай, что потом оказалось очень выгодным доя всего нашего отряда в разгроме белых Кустанайского гарнизона.

            Пришедшие группы, первая и вторая, делали уже наступление со стороны монастыря и Самодуровки, а со станции тишина. С одной стороны это беспокоило наших, с другой, это говорило, что у белых тыл спокоен, у них там все в порядке и сюда они не обращали никакого внимания, и второй батальон вступил в Кустанай со станции, не получив никакого сопротивления, отрезав отступление белым. Это было выгодно, что создало панику в рядах белых.

            При вступлении на станцию Кустанай была послана конная разведка в составе: Красиков Константин Кондратьевич, Сысенко Карп Петрович, Лихолетов Семен Романович, Колесников Степан, Романов Каленик – под командованием Сысенко К.П. которые без шуму сняли пост-охрану станции, колчаковский караул в составе 18 человек. Командир в чине офицера, Иванов, был взят в плен, который оказался из села Звериноголовка, остальные все были уничтожены в караульном помещении. Офицер, потом, при попытке к бегству был убит Красиковым, которому было поручено охранять его. С вступлением в Кустанай первому батальону поручено было захватить в первую очередь тюрьму и освободить всех, которые были заключены, а там были все работники Советской власти – уездные, волостные, сельские и, кроме того, активисты, сочувствующие советской власти крестьяне, среди которых был Таран, все они были освобождены. Захватить тюрьму было поручено первой роте второго батальона, которым командовал Починок И.Д. возглавляли руководство освобождением тюрьмы Миляев и Летунов. Почти вся охрана тюрьмы была уничтожена в виду неожиданного захвата. Тюрьму охраняли добровольцы, так называемые красноштанники, которые были взяты Колчаком в Уфимской губернии, большинство которых уже были 35-40 летнего возраста, молодых не было. К 12 часам 23 марта город был захвачен красными партизанами весь. При этом потери у партизан были незначительные. И это несмотря на то, что у противника был много оружия, в достаточном количестве патронов, чего у нас было гораздо меньше. И только после захвата Кустаная, партизаны вооружились винтовками, наганами, особенно патронов было недостаточно, так как белые не экономили патроны в бою. Захвачено было в плен белых в Кустанае более тысячи человек, три орудия, 6 пулеметов, около 2 тысяч винтовок и другое снаряжение к боеприпасам.

            Надо сказать, что среди высшего командования Жиляева, Тарана, Иноземцева, Летунова, Миляева было разногласие по вопросу оставаться ли в Кустанае, после его взятия или сразу де двигаться по пятам отступающих остатков колчаковских сил, не давая им оправиться и не допустить подкрепления. Некоторые – Летунов, Таран, Иноземцев предлагали этот план, но Жиляев, Колодко, Белявцев и другие из долбушенской-боровской группы не хотели этого, и требовали держать Кустанай. Пока шел спор, разногласия, несогласованность, мы одновременно очищали Кустанай от спрятанных белогвардейцев и проводили организационную работу по формированию новых частей, назначение командиров и т.д.

            Остатки отступивших белогвардейцев не сидели спокойно, а получив подкрепление из Челябинска и Троицка, перешли в наступление. Три дня партизаны упорно дрались с белобандитами 26,27,28 марта 1919 года, каждый квартал партизаны отдавали белым с большими для них потерями, но ввиду превышения белогвардейских сил, оружия, особенно, партизаны оставили город и отступили по направлению Юго-Восточного фронта через Челкар, Наурзум, Тургай.

            Надо сказать, что разногласие жиляевской группы Длбушенско-Боровской с группой Введенка-Александровка, то есть между Жиляевым, Белявцевым, Колодко с одной стороны и группой Летунова, Миляев, Таран и Иноземцев, с другой привели впоследствии к плохим результатам. Во-первых, из Кустаная отступление было не организованное, во-вторых, плановости не было в отступлении, чтобы одни части отступали, а другие сдерживали бы натиск врага, отступая постепенно, что привело к панике, и многие партизаны отступали самотеком и не туда, куда надо, а в разном направлении, не зная цели и определенного места отступления и многие, в основном попали потом в руки карательных отрядов и были беспощадно расстреляны, многие в Кустанае и многие по разным дорогам от Кустаная. Основная сила, отступила в поселок Шолаксай, где сделали небольшую передышку, так как отступление было как раз в самую ростепель, снег смешался с водой, все ложбинки, лога были заполнены водой,  и отступление было связано с большими трудностями.

