Мои воспоминания

Вступление

Как новый молодой зародыш, я долго вынашивал в себе то, о чём пишу! Мне, почему-то, казалось сначала, я не смогу описать всё так последовательно, как оно происходило в нашей жизни. А главное, я долго не мог сосредоточиться, с чего начать. Потому, что во всяком деле, большом или малом,  самое главное – начало!

Вот почему я долго не писал, всё обдумывал, с чего начать? И вот, когда я уже перечитывал собранный мной материал, я всё больше и больше убеждался в необходимости начать собирать «Мои воспоминания», в которых описать всё то, что я помню.

А помню я многое со своего раннего детства, как о себе самом, так и родстве двух родов, Давыдовых и Плаксиных.

Придя окончательно к такому убеждению, я в январе месяце 1977 года приступил к обработке собранного мною чернового материала о своём родстве. Думаю, это заинтересует многих из моих родственников, тем более, что до меня ни один человек из нашего рода не оставил письменных следов!

А надо бы оставить!

Вот почему мне хочется оставить «Мои воспоминания» на память всем моим потомкам из родов Давыдовых и Плаксиных. Пусть они, так же как и я, оставят следы о своём роде и передадут их детям и внукам своим, как это сделал я. И это, кажется мне, не безынтересно!

В своих воспоминаниях я пишу о многом. О том, как наш семейный род пережил голодный 1921 год. Это было несчастьем всей России. Тогда от голода погибло очень много народа, особенно из числа бедняков! Помню хорошо и описываю в своих воспоминаниях о гибели многих семей, особенно казахских, в весенний разлив реки Тобол весною 1921 года. Пишу также о последующих годах своей нелегкой сиротской жизни, когда мы в семье и многие другие дети остались неграмотными на всю свою жизнь! Мы, тогда малые дети, знали цену куска хлеба и как он дорого достаётся. Нам, детям тех лет, на всю жизнь запомнился голодный 1921 год. Когда люди на ходу умирали с голоду. Когда народ поел всех собак и кошек. Когда собирали мослы, мололи и ели! Мы, малые дети, ходили собирать лебеду, ящерицу, другие разные травы. Нам их подмешивали в муку, пекли лепешки и мы ели. У нас после этого болели животы, но мы выжили.

Жаль, не было грамотного человека, чтобы описать всё это для воспоминаний. Видимо, здесь сказалась та неграмотность, которая царила в России.

Вот почему мне трудно предугадать, откуда начался наш род и как он развивался. А это очень жаль. В своих воспоминаниях я описываю то, что знаю. И всё то, что сохранилось в моей памяти.

Я призываю всех людей нашего рода, по возможности, описывать всё интересное о нашем роде, и делать это из поколения в поколение. Такая запись даст много для развивающегося рода. Таковы мои пожелания всем любящим свой Род!

Николай Давыдов

Род Давыдовых

Семья Давыдовых

1914 год, посёлок Введенский

Наш род Давыдовых в далёкий Казахстан завёз мой родной дед Давыдов Илья Симонович. Он из числа первых поселился в нашем посёлке Введенский, Кустанайского уезда, Мендыгаринского района, Алешинской волости в 1899 году. Посёлок расположился на берегу реки Тобол.

Дедушка Давыдов Илья Симонович с бабушкой Евдокией Демьяновной завезли наш род из Воронежа. По их рассказам они приехали жить сюда так. В те далёкие времена, было распространено на Руси в ходоки ходить. Искать никем не заселённые добротные места и заселять их. Люди собирались в ходоки. Группой, по нескольку человек, уходили в степь, облюбовывали себе места и заселяли их поодиночке и группами. Так в отдалённой степи Казахстана возникали новые посёлки и деревни.

Так вот, группа ходоков, в которой был наш дедушка Давыдов Илья Симонович, зашла далеко в казахстанские степи. А посёлки здесь, в те давние времена, были редкими и малочисленными. Земли′ пустовало множество. Земли, заросшие ковылём. А какие богатые - супесчаный чернозём! Причём равнина, куда ни глянь – видно всё, как на ладони. Только не ленись – паши и сей!

Растёт всё, хлеба, бахча, огородные и садовые культуры. Группа, в которой был Илья Симонович Давыдов, шла вниз по течению реки Тобол, и они, отойдя 18 верст от посёлка Алешинки, облюбовали вблизи Тобола участок с небольшой возвышенностью и хором решили здесь строить церковь. Закопав на облюбованной возвышенности столб, ходоки пошли осматривать участок. Шли они и диву давались, какие здесь прелестные места! Куда ни кинь взгляд, нескончаемая равнина, широкая степь! Равнина эта пересекается местами небольшими березовыми околками и холмами, одна красота! А сколько ягод в степи! На полянах клубника, в околках малина, костяника и местами вишня.

Согласовав вопрос в Алешинском уезде, куда входил этот участок земли, они возвратились в город Кустанай. Здесь им для нарезки посёлка был выделен землемер по фамилии Введенский. Его именем и был назван посёлок.

Эта краткая история возникновения нашего посёлка Введенский была услышана мной от моего родного дедушки Ильи Симоновича Давыдова, по его рассказам.

Проживая здесь, у нашего дедушки с бабушкой Евдокией Демьяновной родилось шестеро детей: Яков, Ольга, Иван, Мария, Александр, Клавдия. Всех их они воспитали, вырастили и поженили. Одна дочь Клавдия не успела выйти замуж, потому что в 1930 году мы из посёлка Введенский уехали на производство – кто куда.

Это был год разрухи.

Род Плаксиных

В 1899 году в наш посёлок Введенский приехала семья Плаксина Никиты Михайловича из Самарской губернии, Бузулукского уезда, села Гаршино. Они сначала остановились жить в посёлке Большая Чураковка, но их сманили родственники, жившие в нашем посёлке.

