В борьбе за власть Советов

"За Асбест". Газета Джетыгаринского асбестового комбината. 1967 год

Видимо тест не самого начала

Местом для штаба казаки выбрали больницу пана Грущинского. И началось. Только Парамон Джунковский, увидел силуэты проскакавших по занесенной снегом улице казаков, успел несколько раз ударить в рельсы. Да сменивший Петра Пескова туговатый на одно ухо Филимон Крапивко, увидев скачущих во все стороны казаков, не заходя к себе, успел добежать до деда своего и предупредить спящих там партизан.

Спросонья услышав грозный возглас: «Казаки напали!» они, выскочив через окно, успели скрыться. Это были руководители боевой подготовкой партизан Петр Крапивко, Рябоконь, Дмитрий Крапивко и политкомиссар Аксион Бошевой. Ворвавшиеся в избу каратели не заставляли там никого.

Услышав выстрелы на улице, Марк Дзюба, быстренько одевшись, взял с собою винтовку, саблю и через окно выскочил во двор. Вскочив на белоснежного коня, он вихрем помчался в сторону штаба. И до последней пули он сражался в первых рядах. Будучи уже тяжело раненым, он саблей вспорол брюхо коню, на котором подъехал к нему офицер.

С утра был туман. И трудно  было разобрать, где чужие, где свои. Застигнутые врасплох, партизаны оказывали упорное сопротивление во много раз превосходящим силам карателей. Но, к обеду сопротивление их было сломлено.

Спешившие на помощь львовцам партизаны села Тавриченки во главе с Дмитрием Молчаном в Глебовке напоролись на казачьи разъезды и с боем вынуждены были отойти.

Сломив сопротивление партизан, каратели стали сгонять оставшихся в живых жителей к церкви, на площадь. Поселок предали грабежу и разбою.

Вот как об этом вспоминает девяносточетырехлетний участник Львовского восстания, старожил Львовки Клим Кондратюк:

«К тому времени, поселок наш был очень большим. На северо-востоке он доходил к бывшему Ремаганбеткину аулу, а чуть левее простирался к Львовскому опытному полю и в сторону Джетыгары. И потому вовсе неудивительно, что отряд карателей грабил наш поселок почти все лето.

Когда восстание было подавлено, слышались жуткие вопли женщин и детей….. Стоны, рев скотины, вой собак – все смешалось. Те, кто не успел убежать, стали жертвами беспощадный карателей. У всех на глазах они надругались над тринадцатилетней дочерью моего соседа, бедной старухи.

И очень трудно без содрогания души вспомнить об их бесчинствах. Нас согнали на площадь возле церкви. К нам никого не допускали. Люди были одеты кое-как, в спешке не до этого было.

По глубокому снегу и бездорожью нас, окровавленных и обессиленных пригнали в Мариновку. О еде забыли. Уставшие свалились с ног. Заночевали, тесно прижавшись друг к другу.

На следующий день на с погнали в Андреевку. За Мариновкой влево от дорги есть открытое место, где был майдан казачий. Когда мы стали доходить к этому месту, голова колоны приостановилась. Что-то недоброе чуяло сердце. Стали прощаться друг с другом…

Какой-то вахмитср крикнул:

- Чего возиться с этой красной сволочью. Прикончить всех их в этом долу и вся недолга!

Но, вот вдали показался всадник. Подлетев к начальнику конвоя, он протянул ему какой-то пакет.

Прочитав пакет, тот смачно выругался и ни слова не говоря, повел нас дальше.

Едва бредущих людей подгоняли нагайками. У Григория Бойко гноилась нога, но он, несмотря на страшную боль, старался не отставать, и виду не подавал, что ковыляет из последних усилий.

Так мы добрели до Андреевки. На подходе к селу мы увидели толпы людей, стоящим по обеим сторонам дороги в ожидании. В руках у баб были крынки и горшки с молоком и простоквашей, а мужики были вооружены кольями и дубинками. Понять что-либо было трудно. Думалось нам, они тоже люди и видимо решили поддержать нашу силу; бабы ведь с крынками и горшками. Но не тут-то было.

Стоило крикнуть какому-то молодцу: «бей голоштанников-партизан, ведь они министрами захотели стать!», как вся толпа, вместе с частью конвоя набросилась на нас. Мужики били тем, чем были вооружены, а бабы опрастывали содержимое своих сосудов на наши головы.