            Случай отступления первого батальона, которым командовал я. 28 марта к 3-4 часам дня мой батальон перестал иметь связь со штабом партизанского восстания. Батальон занимал позицию от тюрьмы до станции, вернее, до дороги, идущей на станцию. Северную часть города занимал первый батальон, южную часть – 4 батальон, и восточную часть – 3 батальон, которые увеличены численностью были почти в 5 раз против первоначального количества. Но оружия не хватало, особенно вновь влившимся, которые имели холодное оружие: шашки, вилы, пики, самодельные и даже палки. Я послал специально трех человек для связи со штабом, которые по неизвестным причинам не вернулись обратно, потом взял двух товарищей обратно Сысенко, Логвина и Красикова К., с которыми сам пошел в штаб, узнать в чем дело. Оказалось, что уже штаба на месте не было, а он стоял в центре, где сейчас большой промтоварный магазин облпотребсоюза, там тогда тоже был магазин, но там стояли солдаты Колчака, а потом и наши партизаны. Белые уже захватили площадь, церковь, зашли в Наримановку, захватив почти всю северную часть Кустаная. Из штаба уезжали последние люди, которые передали, что штаб ушел на Самодуровку, приказано отступать туда, но письменного приказа не было для отступления.

            Когда мы вернулись на свой участок фронта, было дано распоряжение по линии фронта отступать на Самодуровку-Затоболовку, что и было сделано, но кладбище Михайловской площади уже было занято белыми, которые установили пулемет и обстреливали Михайловскую площадь, не давая возможность открыто переходить ее, так как она совершенно была открытой и спуститься к Тоболу по эту сторону площади уже было невозможно. Белые переходили уже в окружение Михайловской площади и отступление затруднялось оставшейся части второго батальона. Приказано было командиру роты починок Ивану Д. взять группу партизан с левой зайти стороны в тыл белогвардейцам, засевшим на кладбище Михайловской площади, что было сделано. Группа белобандитов, обстреливавшая  Михайловскую площадь, была разбита, часть уничтожена, а часть отступила, тем самым основная часть уничтожена, а часть отступила, тем самым основная часть партизан отступила через Михайловскую площадь в лог пивного завода. Особенно отважно там отличились партизаны: Сысенко К.П., Колеснкиов С., Романов К., Стаценко Д.Г., Городничий М.Ф., Красиков Р.К., которые первыми зашли в тыл противнику, нанеся поражение, создали панику у белых, большинство из которых было уничтожено, тем самым дали возможность отступить партизанам второго батальона до Затоболовки.

            В Затоболовке уже штаба не было, который выехал по официальным данным в Больше-Чураковский поселок, по направлению этого поселка двинулись основные части партизан второго батальона, кто верхом, кто на санях, а кто пешком, так как транспорт основной уже выехал. Не доезжая до Горелого кордона были встречены табуны казахских лошадей косяками по 20-30 голов в каждом. И вот тут все кто был пешком приобрели лошадей, уздечки сделали кто из чего мог, помогли ремни от вещевых мешков, а кое-кто порвал запасное белье на ленты, вили веревочкой и сделали уздечки, таким образом добрались до Шолаксая, где остановился штаб партизанского отряда.

            По пути пришлось малость отдохнуть на Горелом кордоне, отдых там был неважный, так как жилое помещение было очень маленькое, поэтому приходилось размещаться кое-где во дворе кордона.

            В Шолаксае Таран и Жиляев до нашего приезда разделились – Жиляев остался в Шолаксае, а Таран вышел на Тургай со своим отрядом, которого Алаш-Орда разоружила и убила вместе с другими руководителями отряда, а партизанам пришлось бежать по голодным степям. В числе таких партизан был Зимовец Д.А. житель Алешинского, теперь живет в селе Боровском, который рассказывает, что приходилось питаться чем только попало, лишь бы остаться в живых, так как белогвардейская милиция их преследовала, охотилась, как за партизанами кустанайского восстания, с целью доставить их в тюрьму в лучшем случае, в худшем – расправиться с ними на месте. Но все же товарищу Зимовец удалось через голодные степи добраться до северо-восточного фронта. Еле живой пришел он и долгое время был в госпитале, пока поправился, а потом стал бить врагов, мстить им за все и за Тарана.