Плаксина (Литунова) Мария Епифановна (сидит слева)

с дочерьми Катей и Груней

Семья Плаксина Никиты Михайловича, кроме отца Михаила и матери, имела его жену Марию Епифановну (в девичестве Литунову), сына Афанасия, дочь Марию, Сына Федора, дочь Наталью, сына Давыда, сына Гавриила, дочь Груню и дочь Екатерину. А всего со стариками 12 душ.

Осенью 1912 года сын Давыдов Яков Ильич женился на Плаксиной Марии Никитичне и эти два рода стали родственными. А мы стали их потомками. Давыдов Илья Симонович и Плаксин Никита Михайлович стали нашими родными дедушками.

Хотя плохо, но помню я рассказы про прадедушку Плаксина Михаила Феноменовича. Рассказывали, что он был горяч и силён, хотя и не очень большого роста. Был он коренаст, плотного телосложения, к тому же обладал редкостной силой. Кроме того, был он очень горяч. Стоило ему рассердиться на коня, он как даст ему в лоб кулаком, так конь садился на задницу.

Или был несчастный случай, у Плаксиных в доме случился пожар. Так бабушка из горящего дома выскочила с пустой сковородой и стала кричать: - «Горим! Горим!», а прадед сгоряча взвалил на себя не установленные ещё на место тёсовые ворота и унёс их на себе на 40 метров. Обратно, чтоб установить эти ворота, их несли четыре человека. Вот такая у прадеда была силушка!

А ещё про прадеда Михаила Феноменовича мне рассказывали такую быль. В те, ещё давние времена, было заведено на Руси в ходоки ходить. Это ходили в город Иерусалим богу молиться. Наш дед тоже решил, тогда ещё молодой, сходить туда.

Туда он шёл безо всяких приключений, а на обратном пути, когда он возвращался домой, а была уже осень, только хлеба убрали, кругом стояли стога с сеном, да скирды с соломой. А время двигалось к концу дня. Вдруг из леса появился матёрый волк. Он вышел на дорогу, по которой шёл прадед, и стал следовать за ним. Дед стал ускорять шаг, волк не отставал, дед свернул с дороги, волк тоже свернул за ним. Вечерело. Деревни впереди тоже не было видно. Дед решил ночевать в скирде соломы, что близь у самой дороги. Когда дед свернул к скирде и начал делать себе логово для ночлега, волк тоже сошёл с дороги и улёгся на траву. Дед вырыл себе в скирде нору и улёгся спать. Дед рассказывал, что он сначала боялся, а потом уснул. Утром, когда дед проснулся, начал потягиваться и кряхтеть, волк встал, отошёл от скирды на прежнее место и уселся там, где сидел он вчера. Прадеду Михаилу нечего было делать, он вылез из своей конуры и стал собираться в путь. На волка он не глядел. А когда Михаил вышел на дорогу и пошёл по ней, волк поднялся со своего места и пошёл вслед за прадедом. Так волк и преследовал его до самой деревни. А когда стали они приближаться к деревне и услышали лай собак, волк остановился, затем свернул с дороги и скрылся в лесу. А прадед Михаил ускорил шаг и спокойно вошёл в деревню!

О нашем посёлке

Наш посёлок Введенский, в котором мы, Давыдовы жили до 1930 года, расположен в степях Казахстана, Кустанайской области, Боровского района, на небольшой возвышенности вдоль реки Тобол. Тобол был полноводной рекой, чистой. Рыбы в ней водилось много и разной.

Расстояние от города Кустаная до нашего посёлка считалось жителями в сто вёрст. А жителей к тому времени насчитывалось 420 дворов. Проживали в нашем посёлке люди разных национальностей: русские, украинцы, белорусы, мордва, чуваши, пермяки и другие.

Сам наш посёлок был расположен в три улицы вдоль реки Тобол: Нижнюю, Среднюю и Верхнюю. Дом нашего дедушки Давыдова Ильи Симоновича был расположен на Нижней улице огородами к реке Тобол. Дом был пятистенный из двух комнат. В нём размещалась вся дедушкина семья из одиннадцати душ. Дом наш стоял на углу, четырьмя окнами на площадь к церкви, два окна выходили в переулок и одно окно во двор. Ворота были тёсовые, на две створки с калиткой. Двор был огорожен сараями, саманными кладовыми и погребом, огороды огораживали канавой с небольшой насыпью с внутренней стороны, дабы не проходил скот. От огорода до реки простиралась небольшая лужайка, где паслись телята, гуси и другая живность.

Дом нашего деда Плаксина стоял на Верхней улице. У них огороды шли к логу, подходившему к посёлку с другой стороны. Против дедушки Плаксина стоял крестовый, деревянный дом Михаила Летунова. За его участие командиром Красных партизан белогвардейцы сожгли дом Летунова.

Когда в посёлке Введенский в 1919 году установилась Советская власть, Летунову Михаилу Георгиевичу был построен бесплатно за счет казны добротный крестовый дом и отдан наследникам Летунова. Этот дом в посёлке стоит поныне.

По нашему переулку Давыдовых круглый год зимой и летом гоняли табуны скота на водопой, ездили вброд и по мосту на гружёных подводах. В зимнее время каждый хозяин на задах огородов сваливал в кучу навоз от своего скота. Навоз перегорал, из него потом делали кизяк, которым зимой каждый отапливал свой дом, готовил пищу и выпекал хлеб.

Мост на деревянных сваях тоже был построен около брода против нашего переулка. Мост на зиму разбирали и складировали у двора Дмитрия Петровича Юрченко, он здесь хранился до весны.

Наша река Тобол ежегодно весной разливалась, чем наносила жителям посёлков и деревень немалый материальный ущерб.

В революцию 1918-1919 годов наш посёлок Введенский несколько раз переходил из рук Красных к Белым. Надо должную справедливость отдать попу нашей церкви Топоркову.

