Последняя поездка Хрущева

"Кустанайские новости". 8 мая 1993 года

Ездить Хрущев любил. После затворника Сталина это было непривычно, и в конце пятидесятых народный фольклор выдал такую загадку:

На вершине его

Не растет ничего.

По белу свету мотается,

На Х начинается.

К своему детищу – целине – Хрущев относился любовно. Она отблагодарила его за риск знаменитым урожаем 1956 года, и маловеры, скептики враз примолкли, а его авторитет неизмеримо вырос. Чтобы потом не говорили о неверном выборе приоритетов, Нечерноземье не смогло бы так быстро выручить страну, начавшуюся задыхаться от бесхлебья, если бы его стали осваивать вместо казахстанской и сибирско-оренбургской целины. И молодежь не хлынула бы таким мощным потоком под Орел, Калинин или Горький. Корчевать кустарник, высушивать болота в обжитом краю для нее не романтика.

1964 год был хорошим для Хрущева. В апреле ему исполнилось 70 лет, и Брежнев прикрепил к хрущевскому пиджаку Золотую Звезду Героя Советского Союза. После неудачного предыдущего года пришли хорошие вести об урожае из Казахстана. Он не мог усидеть в Москве. Вечером 10 августа правительственный поезд помчал его в кустанайские степи.

Первая остановка будет в Комсомольском районе, и Хрущев сразу поедет в поле. У районного руководства голова шла кругом. О непредсказуемом поведении «коммуниста №1» ходили легенды. А вдруг он закапризничает и откажется от предложенного маршрута? Значит, надо проложить еще несколько, и пусть бульдозеры вылижут каждую кочку. А вдруг захочет заехать в какой-нибудь поселок? Мать наша, везде же землянок полно, а на них от беспрерывных дождей трава вымахала. Траву скосить, вырвать, сараи, если оказываются в зоне следования, снести. А вдруг к нему выбежит какой-нибудь тип, передаст письмо или затеет ненужный разговор?

Мы с зав.сельхозотделом районной газеты «Знамя коммунизма  Басовым решили во что бы ни стало присутствовать при событии. Дабы не искушать судьбу, выехали вечером, переночевали в Госселекционной и утром двенадцатого августа поехали на «объект». Станция Комсомольская представляла собой обыкновенный железнодорожный разъезд рядом с лесополосой и в окружении полей Карабалыкской опытной станции. Там уже толпились люди. Начальник райотдела Н. Подборонов, знакомая и незнакомая милиция щеголяла в штатском. Хрущев не терпел, чтобы среди встречающих был бы хоть один милиционер. «Мне некого и нечего бояться. Меня охраняет народ».

Мы с Басовым заняли позицию настолько удобную, что потом попали в кадр с Хрущевым. В отличие от начинающего собкора «Ленинского пути», Александр Алексеевич знал многих «областных» и сейчас раскланивался с ними.

- Хочешь, к губернатору подойдем? – издевался он надо мной, указывая кивком головы на первого секретаря обкома партии Бородина. – Ну, ладно, ладно… Вижу коленки дрожат. Рядом с Бородиным стоял Моторико Михаил Георгич. Авторитет. В области не задержится. Теперь сюда смотри. Это Кунаев, предсовмина. Курит и курит «Казбек». Он в опале. В шестидесятом Хрущев поставил его первым секретарем, а через три года ни за что снял. А дальше видишь, маленький? Вырядился в вышитую украинскую рубашку. Это Юсупов, нынешний первый секретарь ЦК.

Подошел поезд. Торжественную встречу устроили тут же, под насыпью. Селекционер Лидия Васильевна Пименова, давшая целине знаменитые сорта мягких пшениц «Жана кызыл», «Кустанайская-14», преподнесла Никите Сергеевичу хлеб-соль, а пионеры – цветы. В поте лица работали фотокорреспонденты радио, ловившие в микрофон каждое слово Хрущева. А мне тот день запомнился тем еще, как два безвестных фотокорреспондента из Комсомольца и Федоровки дали фору всем титулованным коллегам.

Во время одной из остановок Хрущев накричал на фотокоров, что те мнут много пшеницы, и они уже остерегались вприпрыжку бегать и приседать в поле. И вот Хрущев подходит к заранее связанному снопу, любуется им и неожиданно для всех поднимает над головой. Что тут было! Не щадя посевов, ватага фотокоров бросилась занимать позиции, но было уже поздно. Хрущев опустил сноп. Этот краткий миг запечатлел только Иосиф Лейман, шофер и фотокор газеты «Знамя коммунизма». Столичная пресса прознала о снимке, и он должен был стать центральным в большом фотоальбоме, но через два месяца жизнь пошла по другому руслу.