 На параде. Впереди Демьян Иванович Зимовец. Фото из личного архива Алексея Зимовец

            Вслед за тарановским отрядом, у которого было четыреста с лишним человек, выступил из Шолаксая и наш отряд в числе 750-800 человек, который двигался по следам Тарана. Причина отделения отряда Тарана, когда еще из Кустаная отступали, Таран с отрядом в 300 человек был послан в Семиозерку для задержки и разгрома белобандитов, которые отступили в Семиозерку и по сведениям собрались из других пунктов уезда, группировали там свои силы для наступления на Кустанай. Вот с этой целью был послан Таран в Семиозерку с отрядом. Когда Кустанай оставили, он отступил на Шолаксай, безусловно расправился с белобандитами, какие были в Семиозерке, не оставив их в покое, а когда собрались в Шолаксай, Таран предложил сразу двигаться на Тургай, не задерживаясь в Шолаксае. Жиляев с этим был не согласен, предлагал сделать передышку в Шолаксае, собрать силы, какие отстали. К тому же дороги были очень плохие, ни санями, ни верхом, ни пешком невозможно двигаться, так как самый разлив воды, вернее наполнились все низкие места и вода пробила даже снега и это правильно, что надо было выждать малость, тем самым временем собрать силы. На этой почве вышел скандал, и Таран ушел со своим отрядом.

 Встреча бывших красных партизан Кустанайского востания в 1919 года. Деревянко Григорий Ильич, Панченко Тихон Емельянович, Зимовец Демьян Иванович. 26 мая 1968 года. Фото из личного архива Ирины Азаровой (Давыденко)

            Перестояв распутицу, отряд Жиляева тоже выехал, но сначала двинулись на Боровое обратно, чего основная часть партизан не хотела, но Жиляев имел же большее влияние и малейшее неподчинение могло кончиться расстрелом, поэтому все молчали, выражая недовольство этими действиями Жиляева, но все же шли все, не желая нарушать дисциплину и вносить дезорганизацию.

            Селютин К.Н. – командир 3 батальона и ротный командир Окунев Р. пытались было возразить против поездки в Боровое, и за не большим остались в живых, в защиту их выступило большинство партизан и не допустило этого. Но все же отряд в Боровое приехал, был в Боровом 2 дня, правда, партизаны, которые скрывались, не могли отступать на Шолаксай, влились в отряд, отряд несколько увеличился, и кое-где отомстили карателям. 2 апреля 1919 года отряд ехал из Шолаксая в Боровое и по пути в поселке Сундуки обнаружил карательный отряд, так называемая сотня казаков, вооруженных одним пулеметом, винтовками, с наганами, которые делали расправу с крестьянством, грабили и сжигали дома более активных подозрительных для них крестьян. Такой отряд как раз находился в поселке Сундуки, который был полностью уничтожен, ни один человек не ушел из поселка.

            Получилось так. Около Сундуков есть небольшой поселок километров в 10, в этот поселок наш отряд вступил вечером перед закатом, население сказало нам, что в Сундуках есть карательный отряд. Распоряжение было отдано, в поселок пускай всех, а из поселка никого. Таким образом о себе не дали знать карателям. Весь транспорт был в закрытии и хождение было запрещено, а как только стемнелось, отряд пошел в наступление и к рассвету подошел к Сундукам, к поселку, где были каратели. У крайней землянки стоял караул – 7 человек, которые на вопрос «Кто такие?» - ответили «Охрана». А  в поселке казаки, говорят, все спят. Караул оказался из крестьян – местных жителей, которые рассказали, где штаб, где пулемет. Наш отряд окружил весь поселок и лишь, когда подходили к центру, белые узнали о нас. Как раз женщины доили коров, когда получилась тревога, каратели вытащили на площадь пулемет и сами буквально в одних кальсонах, не успев даже одеться, стали стрелять из пулемета, а остальные выстроились в цепи, стали стрелять из винтовок, но уже было поздно. Все они были перебиты, кое-кто пытался уйти, тоже был пойман и уничтожен, оружие было захвачено. Взято было живыми 22 человека. При обыске у них было обнаружено у каждого много крестьянского белья, костюмов, и другие вещи домашнего обихода и много денег. Все это было награблено, в чем они сами сознались. Все 22 человека были из станицы Звериноголовская, Кочердык и других поселков. Было три брата – самому младшему было 35 лет, а двое еще старше. Отпускать карателей было нельзя, брать с собой тоже, и они были уничтожены. Тыла у нас тоже не было, чтобы их туда отправить. В Сундуках они расстреляли 7 человек и сожгли два дома. Партизаны в этом бою потеряли двоих товарищей, которые были убиты из окна землянки – один, второй – из дверей при открытии им сенных дверей.