(Здесь и далее под «нашим попом Топорковым» следует понимать вполне конкретное лицо:

Евдоким Васильевич Топоров с семьёй, Введенка, 1929-1930 гг

 Топоров Евдоким Васильевич, родился 29 июля 1888 года, Оренбургская губерния Бузулукский уезд село Верхняя Вязовка. Родители: Василий Арсентьевич Топоров и Пелагея Григорьевна. После окончания школы, закончил в 1909 году Обшаровскую церковно-учительскую школу, Самарской губернии и направлен на работу в церковно-приходскую школу Александро-Невской церкви Миасского завода, женился в 1910 году на уроженке села Тастубы, Башкирия, Ивановой Анне Ивановне 1885 г.р.  Её родители Иванов Иван Иванович, учитель Министерского двухклассного Тастубинского училища и Агриппина Фёдорова Жаворонкова. В 1910 году назначается к исполнению должности псаломщика, а в 1911 диаконом этой же церкви. В 1913 году, рукоположен священником Введенско-Богородицкой церкви посёлка Введенского, Боровской волости, Кустанайского уезда и пробыл в этом звании с 1913 по 1931 годы. Затем после разгона церкви его осудили на 6 месяцев принудработ, за невыполнение государственных обязательств. После этого он переехал в Кемеровскую область, село Тисуль, где работал бухгалтером в артели Универсал. В 1937 году был арестован, осуждён по статье 58-10 и приговорён тройкой НКВД по Новосибирской области к высшей мере наказания, и 7 декабря 1937 года расстрелян в Мариинской тюрьме.

Реабилитирован в 1995 году.

Это он и его друзья, зажиточные мужики, спасли наш посёлок от разорения, а многих людей от неминуемой гибели от рук Белого казачества!

Эта истина жила и поныне живёт в сердцах жителей посёлка Введенский. У нас в посёлке хотя и были зажиточные семьи, но их было мало. И все они слушались только попа Топоркова. А наш поп стоял за Красных, но об этом знал только узкий круг людей.

Вот один пример. Мужики нашего посёлка, собирая хлеб и мясо для партизан, договорились с попом всё собранное хранить у церковного старосты Юрченко Дмитрия Петровича. Только это их и спасёт, если нагрянет Белое казачество. Оно так и случилось. Когда появились Белые казаки мужики клялись, что они всё это собирают для их войска и что приказал это сам наш поп-батюшка Топорков и что всё собранное хранится у старосты церкви Юрченко Д.П.

Только это и подтверждение попа Топоркова спасло наших мужиков от казни, а жителей от разорения!

Надо сказать, что наш поп был умный мужик. Он в нашем посёлке пользовался большим авторитетом и народ ему верил и любил его [за] справедливость.

Богатых в нашем посёлке было мало. Они тоже уважали нашего попа и слушались его. Только благодаря большой влиятельности и авторитету, коими пользовался наш поп Топорков, был сожжен отрядом карателей только один дом – Михаила Летунова – как командира Красных партизан. Но никого они больше не тронули. Белые знали, что сыновья многих жителей нашего посёлка служат в отряде Красных партизан, в том числе наш отец Давыдов Яков Ильич.

Помню, как один раз Белые забрали нашего дедушку Илью Симоновича Давыдова и хотели пороть его принародно на площади. Так бабушка Евдокия Демьяновна пошла к попу Топоркову и он отстоял нашего деда. Белые отпустили его и бить не стали. А дело было такое. Кто-то с мельницы украл ночью два мешка муки. А дед в то время был старостой посёлка. Так вот как старосту за недосмотр его хотели бить принародно.

А ещё мне рассказывала мать случай, как Красные освобождали наш посёлок Введенский от Белого казачества. Сражение за наш посёлок началось с вечера. Белые заняли наш посёлок и переправу через Тобол со стороны Боровского. Это был как раз наш Давыдовский переулок. Это был последний бой за наш посёлок осенью 1919 года. Мать, чтобы сохранить нас, троих детей от гибели, бегала всю ночь по огороду и прятала нас среди грядок, окутывая во что попало. При каждом выстреле из орудий, она падала на нас и закрывала своим телом. Так она металась с нами, троими детьми, до рассвета. Пока не прекратился бой.

А на рассвете мы, дети, измученные страхом от орудийных и пулемётных выстрелов, уснули среди грядок и кустов картофеля, прикрытые чем попало. А утром пришли Красные и у нас в посёлке Введенском навсегда установилась Советская власть.

Наш поп Топорков добровольно свой крестовый дом отдал под сельсовет, на нём водрузили Красный флаг.

Об отце

Наш отец Яков Ильич Давыдов родился в 1894 году. Рос смелым и бойким мальчиком. Был очень активным и находчивым. Сверстники его в посёлке очень уважали.

Рассказывали такое. Если в компании затевалась какая-либо ссора, то стоило одному сказать: - «Тише, Яша идёт!», как всё стихало и с появлением Яши Давыдова начинались разные игры. В меча, лапту, черную палку (прятки). А когда Яков Ильич подрос и женился у него в доме часто собирались его сверстники и друзья и пели песни. Это были голоса, так голоса! Летунов, Миляев, Омельченко, Досаев и другие.

Мать рассказывала, как соберутся к Яше друзья, усядутся за стол, выпьют самогону, развеселятся и станут петь песни. А пели они здорово! Я по нескольку раз за вечер зажигала лампу-молнию. Они как хором гаркнут, так лампа тухнет! Пели они здорово, было что послушать. Жили мы на переулке, наш дом был угловой. Так молодежь соберется под окном нашего дома и стоят – песни слушают. А я нарочно раскрою окна, - вспоминала мать.

Осенью 1916 года наш отец Яков Ильич был призван в царскую армию на действительную службу. Служил он в городе Ирбит. Наша мать в апреле 1919 года ездила к отцу в Ирбит на свидание. А в сентябре их распустили по домам.

Как раз в это время в нашем посёлке организовывался отряд Красных партизан под командованием нашего односельчанина Михаила Летунова. Наш отец Давыдов яков Ильич вступил в этот отряд и ушёл с ним на фронт. Мать, конечно, уговаривала его отстать от этой опасной затеи, но отец был неумолим. Он не мог отстать от группы своих товарищей, своих односельчан, таких как Юрченко, Миляев, Сухенко. Успокаивая свою любимую жену, он говорил: - «Ты, не волнуйся, родная! Вот завоюем свою народную власть, тогда мы заживём с тобой на славу! И детям нашим жизнь будет светлая и счастливая.»