В Федоровском районе Хрущев осмотрел выставку скота, остановился на пшеничном массиве, обещавшем фантастический урожай. «Убрано знаменитое поле» - даст потом заголовок репортажу собкор В.Образцов. Кортеж машин прибыл в Пешковку, где и состоялся обед. Кастрюли с горячим из столовой носили через дорогу в совхозную контору. Здесь недалеко от конторских дверей, произошла поразительная по своей невозможности сцена, о которой еще никто нигде вслух не говорил.

Выше уже указано, о намерении властей составить списки «неблагонадежных» Такая работа была проведена. Позже мы насели на уполномоченного областного УКГБ И.Плотникова, и не выдержав напора, он под ужасно большим секретом сообщил, что в том списке было 123 человека, а тот, о ком пойдет речь, по «вредности» входил в первую пятерку и потому требовал к себе особого внимания. Как же он, «меченый», сумел прорваться через цепь охранения? Но уполномоченный вместо ответа только развел руками.

 Н.С.Хрущев в Пешковке. Фото из личного альбома Елены Авдиенко (Загиней)

В общем, так. Отобедовавши Хрущев вышел из конторы и то ли потому, что машины не подали, то ли по доброму расположению духа решил узнать у собравшихся о житье-бытье. Он действительно не боялся народа и при удобном случае вступал в летучие диалоги. Ходил анекдот. Хрущев приезжает в деревню. Его встречают. «как живете, товарищи колхозники?» - шутит Никита Сергеевич. «Хорошо живем», - тоже шутят колхозники. Сейчас с беседой что-то не заладилось. Я находился где-то рядом, но Хрущев закрыт людьми, и можно было только слышать, что происходило. Неожиданно донеслись отрывистые и, кажется, пьяные крики: «Никита Сергеевич… земляки…вместе работали…» И так же быстро все стихло. Хрущев сел в машину и уехал со свитой на совещание в клуб.

Через несколько дней в Федоровке редактор газеты «Знамя Октября» С.Бережнев показывает мне фотографию и любезно интересуется, не опубликует ли ее областная газета. Снимок был потрясающий. Молодой, почти двухметровый телохранитель держал кричащего, вырывающегося мужичонку лет пятидесяти и в картузе. У Хрущева был растерянный вид, рядом стоял ничего не понимающий Бородин. А на заднем плане начальник охраны проталкивался назад через толпу.

Интересно, какой угол пришлось бы искать и где, появись фотография в газете. Каюсь перед Сергеем Ефимовичем: это я увел у него снимок. К сожалению фамилии фотокора не запомнил.

В тот день мне пришлось столкнуться с парадоксами в системе охраны Хрущева. Они были так поразительны, что наводили позже на мысль, а не специально его так «охраняют».

Когда, отстав от машины, я доплелся по раскисшему пешковскому чернозему от конторы до клуба, совещание уже началось. Парадная дверь была закрыта, и возле нее прохаживались крепкие ребята в штатском. Нахальная попытка вступить в переговоры была ими решительно пресечена. Эх, мне бы в помощь нашего редактора Леденева Михаил Андреевича. Он был в хороших отношениях с редактором «Известий» А.Аджубеем, зятем Хрущева. Но Леденев в зале.

Кляня себя за опоздание, в полной безнадеге огибаю клуб и направляюсь к выходным дверям. Что это? Двери раскрыты настежь, и возле них, кажется никого. Не веря в удачу, я на цыпочках приближаюсь к ним и не дыша переступаю порог. Проходы забиты людьми. На меня не обращают внимания. Я протискиваюсь вперед и с облегчением достаю блокнот и ручку.

Выступал директор совхоза имени Ленина Н.Хван. Он говорил, что без паров нельзя строить разумную систему земледелия. Хрущев перебил его:

- Земля гуляет, Николай Григорьевич. А она рожать должна. Вот вы докажите мне, что год пара и год посева дадут больше зерна, чем два года посева, тогда я соглашусь.

Переубедить Хвана ему не удалось.

Через день Хрущев провел большое совещание в Целинограде и среди лучших руководителей на целине назвал начальника Комсомольского райсельхозуправления П.Грищенко.

После отъезда Хрущева дожди пошли еще сильнее. Хлеб полег. Зерно прорастало в колосе. Многие поля поразила ржавчина, которую собственный корреспондент «Правды» Н.Лаптев назовет бурым лихом. Потери были большие, но и собрали немало. Хлеб, этот стратегический товар, был для Хрущева ценен, а целина также дорога, как Куба, как космос.

                                                   Александр Рукавишников

Фотографии из Государственного архива Костанайской области

Далее Вы можете увидеть фотографии, которые мне любезно прислала Ольга Кирьянова (Бережнева)

следующая

и еще