            После тщательной проверки, не остался ли кто еще из карателей, обнаружили одного белобандита, который засел в канаве кладбища и отстреливался. Сысенко К.П. зашел с тыла и прямо в затылок убил этого бандита, который добровольно не сдавался. Когда он был убит, у него было 2 винтовки, шашка, 2 нагана и много патронов еще не израсходованных. Он мог бы отстреливаться до ночи, а потом попытаться уйти. В числе карателей был уничтожен командир Усачев в чине капитана. Население очень благодарило партизан, так как своим поведением белобандиты – грабеж, насилие женщин и расстрелы, они заслуживали этого.

Тургайский бой

            В апреле наш отряд подходил к Тургаю, но что делается в Тургае, для отряда было неизвестно. Километров 50, не доехавши до Тургая, в степи был задержан казах, ехавший на лошади один, и никого негде не было. Отряд сначала принял его за разведчика, но это оказался казах, сочувствующий советской власти и был на стороне красных, как он выразился. Это оказался Конопия Кайдаров, который знал, что наш отряд двигается на Тургай и решил выбраться из Тургая, после того когда отряд Тарана разоружили алаш-ордынцы, чтобы об этом рассказать нам и этим самым нас предупредить. Он рассказал, что Таран арестован и все начальство, военком Иманов тоже арестован и там в Тургае власть алаш-ордынцев, не исключена возможность, что и Таран и все делегаты, и Иманов будут расстреляны.

            Рассказал, что в момент прихода Тарана, вернее, подхода к Тургаю, а когда Таран поехал с делегатами в Тургай, там как раз произошел переворот, арестовали Иманова и потом Тарана со всей делегацией, а потом всех расстреляли, о чем мы узнали, когда захватили Тургай.

            Не доезжая километров 5-10 до Тургая, нас встретил небольшой в 10-15 конный отряд. Жиляев с женой и конниками выехали навстречу с тем, чтобы объясниться и давали знаки о вступлении в переговоры, но их встретили в ответ огнем из винтовок. Два-три залпа, на что был дан ответный залп нашим отрядом и подозвано подкрепление конников. Заметив это, алаш-ордынцы ускакали в обратный путь. Для нашего отряда стало ясно после этого, о чем рассказал Конопия Кайдаров, а до этого мы еще сомневались. После этого отряд принял боевой порядок и пошел в наступление на Тургай. Эта операция началась в 10-11 часов дня и длилась до 10 часов вечера, когда Алаш-Орда в Тургае была разгромлена и Тургай был взят нашим отрядом. Тургай в то время был небольшой, а строение большинство землянки, которые были кругом обнесены окопами и в большинстве своем (через определенный интервал) крытые окопы. Вот отсюда алаш-ордынцы встречали наш отряд с пулеметами, орудиями и винтовками. Причем подступ к Тургаю был открытым, что затрудняло наступление. Первый и второй батальоны наступали в авангарде  - передовой цепи, второй и третий батальоны представляли вторую цепь, транспорт двигался третью цепью, обоз шел задней цепью, часть его рассыпалась, представляя из себя орудия, где были установлены макеты орудий, а действительных орудий у нас было всего два, но снарядов к ним не было. Также у нас не было патронов к пулеметам, которых также имелось два, но они тоже занимали свое место. По флангам двигалась конная разведка. Алаш-ордынцы обстреливали нас из винтовок, пулеметов и из орудий. Прямое наступление было невозможно. Жиляев приказывал 1 и 2 батальонам двигаться в наступление, второму батальону, который занимал правый фланг, пойти в обход с левой стороны противника, а первому батальону двигаться прямо на левый фланг, а противника правый защищен рекой Тургаем, где переезда не было, так как это было время, когда весенняя вода еще не вошла в нормальное ее состояние, поэтому и для нас левый фланг был безопасен, также и противнику их правый защищен.