Но не сбылись слова отца. Он как ушёл на фронт, так больше не вернулся.

А осенью 5 декабря 1919 года у нашей матери родился третий ребенок, это была девочка, назвали её Ниной. О рождении у матери третьего ребёнка отец так и не узнал. Потому что он в это время погиб в отряде Летунова, где-то под Кустанаем, где именно узнать матери так и не удалось. Мать так и жила с нами троими сиротами в доме свёкра.

Она жила и всё ещё надеялась – вот откроется дверь и на пороге дома появится Яша, любимый её сердцу человек. Но увы, судьба так жестоко сыграла свою шутку, оставив нас сиротами!

Наша мать, конечно, не могла сразу поверить в гибель нашего отца! Она хотела знать истину о нашем отце. Вдруг до нашего посёлка дошли слухи о том, что случайно сохранившийся человек из отряда Летунова, возвратился раненый в своё село Белояровку. Узнав об этом, наша мать стала всячески упрашивать своего свёкра Илью Симоновича Давыдова, нашего дедушку, чтобы он согласился свозить её в это село, к этому раненому, не знает ли он что-либо о нашем отце. Дедушка согласился, он сам вместе с нашей матерью поехал в село Белояровку. Возвратясь оттудова, наша мать стала совершенно другой. Она поверила этому человеку, что её Яша убит. Он показал шарф, снятый с убитого нашего отца, мать шарф своей вязки узнала, но взять его - не взяла, оставила ему на память об отце.

Оставшись вдовой с нами, троими детьми, наша мать всё ещё продолжала жить в доме свёкра Давыдова Ильи Симоновича. Осенью 1921 года умерла всеми нами любимая бабушка Давыдова Евдокия Демьяновна. Жизнь в доме дедушки сразу нарушилась. Наша мать почувствовала себя лишней в доме дедушки. Поэтому она тихо и спокойно отделилась от дедушки. Он как раз в это время купил крестовый дом у Миляева, напротив церкви, на Средней улице, рядом со школой. Дедушка отделил нас с матерью в старый пятистенный дом, куда мы с матерью переехали жить.

Таким образом, мы возвратились в свой, Давыдовский дом, где мы все трое родились. Дедушка этот пятистенный дом отдал мне в наследство, как своему родному внуку, на что было сделано завещание дедушки на моё имя.

О матери

Наша, всеми нами любимая мать, Мария Никитична Плаксина была очень красивой. По этой причине она в 1912 году, в семнадцать лет была выдана замуж за полюбившего её односельчанина Яшу Давыдова. Единственная беда, мать наша была совершенно неграмотной, она даже не могла расписаться.

Несмотря на свою безграмотность, она была общительным человеком. Человеком исключительно доброй души. Её в нашем посёлке очень уважали, она была со всеми добрая, ласковая. Все родные и соседи очень сожалели, что наша мать так рано потеряла своего любимого мужа Яшу, нашего отца.

Я крепко любил свою мать, был к ней привязан с детства. Мать на мою ласку и привязанность отвечала своей материнской лаской. Любую просьбу матери я всегда исполнял охотно.

Мать очень радовалась моему послушанию и считала меня своей опорой. За тёплую материнскую любовь и ласку я отвечал ей также. Эти чувства я пронёс через всю свою жизнь. Они живы во мне и поныне!

Вспоминаю отзывчивость матери. Она умела залечивать раны, удалять занозы, заговаривать нарывы, останавливать кровь, присутствовать на родах детей и многое другое. Она не считалась со временем, был это день или ночь, она шла на помощь людям. Вот почему в нашем посёлке её знали все как простого и отзывчивого человека.

Люди посёлка её уважали и называли все просто Машей.

Умерла мать в октябре 1949 года в Челябинске. Я в это время проживал с семьёй в Средней Азии, на киргизском Памире, недалеко от города Ош. На могилку я смог добраться только через пять дней после похорон. Мёртвой матери я не видел. Видимо это облегчило утрату. Мать для меня долгое время оставалась как бы живой, но уехавшей далеко-далеко!

Потом, спустя много лет, я всё же смирился с тем, что наша мать умерла.

Только материнская любовь на всю жизнь осталась жива в моём сердце.

О прошлом

Вспоминая сейчас то далёкое прошлое, диву даёшься, какая всё же тогда царила темнота среди необразованного люда! Была сплошная безграмотность среди людей, особенно в отдельных деревнях. Там не было ни школ, ни церквей, не говоря уже о клубах или Красных уголках. Совершенно отсутствовали библиотеки. Молодое поколение росло в деревнях неграмотным. Народ жил, как в дремучем лесу, мы не знали что такое трактор. Не видели что такое железная дорога! А про радио и электро-свет мы не имели никакого представления!

Помню, как весной 1929 года к нам в посёлок Введенский пригнали трактор. Боже мой! Что творилось! Всё население посёлка вышло из домов, чтобы посмотреть на эту диковину. Трактор в посёлке! Это же неслыханное дело! Мы, дети, бегали за ним целый день до позднего вечера. Нам это всё было в диковину: как он бежит, как останавливается, как поворачивается. Узнали, что трактор называется «Форзон». Узнали, что он может пахать землю плугом, возить за собой сеялку и другие орудия сельского хозяйства.

Помню, как мы первый раз услышали у себя в посёлке радио у сельсовета. Так жители ему не поверили до тех пор, пока не снарядили в город своего человека и он оттуда заговорил: - «Слухай, кум Грицко, это я, Иван Починко, говорю из Кустаная!» Только тогда народ поверил в радио! Стали слушать и проводить его к себе в дома. А то не верили ни за что!