Все смешалось. Предсмертные крики избиваемых, снежная пыль, поднятая копытами коней, и падающие от ударов люди. Шел я рядом с братом Кондратом. На него замахнулся саблей какой-то казак и он мешком рухнул на землю. Упал и я. Кто-то рубанул с коня, но не достал.

Не помню, как мы дошли до здания школы. И тут снова началось. Саранчука Прошку как ударили по голове, так и кровь брызнула на парту. И ахнуть сердешный не успел. Фельдшера Данилова ткнули шашкой между лопаток, тоже отдал богу душу. Так же погиб и Павел Лобары.

- Да, сынки, - говорит далее дед со слезами на глазах и трясясь от волнения, с трудом вспоминая прошлое, - разве вспомнишь все бесчинства, которые они творили над нами….

Тяжелым и тернистым был путь отважных партизан до Троицка. И наши партизаны еще не раз пережили такие издевательства враждебно настроенных казаков в Бредах, в Полетаеве, в других станицах и селах.

Наконец-то Троицк. Начались спешные допросы, пытки.

2 апреля 1919 года военно-полевой суд вынес приговор по делу львовских партизан.

Третьего апреля 1919 года приговор был утвержден генералом Дутовым.

Вот выдержки из приговора: «Суд рассмотрев дело, признал:

Пескова Петра, Шульгу Ф., Скокова В., Наплекова Л., Киселева С., Царенко Ф., Мешкова И., Синкевича А., Смирнова М., виновными… приговорил к лишению всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через расстреливание.

Бухалов С, Воротыленко Н., Гладковского М., Тарана Андрея, Булычева А., Выстороп Б., к ссылке к каторжным работам на 20 лет каждого.

Булычева П., Джунковского М., Милосного З…, к 15 годам каждого,..»

Третьего апреля после полуночи приговор был приведен в исполнение.

О дальнейших событиях возвратившийся из каторги Зиновий Милосный рассказывает:

Сначала несколько слов о Марке Дзюбе. Когда Марк, теряя последние силы, напал на офицера, озверелые казаки подняли его на штыки. Вот последние слова отважного партизана: «Как хотите, так и издевайтесь надо мною, я погибну, но народ меня никогда не забудет. Я умираю за власть Советов!»

Потому-то и мертвым Марк был страшен врагам. Он лежал весь прошпигованный штыками. Потерявшим облик людей, извергам и этого оказалось мало. Они ковырялись во рту партизана штыками, а на груди вырезали пятиконечную звезду.

На площади лежали порубленные казакми Иван Синкевич и денисовский партизан Ланцов.

Иначе сложилась судьба Феодосия Шульги. Когда расстреливали приговоренных к смерти партизан, Феодосий обливаясь кровью тоже упал, но рана его была не смертельной. Дождавшись ухода палачей, Феодосий выполз из своего смертного одра. С неимоверными усилиями он лишь к утру выбрался из города. Скрываясь по степи, у сердобольных людей, наконец добрался он до родного поселка, где и поведал об этой страшной истории.

Феодосий скрывался у отца Нестора в ауле Сансызбайкопа. Местные казахские баи выдали его алашордынским прихвостням, отступавшим вместе с армией атамана Дутова, которые расстреляли Феодосия вместе с братом Никифором.

После осуждения на каторгу, - продолжает Зиновий Милосной, - мы попали в знаменитую Александровскую централку, где пробыли около девяти месяцев. Затем под руководством комиссара Рябова подняли восстание. Но оно было жестоко подавлено.

Вскоре нас освободил партизанский отряд Карандашилова.

Сейчас в городе Иркутске есть братская могила, где покоятся наши славные земляки партизаны – львовцы. В поселке Львовке установлен памятник героям, погибшим в борьбе за власть Советов.

Живы некоторые участники восстания, старожилы, родные и близкие погибших. Так, родной брат Феодосия Шульги Яков – доцент в Киеве. Родная сестра Марка Дзюбы – Христина Петровна живет в Днепропетровской области, а племянник Виктор Иванович Дзюба работает водителем в нашем городе. Племянник Ивана Синкевича Владимир Синкевич – лучший шофер Мечетной ГРЭ, а очевидец восстания Юлия Платоновна Синкевич-Петренко так и живет во Львовке.

Жена политкомиссара Аксиона Бошевого – Мария Александровна и сын Виктор Арсентьевич Бошевой также живут у нас в городе. Здесь же проживают сын Егорова – Павел Константинович с восьмидесятилетней матерью.

Дела потомков говорят сами за себя.

                                                                           К.Есжанов