            Я, как командир 2 батальона, повел свой батальон в обхват Тургая правым флангом с тем, чтобы обойти с тыла. Назначения для этого получила рота под командованием Починка И.Д. которая удачно пробралась в тыл под прикрытием конного отряда под командованием Сысенко К.П., который двигался впереди, делал большой круг обхода к закату солнца. Все это было сделано – Тургай оказался в кольце на расстоянии 3-5 километров кругом, исключая реку Тургай, на которой был мост, с южной части Тургая, то есть в тылу алаш-ордынцев. Мост усиленно охраняли, и когда обход закончился, уже был закат солнца и с наступлением сумерек, второй батальон с тыла и левого фланга противника бросился в атаку на окопы, первый батальон тоже с фронта, 3-4 батальоны не сразу тоже пошли в поддержку. Конный отряд захватил мост. Алаш-Орда не успела обойти нас с тыла как они планировали, оказались окруженными со всех сторон и отрезаны от моста. Сопротивление врага было сломлено. Мост занял Сысенко со своими конниками, алаш-ордынцы бросились в реку, кто пешком, вплавь, кто на лошадях, но никому не удалось уйти от партизанского оружия, так они не стреляли в окопы бесцельно, ибо они были крытые, а тут, когда противник был выбит в рукопашную из окопов, можно было бить врага прикладом, самодельной пикой, рубить саблей, а там в окопах это было трудно.

            Алаш-Орда вынуждена была бросаться в воду, где были уничтожены все до единого. Бросился было вплавь полковник противника, некий Ечень, который был задержан конным отрядом и представлен в штаб отряда красных партизан, впоследствии он пытался бежать ночью и был убит охраной.

            Таким образом, в течение 1-2 часов город был весь взят, в белогвардейские каратели были разгромлены окончательно, и как месть за Таран и Иманова, почти все были уничтожены, очень немногим уйти. 11 апреля, когда закончилась вся операция, Жиляев выразил благодарность командирам 1-2 батальона за успешное выполнение операции, но предупредил, в случае провала, то слетели бы головы, так как наступление вышло затяжным. Я Жиляеву ответил «спасибо, но если бы не только я, а пожалуй большинство партизан погибли бы в этом наступлении, тогда уже голову снимать некому, ибо она уже мертва». Жиляев усмехнулся на это и ничего не ответил.

            Так были уничтожены алаш-ордынцы в Тургае. На берегу озера лежало несколько убитых партизан, кто они – неизвестно но ясное дело, что это работники советской власти, партизаны, в том числе по некоторым признакам среди них был и Таран. Все они были похоронены с клятвой над их могилой, что партизанский отряд Жиляева до конца отомстит убийцам, Отряд соединился с центральными войсками и совместными силами все вражеские силы будут разгромлены. Не удалось алаш-ордынцам зайти в тыл партизан, как они собирались, и разбить их, о чем было написано в пакете, перехваченным партизанским отрядом. Во время боя, один казах прорвался к нам берегом реки Тургая к 4 батальону с пакетом и передал пакет командиру Киселеву, говоря: «Эй ген туре мен казах бор!» и подал пакет в руки, в котором было написано: «Задерживайте до 12 часов ночи, завтра я зайду в тыл партизанам и ударю им в затылок». Это написал некий Могилевский начальнику гарнизона, видимо алаш-ордынского отряда, который собирался зайти в тыл нашему отряду и обещал разбить нас, но Могилевский не успел этого сделать. Всех их постигла могила, партизаны опередили план.

            В Тургае отряд находился два дня 11-12 апреля и 13 апреля выехал, пополнившись продовольствием, фуражом. Кроме того, в Тургае взяли орудия, около 200 сабель, 600 штук пик, 8 пулеметов, 450 винтовок. Отряд выступил из Тургая по направлению на Иргиз, где был встречен с большой радостью Красной армией Туркестанского фронта с музыкой и прибыл на станцию Челкар, где присоединились к фронту и вместе с Красной армией юго-восточного фронта до конца громил колчаковские полчища, отступающие под нажимом Красной Армии центрального фронта.

Когда наш отряд присоединился к юго-восточному фронту, командование которого (Колузяев – командующий фронтом) предложили Жиляеву, как командиру отряда сдать все ценности, транспорт и денежные средства, особенно золото. Жиляев не подчинился. Предложено было расформировать наш отряд по разным частям, и этому Жиляев не подчинился. После всего этого все же наш отряд в составе 750 человек был сохранен под названием Второй Кустанайский коммунистический полк, с чем осталось довольно все командование отряда. Но все же было предложение транспорт и золото передать в распоряжение командования фронтом. Этому как раз Жиляев не подчинился и не согласен был с тем, что он теперь не командующий отрядом или даже всем фронтом, то есть высшая власть, как он был прежде в  своем отряде, а подчинен определенному порядку. Жиляев с каждым днем проявлял все больше и больше недисциплинированности, вплоть до контрреволюционных выступлений с его стороны.