Это ещё раз говорит за то, какие мы были отсталые, неразвитые люди в своих посёлках и деревнях. Мы росли без своеволия, без своей мечты. Мы в деревнях и сёлах не получали никакого развития, культуры и образования, варились, что называется, в собственном соку, отсталые и забитые. Порой собирались гурьбой на реку Тобол. Там купались, ловили рыбу, раков руками в норах. Варили их и кушали прямо здесь, на берегу. Вот это были наши детские забавы и наши детские развлечения.

Зимой мы, дети, гоняли скот на водопой к реке Тобол, к проруби.

И ещё я хорошо помню, как в нашем посёлке Введенский начали организовывать колхоз. Назвали его «Крестьянин», это было весной 1929 года. Что только творилось тогда среди жителей нашего посёлка!

Одни шли в колхоз охотно, другие, подав заявление, на утро забирали его обратно, решали посмотреть, что получится из поступивших в колхоз. Третьи совсем не желали идти в колхоз. А зажиточные семьи, те не хотели идти в колхоз, они ночью тайком уезжали семьями из своего родного посёлка, кто куда! Они бросали всё: дом, скот, всё своё имущество, кое не могли увезти с собой. Они боялись идти в колхоз, там работать надо, а глядя на них, не шло много и других семей. По этой причине из многих сёл и посёлков жители уезжали кто куда!

Особо этим отличались годы сплошной коллективизации 1929-1930, годы разрухи. Помню, как в нашем посёлке Введенский, вставая утром, жители слышали голодный рёв скота. Хозяева бросали дома, скот, всё движимое и недвижимое имущество, и сами на конях, запряжённых в пароконные брички, уезжали, взяв с собой то, что могли увезти. Ехали кто куда, лишь бы не идти в колхоз, которого они боялись.

Словом, много тогда бежало из села зажиточного народа, а глядя на них, бежало много и других семей, лишь бы не идти в колхоз. В таких случаях всё брошенное имущество, скот и инвентарь забирал и оприходовал себе колхоз. А дома и все надворные постройки оприходовал сельсовет, он заселял в них семьи, которым негде было жить, а такие семьи в посёлке у нас были, хотя и не много.

Наша семья во главе с отчимом, Сергеем Васильевичем Михайличенко, тоже, глядя на людей, собралась и уехала из родного посёлка, бросив свою саманную хату и всё мелкое имущество, дабы не идти в колхоз.

Помню, как сейчас, это было в начале апреля месяца 1930 года, как раз начался разлив реки Тобол, уже залило нашу плотину и мы поехали по верху лога. Наша семья из восьми душ, шестеро детей, тоже решила уехать из родного поселка, куда глаза глядят, лишь бы не идти в колхоз. Так люди были напуганы колхозом. Наша семья из восьми душ была самая бедная в посёлке. Мне шёл пятнадцатый год, сестре Нюре шестнадцатый, а остальные были малыши. Забрали мы с собой только то, что могло уместиться в пароконную бричку: одежду и постель, четыре мешка муки и нас, шестерых детей.

В пароконную бричку, посредством ярма, была запряжена пара уже обученных доеных коров, а впереди их, гуськом, лошадь, на которой верхом сидел я и правил по той дороге, куда указывали мне отчим и мать. Хотя они и сами не знали, что нас ждёт впереди.

Вспоминая теперь то прошлое время, диву даёшься! Как можно было тогда, сорваться со своего обжитого места и ехать с такой оравой детей, не зная куда и зачем! Бросить своё обжитое гнездо, свою хату, всё имущество и постройки и уехать на чужбину, неведомо куда и не зная зачем! Да, это был необдуманный шаг, большой риск!

Я это пишу теперь, спустя уже много лет, вспоминая не только о своей семье. Много тогда, в то горькое время, иначе не назовёшь, пострадало нашего брата из посёлков и деревень.

Этот необдуманный в жизни поступок стоил нашей семье дорого: мы узнали, что такое холод и голод, мы из бедной крестьянской семьи превратились в нищих, голодных и оборванных детей. И чтобы не умереть с голоду, мы шли побираться. Собирать милостыню по дворам деревень и поселков, через которые мы проезжали.

Голодные, мы этому ремеслу быстро научились: - «Тётенька, подайте кусочек хлеба, Христа ради!» Это была лёгкая наука, но она была страшная! Женщины в деревнях, окружив нас, не только удивлялись, но и плакали!

Про Казахстан

Жизнь тогда, в те далёкие времена, не только в Казахстане, но и по всей России была тяжёлой! Всюду, на фабриках и заводах назревали революционные стачки. Потом начали появляться бои за установление Советской власти. Такие бои стали появляться и у нас в Казахстане. В то время шла борьба – кто кого победит!

В то время не только среди русского народа, но и среди казахов ходили разные слухи и разные кривотолки про Советскую власть!

Казахи, которые были мало-мальски обучены грамоте, а их было мало, понимали и верили в силу Советской власти, они стояли за Красных и вели за собой бедняков. А богатые, баи, их хотя и было меньшинство, они были против Советской власти, не верили в её силу. А против они были потому, что если победит Советская власть, то у них отберут скот, землю, фабрики и заводы, то есть всё то, где они, эксплуатируя бедных, наживали себе капитал. Вот эта небольшая группа баев и была самым опасным врагом молодой Советской власти. Они не только сами были против Республики, но подстрекали других малоопытных людей, людей неграмотных, людей колеблющихся!

Из-за подстрекательства этой небольшой кучки враждебно настроенных против Советской власти погибло тогда немало добрых, преданных Советской власти людей, людей честных, преданных идеям коммунизма!

Только благодаря силе Советской власти, у руля которой стоял тогда наш великий вождь В.И.Ленин, только под его руководством удалось установить на всей территории России Советскую власть, изгнать кулаков и баев.

Во время этих сражений в 1919 году погиб и наш отец Яков Ильич Давыдов. Но где именно, малограмотная наша мать так и не смогла добиться. А мы были ещё малые дети и по своей бедности не получили образования.

О разливе реки Тобол

Я хорошо запомнил одно людское бедствие в голодный 1921 год. Весна в этот год оказалась дружной, потайка снега была активной. Это вызвало сильный напор воды в верховьях. Наша река Тобол неожиданно вышла из берегов, затопила все низовья вплоть до Бажбенской горы, это на расстоянии 4-6 километров.