            Наш отряд имел богатый транспорт, много золота, что крайне требовалось в то время для страны, особенно для юго-восточного фронта, но Жиляев упорно сопротивлялся подчиниться приказу и отдать ценности в распоряжение командования фронтом. В мае-июне 1919 года на фронте сложилось тяжелое положение. Не хватало топлива, транспортных средств, даже недостаточно было снабжение водой. Приходилось порою отступать. Жиляев все это стал использовать в карьеристских целях, агитируя отряд, да и вообще на фронте, что мол тут сидят старые офицеры, все они предатели. Мол командование ведет политику на предательство всего фронта, нам надо наступать, а они видите-ли отступают. Из Челкара наш фронт двинулся до станции Эмба. Это было в августе, но дальше наступать было невозможно, так как колчаковские силы под натиском Красной Армии своим отступлением в виду превосходства их сил, могли прорвать юго-восточный фронт, особенности в такой местности как Эмба. В этом случае позиция командования удерживать врага была оправданной. Если отступали, то это была вынужденная военная тактика и мера, чтобы в дальнейшем разгромить врага. Фронт отступал, упорно сопротивляясь с большими боясм до станции Джурун до Аральского моря и только тут явились настоящие условия для разгрома белых. С одной стороны Аральское море, с другой – голодные степи, непроходимые пески, только небольшой прогал по линии железной дороги, где можно беспрепятственно двигаться, вот тут как раз для фронта удобное место задержать врага и когда колчаковские полчища под натиском Красной Армии вынуждены были отступать в панике, тут было легко не только держать фронт, а громить их, что и получилось.

            Юго-восточные части отступили до Аральского моря, безусловно, с боями, уничтожая вражеские полчища, в Аральском море закрепились и дали возможность отступить колчаковским карателям, как их называли тогда  у нас, которые были затем окончательно разгромлены под натиском Красной армии – центральных войск, чего не хотел понимать Жиляев и все это, то есть выгодный маневр для Красной армии.

            Он все извращал, говорил, что это предательство. Доходило до того, что он выступая на митинге говорил: «Тут везде белые, везде предатели, долой коммунистов, да здравствует чисто крестьянская власть, власть Советов без коммунистов».

            С момента соединения нашего отряда с фронтом, Жиляева все уговаривали, предлагали ему отдых, предлагали ему поехать учиться, но он категорически все это отвергал и распространял среди красноармейцев фронта, особенно среди красноармейцев фронта, особенно среди партизан 2 кустанайского коммунистического полка, что мол Жиляева хотят изолировать, а потом и весь фронт предадут. В конечном счете Жиляев был арестован и находился под арестом.

            С момента отступления от станции Джурун до самого Аральского моря, он находился под арестом и все же в Аральском море нашлись его подручные, сочувствующие ему, которые освободили его из-под ареста. Это было как раз в тот момент, когда под напором Красной армии колчаковские полчища должны были или сдаться в плен, или, если это слабое место, то прорвать фронт и свободно отступать. Одним словом, дни были решающие. Вот в этот ответственный момент Жиляева выпустили из-под ареста, который с группой преданных ему «партизан» разбил штаб фронта. Командующего фронтом Астраханцева тяжело ранил, а председателя ЧК застрелил и весь штаб фронта разогнал. Взля всю власть в свои руки. В штабе нашел обмундирование офицерской формы разных чинов и рядовых солдат,  повесил на штыки солдатам, которые с ним ехали, а их было около 50 человек, эта группа сочувствующих. Кроме этого белые повязки и все это поднял. Объяснял так: «Вот видите товарищи, уже колчаковские войска подходят к нам, а предатели подготовились сдать нас всех – предать, вот вам доказательство. Как только бы наступил бы последний бой, все они переоделись бы вот в эту форму и надели был белые повязки и свободно перешли бы на сторону Колчака, никто бы их не тронул. Это, мол, был особый знак условия для белых, а все кто без этого были бы уничтожены и вот я, их разоблачил. Все теперь будем спасены, а злодеи будут уничтожены, с некоторыми я уже расправился. С сегодняшнего дня слушайте мои распоряжения». Сторонники Жиляева, не понимая существа дела, радовались, а их было значительно меньшинство, даже в нашем полку, а что касается в других частях, то совсем ничтожная часть. Полк состоял из мадьяр, в котором было порядочно сочувствующих этому происшествию. Так Жиляев стал командующим южно-восточным фронтом, хотя это на 2-3 дня, чего он добивался с первых дней, подстрекая: «Что, командующий отрядом, теперь ты тут никто, помойка ты тут, а не командир». Что еще больше его озлобляло и расстраивало. И вот он своего добился. Когда Жиляева по телефону вызвали из Ташкента и стали его спрашивать в чем дело, почему он так сделал, то он сказал, что это так требовал фронт, добавляя, что народ требует спасти Родину. Ему было предложено обратно передать командование фронтом, но Жиляев отказался выполнять это распоряжение.