Казахи, жившие в аулах расположенных в этих низовьях, на заливных лугах, оказались в большой беде.

Спаслись лишь те семьи, которые были расположены ближе к Бажбенской горе. Они успели угнать скот и увезти вьюком на конях свои семьи и имущество в горы, где и спаслись.

Казахи, жившие в низовьях, все были предупреждены о приходе большой воды, но не все поверили. Они не поверили той бумаге, в которой говорилось, что идёт большая вода! Беда случилась непоправимая. Пострадало много семей, а вместе с этими семьями погиб скот, птица и имущество.

Ранним утром разбуженные шумом воды, треском льда и криками людей жители нашего посёлка Введенский сбежались к берегу реки. Они увидели невероятное – тонули люди и скот. Вода несла лёд, скот, кибитки и прочее. На льдинах сидели люди в одиночку и семьями и кричали. Алла! Алла!

Зрелище было ужасно страшным и непоправимым!

Сбежавшие к Тоболу мужики нашего посёлка бросились спасать людей. Они обвязывали одного веревкой и держа за другой конец отправляли его вглубь. Он, действуя шестом, расталкивал льдины, добирался [до того места] где люди и его за веревку тянули обратно к берегу. Так шло спасение людей по всему берегу Тобола. Работали до позднего вечера, не уходя на обед. Это были смельчаки Дасаевы, Булановы, Труновы, Юрченко, Сухенко, Миляевы, Плаксины, Давыдовы, Харченко и многие другие. Мы, дети, всё это видели и тоже не уходили до самого позднего вечера. Спасённых людей сразу же забирали и отводили в наш сельсовет.

Помню, как сняли одного казаха со льдины, так он от радости бросился в ноги к ним и стал целовать их. Или сняли со льдины одну казашку, она была так напугана, что не могла и слова сказать. Такое спасение людей шло по всему Тоболу, во всех посёлках. Очень многих удалось спасти.

Тогда я воочию нагляделся на людское горе и беду. Это я запомнил на всю жизнь. И я тогда понял что такое непоправимая беда – не приведи Бог видеть такое несчастье людей.

Голод

Кроме того, что я уже описал в своих воспоминаниях, мне хорошо запомнился страшный голод 1921 года. Это тоже была страшная история. В тот год во всей нашей стране произошла сильная засуха. Хлеба на корню погибли, травы сохранились только на заливных лугах. В стране произошёл страшный голод. Люди с голода пухли и умирали. Не хватало хлеба, мяса, овощей, не было сахара и соли.

Народ гиб на ходу, как мухи на лету. Всё это изнуряло людей, сеяло в них панику. Люди, чтобы как-то выжить ели всё. В сёлах поели всех кошек и собак, собирали кости, сушили их, мололи и ели. Скушали все кожи, ремни, даже кожаную обувь. Собирали травы, их обмолачивали, семена мололи и тоже ели.

На голодающих людей страшно было глядеть: они опухали и умирали. Мы тогда ещё малые дети, тоже собирали лебеду и ящерицу, и тоже нам подмешивали в муку и мы ели. У нас часто болели животы.

Но нас всех спас дедушка Давыдов Илья Симонович, а семья у него была одиннадцать душ. Он не жалел скот. У него было много крупного рогатого скота. Он его резал и нас кормил мясом досыта. За счёт этого мы зиму выжили. Я помню, как зарезали одного быка и взвесили. Восемнадцать пудов мяса от него получили, это нас и спасло, мясо мы ели всю зиму.

Кроме этого зимою дедушка Давыдов Илья Симонович купил дом у односельчанина Миляева – на Средней улице, напротив церкви. При доме была конная мельница. Дедушка всем молол муку из трав и разных зёрен. Даже молол кости. Мельница нас тоже выручала. Прожив у деда голодную зиму, мы все остались живы.

А лето 1923 года было сильно урожайным. Весь народ воспрянул духом, словно воскрес из мёртвых. Дедушка на мельнице стал молоть муку. Рушить просо и подсолнухи. Я часто брал зерна семечек и кушал. Это было нашей детской забавой, когда я приносил зерен полный карман. Мы их жарили и кушали.

Помню раз хозяин, рушивший свои семечки, застал меня, когда я набирал зёрна в рукавичку. Он пожаловался моему дедушке, дедушка только усмехнулся и ответил.

- Напомни мне при гарнцевом сборе, я с тебя меньше возьму, чем положено.

Этот случай говорит о том, что я у дедушки был самым любимым внуком, потому что я среди его внуков был один – мальчик!

Дедушка меня очень любил, я до шести лет сидел у него на коленях за завтраком, обедом и ужином! Я до сих пор это помню.

Несколько слов о своём детстве

Я всё хорошо стал помнить с шести лет. Потому, как я ко всему стремился, а дедушка Давыдов умел всё делать своими руками, вот он и мне стал поручать кое-какие дела. В семь лет я уже многое мог делать. Я рано освоил верховую езду на лошади. Я мог верхом сгонять скот на водопой к реке Тобол, мог сидя верхом боронить вспаханную землю, поэтому взрослые меня охотно брали с собой в поле, весной на пахоту, летом на сенокос, осенью на хлебоуборку. Я с малых лет был приучен ко всем видам полевых работ. Порой даже заменял взрослых. Я во время пахоты мог два-три круга пропахать на быках,  в сеноуборку мог ездить на конных граблях, сгребать сено в валки. Или с ручными граблями сгребал за копнильщиками сено. Часто с мешком ходил по полю, собирал сухие «кизяки» для топлива к костру, где мы готовили пищу для себя.

Кроме того, я в обеденный перерыв, когда взрослые отдыхали, пас рабочий скот, гонял его на водопой к пруду и обратно. По воскресеньям я на стану оставался один с рабочим скотом. Взрослые уезжали домой помыться в бане. Также я оставался один на стану в случае непогоды. На ночь ко мне приезжал мой дедушка Давыдов. Вот так я с ранних лет привыкал ко всем полевым работам.