            После этого из Ташкента выехала комиссия, которая созвала фронтовую конференцию, представители которой были избраны из всех подразделений по три человека. От второго батальона был избран я, Починок И.Д. и Колесников М. На конференции присутствовало 350-400 человек, где была избрана специальная комиссия для проверки установления причин возникшего случая и виновных в этом. На конференции был разъяснен ответственный момент фронт, когда колчаковцы подходят к фронту. Жиялев в это время был на свободе. В состав комиссии было избрано 15 человек. Комиссия занималась два дня и на третий день конференция возобновила свою работу, где комиссия доложила о своей работе.

            Комиссия материалами, документальными данными доказала, что Жиляев совершил контрреволюционный поступок, что грозило опасности прорыву юго-восточного фронта и свободному отступлению белых. Конференция обсудила весь этот материал и действия Жиляева, обвинила его и вынесла  решение о высшей мере наказания – расстрел Жиляева, его жены и еще трех человек, активно участвовавших с ним, в числе их Володин, который освобождал Жиляева из-под ареста. На этой же конференции было решено приговор привести в исполнение немедленно, для чего была избрана специальная комиссия в составе 5 человек, куда вошел представитель ВЧК и эта комиссия привела приговор в исполнение. Жиляев, его жена Луша, Володин и еще 2-5 человек были расстреляны на Аральском море.

Бои под поселками №10-12, станции Эмба

            В начале августа месяца Жиляев находился под арестом на станции Эмба, но пока с ним еще считались, так как отсталая часть фронтовиков поддерживала то положение, что нам надо наступать, чего требовал особенно Жиляев и вот по его настоянию, хотя он был под арестом, 2-й коммунистический кустанайский полк пошел в наступление со станции Джурун на поселки №10-12, что северо-западнее станции Джурун. Наступление началось вечером 5 августа. 6 августа утром в пять часов полк принял боевой порядок, выбил передовые части противника из поселка №10, потом из поселка №11, а потом и с №12. Наступил вечер. Надо сказать, что силы противника, так и оружия значительно превосходили наши и все же, благодаря сознательности наших людей-партизан и уверенность в победу белогвардейцы были выбиты из трех поселков, оставляя раненых, оружие и снаряжение. В документах было обнаружено, что колчаковское командование на этом фронте имело специальное задание во чтобы ни стало прорвать туркестанский фронт на юго-восточном направлении, зайти в тыл, начиная с этих поселков №10-12 в обход правого и левого флангов нашего фронта. Сделав выход, верхний обход, западнее Эмбы, начиная это окружение с 6 августа и заканчивая 7 в 10 часов дня. Такой план как раз был выработан белогвардейским командованием, рассчитывая прорвать наш фронт и дать возможность свободно отступить своим силам. Но это не получилось, так как второй коммунистический полк в это же самое время, вернее, днем раньше, начал свое наступление. Они рассчитывали 7 августа двинуться в наступление справа и слева, а наш полк 6 августа пришел к ним и разбил все их планы. Но устоять, тем более, двигаться дальше наш полк не мог, так как левый фланг, который должен был нас поддерживать, тоже вступил в бой с группой, которая двигалась с левого нашего фланга. Таким образом поддержки мы не могли ожидать также как и от нас они, то есть левый фланг, а это был мадьярский полк, который тоже беспощадно бил белогвардейцев, но также вперед двигаться не мог, не имея поддержки с нашей стороны, но силы противника значительно превосходили, поэтому наш полк, так и полк мадьярский отступили ночью с 6 на 7 августа.

           6 августа в 7 часов вечера белые решили перейти в контрнаступление на поселок №12, из которого были выбиты днем. Упорно отступая, подбросив новые силы, пехота, кавалерия, артиллерия, пулеметы, стали делать обход поселка №12. Стало ясно, когда было найдено в документах, что они собирались во чтобы ни стало прорвать наш фронт в обход с тыла, надо было принимать меры к отступлению без паники, организованно, но надо было удержаться до ночи, иначе на открытом месте можно было потерять много людей. Таким образом, упорно пришлось задерживать натиск белогвардейцев.

            Трудно пришлось в этом бою и третьему батальону, который находился с правого фланга. Как вечером гнали скот домой, впереди правого фланга 3 батальона, где командовал К.Н.Селютин и вот вместе с коровами вплотную к поселку, захватил овраг, противник бросил большое количество кавалерии на правый фланг, здесь белые бросились в атаку и кавалерия с фланга бросилась, но Селютин, как командир, не растерялся, расстреливая беляков с постоянного прицела. Трижды отбивал третий батальон атаки белых с большими для них потерями. Но все же впустили белых в поселок, вес ж в поселке отбиваться легче. Одновременно вражеские силы наступали также на левом фланге, где занимал позицию четвертый батальон, командир батальона Киселев, который также отбил три атаки и тоже не допустил неприятеля. Таким образом, упорной борьбой партизан полка, особенно 3 и 4 батальонов, белые были не допущены в поселок, а конная разведка с фланга задерживала кавалерию, таким образом наступили сумерки и беляки отступили, рассчитыввя собрать силы и обратно броситься в наступление.

            Командир полка Колодько приказал немедленно отступать. Товарищ Фролов, как политрук, все время находился в цепи и поддерживал партизан, почти с каждым товарищем Фролов говорил, только убеждал в победе над карателями, оставить конную разведку на всем фронте, а пехоте отступить в поселок №11, а потом в поселок №10. Что и было сделано. К утру 7 августа весь полк собрался в поселке №11 и уже дорогой пошли на станцию Эмба, где нас встретил Жиляев, в одной рубашке и без фуражки с растерянным лицом, говоря, вот видите, вас послали в наступление с тем, что вас тут побили, а меня там ночью вывели на расстрел и я из под пули убежал, не успели меня расстрелять и одновременно это делается иначе, они боятся с призывом к полку прибыть на станцию, расправиться с такими руководителями, имея виду Жиляева освободить, а посадить даже расстрелять командование фронтом и реввоенсовет, нас мадьярский полк поддержит в этом отношении. В полку пошли разные толкования, споры между собой и стало ясно, что за Жиляева стоит меньшинство и заочники, но они настойчиво требуют принятия таких мер, которые предлагает Жиляев. С приездом на станцию собрался митинг, как раз мадьярский полк тоже прибыл. На митинге Жиляев выступил с призывом выступить белогвардейцев, в лице белогвардейцев имея в виду командование нашим фронтом, или как уточняет потом – нам надо перебить всех предателей и только тогда спасем Россию. Нас окружили белогвардейцы, предатели, мы с ними должны рассчитаться и тут впервые высказался: «Долой коммунистов, да здравствует чисто крестьянская власть, наша советская власть».

            Один из красногвардейцев по неосторожности сорвал кольцо гранаты, несколько человек было ранено. Это была неосторожность, как потом было установлено, но создалось такое мнение, что уже кто-то бьет из оружия в митингующих. Жиляев командует «В ружье», народ в панике, но абсолютное большинство не растерялось, как раз подошел политрук Фролов.

            Жиляев было попытался арестовать Колодко, Фролова, командира роты Окунева, Селютина и меня. Но Колодко, а потом Фролов выступили на этом митинге и успокоили народ. Доказали, что взрыв получился по неосторожности одного товарища, который тут же выступил с большими извинениями. На этом митинг закончился и народ разошелся. Жиляева опять арестовали. И как оказывается никто его не расстреливал, а вывели справить нужду,, а он убежал с целью создать выступление против руководства. Но тут ему этого не удалось. Удалось лишь у Аральского моря, где он и получил по заслугам.

            8 августа белогвардейцы все же заняли Эмбу, но уже опоздали, в тыл к нам зайти им не удалось. Правда, Жиляев своим поведением ослабил моральный дух и сплоченность партизан, о чем белые конечно же знали.

            В момент разгрома колчаковской армии у Аральского моря я был ранен и отправлен в Ташкент в военный госпиталь. В этом госпитале как раз лежал Астраханцев, командующий фронтом, которого Жиляев зарубил, но благодаря того, что это было в вагоне, и получилось не удачно для Жиляева. Он лишь разрубил Астраханцеву шею, что было легко залечено и Астраханцев вместе со мною вышел из госпиталя.

ГАКО Р-266 Оп.1 Д.9