Я научился рассевать вручную зерно, сам мог запрячь коня, быков в ярмо. Рано научился косить сено ручной литовкой. Зимой дома я дедушке помогал строчить сбрую, плети, кнуты, делать мелкий ремонт сбруи для скота и многое другое. Например, делать дратву для подшивки обуви, просмолить е варом, а в конце вплести щетинку от свиньи, чтобы шить в оба конца.

Всему этому меня учил мой любимый дедушка, которому я многим обязан за его деловой и упорный труд в моём воспитании с моего раннего детского возраста. Вот почему я и рос послушным во всём.

О моей рыбалке

Я с самого раннего детства очень полюбил ловлю рыбы удочкой. Это стало моим любимым занятием на всю жизнь. А началось с пустяка! Как-то раз я упросил своего дедушку Давыдова сделать мне поплавковую удочку. Он сделал. Удилище было сделано из тальника, леска из волосинок конского хвоста, поплавок из кусочка сухой кучи. Я в сельпо купил крючок – всё это составило поплавковую удочку. Вот такое немудрёное устройство было моей первой рыболовной снастью. Позже всё это было мной усовершенствовано.

Рыбная ловля на удочку была у нас распространена только среди детей. Взрослые ловили бреднем. И то редко, им работы хватало в поле с утра до поздней ночи, всё лето. А зимой уход за скотом.

Наша мать, Мария Никитична, очень была любительница рыбных блюд. Она, поощряя моё увлечение рыбалкой, всегда просила меня сходить на Тобол и поймать на уху. Она очень любила свежую рыбу. Помню, как я заготавливал всё с вечера, а утром рано мать, вставая доить корову, будила меня. Утром, еще по сонному переулку, я бежал к своей родной реке Тобол, в одной руке я держал свою заветную удочку, сделанную мне дедушкой, а в другой я нес свой неизменный чайник с отбитым носиком, в котором тарахтела консервная баночка с огородными червями.

Придя на берег реки, я усаживался на свои излюбленные места и ловил рыбу. В те давние времена рыба клевала очень здорово. Только успевай, тащи. Я реку Тобол знал хорошо и хорошо знал места, где какая рыба ловится. Если мать просила рыбы пожарить, я шёл к водяной мельнице и там – только успевай насаживать – ловил чебака, плотву и пескарей. А если мать просила на уху рыбы, то я переходил Тобол вброд по пояс, на другую сторону, и там, возле зарослей камыша и кочек, ловил ершей и окуней! Ловилась рыба тоже здорово и уже через два-три часа я бежал домой, неся полным свой заветный чайник свежей рыбой. Мать всегда с радостью встречала меня, обнимая, она называла меня своим кормильцем. Она кормила меня горячими пирожками с топлёным молоком или блинами со сметаной, и я шёл под навес спать, укутавшись в свой заветный тулуп.

О моих дедушках

Оба мои дедушки – Давыдов Илья Симонович и Плаксин Никита Михайлович – были любители изредка побродить по реке Тобол, а иногда и по озёрам с бреднем порыбачить свежей рыбки. У них у обоих были свои бредни для ловли рыбы метров по 30-40. Делали они рыбалку в свободное от работы время, чаще перед большими летними праздниками. Меня они всегда брали с собой. Я на подводе ехал вдоль берега реки, а они вдвоём тянули бредень. Там где они делали вытонку, я останавливал подводу, брал ведро и бежал к ним собирать рыбу. Рыбу я приносил, высыпал в кадку, которая была привязана на телеге и ехал за дедушками к следующей вытонке. Кадка пополнялась водой вместе с рыбой, а когда она была полная, мы все купались, одевались в сухое бельё и ехали домой. У деда Плаксина во дворе был свой колодец. Здесь дедушки делили рыбу и умывались.

Иной раз мы ездили ловить рыбу за Тобол в озёра. Там ловился в основном карась. Как-то раз, мы, переезжая от озера к озеру, набрели на садок Корчагина. Там мои старики не стали ловить рыбу и уехали к другому озеру. На мой вопрос дедушка Давыдов мне объяснил, что Корчагин в нашем посёлке славится рыбаком, кому надо свежей рыбы, все идут к нему, и он им продаёт рыбу. Свой садок он пополняет рыбой, пойманной в других озёрах и пущенной сюда. А кому надо рыбы – ему заказывают, и он привозит. Рыбу в своём садке он ловит по-особому, крупную берёт, а мелочь оставляет, чтобы подрастала.

Так в моём понятии осталось на всю жизнь: чужое трогать нельзя, даже тогда, когда никто не видит – это воровство чужого добра!

Так это я себе запомнил на всю жизнь и никогда, где бы я ни жил, я чужого не трогал.

О дедушке родном

Мой родной и любимый дедушка Илья Симонович Давыдов, хотя и был он добрым в семье человеком, но скупой был до невозможности. Скупой, но деловой. О таких людях, как мой дед в народе говорили «от скуки на все руки». Я не знал дела, которого бы он не мог сделать. Сам катал семье валенки, шил любую обувь и сбрую на коня, сам чинил обувь и сбрую, плёл кнуты, плёл казахам плети (камча). Сам делал колёса со ступицей и даже ярмо на быков. Только оковывать колёса носил в кузницу к Сухенко, соседу, который жил против нас. Звали его Моисей – он был заядлый охотник.

Я не знал такого дела, которое бы дедушка не мог бы делать. За что бы он ни брался, всё у него получалось красиво и хорошо. Я к дедушке был очень привязан и очень любил его. Я с ранних лет был приучен к лёгкой шорной работе. Я мог , сидя на стуле с зажимом, строчить сбрую или чинить её, мог плести в четыре и шесть кнут и плётку, чинить ременные вожжи, шить оброть на коня или изготовить налыгач для быков, мог починить оброть или чересседельник!

Вот так мне дедушка поручал мелкие работы, приучая меня к крестьянскому труду. А мне шёл седьмой годик!

О нашей бабушке Давыдовой

Наша бабушка, Давыдова Евдокия Демьяновна, была всеми нами любимой. Она была очень доброй, милой и ласковой!

К ней, бывало, днём и ночью шли люди – она в народе славилась добрым лекарем и человеком доброй души. Она лечила все болезни, заговаривала нарывы, останавливала кровотечения, детей лечила от плохого глаза или младенческого, от испуга и т.д. и т.п.

Однажды вечером к нашей бабушке пришёл дьякон нашей церкви. Звали его Тимофей, держа левую руку в правой, он взмолился, обращаясь к бабушке: - «Дорогая Евдокия Демьяновна, век не забуду, сделай своё доброе дело!» Бабушка вымыла руки, подошла.

 - Ах, Тимофей, Тимофей, - сказала она,  - да разве так можно запускать болезнь, не только без пальца, без руки можешь остаться.

- А я, Демьяновна, не верю вашим бабкам и не верю колдовству.

- А если не веришь, так зачем же пришёл, - ответила бабушка.

- Дальше нет у меня терпения. Хочу на себе убедиться, век молиться буду, всем скажу, чтобы верили.

Бабушка улыбнулась и взялась за дело. Она вдёрнула в иглу суровую нитку, проколола насквозь нарыв, выдернула иглу, а нитку оставила в нарыве. Сама стала дёргать нитку за концы, из нарыва гной сначала бежал, а потом стала капать сукровица.

Тимофей облегченно вздохнул и незаметно уснул. Бабушка ему подложила подушку и забинтовала палец. А когда он проснулся, то сам себе не поверил, тому, что с ним стало.

Или вот другой пример. Как-то раз жена одного богача нашего посёлка Канунникова привела к нашей бабушке свою дочь Дуню. Она что-то шила и загнала швейную иглу в ладонь левой руки. Дуня была уже невеста, ей шёл восемнадцатый год. Она очень боялась, что от иглы умрёт. Когда бабушка осмотрела рану и заговорила три раза подряд, Дуня заметно успокоилась. А на третий день игла показалась, и бабушка её легко удалила. Как Дуня радовалась, это надо было видеть.

А ещё характерная черта доброты нашей бабушки была в том, что она каждому просящему милостыню, прохожему, всегда подавала добротный кусок хлеба и на него отрезала четвертинку солёного сала, она старалась накормить голодного человека.

Однажды я слышал, как бабушка говорила нашей матери, поучая её: - «Ты, Маша, всегда нищему и прохожему человеку подай кусок хлеба с салом, правой рукой. Так, чтобы левая не знала!»

Возможно, этот намёк касался нашего дедушки, Ильи Симоновича, он слыл человеком скупым и строгим. Да, наш дедушка был строгий, но деловой. За всё это его народ уважал и даже избирал своим старостой посёлка Введенский.

А наша бабушка у нас, детей, была самым милым для нас человеком. Она знала множество старинных сказок и стихотворений. Бывало вечером соберёт нас, детей, сама сядет спиной к печке, где потеплее, и станет нам рассказывать. А уж рассказывать сказки она умела! Она так красиво и так плавно говорила, что мы, дети, невольно засыпали, не замечая за собой этого. А утром, мы снова приставали к бабушке, чтобы она нам досказала сказку. Бабушка нам обещала, но велела дождаться вечера, а сейчас она занята. И как вечерело, бабушка снова усаживалась у печи и мы, окружив ее, слушали, как Иван-царевич жар птицу поймал, как ему невесту серый волк достал…

Трудно сейчас припомнить, сколько было проведено таких вот задушевных и милых вечеров с нашей любимой бабушкой, когда при свете керосиновой лампы, мы слушали спокойное журчание тихой речи бабушки, под вой ветра в печной трубе. Из бабушкиных сказок мы многое познали. Нам, детям, на всю жизнь запомнились эти зимние вечера, проведённые с милой бабушкой. Эти вечера нам запали в душу на всю жизнь. Нам, детям, очень нравились герои в бабушкиных сказках, они, эти герои, в нас вселяли свою силу и мудрость, пробуждали в нас мудрость к сильным и слабым. Кроме того они, эти герои, призывали нас бороться с двенадцатиглавым змеем и быть такими же сильными, как герои в бабушкиных сказках. Да, это были незабываемые вечера, проведённые с нашей любимой бабушкой. Она была человеком большой, человеческой, доброй души!

Многие из бабушкиных сказок я пронёс через всю свою жизнь. Я очень любил рассказывать сказки или услышанные истории, приключения. Часто я рассказывал в зимние длинные, вечера, когда надо было как-то скоротать время. . Или, проезжая в вагоне, я увлекал пассажиров своими рассказами, а рассказывать увлеченно и складно я научился от бабушки. А жители посёлка Аргаяш, Челябинской области, где я прожил свои молодые годы, меня помнят и поныне. Я их часто собирал своими рассказами, а рассказывать я умел, причём очень увлечённо, как наша покойная бабушка, выделяя самое главное красочными словами.

Увлёкшись своим рассказом, я даже не замечал иной раз, как отдельные мои слушатели, отвернувшись за спину соседа, плакали. Тогда я прерывал свой рассказ, давал людям успокоиться и снова продолжал рассказ дальше.

За мой рассказ слушатели меня благодарили и не переставали удивляться моим умением рассказывать. И я этим гордился, потому что это правда!

А ещё в мою детскую душу влились и сохранились на всю жизнь заученные мною любимые стихотворения! Да! Милые детские годы, какое это было хорошее детство! В жизни, наверное, нет ничего прекрасней и милей этих славных лет!

В заучивании стихов и рассказов тоже не обошлось без трудов нашей любимой бабушки. Это она собирала нас вечерами и по очереди: Нюра, Клава, я, Саша и Маня – рассказывали стихи и басни. Этим мы друг друга учили и быстрее запоминали. Моя сестрёнка Нюра нас покоряла всех, она быстро и легко запоминала и, повторяя, учила нас. Так мы на всю свою жизнь запомнили много стихотворений!